Бодрое настроение Голубева вселяло какую-то уверенность в предстоящем успехе. Однако по прошествии недели Бирюков все-таки позвонил в райотдел и доложил подполковнику Гладышеву о бесплодности поисков. Тот, видимо, уловив в голосе Антона нотку пессимизма, спросил:
- Как настроение у Голубева?
- Как всегда, отличное, - ответил Антон. - Верит в успех.
- Вот и ты должен верить, - ободрил подполковник. - Запомни, нет безнадежных дел, есть люди, безнадежно опускающие руки. Для сотрудника уголовного розыска это самое последнее дело - опустить руки.
Слава Голубев, узнав о разговоре, закипятился:
- Правильно говорит товарищ Гладышев! Хороши бы мы с тобой были, если б раскисли, не доведя проверку до конца. Жаль вот, что не круглосуточно отделы кадров работают. Быстрее бы тогда у нас дело пошло, а так, не успеешь оглянуться, - рабочий день кончился.
Бирюков улыбнулся. Вроде бы и пустяк сказал Голубев, но была в сказанном такая искренняя вера в успех, что Антону стало стыдно за свою минутную слабость. Открыв записную книжку, где были перечислены все новосибирские автотранспортные предприятия, он стал округлять те, в которых уже побывали. Округленных получилось больше половины. Слава заглянул в книжку и предложил:
- Давай усилим темпы. Мы как сейчас делаем? Чуть рабочий день к концу, уже направляемся в гостиницу, боимся на часик сверхурочно задержать кадровиков. А что этого бояться? Зачем такая щепетильность? Пусть хоть пять минут остается до конца рабочего дня, застанем кадровика на месте - выкладывай сведения и сиди с нами, пока разберемся. Не по личному ведь вопросу приходим, по служебному. Правда?
- Правда, Славочка.
За следующий после разговора день кружочков в записной книжке прибавилось, через сутки - еще. Дело близилось к концу, для завершения проверки оставалось два, в худшем случае - три дня.
В тот вечер, перебирая учетные карточки, Бирюков беседовал с очередным начальником отдела кадров, которого застал буквально перед самым концом рабочего дня. Фамилия кадровика была Жариков. Мрачноватый, уже предпенсионного возраста, он, поворачивая на столе массивную, полную окурков пепельницу, неторопливо рассказывал о водителях, которые заинтересовали Антона, детализировал их привычки, особенности характера. Сам в недавнем прошлом шофер, Жариков знал водительский состав, что называется, досконально. Беседа затянулась. Охарактеризовав очередного шофера по фамилии Бухгольц, Жариков щелкнул пустым портсигаром и обратился к Бирюкову:
- Вы не курите? Не подрассчитал, свои все кончились.
- Не курю, - ответил Антон и на какую-то секунду задержал взгляд на портсигаре.
Память сработала молниеносно. Точно такой же портсигар - серебряный, с изображением крейсера "Аврора" на крышке - был у Иннокентия Гаврилова.
- Разрешите взглянуть, - попросил Жарикова Антон.
Жариков равнодушно протянул портсигар. Бирюков открыл его и на внутренней стороне крышки прочитал гравировку: "Георгию на память от Иннокентия. Сентябрь, 1966 г." Тотчас вспомнились слова Гаврилова: "Гошкин подарок… Перед увольнением он мне подарил, а я такой же ему. Обменялись, так сказать", и Антон почувствовал нервный озноб - портсигар, бесспорно, принадлежал Георгию Зорькину.
- Чистое серебро? - стараясь не выдать волнения, спросил Бирюков.
- Кажется, чистое, - Жариков отыскал в пепельнице подходящий окурок и прикурил его. - Должник один вроде как в залог отдал. Года два уже таскаю, - и вдруг спохватился: - А ведь должник мой похож на того, которого вы ищете!
Антон выжидательно замер. Жариков почмокал гаснущим окурком и заговорил:
- В шестьдесят восьмом году я еще работал шофером. Был в то время у меня сменщиком Бухарев Григорий Петрович, возрастом и внешностью - как вы рассказывали. Шоферишко - так себе, в придачу - выпивоха. Поначалу я этого не знал, ну и сдуру как-то тридцатку ему одолжил. Вскоре после этого за пьянку госавтоинспекция у него права отобрала, и его с работы, как говорят, без выходного пособия… Я и надежду потерял, что долг стребую, а года два назад в гастрономе встретились. Смотрю, с бутылкой… Подхожу: "Что же ты, друг ситный, водочку попиваешь, а должок забыл?" Он заюлил, как кошка, которой на хвост наступили, вижу, удочки сматывать настроился. А в эту минуту сотрудник милиции в гастроном входит. Я в шутку: сейчас, мол, подзову. Бухарева будто кипятком обдали, достает портсигар: "Возьми, серебряный. Как деньги появятся, сразу приду, обменяемся". Думаю, с паршивой овцы - хоть шерсти клок. Забрал портсигар, считал, дешевая подделка, а знающие люди говорят, что серебро.
- В какой организации вы с Бухаревым работали? - сухо осведомился Бирюков.
- Да я уж четверть века в одной работаю, - Жариков с сожалением затушил окурок. - И он здесь же работал. Сейчас попробую найти его личное дело. Не так давно архив перебирал, видел.
Он открыл шкаф, долго перекладывал с места на место запылившиеся тощие папки, наконец, вынул одну из них.
Антон развернул, корочки. В папке лежало малограмотное заявление о приеме на работу, личный листок по учету кадров и две выписки из приказов: одна с зачислением на работу шофером, другая об увольнении. В личном листке тем же почерком, что и на заявлении, было написано: "Бухарев Григорий Петрович, год рождения 1921, образование 7 классов, курсы шоферов". В дальнейших графах были обычные ответы: "да", "нет".
- Кстати сказать, устроился Бухарев к нам на работу после освобождения из исправительно-трудовой колонии, - внезапно вспомнил Жариков. - Кажется, за драку по пьяному делу отбывал наказание, да это и не удивительно. Сильно вспыльчивый был, когда пьяный. С полоборота, как говорят шоферы, заводился. Зверел прямо-таки человек.
Бирюков стал перечитывать бумаги. Ему показалось, будто он что-то упустил, и только когда дочитал вторично до конца, догадался, что не нашел домашнего адреса Бухарева. Жариков, узнав об этом, сказал:
- Пустяки. Хоть и давно, но приходилось у него бывать. По шоферской памяти попробую найти, если нужно. Вот только проживает ли он по прежнему адресу?
Бухарев жил на частной квартире в отдаленном районе города. Новые многоэтажные корпуса наступали на приземистые покосившиеся дома и засыпушки, начавшие свое существование в трудные послевоенные годы. Антон с Жариковым долго плутали по пыльным улочкам и переулкам, прежде чем постучали в дверь низенькой выбеленной известью мазанки. На стук никто не ответил. Жариков постучал энергичнее, и только после этого чуть шевельнулась цветная оконная занавеска и еле слышный через стекло голос с вызывающей неприязнью спросил:
- Кого надо?
- Григория, квартиранта вашего, - громко ответил Жариков.
- Никаких квартирантов у меня нет, - грубо пробормотал все тот же голос.
- Откройте. Мы из милиции, - сказал Антон.
За дверью скрипнули половицы, что-то зашуршало и послышалось требовательное:
- А ну, покажь документ.
Бирюков раскрыл удостоверение личности и поднес его вплотную к щели между косяком и дверью. Но и после этого дверь долго не открывали. Поскрипывали половицы, слышалось бормотание, словно вслух читали по слогам. Отворилась дверь неожиданно. Появившаяся на пороге похожая на бабу-ягу старуха сердито спросила:
- Чего ищете вчерашний день?
- Нам квартиранта вашего надо, - сказал Антон, - Бухарева.
- Мой квартирант давно в милиции сидит. Или утек, разбойник?
Форменная одежда Антона, видимо, внушила старухе доверие, и она разговорилась. Как поняли из ее рассказа Антон и Жариков, Бухарев в последнее время старухе за квартиру не платил, нигде не работал, пьянствовал и "вожжался со всякой шантрапой".
- Грабежом они занимались, - сделала заключение старуха. - С месяц тому назад притащили два чемодана с женскими вещами и давай делить. Тут я их и шуганула. "Вон, - говорю, аспиды и тунеядцы, из моего дома!" Окрысились. "Только пикнешь, - говорят, - мигом прикончим". Испугать хотели, анафемы. А чего мне бояться? Девятый десяток приканчиваю. Отжила свое. Добралась я до уголовного розыска и обсказала все, как батюшке на исповеди. Вскорости милиция и накрыла моего квартиранта. В розыске-то еще меня и благодарили. Беленький такой старичок спасибо говорил, что помогла задержать опасного преступника. Сказывал, будто Гришка-кровопивец женщину загубил, чтобы вещами ее завладеть.
- Дома ваш квартирант выпивал? - спросил Бирюков. - Пиво пил?
- Каждый божий день. Декалон и тот глотал, не только пиво.
- Как он пивные бутылки открывал?
- Обыкновенно, об угол табуретки.
- Зубами не пробовал?
- Э-э, милай, - старуха махнула рукой. - Зубы ему давно в драке выхлестали.
Жариков подтвердил:
- Это и я тогда в гастрономе приметил, маловато у Бухарева зубов осталось. Вот раньше он действительно любил ими щеголять где надо и не надо. То бутылки открывал, то на спор проволоку перекусывал. И без пива дня не проводил. Только на моей памяти, наверное, полную цистерну выпил.
Сомнения Бирюкова стали рассеиваться. Судя по всему, Бухарев был тем самым "дядей Гришей", у которого стажировался Щелчков, тем самым шофером ЗИЛа с бежевой кабиной, который всучил Столбову туфли и косынку. Теперь предстояло выяснить, как эти веши и серебряный портсигар, бесспорно принадлежавший Зорькину, попали к Бухареву.
В гостиницу Бирюков заявился уже в одиннадцатом часу вечера. Схватил в охапку щупленького Славу Голубева и закружил его в вальсе, восхищенно приговаривая:
- Какой ты молодец, Славка! Какой молодец! Если бы не ты, у Жарикова не кончились бы папиросы и я не увидел бы его серебряный портсигар. Славка! Я с тобой в разведку идти готов.
- Отпусти, ребра сломаешь! - вырвался ничего не понимающий Слава. - Ты можешь объяснить по-человечески?
- Нашелся дядя Гриша! Бухарев его фамилия. Кажется, в следственном изоляторе сидит. Я виделся со старушкой, у которой он квартировал, - Антон отпустил Славу и с размаху сел на свою койку. - Завтра с самого раннего утра бегу в областное управление. Дело Бухарева, судя по всему, ведет Степан Степанович Стуков. Это начальник отдела уголовного розыска. Я его знаю. А ты позвонишь в наш райотдел подполковнику и доложишь, что откопали мы с тобой "дядю Гришу". Понял, Славка?!
- Чего ж не понять? - Голубев подмигнул Бирюкову: - А ты сомневался, Фома неверующий.
19. Концы в воду
На столе подполковника Гладышева зазвонил телефон. По тому, как требовательно и протяжно залились звонки, Гладышев понял, что вызывает междугородная. Слава Голубев необычно взволнованным голосом, торопливо, но вразумительно доложил:
- Товарищ подполковник, нашли мы дядю Гришу. Бирюков в уголовном розыске заканчивает его допрос. К вечеру вернемся домой, в райотдел.
- Молодцы! Особенно не торопитесь, постарайтесь все возможное выяснить до конца.
- Бирюков просил передать, что чемодан Зорькина утоплен в Потеряевом озере, - продолжал тараторить Слава. - Позвоните, пожалуйста, Чернышеву, чтобы не отправлял Столбова в дальние командировки. И надо срочно организовать поиски чемодана. В нем вещественные доказательства должны быть.
- Ты когда-нибудь видел Потеряево озеро? - спросил Гладышев. - Легче дядю Гришу в Новосибирске найти, чем отыскать что-то на дне в этом море воды.
- Бирюков сказал, чемодан выброшен из машины в том месте, где дорога идет у самого озера. В общем, где тонул Бирюков. Это место Столбов знает.
- Другое дело… - Гладышев помолчал. - Я сейчас сам выеду в Ярское.
Откровенно говоря, отправляя Бирюкова с Голубевым в Новосибирск, подполковник почти был согласен с Кайровым и не особо верил в успех. Не так-то просто в городе с полуторамиллионным населением отыскать, по существу неизвестного, человека, хотя этот человек и не иголка. Теперь, после сообщения Голубева, будто гора свалилась с плеч подполковника. Через полчаса он уже мчался на служебной "Волге" в Ярское.
Как обычно, Чернышева в конторе не было. Милицейская машина долго петляла по скошенным колхозным лугам, прежде чем подполковник отыскал Маркела Маркеловича. Обрадовавшись встрече, Чернышев выслушал подполковника, энергично хлопнул себя по коленке.
- Памятник вам при жизни надо ставить! Такой давности дело раскопали, - он почесал в затылке. - Глубокое озеро-то. Как искать, голуба моя, будем? Столбову можно поручить?
- Конечно. Почему ж нельзя?
- Тогда найдем! Лучше Столбова у нас в Ярском никто не ныряет. А спросил-то о нем вот по какой причине: прошлый раз Кайров вроде подозрение ему высказывал.
- Почему подозрение? - подполковник нахмурился. - Прежде чем до истины добраться, приходится сотни всяких предположений перекрутить.
- Вообще-то правильно, - согласился Чернышев. - Дело серьезное. С плеча рубить нельзя, чтобы дров не наломать.
Вечером за околицей Ярского, у берега Потеряева озера, можно было видеть необычную картину. Столбов в одних плавках, с длинным шестом в руках, обхватив ногами два сколоченных бревна, медленно кружил на одном месте, будто измеряя шестом глубину. Иногда он останавливался, осторожно сползал с бревен и скрывался под водой. Вынырнув, отфыркивался, снова забирался на свое плавучее сооружение и, передвинувшись на несколько метров, принимался за прежнее.
Маркел Маркелович Чернышев, подполковник Гладышев и двое понятых из колхозников сидели на берегу и внимательно наблюдали за Столбовым. Чуть поодаль от них, сбившись стайкой, нахохлились деревенские ребятишки, без которых, конечно же, не могло обойтись такое непонятное занятие. Не обошлось оно и без Егора Кузьмича Стрельникова. Неслышно подойдя к сидящим на берегу, он поздоровался, несколько минут, щурясь от вечернего солнца, глядел на Столбова и, не сдержав любопытства, проговорил:
- Никак, слышь-ка, глубину Витька измеряет…
Чернышев с улыбкой посмотрел на старика:
- Тебе, Егор Кузьмич, не сидится дома.
- Да какие у меня могут быть домашние дела, Маркел Маркелович? Можно сказать, нахожусь на заслуженном отдыхе. А отдых я понимаю так: желаешь - дома сиди, желаешь - совершай прогулки. Вот когда мы с Юркой Резкиным помогать тебе приходили на сенокос, ты не ругался…
Стрельников помолчал, видимо, рассчитывая, что Чернышев поддержит разговор, но тот молча закурил.
- Должно быть, чего-то строить решили? - опять не утерпел старик.
- Фонтан в озере отгрохаем, чтобы вода метров на десять вверх бузовала, - серьезно сказал Чернышев.
- Ух, ты, мать честная! - Егор Кузьмич сдернул с головы картуз. - Дак это ж сколько денег на такое сооружение понадобится?
- Сто тысяч.
- По старому курсу или в современном исчислении?
- В современном.
Старик раскрыл рот, похлопал белесыми ресничками:
- Не иначе, слышь-ка, Маркел Маркелович, указание заморских иностранцев встречать? Только, если разобраться, к чему для них такой огромадный фонтан строить? Прямо сказать - ни к чему. Будет вода переливаться из пустого в порожнее, и вся затея. Иностранцы-то приедут и уедут, а колхозникам смотреть некогда. Пожалуй, один я зрителем и могу стать.
- Ну, уж только один ты и будешь смотреть, - с самым серьезным видом проговорил Чернышев и показал на дорогу: - Вон Проня Тодырев, когда проснется, поглядит.
От деревни к озеру в неизменной тельняшке с обрезанными рукавами лениво-задумчивой походкой приближался Проня. Перед ним, пиная в дорожной пыли засохший лошадиный котях, как медвежонок из мультфильма, в длинных широких трусах, колобком катился пацан Степка.
Не дожидаясь, когда Проня подойдет, Маркел Маркелович сердито сплюнул, поднялся и пошел к берегу. За ним потянулся Егор Кузьмич.
Подойдя к подполковнику, Проня поздоровался, без всякого интереса посмотрел на Столбова, зевнул и сел на траву. Пацан Степка дал около него кругаля, шмыгнул облупившимся носом и погнал котях к густому репейнику, буйно лопушившемуся на береговом пригорке. Молча просидев минут пять, Проня повернулся к подполковнику, равнодушно спросил:
- Вы, как понимаю, из милиции?
Гладышев утвердительно кивнул. Проня кашлянул, словно хотел что-то сказать, но не решился. Столбов по-прежнему не выпускал из рук шеста. Чернышев, расхаживая по берегу, подсказывал, где лучше искать. Следом за Маркелом Маркеловичем тенью, ходил Слышка. К ним подошел Юрка Резкин.
- Тут до вас молодой следователь был, - вдруг заговорил Проня. - Насчет колодца, значит, разбирался.
- Так… - неопределенно произнес подполковник.
- Просил меня бумагу написать. А чо писать? Все ясно, как ясный день. К тому же подчерк у меня некрасивый и времени для писательства нет.
- Какую бумагу?
- Обыкновенную, вроде объяснения или заявления. Как Витька Столбов разводным ключом ухайдакал человека и ключ спрятал. А на меня хотел свалить, вроде бы я этот ключ украл.
- Что? Что?.. - заинтересовался подполковник. - Какой ключ? Какого человека?
- Тяжелый ключ, железный, каким гайки откручивают… - начал объяснять Проня, но его прервал басовитый детский рев.
Из-за лопухов, весь в репейных колючках, выкатился Степка и, размазывая по лицу слезы, подбежал к Проне.
- Чо базлаешь, поносник! - сердито прикрикнул на него Проня и виновато посмотрел на подполковника. - Во неугомонный пацан уродился! Чуть проглядишь, куда ни есть да врюхается. Сей секунд на глазах был и уже успел к репьям припаяться, - повернулся к Степке: - Заглохни!
Степка поперхнулся, разом прекратил рев. Сообразив, что от отца ждать помощи нечего, вытряхнулся из трусов и, громко швыркая носом, сосредоточенно стал отрывать от них колючие репейные шарики.
- Вот я и говорю, чо писать. Все как ясный день… - опять начал Проня, но и на этот раз его прервали.
Бойкий, весь облупившийся от загара сорванец из стайки нахохлившейся ребятни, наблюдающей с берега за Столбовым, звонко крикнул:
- Вить! Вон там камень замытый есть!
- Где? - повернувшись к нему, спросил Столбов.
- Вон там! - парнишка подбежал к берегу и показал в озеро. - Я в него сколько раз макушкой долбался, когда нырял. Глубоко над ним, но донырнуть можно.
Столбов медленно добрался до указанного места и стал прощупывать дно шестом. Парнишка понаблюдал, плюхнулся в воду и подплыл к Столбову.
- Вот тут вот! - крикнул он, скрываясь под водой.
Столбов нырнул следом. Через несколько секунд оба вынырнули, подержались за бревна, чтобы отдышаться, и опять скрылись в воде. На этот раз они пробыли под водой дольше обычного и появились с чем-то тяжелым. Подполковник не сразу догадался, что это чемодан. Облепленная тиной и озерным илом находка и впрямь походила на большущий камень. Столбов, придерживаясь за бревна, подгреб к мелкому месту, обмыл чемодан и тяжело вынес его на берег. Вокруг мигом собралась толпа.
Пластмассовые упругие стенки чемодана ничуть, не пострадали от воды и не потеряли своего первоначального коричневого цвета. Но никелированные замки открыть не удалось - то ли заржавели внутри, то ли были замкнуты. Пришлось их взломать. Подполковник перевернул чемодан и встряхнул. Вместе с илом на землю упали несколько кирпичей и тяжелый разводной ключ. Все, как по команде, склонились над ним. Только Резкин и Маркел Маркелович продолжали смотреть на чемодан.
- Его? - тихо спросил Чернышев. - Морячка?
- Похоже, что его, - так же тихо ответил Резкин.