- А ключ Витькин… - вдруг сказал Проня, показывая пальцем на ключе выбитые зубилом две буквы "В. С.", как иногда механизаторы метят свои инструменты.
Столбова будто ударили из-за спины. Он резко качнулся вперед и уставился на ключ.
- Правда, твой?.. - посмотрев на Столбова, удивился Маркел Маркелович. - Как он в чемодан попал?
Столбов растерянно обвел взглядом присутствующих, пожал плечами. Чернышев поймал Проню за тельняшку, притянул к себе:
- Ты об этом ключе следователю толковал?
- Поговорим в конторе, подожди, Маркел Маркелович, - остановил подполковник и прикрикнул на раскрывших рты ребятишек: - Брысь, котята!
Егор Кузьмич Стрельников, переводя взгляд с одного на другого, удивленно проговорил:
- Антересная история, слышь-ка, а? Чемодан - в озеро и концы - в воду.
Проню повезли в контору на милицейской "Волге". Степка, так и не надев усыпанные репейными колючками трусы, сидел у отца на коленях, восхищенно крутя головенкой по сторонам. У своей избы Проня попросил шофера притормозить и вытолкнул Степку из машины.
- А-а-а… - привычно запел Степка.
На крик из ограды мигом выбежала Фроська. Увидев Проню в машине, схватила ребенка на руки и запричитала:
- Посадят дурачка, как пить дать - посадят! Вот же послал господь Бог несчастье на мою голову…
20. Булочкин сердится
Перед тем, как Слава Голубев позвонил подполковнику и попросил начать в Потеряевом озере поиск чемодана, Антон Бирюков успел сделать многое. Вместе с Жариковым он прежде всего побывал в областном управлении внутренних дел и узнал, что Бухарев, как и предполагалось, арестован за убийство женщины, труп которой подняли из канализационного колодца. Подтвердилось и другое предположение Бирюкова - в раскрытии этого преступления принимал участие начальник отдела уголовного розыска Стуков.
Степану Степановичу Стукову, прозванному сослуживцами "Эс в кубе", было под шестьдесят. Большую их часть он проработал в уголовном розыске. Работу свою Степан Степанович знал настолько, что ходили слухи, будто уголовники, преступления которых начинал раскрывать Стуков, безнадежно говорили: "достукался". Это означало: сколько ни крути и ни скрывайся - скамьи подсудимых не миновать.
Бирюков познакомился со Степаном Степановичем на преддипломной практике и, направляясь вместе с Жариковым в уголовный розыск, радовался предстоящей встрече. Обрадовался и Степан Степанович.
- Какими судьбами?! - воскликнул он, когда Антон и Жариков вошли в его кабинет.
Антон улыбнулся:
- Гора с горой не сходится…
- А пьяница с милиционером всегда сойдутся, - шутливо подхватил Стуков, взъерошил свой седенький короткий чубчик и сквозь массивные роговые очки стал разглядывать Антона. - Первый раз вижу тебя лейтенантом. А что? Идет, честное слово, идет! - и гостеприимно предложил: - Ну, садитесь, садитесь. Рассказывайте, с чем пожаловали.
- Хотим посмотреть на Бухарева, - придвигая Жарикову стул, сказал Бирюков. - У вас его фотография есть?
- Конечно, - Стуков порылся в столе, достал небольшой снимок и подал Антону.
Со снимка смотрело широкоскулое небритое лицо пожилого мужчины: наморщенный лоб, спутанные волосы, короткая крепкая шея и тяжелый, будто испуганный, взгляд широко открытых глаз прямо в объектив фотоаппарата. Жариков, взглянув на фотографию, сразу признал бывшего сменщика. Бирюков поблагодарил его за помощь и, пожимая на прощанье руку, сказал:
- Портсигар чуть позже вам вернем.
- Зачем он мне! - отмахнулся Жариков.
Оставшись вдвоем со Степаном Степановичем, Антон подробно рассказал причину своего визита. Стуков покачал головой:
- Так, так. Сейчас должны привести на допрос оригинального типа. Такого клоуна нам разыграл, что пришлось психиатров подключать. Думали, свихнулся. Оказывается, все в норме - мепробамата перехлестнул. В больнице немного подлечили.
- Граф-Булочкин? - спросил Антон.
- Совершенно точно. В вашем районе его задержали. Так вот: Бухарев не знает, что Булочкин задержан, и всю вину за убийство женщины валит на него. Булочкин с Бухаревым вместе отбывали наказание. Бухарев-то раньше освободился, в шестьдесят пятом году, работал шофером, а последние два года опять покатился по прежней дорожке. Пока неизвестно, чем вызвана последняя встреча Графа с Бухаревым. По имеющимся у нас сведениям, она носит почти случайный характер, но между ними произошёл какой-то конфликт, после которого Граф улизнул из Новосибирска в ваш район. На предыдущих допросах он показаний об этом принципиально не стал давать. Сейчас по поручению следователя проведем небольшой эксперимент. Показания Бухарева полностью записаны на магнитофонную ленту. Кое-что из этой записи прокрутим Булочкину и посмотрим, как он на это среагирует.
Антон подал Степану Степановичу портсигар, взятый у Жарикова.
- Надо узнать, как вот эта серебряная штука попала к Бухареву.
- Думаю, узнаем, - уверенно сказал Стуков. - Булочкин - рецидивист махровый. Такие не щадят, с позволения сказать, своих "коллег". К тому же, Граф, еще не зная показаний Бухарева об убийстве женщины, сильно на него обозлен. Пока затрудняюсь сказать, чем эта злость вызвана, но уверен, что, спасая свою шкуру, Булочкин выложит все, что знает о художествах Бухарева, если только он сам к этим художествам не причастен.
В кабинет заглянул сержант и доложил, что доставлен для допроса Булочкин. Стуков кивнул, и сержант пропустил в кабинет Графа. Антон сразу приметил, что лицо Булочкина посвежело, руки перестали дрожать, взгляд стал высокомерно-презрительным. Граф спокойно прошел к приготовленному для него стулу, неторопливо сел и, нахмурив брови, уставился на Антона.
- Мы с вами где-то встречались, - проговорил он.
Антон наклонил голову:
- На первом допросе, в райцентре.
- Ба! Лейтенант из провинции. Вы соскучились обо мне или приехали на стажировку в областной угрозыск? Вас по-прежнему интересует мой друг Юра? Он в самом деле приказал долго жить? Или, может быть, в прошлый раз вы с подполковником неумело пошутили?
- Есть вещи, которыми не шутят, - строго сказал Бирюков.
Булочкин насторожился:
- Его смерть вы хотите пришить мне?
- Мы не швейники. Нам надо узнать правду.
- Прошлый раз я не темнил. Если хотите, повторю свои показания под копирку.
- Завидная память, - Степан Степанович сухо улыбнулся.
- Моя профессиональная гордость, - Булочкин откинулся к спинке стула и посмотрел на Степана Степановича. - Предупреждаю, если вы меня вызвали снова по делу об убийстве, то разговор у нас опять не получится. Мне ужасно надоело слышать одно и то же: женщина - канализация, канализация - женщина. До удивительности примитивное варьирование. Судя по тому, как годы намылили ваши волосы, вы неглупый человек и должны понять, что "мокрые" дела - не мое амплуа.
- Бухарев утверждает обратное, - спокойно сказал Стуков.
Булочкин засмеялся:
- Я не очень высокого мнения об умственных способностях и моральных качествах Бухарева, но до такой наглости не докатится и он.
- Придется прибегнуть к помощи техники, - Стуков придвинул к себе портативный магнитофон. - Сейчас вы услышите…
- Блатные песни под гитару?
- Показания Бухарева.
Степан Степанович щелкнул магнитофонной клавишей. Кассеты пришли в движение, послышался голос, в котором Антон сразу узнал голос Стукова:
- Со всей серьезностью еще раз спрашиваю, кто все-таки убил женщину?
- Сколько можно вас убеждать? Булочкин убил! Думаете, почему он из Новосибирска сквозанул? Если бы не был виноват, зачем скрываться… Запутать меня хотите. Не виноват я здесь, гад буду, не виноват! - говоривший даже всхлипнул, и Антон представил, как допрашиваемый вытирает слезы.
- Вы и в присутствии Булочкина эти показания повторите? - снова прозвучал голос Стукова.
- Конечно, повторю! Только Булочкин сейчас где-нибудь в Одессе разгуливает… Не так-то просто Булочкина взять, вот и стараетесь на меня дело свалить…
Стуков остановил магнитофон, пристально посмотрел на Графа. Тот понял молчаливый вопрос, однако попробовал отшутиться:
- Явно бездарная и до удивительности нескладная песня.
- А если без шуток?.. - Степан Степанович нахмурился. - Бухарев - ваш соучастник. Узнали голос?..
Булочкин сидел все в той же независимой позе. На его лице нельзя было заметить ни испуга, ни растерянности. Только глаза смотрели колюче-настороженно, как у приготовившегося к прыжку хищника.
- У меня в соучастниках, как вы изволили выразиться, никогда не было кретинов, - медленно заговорил он. - Я свободный и, по мнению одесской милиции, довольно незаурядный художник. Надеюсь, дадите мне возможность не только услышать, но и увидеть этого любителя звукозаписей. Интересно, каким тенором он запоет в моем присутствии?
- Рассчитываете, встреча с Бухаревым на очной ставке вам что-то даст? - спросил Стуков.
- Непременно. Встречи со мною оставляют у людей неизгладимый след. У одних приятные воспоминания о милом собеседнике, у других - горечь о навсегда утерянных ценностях. - Булочкин через силу улыбнулся: - Насколько я понимаю, вам терять нечего. Поэтому ведите сюда автора этой бездарной звукозаписи, я немного посержусь на него.
Бирюков показал портсигар:
- Вам знакома эта вещь?
Граф долго рассматривал рисунок крейсера, внимательно, несколько раз перечитал дарственную гравировку и сумрачно посмотрел на Бирюкова:
- Память мне подсказывает, что эта табакерка принадлежала Юре, которого я искал в вашем районе. Он подарил ее вам?
- К сожалению, нет. Юрин портсигар оказался у Бухарева.
Лицо Булочкина перекосилось в болезненной гримасе. Граф провел ладонью по рыжим волосам, печально покачал головой и тихо проговорил:
- Бедный Юра, погибнуть из-за такой безделушки…
Антон и Степан Степанович молчали. Булочкин низко склонил голову. Было непонятно, то ли он позирует, то ли что-то обдумывает. Наконец Граф выпрямился, снова пригладил ладонью волосы и посмотрел на Степана Степановича:
- У кретина, звукозапись которого мы только что слушали, твердая рука. После нее люди не бюллетенят. Кое-что я знаю, но мне не верилось, что судьба свела Юру с кретином. Не хочу заниматься пересказом. Прикажите доставить сюда этого подонка, и вы все услышите из первоисточника.
Стуков снял телефонную трубку и набрал номер.
Бухарева доставили быстро. Увидев в кабинете Графа, он попятился к выходу, затем шатнулся в сторону, грузно опустился на стул и неподвижно уставился в пространство. Граф какое-то время презрительно разглядывал его, затем привычно откинулся к спинке стула и с ядовитой усмешкой спросил:
- Ты не узнал меня, Гриня?
Бухарев сидел, будто набрав в рот воды. Граф повернулся к Степану Степановичу.
- Включите, пожалуйста, магнитофон с записью сказок этого угрюмого гражданина.
- Не надо! - почти закричал Бухарев. - Я думал, что тебя не возьмут! Никогда не возьмут!
- Ты думал, Гриня?.. Это же так утомительно! - Булочкин посмотрел на Стукова и Антона, неестественно громко захохотал. - Оказывается, и в наш электронно-вычислительный век можно встретить мыслителя.
Бухарева словно схватили за горло. Массивная челюсть его отвисла, открыв крупный, с редкими желтыми зубами рот, глаза бессмысленно уставились в одну точку.
- Никого я не убивал… Никого.
- Что ты шепелявишь, Гриня?.. Сволочь! - Булочкина заколотил нервный озноб, глаза покраснели. Граф будто задохнулся от злости, но взял себя в руки: - Маэстро мыслитель, после вашей звукозаписи выходить на волю нет смысла. Мои друзья не простят вам того фарса, который вы разыграли здесь перед работниками уголовного розыска. На второй же день они купят шикарный металлический венок и черную ленту из крепа со словами: "Он умер оттого, что очень усиленно и много думал". Поэтому самое лучшее в вашем положении - предстать перед народным судом. Гуманные заседатели, может быть, уговорят председательствующего не давать вам вышку, хотя за одного только моего друга Юру вас следует повесить на самой прочной осине… - Булочкин чуть передохнул. - А теперь, маэстро мыслитель, прорепетируйте перед работниками уголовного розыска, что вы скажете народному суду о той сентябрьской ночи шестьдесят шестого года, когда судьба свела вас с моим другом Юрой.
Бухарев смотрел на Графа бессмысленным взглядом. Граф, словно наслаждаясь его растерянностью, немного подождал и крикнул:
- Или мне сказать, сука?!
Бухарев вздрогнул, проглотил слюну:
- Я сам скажу. Все скажу…
21. Витькин ключ
Проня Тодырев никак не мог сообразить, чего добиваются от него председатель колхоза Маркел Маркелович Чернышев и милицейский начальник с крупными звездами на погонах. Проня и не знал вовсе, что ключ в чемодане лежит. Когда тот вывалился вместе с кирпичами, сам удивился. Оттого и сказал вслух, что ключ Витькин. И чего Маркел Маркелович так взбеленился, будто паук его укусил или шлея под хвост попала? Вон что-то нашептал милицейскому начальнику, и у того лицо стало сердитым. Видать, начальник - не тот молодой следователь. Ему не соврешь про некрасивый почерк, сам записывает. И на того не похож, с усиками, какой помог со Столбова выжать полсотни на "Раковые шейки", - вон как ежовыми колючками наставил брови, того и гляди, уколет. Прицепился с вопросами, как репей к Степкиным штанам. Вот опять спрашивает, видел ли раньше этот ключ? Если видел, у кого?..
Проня безнадежно вздохнул, хмуро ответил:
- Видал, у Витьки Столбова.
- Это мы и без вас знаем, - будто отрубил милицейский начальник. Лицо его стало еще строже, и Проню совсем уж всего обожгло ознобом, даже спина покрылась холодным потом.
- Прокопий! - строго сказал Чернышев. - Не кати бочку на Столбова. Говори правду - с тобой не в бирюльки играют.
- А чо мне играть?
- Где, когда и у кого видел Витькин ключ?
- Ну, у мужика одного…
- Где? Когда?
- В райцентре. В тот год, когда колодец засыпали, - Проня поправил сползающую с плеч тельняшку, для убедительности добавил: - Вот эту самую матросскую рубаху он тогда мне подарил.
Чернышев зло покосился:
- Не крути! Рассказывай, как на духу! Иначе за сокрытие преступления в колонию сядешь.
"Загибает Маркел Маркелович. Не те времена, чтобы за разные пустяки в каталажку садить. Хотя черт их знает… Вон у милицейского начальника какие крупные звезды на погонах, да еще по две на каждом. Власть, должно быть, у него немалая. Может, чего доброго, и арестовать…" Проня опять вздохнул:
- А чо крутить. Все, как ясный день. В ту осень телушка наша ногу сломала, пришлось прирезать. Поехали с бабой в райцентр, мясо продали. Фроська мне десятку на рубаху сунула. А чо такое для меня десятка? Ну, пошел я по ларькам смотреть, этот мужик аккурат и подвернулся. Он у нас на уборочной работал, из города присылали его. Как-то в Ярском доводилось с ним выпивать, навроде знакомые были. Вот у ларьков и подвернулся он мне. Говорит, бери по-шустрому две бутылки красной, закуска есть. А рубаху я тебе матросскую бесплатно дам, ей износа не будет. Подумал: а чего мне от дармовщинки отказываться? У него машина возле базара стояла. Закрылись мы в кабине и выпили обе бутылки. А когда он закуску из-под сиденья доставал, там я Витькин ключ и заприметил.
- Что ж ты Столбову не сказал об этом, когда он у тебя про ключ спрашивал? - снова вскипел Чернышев.
- Когда Витька заводил разговор о ключе, я еще не видал его у того мужика. Да и зачем на хорошего человека говорить. Он же мне рубаху подарил, а Витька из-за ключа не обеднял.
- Подарил! - Чернышев сердито плюнул. - За твои деньги…
- Деньги совместно пропили, а рубаха крепкая. Сколь годов таскаю… Да и закуска, куда ни кинь, его была.
- В какой машине пили? - спросил подполковник.
- Не помню, - попытался увильнуть Проня.
И опять взбеленился Чернышев:
- Зло на Столбова вон сколько времени помнишь!.. Говори всю правду, добром тебя просят…
Проня чуть не до ушей втянул голову в плечи:
- Машина ЗИЛ, почти новая.
- Кабина какого цвета?
- Кто его знает, как тот цвет называется.
- Как - кто его знает? - подполковник строго посмотрел на Проню. - Вы что, дальтоник? В цветах не разбираетесь?
- Разбираюсь мало-мальски.
- Так какой же была кабина: зеленой, синей, красной?
- Не зеленая, не синяя и не красная. Навроде желтой, только не совсем. Вот когда у моего пацана Степки живот схватит… Как тут культурно сказать? - Проня пожал плечами: - Детского помета, что ли?
Чернышев, чтобы скрыть внезапную улыбку, отвернулся, заходил по кабинету широкими шагами, приговаривая:
- Ах, культура ты, культура. Не сносить тебе головы, голуба ты моя. Годов тебе немало уже, а разуму - что у твоего Степки, - и, остановившись против Прони, спросил в упор: - Когда ты, Прокопий Иванович, только за ум возьмешься? Сколько уж времени я тебя к настоящей жизни тяну, на бульдозериста с грехом пополам выучил, думал, поймешь, человеком станешь, а ты ничего не понимаешь.
Проня слушал, как завороженный, растерянно мигая покрасневшими веками и придерживая рукой сползающую с плеч тельняшку. Со стороны казалось, будто его только-только разбудили и он спросонья никак не может сообразить, что же вокруг него происходит. Кое-как нарисовав в протоколе допроса свою фамилию, он так и ушел, беспрестанно хлопая глазами и придерживая одной рукой на плече тельняшку. Ушел, удивляясь, почему его отпустили домой…
После Прони Тодырева подполковник беседовал с Мариной Зорькиной, Юркой Резкиным, заикающимся шофером председательского "газика" Сенечкой Щелчковым. Все они к предыдущим своим показаниям, кроме незначительных уточнений, ничего нового не добавили.
Дольше других в кабинете Чернышева пробыли Столбов и Егор Кузьмич Стрельников. Столбов припомнил, что отданные ему шофером туфли и косынка были завернуты в газету "Сельская жизнь" и над ее заголовком - карандашная надпись "Ярское". "Сельскую жизнь" в Ярском выписывал почти каждый третий житель, но подполковник, начав беседу с бывшим почтальоном Егором Кузьмичом Стрельниковым, в первую очередь поинтересовался, как могла появиться на газете карандашная надпись названия села.
- Дак это, слышь-ка, в узле связи райцентра, когда между почтальонами распределяют газеты, на каждой пачке их пишут название деревни. Чтоб не запутаться, значит, - пояснил Егор Кузьмич.
- Не помните, кому из подписчиков отдали тот экземпляр "Сельской жизни"? - на всякий случай спросил подполковник.
Старик погладил голую макушку, задумался.
- Великие события помню, дни рождения выдающихся людей и своих деревенских… а вот газету не припомню.
- А вы постарайтесь припомнить. Возможно, что-то необычное в тот раз произошло. Ничего такого особенного не было?
И опять задумался старик, опять начал гладить макушку. Подполковнику показалось, вроде Егор Кузьмич что-то вспомнил, но не решается говорить. И тогда он подбодрил старика:
- Дело прошлое. Опасаться вам нечего, а вот расследованию большую помощь окажете, если будете со мною откровенны.