Тайна старого колодца. Архивное дело - Михаил Черненок 25 стр.


Остаток воскресного дня Бирюков и Кротов провели в беседе с дедом Матвеем, оторвав старика от цветного телевизора. Дед Матвей на самом деле не только помнил Ерофея Николаевича Колоскова, но и знал из личного разговора с ним кое-какие подробности его биографии. Когда-то Колосков служил в Томском округе путей сообщения. Обслуживал судоходство на Оби и по притокам. Сам рассказывал, как принимал участие в ремонте Обь-Енисейского канала на реке Кети в тогдашнем Нарымском крае. На той работе и появилась у него мысль: бросить путейскую службу и заняться строительством частных водяных мельниц. В Березовке Колосков впервые появился летом 1907 года с первыми переселенцами из России, которые после столыпинской аграрной реформы эшелонами двинулись со своим немудреным скарбом в Сибирь. Снимались с насиженных мест, большей частью, люди смелые, рисковые, либо те, кому в российских краях терять было нечего. Дело в Сибири заварилось невиданное. В необжитой глухомани возникали поселения, будто грибы после теплого дождя. Истосковавшиеся по доброй земле переселенцы тут же начинали осваивать заросшую непроходимой травой да лесом целину, где не ступала человеческая нога.

Колосков, видать, сообразил, что урожаи на такой землице вырастут не шуточные, и развернул строительство мельниц да крупорушек на широкую ногу. Самые богатые мельники, развивая свое дело, шли к нему с поклоном.

- Где Колосков жил? - спросил Антон.

- Постоянно - в Новониколаевске. Когда же в Березовку наезжал, то останавливался у Хоботишкина. Илья просторный дом имел, и меж собой были они родственники.

- Какие?

- То ли свояки, то ли кумовья - бес их знает.

- Артельщиков, которые строили, Колосков на месте нанимал?

- Бывало, что уже и с готовой артелью приезжал.

- Не обижались на него?

- Артельщики? Не-е-ет. Он же им хороший заработок обеспечивал.

- А вообще как с народом Колосков жил?

- Хорошо. Мужики уважительно к нему относились. Всегда по имени-отечеству величали: "Ерофей Нилович".

- Почему же плотину "Ерошкиной" назвали? Вроде как-то неуважительно для уважаемого человека…

- С болтливого языка Хоботишкина такое название к плотине прилипло. На глазах Илья унижался перед Колосковым. А заглазно, чтобы возвысить свое равенство с видным человеком, любил прихвастнуть: "Вчерась мы с Брошкой за ужином полную четверть смирновки осадили". Водку тогда "смирновкой" называли, - дед Матвей сурово нахмурился. - Угодливые подлизы, Антошка, и теперь за глаза унижают умных людей до своего уровня. Ты среди своих подчиненных подлиз не держи. При удобном случае они, как пить дать, тебя подсидят.

- Спасибо за совет, - улыбнулся Антон и сразу спросил: - А вообще выпивал Колосков?

- Вообще не без того, конечно… При открытии каждой новой мельницы поднимал с артельщиками чарку, но, чтобы за ужином четвертями сивуху глушить, такого за ним не водилось. Тверезый был мужик.

- Пожилой?..

- Лет на десять старше меня.

- Значит, в начале тридцатых годов Колоскову было около пятидесяти?

- Так, примерно.

Из дальнейшего разговора с дедом Антон узнал, что Колосков был среднего роста, но жилистый. Любил перед сельскими мужиками двухпудовой гирей поиграть. И получалось это у него очень даже неплохо. Сам дед Матвей последний раз видел Колоскова летом 1914 года перед мобилизацией и после никаких слухов о нем не слыхал.

Дед Матвей подтвердил слова Лукьяна Хлудневского о том, что Колосков действительно носил фуражку с инженерскими молоточками на околыше. И еще Ерофей Нилович любил пощеголять в черной тужурке с двумя рядами золотых пуговиц и с якорями на воротнике, где теперешние военные носят петлицы. Видимо, этот парадный мундир остался у Колоскова от службы по судоходной части.

- А поясным ремнем с флотской пряжкой Колосков не "щеголял"? - осененный внезапной догадкой, спросил деда Антон.

Дед Матвей усмехнулся в белую бороду:

- Такие господа, Антошка, как Ерофей Нилович, ремнями не подпоясывались. Они на подтяжках штаны носили.

Догадка не подтвердилась, и Антон завел разговор о Николае Тропынине. Дед Матвей знал Тропынина с того возраста, "когда Николаша под стол пешком ходил". Повзрослев, Николай быстро освоил грамоту и стал "закоперщиком" в местной комсомольской ячейке. В конце двадцатых годов его призвали на службу в Красную Армию, откуда Тропынин вернулся в родные места уже в "чекистской" форме. Прослужил он здесь то ли до 1938, то ли до 1939 года и его перевели куда-то на новое место. С той поры ни в Березовке, ни в Серебровке он не появлялся.

- Строгим был? - спросил Антон.

- Как сказать… В то время чекистов вообще боялись пуще огня. По указанию Сталина они свирепствовали люто. Весь народ на колени поставили. Дураков не трогали. Уничтожали тех, кто поумнее да побоевее. И люди пали духом. В угоду чекистам стали сами придумывать "врагов". Обидится сосед на соседа и - заявление в НКВД. Оперуполномоченный тут же приезжает в село для разбора. Начинает свидетелей допрашивать, а те с перепугу несут напраслину на земляка без стыда и совести! Ну, как не упечь человека в кутузку или не подвести под расстрел, если все в один голос на него, бедолагу, дудят?.. - дед Матвей хмуро насупился. - Вот, когда на Лукьяна Хлудневского кто-то из наших деревенских донос накатал, Тропынин мигом объявился. Некоторые подпевали, вроде большесемейного Троши Головизнева, от страху в штаны наложили. Стали юлить, дескать, на самом деле Лукьян - человек подозрительный, шибко уж молодым в председатели вышел и вроде не в ту сторону колхоз ведет. Меня тоже Николай пригласил в контору на допрос. Статью зачитал об ответственности за ложные показания. А я ему напрямик рубанул: "Тот, кто на Лукьяна бочку катит, будь он хотя бы и моим родственником, все равно - гнида! Лукьян - честный парень, колхозом правит умно". Больше ни слова, из принципа, говорить не стал. Только эти мои слова Тропынин и записал в протокол. Ефим Инюшкин так же, горой за Лукьяна поднялся. И другие сознательные мужики грудью в защиту Хлудневского пошли. Тем и оборонили его от ложного обвинения. После Тропынин спасибо нам сказал, что не стали подпевать оговорщику и не ввели следствие в заблуждение. В отличие от своих сослуживцев по НКВД, Николай не стремился выполнять план по расстрелам. Он, наоборот, всячески выгораживал земляков. Наверное, поэтому его и убрали из нашего района.

Антон рассказал деду о ремне, которым якобы была привязана шестерня к ногам утопленника, обнаруженного у Ерошкиной плотины, и как, по словам Хлудневского, Тропынин быстренько спрятал этот ремень в брезентовую сумку. Дед Матвей долго раздумывал, чесал пальцами густую белую бороду. Наконец он категорично заявил:

- Если Николай вправду тайком спрятал тот ремень, значит, так надо было.

- Но ведь это запрещенный в следствии прием, - сказал Антон.

- Не мог Тропынин запрещенного приема допустить, - с прежней уверенностью заявил дед. - Тут, Антошка, или Лукьян тебе соврал, или Тропынин для пользы следствия не хотел тот приметный ремень людям показывать.

- Какие отношения у Тропынина с Жарковым были?

- Человеческие. По отдельным вопросам, бывало, крепко меж собой схватывались. Кулаком по столу стучали. Ну, а в большинстве случаев понимали друг друга без крика и беседовали мирно, как друзья.

- Не пытался ли Тропынин обелить Жаркова?

- Ежели Афанасий не виновен был в смерти утопленника, зачем его, уже отсутствующего в Березовке, грязью поливать?

- А если виновен?..

Дед Матвей нахмурился:

- Если бы да кабы, то во рту росли б грибы, а они там не растут…

Закончив разговор с дедом, Антон Бирюков почувствовал странную беспомощность, какой обычно не испытывал при раскрытии даже самых сложных преступлений по уголовным делам. Откровенно говоря, оставаясь на выходные дни в Березовке у родителей, он совсем не намеревался, проводить какие-то розыскные действия и не тешил себя мыслью, что ему удастся хотя бы чуть-чуть приподнять полувековой занавес, плотно укрывающий многолетнюю тайну старого захоронения возле Ерошкиной плотины. Однако за два дня, проведенных в родном селе, совершенно неожиданно удалось собрать такую информацию, исходя из которой можно было выстроить несколько самых противоречивых версий. Таинственное исчезновение председателя Жаркова, обнаружение утопленника у плотины и смерть кузнеца Степана Половникова, разделенные между собой по времени всего только годом, Антон увязывал в один узел, но увязка никак не получалась.

Глава 10

Утром в понедельник, в самом начале рабочего дня, Бирюков обстоятельно доложил прокурору со следователем собранную за выходные дни информацию. Рассматривая на пожелтевшем листке газеты "Штурм пятилетки" найденные Хлудневским в тайнике рассохшегося сундука старые деньги, прокурор заговорил:

- Заинтриговал ты, Антон Игнатьевич, меня своим рассказом. Исчезновение председателя Жаркова, конечно же, не обошлось без возбуждения розыскного дела. Надо нам истребовать из архива эти материалы.

- Розыск, по всей вероятности, оказался незавершенным, - сказал Бирюков.

- Но на основании собранных тобою фактов, может быть, удастся по розыскным материалам выстроить убедительную версию.

- А какой смысл, Семен Трофимович? - спросил следователь Лимакин. - Что из того, если мы даже и установим преступника? Все сроки ведь уже давно миновали…

Прокурор сосредоточенно, задумался:

- Если нам удастся установить преступника, мы, Петр, большое дело сделаем.

- Какое?

- Реабилитируем председателя колхоза Жаркова.

- А если ремень на ногах утопленника действительно принадлежал ему?

- Этим ремнем мог воспользоваться не только хозяин. Скорее всего, именно так и было.

- Ну, а допустим, что утопленник - на совести Жаркова?..

- Значит, поставим в его биографию точку, и пусть селяне навсегда о нем забудут.

- Выходит, сработаем впустую? - спросил Бирюков.

- Установить точный исторический факт - дело не пустое.

- Эксперты что говорят? - спросил Бирюков.

Прокурор развел руками:

- Что они могут сказать по останкам полувековой давности. Криминалист утверждает, что металлическая конструкция, обнаруженная в захоронении, - самодельный протез правой ноги ниже колена. Признаков износа на нем не обнаружено. Да и как в том ржавом металлоломе определишь износ?.. Судмедэксперт… - прокурор глянул на часы, - обещал быть здесь через десять минут, но мы уже больше часа разговариваем, а его все нет.

Дверь кабинета внезапно открылась и, легок на помине, вошел судебно-медицинский эксперт Борис Медников.

- Опаздываешь, Боря, - сказал ему прокурор.

- Я никогда не опаздываю - задерживаюсь, - буркнул судмедэксперт, усаживаясь на стул рядом с Бирюковым.

Бирюков положил на его плечо свою ладонь:

- Маршал Жуков говорил: "Человек, позволяющий себе "задерживаться" более, чем на пять минут, не соответствует занимаемой должности".

- Потому Георгий Константинович и маршалом стал. Я же за два года только до ефрейтора дослужился, - отпарировал Медников. - В археолога меня превратили, да еще торопите…

- Не томи, Боря, выкладывай, с чем пришел, - попросил следователь.

Борис исподлобья глянул на него и со вздохом вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенные вчетверо листки медицинского заключения:

- Читайте, сыщики… Пресс-конференцию проведу позже.

Первым начал читать прокурор, передавая разрозненные машинописные листы по кругу: сначала - следователю, тот - Бирюкову. Большую часть текста занимало перечисление представленного на экспертизу. Само же заключение было лаконичным. Разрытые мелиораторами кости скелета принадлежали мужчине возраста сорока - пятидесяти лет, роста - приблизительно один метр семьдесят сантиметров, физически хорошо развитому. Из характерных примет указывалось на отсутствие правой ноги ниже колена, в результате чего мужчина при жизни вынужден был пользоваться протезом. Обнаружен пятнадцатисантиметровый обрубок кости правой голени, на основании чего можно предполагать, что у мужчины после ампутации ноги осталась культя. Возле коленного сустава культи "вжились" мелкие осколки сталистого металла, по которым можно предположить старое ранение. "Зажившая" рана также отмечена на правой скуловой кости подбородка. В грудной части скелета, выше солнечного сплетения и на ребрах левого бока в районе сердца обнаружены повреждения костей и застрявшие в них свинцовые картечины. Кости пролежали в земле не менее пятидесяти лет. Присутствие в них металла выявлено спектрографическим анализом, проведенным экспертами научно-технического отдела УВД области. А рентгенографическое исследование поврежденных костей грудной клетки не обнаружило реактивных изменений, на основании чего можно сделать вывод, что это так называемое "свежее" ранение без каких бы то ни было признаков заживления. По всей вероятности, именно от него наступила моментальная смерть.

Когда все трое прочитали заключение экспертизы, Медников развернул на столе перед прокурором небольшой бумажный сверточек. В нем лежали два сплошных кусочка окислившегося свинца и треугольный осколочек металла, вроде как от консервной банки. Это были те самые, отмеченные в экспертизе, картечины, извлеченные из грудных костей, и осколок из обрубка кости ниже коленного сустава.

- Итак, Боря, можно предполагать, что потерпевший был убит картечным зарядом из ружья? - посмотрев на судмедэксперта, спросил прокурор.

- Либо из обреза или другой огнестрельной пыхалки, которые были в моде на заре Советской власти, - со вздохом добавил Медников.

- А осколок в ноге - от старого ранения?

- Да. Из-за того, что находился он в кости, металл почти не подвергся разрушению.

Прокурор задумался:

- Кости пролежали в земле пятьдесят лет…

- Не менее пятидесяти, - уточнил судмедэксперт.

- Если более, то насколько?..

- Вы, гражданин прокурор, слишком многого от меня хотите.

- Спасибо, Боря.

- Не за что, - иронично пробурчал Медников и поднялся. - На этом пресс-конференцию заканчиваю. Вещественные доказательства оставляю в ваше распоряжение.

После ухода судебно-медицинского эксперта началось обсуждение результатов экспертизы. Все трое единогласно сошлись во мнении, что вскрытые останки, судя по характерным признакам, принадлежат председателю колхоза Жаркову, но возникал вопрос: почему захоронение не было обнаружено при проведении следствия, которое наверняка велось в те, теперь уже далекие, тридцатые годы?..

- Придется все-таки нам истребовать из архива материалы того расследования, - подвел итог прокурор и обратился к Бирюкову: - А ты, Антон Игнатьевич, попробуй через свое ведомство отыскать след Николая Тропынина. Ведь не мог же он бесследно испариться из нашего района.

- Попробую.

Говорят, ждать да догонять - хуже всего, однако занятый текущей оперативной работой, Антон Бирюков не замечал времени. В конце недели позвонил прокурор и попросил заглянуть на минутку к нему. Когда Антон появился в прокурорском кабинете, там, кроме самого прокурора, находился следователь Лимакин и сосредоточенно читал машинописный текст, отпечатанный на фирменном бланке областного суда. Бирюков догадался, что получен ответ на запрос относительно "архивного дела". Дочитав до конца, Лимакин протянул листок Антону.

Антон быстро пробежал взглядом написанное и с огорчением про себя отметил, что и без того запутанный клубок таинственности вокруг Жаркова еще больше запутывается. По сообщению заведующего областным судебным архивом, никакого дела "Об убийстве или исчезновении председателя колхоза "Знамя Сталина" в 1931 году" там не числится.

- Вот мы и отстрелялись, - возвращая листок прокурору, невесело сказал Бирюков.

Прокурор отрицательно повел головой:

- Не совсем. Ниточка из Новосибирска потянулась дальше. В областной прокуратуре мне удалось выяснить, что дело по факту исчезновения Жаркова все-таки было возбуждено и, знаешь, кем?.. С санкции прокурора его возбудил сотрудник ОГПУ Тропынин. Через полгода оно было прекращено и сдано в архив. А через семь лет, то есть в конце тридцать восьмого, все тот же Тропынин, оказавшийся уже начальником РО НКВД в Томске, затребовал розыскные материалы на Жаркова для приобщения их к какому-то другому делу.

- Надо запрашивать Томский архив, - сказал Антон.

- Придется, - прокурор повернулся к следователю. - Подготовь, Петр, сегодня же такой запрос за моей подписью.

И опять замелькали для Бирюкова рабочие дни. Но на этот раз, еще до ответа из Томска, к нему прилетела первая ласточка удачи - из МВД СССР пришло извещение с адресом Николая Дмитриевича Тропынина, проживающего в Москве. В придачу к адресу был указан номер квартирного телефона. Посоветовавшись с прокурором, Бирюков, не откладывая, стал по коду накручивать Москву. Ответил молодой женский голос. Антон, не называя своей должности, представился только по фамилии и попросил пригласить к телефону Николая Дмитриевича Тропынина. В ответ послышалось:

- К сожалению, Николай Дмитриевич дома не живет.

- Почему? - удивился Антон.

- С весны обосновался на даче. Что ему передать?

- А вы кем доводитесь Николаю Дмитриевичу? - уклонился от ответа Бирюков, опасаясь, как бы своим звонком не перепутать все карты.

- Внучкой. Настей меня зовут.

- Где вы работаете, Настя? - все еще раздумывая, потянул время Антон.

- Я учусь на последнем курсе факультета журналистики МГУ.

Бирюкову надо было выяснить, тот ли это Тропынин, который ему нужен. Фамилия хотя и не очень распространенная, но вполне могло случиться так, что московский Николай Дмитриевич к уроженцу Серебровки Николаю Тропынину никакого отношения не имеет. Поэтому Антон поинтересовался у Насти местом рождения его деда. Внучка об этом "не имела представления". Недолго подумав после такого ответа, она добавила:

- По-моему, дедуля - коренной москвич.

- Жаль, - вздохнул Бирюков. - Мне думалось, что мы с ним земляки, из Серебровки.

- Серебровка… Это что?

- Сибирская деревня.

- Сибирская?! - мгновенно заинтересовалась Настя. - Вот где мне безумно хочется побывать, в Сибири! У вас там уже зима?

- До крыши снегом замело, - в шутку сказал Антон.

- Ой, как здорово! Уже в шубах и в валенках ходите?

Бирюков глянул на распахнутое окно кабинета, за которым сиял ослепительно чистый осенний день, и засмеялся:

- У нас сегодня такая же погода, как в Москве.

- Да-а-а?.. - разочарованно протянула Настя. - А мне дедуля рассказывал, что в Сибири зима рано начинается и что бывают такие морозы, когда птицы на лету замерзают.

- Выходит, Николай Дмитриевич бывал в наших краях? - мигом ухватился Антон.

- По-моему, в молодости он там служил.

- А теперь где служит?

- Теперь он полковник в отставке.

- Почему же дома не живет?

- На даче ему больше нравиться.

- Знаете, что Настя… - наконец решился Антон. - Передайте своему деду, что звонил ему из Сибири внук Матвея Васильевича Бирюкова. Если Николай Дмитриевич не забыл этого Георгиевского кавалера, пусть позвонит мне.

- У вас дедушка Георгиевский кавалер?

- Да.

- А мой дедуля - Почетный чекист.

- Значит, мы потомки заслуженных дедов, - весело сказал Антон. - Запишите для памяти мою просьбу.

Назад Дальше