* * *
Зимний день заканчивался. Солнце клонилось к закату. Пурпур и оранж, проникая друг в друга, окрасили небо и стекли на белые снега.
Быстро плывущие облака вспыхивали червонным золотом и исчезали за линией горизонта. В коттеджном поселке было удивительно тихо… Ни шума автомобилей, ни вздохов ветра. То ли зима устала бушевать, то ли копила силы для нового урагана.
В доме Волгиной горел свет. Там ждали Шуру Наполеонова.
А капитан в то время был занят новым расследованием.
Ему, как всегда, "повезло". Убийство было совершено в одном из городских тупиков.
Шура, чертыхаясь, утопал по колено в снегу, так как в этом закоулке никогда не появлялась ни одна снегоуборочная машина.
– Ну, дело ясное, – сказал Легкоступов, закончив фотографировать лежащего на снегу мужчину с простреленной головой.
– Яснее некуда, – хмуро отозвался медэксперт Шахназаров.
– По-моему, скоро метель будет, – тяжело вздохнул Незовибатько.
– Только этого не хватало, – пробурчал Шура.
Наполеонов посмотрел на потемневшее небо, вздохнул.
– Ну что, заканчиваем? – спросил он следственную группу.
Далеко за полночь полицейский "уазик" выбрался на шоссе.
– На сегодня все, – сказал Шура.
Словно в ответ на его слова резкий ветер ударил в лобовое стекло. Не успевший слежаться снег поднимался с земли и закручивался в колючие спирали. Густые облака в небе вздрогнули, и из них повалил снег мокрыми крупными хлопьями.
"Дворники" работали в полную силу, однако видимость на дороге стала почти нулевой.
– Только бы не застрять, – думал каждый из сидевших в "уазике".
Порывы ветра усиливались. По-видимому, ураган решил во что бы то ни стало смести полицейский автомобиль с дороги.
– Что за дикие фантазии у нынешней зимы, – обронил Валерьян Легкоступов, – каждый вечер устраивать метели.
– Скоро весна, – пробасил Незовибатько.
– Когда – скоро? – не успокаивался фотограф, – брошу все и уеду в Африку.
– Это ты круто загнул, Валера, – похвалил Наполеонов.
– Валерьян, – поправил Легкоступов.
– Ладно, Валерьян, – покладисто согласился Шура.
Шахназаров хотел что-то сказать, но передумал и махнул рукой.
Руслан Каримович давно знал Наполеонова и Легкоступова и понимал, что подкалывают друг друга они не со зла, просто пытаются таким способом сбросить нервное напряжение.
Метель утихла ровно в ту минуту, как "уазик" остановился возле управления.
– Ну, надо же! – Незовибатько сердито покосился на небо.
– Смотрите, месяц! – воскликнул Легкоступов.
– Ага, месяц, – потягиваясь, согласился Шура.
– Слушай! Афанасий Гаврилович! – неожиданно повернулся он к Незовибатько.
– Ну?
– Ты бы, того… передал Солохе…
– Чего?!
– Пусть прекращает свое баловство, – заявил Шура.
– Ну, Наполеонов!..
– А что Наполеонов?! Как работать, так начинаются эти солоховские штучки! И он погрозил кулаком кому-то невидимому.
– Да, но я то тут при чем?! – возмутился Незовибатько.
– Ни при чем, – вместо Шуры ответил Легкоступов, – просто бедный капитан заработался.
– И сколько сейчас времени? – как ни в чем не бывало поинтересовался Шура.
– Первый час на исходе, – ответил Руслан Каримович.
Распрощавшись друг с другом, мужчины отправились по домам…
Стрелки показывали десять минут второго, когда "Волга" Наполеонова остановилась возле ворот особняка Мирославы.
Шура посигналил. Ворота открылись.
С крыльца в наброшенной на плечи шубе спустился Морис.
– Замерз? – спросил он Наполеонова.
– Да нет, но устал до чертиков.
– Помочь с машиной?
– Я сам.
Когда они вошли в дом, Шура спросил, – Мирослава спит, конечно?
– Нет, – улыбнулся Морис, – она в столовой.
– Ждет заключения эксперта?
– Нет, – успокоил его Миндаугас, – считает, что еще рано.
– Тогда я под горячий душ и в столовую? – обрадовано произнес Шура.
Миндаугас молча кивнул.
В столовой Шуру ждал подогретый ужин, горячий чай и любимый наполеон.
Шура широко улыбнулся сидящим напротив Мирославе и Морису.
– Я уж думал, что вы меня сегодня и не пустите ночевать, – вздохнул он.
– Ешь, – сказала Мирослава.
– А потом рассказывай, да? – сделав испуганные глаза, спросил Шура.
– Нет. А потом иди спать, – Волгина пододвинула ему тарелку с тушеным мясом.
– Вкуснотища! – восхитился Шура с полным ртом.
Доев мясо, он блаженно улыбнулся и сказал:
– Знаете, ребята, я, вот думаю, не переехать ли мне к вам насовсем?
– А как же Софья Марковна? – спросила Мирослава.
– Отдохнет от меня. Устроит личную жизнь, – Шура потянулся за куском торта.
– К тому же Морис готовит вкуснее, – добавил он.
– Не мечтай, Наполеонов. Насовсем не получится, – заявила Мирослава.
– Это еще почему? – удивился Шура.
– Потому, что общение с тобой приятно в малых дозах.
– Ну, знаете ли! – обиделся Шура.
– Она пошутила, – успокоил его Морис.
– Как же, пошутила она, – продолжал возмущаться Шура, – так и норовят бедного голодного полицейского на мороз вытурить. – При этом он принялся за второй кусок наполеона.
– Действительно, бедный, – согласилась Мирослава, – того и гляди лопнет.
Шура открыл было рот, чтобы выдать новую порцию возмущения, но тут огромный черный кот прыгнул на колени Наполеонова, схватил с тарелки кусок торта и мгновенно исчез под столом.
– Вот это гостеприимство! – закричал Шура, ныряя под стол вслед за котом.
– Шура! Ради Бога! – воскликнул Морис.
Кота под столом не было. А наполеон лежал. Шура бережно его поднял.
– Сквозь землю ваш кот провалился, не иначе, – ворчал Шура, появляясь из-под скатерти.
И тут торт выскользнул из его рук.
– Дьявол, а не кот! – выругался Шура в сердцах.
– Он хороший, – улыбнулась Мирослава, – просто он не любит, когда ворчат…
– Шура, не расстраивайся, торт есть еще, – Морис едва сдерживал рвущийся наружу смех.
– Нет уж, – заявил Наполеонов, – ухожу я от вас!
– В такую погоду?! – в один голос воскликнули Мирослава и Морис.
– Ишь, обрадовались, – Шура прищурил один глаз, взял чашку чаю, допил ее, посмотрел на хозяев и кивнул:
– Вот именно! В такую погоду! Спать я ухожу!
– А!..
– Спокойной ночи!
– Спокойной, спокойной, – проворчал Шура и поднялся в отведенную ему комнату. Раздевшись, он с удовольствием нырнул в теплую постель, закрыл глаза и тотчас уснул.
– Не пойму, зачем это Дон у Шуры торт утащил, – лукаво улыбнулся Морис, – ведь он и на стол-то никогда не лазит.
– Он принял всерьез Шурины приколы…
– Вот-вот, – усмехнулся Морис.
– Бедное животное, – вздохнула Мирослава, – теперь ему придется облизывать с шерсти крем. А он терпеть не может сладкое.
– Я думаю, он уже справился с этой задачей.
Дон в это время уже дремал на диване в гостиной, тихо мурлыча себе под нос. Тепло от камина обволакивало и пьянило его. Пахло капельками сосны и еще чем-то зимним, неуловимым, волшебным…
– Вот он! – обрадовано сказала Мирослава, заглянув в гостиную, – спит.
– Я же говорил, – шепотом отозвался Морис.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Они разошлись по своим комнатам, когда напольные часы пробили два раза.
Остаток ночи прошел спокойно.
В темно-синем океане ночного неба плавал месяц, как серебряная лодка надежды для всех заблудившихся в жизни или в пути… Заснеженный сад сверкал и переливался, ежесекундно вспыхивая тысячами серебряных искр. Яркие звезды, сплетаясь в венки созвездий, таинственно мерцали, взирая с высоты на белый бескрайний простор.
Шура проснулся в семь утра. Спустившись вниз, он отправился на кухню. Налил в чайник воды и поставил его на плиту. Морис спустился чуть позже.
– Ночью не было метели? – спросил Шура.
Морис не успел ответить, как раздался голос Мирославы.
– Почему бы тебе не выглянуть в окно?
– Проснулась, разрушительница идиллий, – проворчал Шура.
– С добрым утром, – усмехнулась Волгина.
– С очень добрым, – ядовито отозвался Шура.
– Шурочка, солнышко, не сердись. Метели не было. Сейчас ты позавтракаешь и поедешь на работу.
– Ага, – кивнул Шура и продолжил, подражая голосу Мирославы:
– А потом, солнышко, ты поторопишь Афанасия Гавриловича.
– Какой ты у нас догадливый! – похвалила Волгина.
– Я-то догадливый, только у меня, между прочим, не одно дело…
– Знаю, Шурочка. Но зачем тянуть то, что уже раскрыто? По-моему, и для тебя лучше поскорее сдать его в архив.
– Как это – в архив?!! – воскликнул Наполеонов.
– А так…
– Просто ясновидящая, – все-то ей известно, – а между прочим, бабушка еще надвое сказала.
– Наполеонов! Мне нужны результаты экспертизы! – заявила Мирослава, глядя ему в глаза.
– Да ладно, мне самому они позарез нужны. Попробую поторопить Незовибатько. Только не любит он этого, – вздохнул Шура.
Расправившись с завтраком, Наполеонов уехал в управление.
* * *
– Мне кажется, скоро наступит весна, – сказал Морис, – когда они остались вдвоем.
– Почему бы нам не сходить на косу? – обронила Мирослава.
– Что?..
– На косе, наверное, уже начала распускаться верба.
– Да, пожалуй, – согласился Миндаугас.
– … Маленькие белые комочки на красновато-коричневых ветках. Такие беззащитные… А вокруг снег, мороз.
– Морис! Разве это не чудо?
– Чудо, – согласился Миндаугас, – когда отправимся?
– Сейчас.
– Хорошо, – Морис направился к двери.
– Ты куда?
– Выводить машину из гаража.
– А…
– Поедем на одной, – обернулся он в дверях к Мирославе.
– Да, на "БМВ". Ты поведешь.
… Безрассудно оставив автомобиль на набережной, два частных детектива пешком отправились по толстому льду на песчаную косу посередине Волги.
Ни ультрасовременный транспорт на воздушной подушке, ни поездка в телеге, в которую была запряжена коренастая крестьянская кобылка, их не прельстили.
Несмотря на яркое солнце и отсутствие ветра, мороз давал о себе знать, пощипывая и румяня лица всех, кому не сиделось дома.
Мимо проехала телега. Лошадь, запряженная в нее, была явно старой и заслуженной трудягой.
Ее хозяин, по-видимому, пенсионер из Рождествено, весело балагурил со своими пассажирами.
Мирослава и Морис довольно быстро добрались до косы. Снег, несмотря на его обилие, был утоптан, а нижние ветви верб обломаны.
Чуть выше белые комочки едва выглядывали из домиков своих почек.
– Грустно, – сказал Миндаугас.
– Да, наверное, но мне кажется с этим бесполезно бороться.
Морис молча пожал плечами.
Мирослава добралась до ближайшего деревца и опустилась возле его ствола на снег. Миндаугас усмехнулся и последовал ее примеру.
– Я не знал, что вы собираетесь спать на свежем воздухе, – минуты через две произнес он.
– Я не сплю, – Мирослава открыла глаза.
– А что?
– Блаженствую.
– Ну что ж, – составлю вам компанию, – Морис устроился поудобнее и закрыл глаза.
Минут через пять какая-то птица опустилась на ветку. Снег посыпался вниз, осыпая детективов холодными колючими искрами.
Мирослава вскочила на ноги. Морис, не спеша, последовал ее примеру.
– Спасибо, птичка, – усмехнулся Миндаугас.
– Это за что же? – фыркнула Мирослава.
– За то, что помогла нам не замерзнуть.
– Так, понятно, ты не любишь лежать на снегу, – констатировала Мирослава.
– В такой мороз – нет, – усмехнулся Морис, – но ради вас я готов подхватить воспаление легких, – усмехнулся он, блеснув ослепительно-голубыми глазами.
Мирослава невольно залюбовалась своим спутником.
– Что-нибудь не так? – встревожился Морис.
– Миндаугас…
– Да?
– Ты слишком красив…
– Это неисправимый недостаток? – пошутил он.
– Да как тебе сказать, – улыбнулась Мирослава, – вообще-то мне нравятся красивые мужчины. Если, конечно, они не идиоты и не эгоисты…
– Значит, я могу быть спокоен? – усмехнулся Морис.
– Как знать, как знать, – проговорила она, скользя взглядом по его высокой ладной фигуре.
Морис хотел что-то сказать, но не успел, Мирослава внезапно набросилась на него и опрокинула в снег.
Миндаугас никак не ожидал нападения и поэтому рухнул, как подкошенный.
Несколько минут они молча боролись, потом Мирослава резко оторвалась и, оттолкнувшись, откатилась по снегу на расстояние метра в три.
– Ну и шуточки у вас, – процедил он сквозь зубы.
Мирослава весело расхохоталась, глядя на его недоуменное лицо.
– Вы абсолютно непредсказуемы, – вздохнул Морис.
– Ты ошибаешься, – улыбнулась Мирослава.
– И как мне расценивать ваш поступок?
– Есть три варианта, – усмехнулась Волгина.
– И какие же?
– Первый – я испытывала твою бдительность, второй – мне захотелось размяться, третий – я с тобой заигрываю, – она лукаво посмотрела ему в глаза.
– М-м-м… – протянул Морис, – третий вариант мне нравится больше двух предыдущих.
– Ну что ж, – будем считать, что я утешила тебя.
– Очень, – усмехнулся Миндаугас.
– Пора возвращаться, – сказала Мирослава, став серьезной, – возможно Шура сообщит нам что-то новое.
– Эксперты перегружены работой, – тихо произнес Морис.
– Да, к сожаленью, это так. Но я надеюсь, Шура поторопит Незовибатько. После экспертизы дело можно будет считать раскрытым. А в этом Наполеонов заинтересован больше, чем мы…
Когда они вернулись домой, на пороге их встречал рассерженный Дон. Он издавал резкие короткие звуки и подергивал хвостом, выражая недовольство. Мало того, что его надолго оставили в одиночестве, к тому же и обед задерживался! У бедного кота урчало в животе от голода.
– Извини, солнышко, – Мирослава подняла животное и прижала к груди. Она терлась щекой о мягкую шерсть любимца и шептала ему нежные слова.
Морис вздохнул, подошел к Волгиной, взял из ее рук Дона и понес его на кухню.
Достав из холодильника говяжью печень, Миндаугас немного подогрел ее на плите и положил в миску кота.
Дон, радостно урча, принялся за еду.
– А что будем есть мы? – спросила Мирослава.
– То же самое, – невозмутимо отозвался Морис.
– В смысле? – удивилась Мирослава.
– Тушеную печень с картошкой.
– Чудно. У нас, кажется, были огурцы? – она заглянула в холодильник.
– Внизу, – бросил Морис, не оборачиваясь.
Мирослава вымыла огурцы и, разрезав их пополам, уложила на тарелку.
– Пожалуй, нужно будет сегодня спуститься в подпол и достать еще одну банку соленостей.
Мирослава согласно кивнула.
* * *
Пока детективы мирно обедали, Шура Наполеонов уламывал эксперта, умоляя его поторопиться.
Обедал следователь бутербродом с колбасой и растворимым кофе.
Вкус колбасы казался Шуре отвратительным, а кофе – непривычно горьким.
– Я так скоро язву наживу, – ворчал Шура.
– Александр Романович, – в дверь постучали.
– Ну?! – Шура едва не поперхнулся.
Дверь приоткрылась и показалась рыжая голова стажера, – вас прокурор вызывает.
– Иду, – Шура махнул рукой.
Голова исчезла. Дверь закрылась.
Наполеонов допил кофе и нехотя поднялся со стула.
* * *
… В этот вечер в дом Волгиной Шура приехал неожиданно рано. Ни Мирослава, ни Морис еще даже и не помышляли о его прибытии.
– Я есть хочу, – заявил с порога Шура, – просто умираю.
– Может, сначала разденешься? – улыбнулась Мирослава.
Через двадцать минут Наполеонов уже сидел за столом и уплетал тушеную картошку.
Детективы пили зеленый чай с жасмином и исподтишка бросали на Шуру взгляды.
Никто не торопился начинать разговор.
Наконец Шура доел все, что было на тарелке.
После этого он вздохнул и посмотрел на Мориса жалобным взглядом.
– Не понравилось? – заволновался Миндаугас.
– Нет, – Шура вздохнул, – я хотел попросить добавки.
– Мой Бог! – вырвалось у Мориса.
– Больше не дадите?
– Дадим, но для того, чтобы попросить добавки, не нужно напускать на лицо выражение вселенской скорби, – проговорил Морис.
– Извини, – широко улыбнулся Шура, – я как-то об этом не подумал.
Шура расправился со второй порцией картофеля и устремил на Мориса ангельски кроткий взгляд.
– Еще картошки? – искренне изумился Морис.
Шура покачал головой, не сводя с Мориса нежного взгляда.
Мирослава не выдержала, и громко расхохоталась.
– Наполеонов! Прекрати свои штучки! – Морис сердито погрозил Шуре пальцем.
– Извини…
– Ладно, перестань изображать из себя безмолвную жертву, – Миндаугас поставил на стол тарелку с наполеоном.
Шура от удовольствия зажмурил глаза.
– Смотри, не замурлыкай, – усмехнулась Мирослава.
– Дайте человеку чаю! И побольше! – потребовал Наполеонов.
Мирослава и Морис одновременно поставили перед Наполеоновым по чашке.
Шура посмотрел на одну дымящуюся чашку, на другую и обе подвинул поближе.
– Вкусно, – приговаривал он, отламывая ложечкой торт по кусочку и зажмуривая от удовольствия глаза.
Мирослава и Морис переглянулись.
– Может, нам его в снег выбросить? – спросил Морис.
– Можно, – согласилась Мирослава, – но сначала послушаем, что он нам скажет.
– Это вы про что? – спросил Шура с полным ртом.
– Про заключение эксперта.
– Но… оно еще не готово, – Шура с обожанием взирал на остатки торта, краем глаза наблюдая за хозяевами.
– Тогда выбрасываем, – сказала Мирослава и поднялась со стула.
Морис последовал ее примеру.
– Вы что, с ума сошли?! – забеспокоился Шура. Он запихнул в рот последний кусок торта, запил его чаем и отскочил к двери.
– Держи его! – воскликнула Мирослава и бросилась догонять Наполеонова.
Шуре совсем не хотелось на улицу из теплого помещения, поэтому он помчался вверх по лестнице, надеясь укрыться от преследователей в своей комнате.
Однако у Мориса были слишком длинные ноги…
Шуру догнали, стащили обратно вниз и поволокли в прихожую.
– Нарушение прав человека! – завопил он.
– Вспомнил, – угрожающе проговорил Морис.
– Нет, ну вы и впрямь сдурели, – изо всех сил отбивался Наполеонов.
Мирослава распахнула дверь. Холод тотчас затек в прихожую.
– Все скажу! – заорал Шура, – отпустите!