А то ли он не в курсе? Во всяком случае, он точно знает, чем она занималась до восьми вечера. Приехала домой, накормила мужа, уложила его спать. Примерно в десять, разобравшись с делами, включила телевизор, посмотрела новый российский фильм известного режиссера.
- "Утомленные сибирским цирюльником"? - улыбнулся Турецкий. - Неужели ваш муж постоянно спит?
- Такой организм, - пожала плечами Шеховцова. - Немного походит, устанет, ложится спать. Часов двенадцать за сутки набегает. Он сильно поправился за последний год, хотя, возможно, это даже хорошо…
- Вы последней уходили вчера из прокуратуры?
- Нет, что вы… - женщина задумалась. - Я зашла перед уходом в свой кабинет, выключила компьютер. Потом заглянула в приемную. Оксана уже ушла… Ушел ли Виктор Петрович, не знаю, но внизу я точно слышала голос Лопатникова - он смеялся, разговаривая с кем-то по телефону.
- А Ситникова?
- М-м… Точно! - Шеховцова широко раскрыла глаза. - Когда я спускалась по лестнице на первый этаж, она стояла в курилке, дымила как паровоз, мы еще перекинулись парой слов. Только не спрашивайте, о чем, я не помню, очень спешила домой. Это Ситниковой после работы заняться нечем… Вы не утолите мое любопытство, Александр Борисович? Может, все-таки расскажете, что с вами вчера стряслось?
В квартире помощника прокурора Лопатникова долго не подходили к двери. Турецкий уже хотел попытать счастья в другом месте, но тут образовался недовольный глас:
- Who is it?
- Откройте, вам E-mail, - в том же духе отозвался сыщик.
Открыл Лопатников - с обнаженным мускулистым торсом, ниже пояса обмотанный полотенцем, волосы влажные, зачесаны назад. Аполлон, а не помощник прокурора.
- Чего так смотрите? - нахмурился Лопатников. - Не похож на помощника прокурора?
- Не похож, - усмехнулся Турецкий. - Помощники прокурора должны быть маленькие, лысенькие, увертливые, летать быстрее пули, а мышечная масса им решительно противопоказана. Простите, я, наверное, не вовремя.
За спиной Лопатникова объявилась юная дева с роскошными кудрями и в халатике, больше похожем на пеньюар. Почесала заспанный носик, потерла глазки, некультурно зевнула и обняла Лопатникова за шею.
- Ангелина Юрьевна, подождите меня, пожалуйста, в спальне. - Лопатников деликатно, но решительно отодвинул от себя девицу. Та обиженно выпятила губки и заструилась в кулуары.
- Я точно не вовремя, - заключил Турецкий.
- И что будем делать? - поинтересовался хозяин квартиры.
- Работать, - вздохнул Турецкий, провожая глазами чудное виденье. - У вас прекрасный вкус, Михаил. Никогда бы не подумал, что в провинции куются такие… гм, удивительные кадры.
- Ангелина Юрьевна москвичка. Приехала в Мжельск, чтобы похоронить любимую тетушку… ну, и обрести какое ни есть, а утешение.
- А вы молодец. Умеете работать. Для завоевания женщины хороши, как говорится, любые средства.
- Лучше наличные, - усмехнулся Лопатников. - А при их отсутствии приходится работать головой. Так что вы хотели? Признайтесь, говоря о том, что знаете личность убийцы, вы не имели в виду меня?
- Радуйтесь, Михаил. Имени убийцы я пока не знаю.
- Ну вот, снова сказка про белого бычка… - всплеснул руками Лопатников.
Затем он по секрету признался Турецкому, что вся эта тягомотина ему начинает серьезно надоедать. Нет покоя ни дома, ни на работе. Боже упаси, он не имеет ничего против Турецкого, но рано или поздно, видимо, взорвется. И сколько еще должно произойти убийств, чтобы у людей, ответственных за расследование, заработали наконец мозги? Турецкий популярно объяснил, что убийств больше не будет (разве что убьют самого Турецкого, но это пустяки), поскольку убийца своим последним злодеянием оборвал последнюю ниточку, способную на него вывести. Проще говоря, поставил точку в нелегком деле.
- Вы последним уходили из прокуратуры?
А вот этого Лопатников как раз не знает. Когда он закрывал кабинет, перед ним в вестибюль юркнула Оксана, а больше он никого не видел, кроме ребят из вневедомственной охраны, которые недавно заступили. Милиционеры курили на крыльце. То есть возможность подсыпать "сонную" гадость в графин с водой была отнюдь не гипотетической. Последнюю мысль Турецкий не озвучивал, чтобы окончательно не расстраивать парня. Он с кем-то говорил по телефону, и Шеховцова слышала, что он громко смеялся?.. Да, он звонил Ангелине Юрьевне, извинялся, что не смог вовремя уйти с работы (не будем показывать пальцем, по чьей милости), но обещал, что вечер будет томным, романтичным и надолго запоминающимся. Вечерок удался на славу. Да и ночь не подвела. Нет, ни по каким сомнительным заведениям они с Ангелиной Юрьевной не болтались, все свершилось дома, в уютной холостяцкой квартире. Разумеется, в течение вечера и последующей ночи он из дома не уходил, и Ангелина Юрьевна этот факт с готовностью подтвердит. Еще бы она не подтвердила…
Оксану Гальскую он подкараулил на центральном рынке. Перед этим он пришел к ней домой, представился пожилой симпатичной женщине, и та подробно объяснила, где найти дочь. Нет, ничего не случилось, да, он командированный из Москвы, да, Оксана симпатичная девочка, он обязательно придет к ним в гости еще раз - пусть не в этой жизни, так в следующей. В женской психологии он худо-бедно разбирался, сообразил, что в продуктовые ряды Оксана пойдет в последнюю очередь. Он завернул в косметический павильон. Оксана стояла в стороне от прилавка и обновляла тушь перед карманным зеркальцем. Она то щурилась, то делала больше глаза, то часто моргала. При этом она что-то тихо напевала.
- Никогда не мог понять, - вкрадчиво сказал Турецкий, - почему женщины не могут наносить тушь на ресницы с закрытым ртом?
"Птица-секретарь" втянула голову в плечи (дескать, опять эти голоса), надела на приобретение крышечку, убрала в косметичку, косметичку - в сумочку. Неторопливо повернула голову. Не такое уж у нее благодушное настроение, заметил Турецкий.
- И здесь нашли, - последовал ответ. - Разумеется, вы случайно зашли в косметический салон. Все мужчины ходят по косметическим салонам. Нашли уже своего убийцу? Ах, простите, вы же знаете имя убийцы…
- Не знаю, - возразил Турецкий, - но, кажется, догадываюсь. Не волнуйтесь, Оксана, скоро я вас всех оставлю в покое. Расскажите, пожалуйста, как вы провели вчерашний вечер?
Нормально провела. После беседы с Турецким Оксана побежала в приемную, собрала вещи и понеслась домой. Она не обязана покидать прокуратуру только после прокурора. Она не капитан гибнущего судна, чтобы уходить последней. Возможно, Виктор Петрович еще не ушел. Поздоровалась с охранниками, заступившими на смену (а оба так и курили на крыльце), побежала домой. На столе лежала записка от мамы - мама еще в обед уехала к старой знакомой на дачу. Привезли ее на машине поздно ночью - Оксана уже спала. Чем занималась весь вечер? По крышам гуляла! Что она могла делать? Полежала в ванной, посидела перед телевизором, постояла перед открытым холодильником. Проснулась в половине второго ночи, когда на цыпочках вошла мама, стала рассказывать, как у дяди Бори посреди поля сломалась машина, как больше часа дозванивались в автосервис, а потом пошли пешком до райцентра…
Он участливо кивал, затем признался, что их беседа - пустая формальность, но через нее надо пройти, он надеется, Оксана не будет возражать, что их беседа была записана на диктофон? Пожелал приятного дня и зашагал к машине. А вот последний визит стал серьезным испытанием. Во-первых, следователь Ситникова, открывшая ему дверь, была одета чисто условно. Прозрачный пеньюар поверх белья не скрывал обнаженное тело, а очень выгодно его подчеркивал. Во-вторых, от нее исходил пронзительный запах алкоголя. Турецкий стушевался. Хороша завязочка - пусть и выходной, но пока еще утро…
- Ага, - сказала следователь Ситникова, - Шерлок Холмс, наше вам. Пришли меня арестовать? Хотите войти?
- Могу подождать, пока вы оденетесь, - проворчал Турецкий.
- Да бросьте вы эти условности… - она схватила его за руку, втащила в прихожую. От резкого движения закружилась голова - ему сегодня такие встряски были нежелательны. Не успел он опомниться, как оказался на диване - слева торшер, похожий на аиста, справа открытый сервант, ноги подпирает маленький столик, на котором красуется наполовину пустая бутылка армянского бренди и надкусанная груша… Его окутывал назойливый запах спиртного - пока еще не перегара. Женщина находилась в угрожающей близости. Ей только того и не хватало, как затащить в свои объятия любого мужчину! Она подалась к нему, шумно задышала, он в ужасе обнаружил, что ее глаза окутывает пелена тумана, раскрылся рот, готовый его съесть…
- Простите, мэм, я, кажется, на работе, - пробормотал он, но цепкие ручонки уже обвили его за шею, одна из рук поползла по загривку, стащила с него бейсболку, он вздрогнул, почувствовав боль - упругие пальцы коснулись раны на затылке. Она тоже ее почувствовала - задумалась, убрала руку, но решительности не утеряла, продолжала свои изыскания в других местах. Не сказать, что это было противно, но как-то не был он готов к подобному времяпрепровождению.
- Ну, давайте, детектив, утешьте даму. Вы же видите, даме так непросто сегодня… - она шептала ему в ухо, тянулась к нему, как ребенок к материнской груди, толкнула - он повалился в угол дивана между спинкой и подлокотником, а она уже прижалась к нему грудью. Он чувствовал, как колотится ее сердце, чисто рефлекторно оторвал от себя свои руки, положил их ей на талию, и она тут же застонала, стала извиваться в предвкушении близости, впилась ему в губы своим дерзким ртом, цепкие пальчики поползли к воротнику, стали расстегивать рубашку…
Телефон зазвонил, когда он чуть не сдался. Опомнился, включил критичность сознания, стряхнул с себя женщину, тяжело дыша, начал шарить по карманам.
- Слушаю…
В трубке многозначительно помолчали.
- Здравствуй, любимый, - неуверенно сказала Ирина.
Голова понеслась вихрем, он стал искать точку опоры, ткнулся ладонью в подлокотник дивана, сохранил равновесие. Адским пламенем заполыхали щеки.
- Здравствуй, говорю, любимый, - повторила Ирина. - Ты почему так тяжело дышишь?
- Здравствуй, Ириша… - сипло выдавил он. - Прости, ты так неожиданно…
- С тобой что-то не так?
- Да нет, все в порядке, работаю…
Убедительно соврать не удалось. Вздрогнул и чуть не выронил трубку, когда засмеялась следователь Ситникова. Он смотрел на нее с нарастающим ужасом, не ведая, что предпринять. Она лежала на диване в оглушающе развратной позе. Волосы рассыпались по диванной подушке, рука заброшена за голову, одна нога, блестящая от тщательной эпиляции, согнута в колене, другая… Она смеялась громче и громче. Глаза горели злобным мстительным огнем. Муж, блин… все, что осталось от мужчины после брака! Турецкий лихорадочно стал зажимать трубку, но поздно…
- Вот это да… - дрогнувшим голосом произнесла Ирина.
- Послушай, Ириша, - забормотал он, - это совсем не то, что ты подумала. Я действительно работаю, я всеми днями страшно занят…
- Да ладно тебе, - вздохнула она. - Я все понимаю. Сегодня суббота, выходной день, человеку нужно развеяться. А я так не вовремя со своими звонками…
- Да ерунда это! - зарычал Турецкий. - Ты за кого меня принимаешь?
Но Ирина уже отключилась. Он стоял, растерянный, оглушенный, облитый помоями с ног до головы. А женщина на диване перестала смеяться. Теперь она просто его рассматривала. Но позы не меняла. Злость охватила его. Он готов был растерзать эту шлюху, растоптать, убить к чертям собачьим раз и навсегда… Он сделал угрожающий шаг, занес руку, чтобы треснуть ее по щеке. Застыл, не решаясь это сделать. А ведь как хороша, чертовка - разве способен мужчина устоять перед таким искушением? Волосы рассыпаны, смазлива, неглупа, сложена так, что позавидует Дженнифер Лопес со своей многомиллионной задницей. А ведь в форменном прокурорском мундире ничего такого не было видно…
Он сплюнул, сел на стул, стал растирать онемевший лоб. А женщина поднялась с дивана, подошла к нему, потрепала по макушке, затем взяла за горлышко бутылку со стола и, покачиваясь, удалилась на кухню. Он слышал, как она приложилась к горлышку, что-то хрюкнула, потекла вода из крана…
Когда она вернулась в комнату, это была другая женщина. Почти не качалась, подошла к платяному шкафу, выдернула из него махровый халат, облачилась, не глядя в его сторону, туго завязала пояс. Села на диван и устремила на гостя большие черные глаза. Но смешинка еще не покинула ее организм, она хихикнула, провела ладонью по лицу и сделалась серьезной.
- Вот так-то, Александр Борисович. Женщине-следователю тоже не чуждо ничто животное. Мне очень жаль, что вас подвела, оконфузила, так сказать, перед супругой. Это ведь была ваша супруга?
Злость куда-то улетучилась. Он поднял голову. Женщина старательно прикидывалась трезвой. Надо признаться, ей это удавалось. Она внимательно смотрела ему в глаза. От похоти не осталось и следа. Перед ним сидела обыкновенная женщина… ну, может быть, немного не такая, как хотелось бы.
- В общем, простите, - сказала она. - Накатило что-то. Грусть, тоска и все такое. А вчера изрядно выпила. Вы хотели что-то спросить? Спрашивайте, Александр Борисович, честное прокурорское, я больше не буду к вам приставать.
В глубине глаз затаилась издевка. Там же пряталась нереализованная ненависть ко всем живущим на свете мужчинам. Он не стал задавать глупых вопросов. Ответы мог себе представить: весь вечер она провела в тоскливом одиночестве, глушила коньяк, из дома ни ногой. Не проронив ни слова, он поднялся и ушел. Хлопнул дверью - да так, что шарахнулась на лестничной клетке соседка с мусорным ведром…
Он сидел в машине, мучительно выбираясь из ступора. Звонить Ирине - самая неудачная мысль, лишний повод подтвердить свою вину. И все же он справился с эмоциями, достал сотовый телефон, перевел в режим диктофона. Дернул же его дьявол записать все утренние разговоры… Он заставил себя сосредоточиться, прослушал записи и даже последнюю - диктофон отключился, когда позвонила Ирина. Погрузился в задумчивость, взвешивал факты, анализировал домыслы. А что, если…
Идея отдавала тихим безумием, как и все, связанное с именем журналиста Мышкевича. Но чем черт не шутит? Он извлек из памяти информацию - развлекательный центр "Сан Хайвей". Мотель, бордель и все необходимое для отдыха уставших автомобилистов. Глянул на часы. Справился с фигурантами он, в общем-то, оперативно, не прошло и двух часов после встречи с прокурором. До полудня еще четверть часа. Сто километров туда, сто обратно, неизвестно, как долго провозится на месте, а еще нужно нанести повторный визит в Горелки - для уточнения кое-каких деталей…
Значит, не время тянуть кота за хвост. Время действовать. Он повернул ключ зажигания, машина отзывчиво завелась…
Пять часов спустя он вернулся в районный центр - с пустым бензобаком и полной головой.
Завис с пистолетом на автозаправке - голова уже дымилась от чрезмерного трения в мозгах.
- Мужик, ты тормоз? - мягко поинтересовался пристроившийся ему в хвост автомобилист.
Он вздрогнул, выбрался из гадкого состояния, пристроил пистолет на колонку, прыгнул в машину. Куда теперь? В Горелки. Но нужно позаботиться о собственной безопасности. Есть вероятность, что за ним увяжутся…
Он долго плутал по насыщенной озерами местности, прятал машину в лесу, таился за кочками с "береттой". "Хвостов", кажется, не было. Он выбрался на проселочную дорогу, покатил в объезд красивейшего и, к сожалению, безымянного озера…
- Мое почтение, детектив, - шутливо откозырял охранник Константин, подходя к воротам. - Зачастили вы к нам.
- Это добрый знак, - в том же духе отозвался Турецкий. - Если езжу, значит, работаю. Значит, скоро выведем злодеев на чистую воду.
- А сколько их, злодеев? - озадаченно осведомился Константин, открывая ворота.
- Такое опасение, что в этой местности все злодеи, - искренно поведал Турецкий. - За исключением, разумеется, обитателей вашего райского уголка.
Он задержался взглядом на оттопырившейся подмышке работника охранного бюро, зашагал в дом, провожаемый сверлящим взглядом (ладно, что не пулей). Обитателям особняка пришлось на этот раз терпеть его присутствие дольше прежнего.
Он хотел поговорить со всеми, невзирая на то, что они об этом думают.
- Странно, Александр Борисович, - пожала плечами домработница Ольга. - Вы задаете те же самые вопросы, что уже задавали. Не хотелось бы упрекать вас в плохой памяти…
- Что вы, Ольга, - он добродушно рассмеялся, - на память не жалуемся, в голове такая свалка, что с удовольствием половину бы забыл. Делать нечего, придется потерпеть и повторить пройденное. Вы же хотите, чтобы виновные были наказаны?
- Конечно, - зарделась она. - Лично меня ваше присутствие не тяготит. А вот Инесса Дмитриевна, подглядывающая из-за колонны, кажется, сильно нервничает.
- Я повторила все, что знаю, - со вздохом сказала Анастасия Олеговна. Вдова еще больше осунулась, глаза запали в глазницы, ранние морщинки обозначились на начинающей увядать коже. Ее тяготило все: собственное пребывание в доме, назойливо напоминающем о трагедии, наличие домашних и обслуги, присутствие Турецкого, каждый вопрос которого звучал, как ножом по стеклу. Может, не будем начинать в третий раз? У вас есть новые вопросы?
- Есть, Анастасия Олеговна. По мнению Федеральной службы безопасности, ваш супруг не отличался законопослушностью.
Ее изумление внушало доверие, Турецкий пожалел, что обратился к этой неприятной теме. Женщина расширила глаза, уставилась на него с изумлением, молчала целую минуту, потом неуверенно засмеялась.
- Боже, какой бред…
- Не буду с вами спорить, - сказал Турецкий, - ибо сам того не знаю. Повторяю, это мнение не мое, а Федеральной службы безопасности.
- Ерунда. - Она уже не смеялась. - Мой муж никогда не был замешан в криминале.
"Равно как и в семейной измене", - подумал Турецкий.
- Нашим органам просто надо создать иллюзию кипучей деятельности, - ворчливо заметила Анастасия Олеговна. - Куда уж проще взвалить всех собак на мертвого. Видимо, история двухлетней давности не дает им покоя.
- А что у нас случилось два года назад?
- Уж в этом деле Павел Аркадьевич точно не был замешан. Большой скандал в финансовом управлении его армии. Арестовали главного финансиста, умудрившегося прикарманить деньги, направляемые на жилье для офицеров. Размеры воровства были так велики, что пришлось остановить строительство трех домов для семей военнослужащих. Но дело в том, что к тому времени Павел Аркадьевич уже уволился из рядов, он просто ничего не знал об этом вопиющем инциденте! Но его вызывали на допросы, причем не раз, отрывали от дел. Когда выяснилось, что мой муж ни в чем не повинен, даже не извинились…
- Скажите, вы не замечали незадолго до трагедии в его поведении чего-нибудь странного?
Женщина задумалась. Решила не мудрить.
- Вы знаете, Павел Аркадьевич был очень эмоциональный человек. Если на работе случалась неприятность, он это носил в себе, болел, переживал. В Горелки мы перебрались из Москвы… по-моему, двадцатого апреля. Он сказал, что берет отпуск на неделю - мол, хватит, нужно подлечить расшатанную нервную систему. Мы все обрадовались…
- Он не говорил, что творится у него… на работе?