- Проходи, я рад, - Сакура не знал, куда деть руки, и это не укрылось от гостя.
- В общем так, Александр Михайлович, - Фомин решил не тянуть резину, а сразу приступить к делу. - Ты меня втравил в историю, свел с людьми, которые, кроме денег, знают еще одну расплату - нож в бок! Теперь давай, советуй, как дальше жить…
Говоря, Фомин теснил Сакуру к дверям комнаты. Вот они вошли в нее, сделали еще два шага, и Александр Михайлович, не имея больше возможности отступать, вынужден был сесть на диван.
- Надо уладить миром, - быстро ответил Сакура. - Мирон! Хочешь, я позвоню, договорюсь?
- Не надо, - набычился Юрка.
- Зря, ей-богу, зря! - прижал руки к груди Шаулов. Совсем как недавно Икряной. - Я не знаю, что произошло, но иди лучше домой. Подожди, я обо всем договорюсь, и помиритесь.
- Мы не в детском саду - поссорились, помирились. Не понимаете, что ли, какие будут разговоры?
- Господи! - Сакура вскочил и ловко обошел Фомина. - На что ты рассчитываешь, чего добиваешься? Я еще раз повторяю: мне ничего неизвестно, кроме того, что Виктор хочет с тобой обязательно переговорить!
- Ладно, - нервно покусал губы Фомин. - Денег можете дать взаймы? Я отдам. И паспорт верните.
- Денег? Конечно, - Сакура метнулся к пиджаку, висевшему на спинке стула, быстро вытащил бумажник. - Много не могу, но рублей двадцать пять… Устроит? Больше нет, правда.
- А паспорт? - напомнил Юрка. - Паспорт где?
- У Виктора. Я не хотел отдавать, но он мне обещал…
В этот момент раздался звонок в дверь, и оба застыли, напряженно прислушиваясь.
- Саша! Открой! - раздался за дверью женский голос, нетерпеливо застучали кулаком по филетке.
- Это… Это моя жена, - с трудом сглотнув слюну, облегченно вздохнул Шаулов. - Я открою?
Фомин только кивнул в ответ - теперь никакого разговора с Александром Михайловичем не получится. Придется уйти, унося в кармане четвертной, а в душе чувство горечи, опустошенности и отчаяния.
- Что ты тут делал? - подозрительно озираясь, в комнату вошла жена Сакуры. - Здрасьте, молодой человек.
- До свидания, - ответил Юрка, выходя в прихожую.
- Подожди, - кинулся за ним Сакура. - Подожди! Надо решить по-людски. Скажи, где тебя найти, я перед тобой в долгу, я улажу, вот увидишь, только не думай…
- Зачем думать, если я знаю! - ответил Фомин и, отстранив Шаулова, шагнул за порог.
- Шаулов! А ты дурак!
Вернувшийся в комнату Александр Михайлович тяжело повернулся и невидящим взглядом уставился на жену:
- В чем дело?
- Прикидываешься? - она зло сузила глаза. - Кто это?
- Бывший ученик. Приличный молодой человек, - отвернувшись, ответил Сакура.
- Приличный! - взвизгнула жена. - Разве с приличными запираются? У меня сегодня кошелек и ключи в автобусе украли, а то бы я знала, чем ты тут без меня занимаешься…
Не обращая больше внимания на ее вопли и угрозы, Александр Михайлович включил магнитофон, сделав погромче звук.
Теперь, видимо, надо ждать появления Мирона или Вити Рунина? Сколько ждать - минуты, часы, дни? Если они гонят Фомина, ждать недолго. Рука сама потянулась к телефонному аппарату.
- Витя? - услышав знакомый голос на том конце провода, задушевно спросил Шаулов. - Витенька, дорогой, он только что был у меня…
X
Солнце ушло на отдых, спрятавшись за огромное, похожее на серую бетонную скалу здание мотеля. Опускались сумерки, теплые, ласковые, как всегда, немного грустные. По сверкающему полу вестибюля цокали каблучки разодетых женщин, сопровождаемых солидными кавалерами.
- Нам сюда, - оперуполномоченный из местного отделения Олег Рубавин показал на притаившийся в малоприметной нише служебный лифт.
Мимо прошел седой иностранец, ведя под руку молоденькую накрашенную отечественного вида девицу. Она краснела и смущалась, но шла, стараясь сохранить независимый вид.
- Это тоже наше гостеприимство, - горько сказал Олег, кивнув им вслед. - И Мышка из такой публики.
В баре устроились за столиком у окна. Откинувшись на спинку стула, Глеб рассматривал публику в зале - небрежно развалившихся в креслах парней в модной одежде, девиц с неуловимо одинаковым выражением лица, словно многократно повторенным скрытыми зеркалами. Несколько пар танцевали - тряслись груди, мелькали обнаженные ноги, колыхались облака волос - золотистых, угольно-черных, сиренево-фиолетовых с голубизной, под цвет лака на ногтях. Топтали пол летние туфли "мэйд ин Итали" и легкие высокие ботинки типа кроссовок. Казалось, танцевали деньги в пухлых бумажниках. Танцевали "шестерки" и "лады" со стереомузыкой. Танцевали дачи и кооперативные квартиры, видеомагнитофоны "Джи-Ви-Си" и зарубежные цветные телевизоры, партнеры по сегодняшней и завтрашней любви, не оставляющей следа в душе, принадлежащие каждому и каждой.
- Вон она, Мышка, - Рубавин показал глазами на девицу, сидевшую с двумя парнями. Голые плечи Мышки прикрывал широкий шарф с люрексом. Неестественно блестели темные глаза, кривился умело подмалеванный большой рот, алели яркие пятна румян на скулах.
- Надо ее вытаскивать, пока не накачалась, а то потом слова связного не добьешься. Или уведут…
Олег направился к столику, за которым сидела Мышка, и после недолгих переговоров подвел ее к их столику.
- Садись, - предложил ей Глеб. - Разговор будет.
- Об чем? - с готовностью опускаясь на стул, засмеялась она. - Об выпить-закусить? Или о мальчиках?
- О мальчиках, - подтвердил Глеб. - Где Жорка-Могильщик?
- Чудеса! - она захохотала, запрокидывая голову, рассыпая по плечам волосы. - Всем нужен Жорка, какой спрос!
- Парни о нем спрашивали? - догадался Глеб.
- Ну? А выпить у вас есть, или менты не пьют? - Мышка потянулась к бокалу, стоявшему перед Глебом, пригубила и разочарованно протянула: - Вода…
- Слушай, ты шустрый, как электровеник? - Соломатин почувствовал на плече чужую руку и обернулся. Рядом стоял один из парней, накачивавших Мышку водкой. - Не успел прийти, уже всех баб обежал?
- Иди, - посоветовал парню Олег, - не мешай нам.
- Ты!.. - взвился тот, но подскочил его приятель, взял под руку, потащил в сторону, что-то шепча на ухо.
- Пошли, - Глеб встал. - Здесь поговорить не дадут.
- Куда, в участок? - равнодушно зевнув, осведомилась Мышка. - Правое нет забирать.
- Вставай, - потянул ее Олег, - на улицу пойдем. Потом, если хочешь, можешь вернуться.
Мышка поднялась и, поддерживаемая Олегом, пошатываясь, поплелась к лифту. "Как с ней говорить? - тоскливо подумал шагавший следом Соломатин. - Накачалась, стервоза".
- Мышка сразу двоих подклеила, - хихикнула за их спинами одна из барышень. - А говорили, сходит с круга?!
Глеб хотел обернуться, посмотреть, кто это сказал, и заодно проверить, что делают парни, накачивавшие Мышку водкой, но подошел лифт, и подполковник шагнул к его дверям.
- Бай, старичок! - пьяная Мышка игриво помахала ручкой швейцару, открывшему перед ними двери мотеля.
Олег с трудом вывел ее на улицу, дал прикурить.
- Хочу танцевать! - неожиданно заявила Мышка и, выскочив на площадку перед входом, вскинула вверх руку с шарфом.
Где-то в стороне взревел автомобиль, метнулись по фигуре Мышки лучи фар, и тут же Глеб рванулся вперед, как когда-то рвался десятый номер - "Червонец" - к воротам противника, зажав под мышкой дынеобразный мяч. Рванулся, забыв про вновь возникшую боль в сердце, с одной мыслью - успеть!
Коротко свистнул ветер в ушах, еще не успела грубо взять за горло одышка, ноги несли его легко, как в молодости на зеленом поле для игры в регби. Впрочем, поле не всегда было зеленым. Оно бывало мокрым, грязным. Но поле никогда не бывало асфальтовым, как большая площадка перед мотелем, на которой в слепящем свете фар несущегося на скорости автомобиля застыла жалкая маленькая фигурка Мышки с шарфом в поднятой руке.
Не останавливаясь, Глеб подхватил ее, сильно оттолкнул, не удержав равновесия, упал, покатился в сторону, обдирая локти и колени о жесткий асфальт. Глеб не думал о том, что может ободрать лицо и дать еще один повод Собачкину и компании для новых разговоров. Покатился, чувствуя - мимо пролетело тяжелое, пахнущее бензином и горелой резиной тело автомобиля.
Взвизгнув покрышками, темные "Жигули" выскочили на выездную дорожку, ведущую к оживленному шоссе.
- Стой! - крикнул Олег, будто сидевшие в машине могли услышать. Сунув руку за пазуху, он вытащил пистолет.
- Нет! - заорал Глеб. - Нет!
Олег опустил оружие. Соломатин медленно поднялся, чувствуя саднящую боль в разбитом колене и правом боку. Мышка сидела на асфальте и безудержно икала, выкатив испуганные пьяные глаза. Рывком поставив ее на ноги, он подвел Мышку к Олегу, убиравшему оружие. Руки у него дрожали, и ствол пистолета цеплялся, никак не желая попадать в кобуру.
- Номер видел? - морщась от боли, спросил Глеб.
Олег только покачал головой, кусая губы.
- Не надо стрелять, - устало бросил Соломатин. - Потом мы же окажемся виноватыми. Пошли, - кивнул он Мышке и, не оборачиваясь, захромал к служебной машине.
- За что?! - взвизгнула вдруг протрезвевшая Мышка. Видимо до нее дошел смысл происшедшего.
Олег, как мог, успокоил ее. Мышка напряженно морщила лобик, пытаясь уразуметь: чего хочет странный милиционер, вытащивший ее из-под колес? Зачем ему понадобился Жорка-Могильщик? Нет, если он так нужен, она всегда пожалуйста. Он ей с боку-припеку, этот Жорка, не ясно только, отчего с ним живет ее подруга, хотя, если подумать, можно понять - у них ребенок. Дети - это такая штука! Ей лично, хоть задаром, хоть с самыми большими деньгами давай сейчас младенца… Лучше удавиться! Да, Жорка наверняка у своей дуры, за городом. Нет, адреса Мышка не знает, к чему ей адрес, она объяснит, как ехать. Нарисовать? Нарисует - это же не деньги рисовать, за это не посадят?
- Спасибо, - убирая в карман порванного на плече пиджака бумажку с корявым рисунком Мышки и именем подруги, сказал Глеб. - Иди…
Мышка неловко выбралась из машины, пошла в сторону мотеля, прихрамывая и волоча за собой по асфальту зажатый в кулаке блестящий шарф. Остановилась, словно задумавшись, потом вернулась, рывком открыла дверцу:
- Слушай, начальник! - Мышка обняла за плечи Соломатина. - Ты настоящий мужик, не то, что эти… Мразь! Сегодня с тобой поеду, хочешь? Ну нет, правда, ты мне нравишься. Я тебе служить буду, как раба… - и, поймав руку Глеба, попыталась прижать ее к бедру.
Почувствовав его теплую упругость через тонкую, шелковистую ткань платья, Соломатин отдернул ладонь, словно обжегшись. Только этого еще не хватало!
- Сегодня не могу, - как можно мягче сказал он, с трудом отрывая ее от себя. - Иди, Мышка.
Она отшатнулась и, зябко кутаясь в шарф, поплелась на свет окон мотеля.
- Отправь ее домой, - попросил Глеб Олега. - И вообще пригляди за ней… Заодно проверь, там ли еще парни, сидевшие с ней за одним столиком. Думаю, они и были в тех "Жигулях".
XI
Вывеска "Почта" попалась Юрке на глаза совершенно случайно. Он даже приостановился от внезапно поразившей его мысли - написать письмо! Толкнув обитую "вагонкой" дверь, он вошел на почту, взял тонкую пачку голубовато-серых листов.
Выведя "Дорогая Света!", Фомин надолго задумался, покусывая кончик ручки. И тут пришло еще одно решение - торопиться все равно некуда, поэтому можно написать несколько писем и отправлять по одному ежедневно. Потом они будут приходить к ней по очереди, как приветы от него, приветы-напоминания, что еще ходит по земле Юрка Фомин, ничего не забывший из случившегося между ними в тесной стандартной квартире душными летними ночами, короткими и длинными одновременно.
Решено! Он расскажет ей о любви, расскажет о скитаниях по городу, подробно опишет встречи с Сакурой, Икряным, Виктором Степановичем и Жоркой-Могильщиком, напишет о сальном Леве, заведующем шашлычной…
Стоп! Голова садовая!
Фомин хлопнул себя ладонью по лбу - как он мог забыть! Жирненький волосатый Лева - это же прямая нитка к Виктору Степановичу, Жорке и их приятелям! Если не пожалеть времени, которого у Юрки предостаточно, чего нельзя сказать о деньгах, можно пешком повторить путь, проделанный в автомобиле Виктора, найти двор, куда выходит заветная дверь кухни шашлычной, поболтаться там пару дней и подкараулить кого-нибудь из Витиной команды. Вряд ли они прекратили сбор дани.
И тогда выбить из получателя адреса и телефоны. Если никто не может или не хочет заниматься, то кому же это делать, кроме Юрки Фомина? Сумел вляпаться в дерьмо, сам и отмывайся от грязи! Написать об этом Светке или не стоит? Пожалуй, можно написать, поговорить с ней хотя бы в письме. Так редко бывает, что женщина становится частью души мужчины…
XII
Проснувшись, Борис Иванович долго лежал в постели - не хотелось вставать, начинать привычные дела, крутиться в надоевшем водовороте событий. Таисия Романовна отдыхала в санатории, и Усов блаженствовал на полухолостяцком положении. Подняться заставил песик, жаждавший излить накопленное за ночь под кустиком во дворе. Чтобы не мучить бедное животное, пришлось встать, накинуть на себя плащ и выгулять собачку. Потом Борис Иванович завтракал в одиночестве, просматривая за чашкой кофе вчерашние газеты.
По оконному стеклу текли мутные капли дождя.
Отключив телефон, Усов прилег на диван. Незаметно он тихо задремал.
Проснулся внезапно от резких звуков, не сразу поняв, что это звонки в дверь. Поматывая тяжелой со сна головой, пошел открывать.
Увидев Нину Николаевну, он почувствовал, как его мгновенно охватило раздражение от ее бесцеремонности, прилипчивости, бесстыдства и всего-всего, позволяющего в любой момент не давать ему покоя.
- Прости, но у тебя не отвечает телефон, я была вынуждена заехать сама, - не снимая плаща, она прошла в кабинет и опустилась в кресло у стола.
- Скоро вернется из санатория Таиса, тогда не примчишься, - недовольно буркнул Борис Иванович, разглядывая набухшие под глазами Нинки мешки. "Стареет, как ни хорохорится, стареет". - Поэтому я тебя хочу попросить…
- Боря, Ирина ушла к отцу, - перебила его Филатова. - А вчера отнесла заявление Соломатину.
- Я хочу попросить не устраивать налетов на мой дом, - невозмутимо, словно не слыша ее, закончил Усов. - И потом, это просто неприлично, в конце концов!
- Неприлично! Великий моралист! - презрительно скривила губы Нина Николаевна. - Тебе было прилично спать со мною при живом муже и считать себя его другом? И свою воблу Таису обманывать всю жизнь, прилично? Разве ты не понял, что я сказала? Не понимаешь, что произошло? Если раньше я считалась жертвой трагических обстоятельств, то теперь становлюсь женой висельника и ворюги… Ну сделай что-нибудь!
- А что?! - ернически скорчил рожу Борис Иванович, заглядывая в ее наглые глаза. - Что ты можешь мне предложить? Опять себя? Или полагаешь, что я позвоню министру внутренних дел и попрошу не давать хода заявлению твоей дочери? К сожалению, не знаю его телефона.
- Борис! Прекрати. Все слишком серьезно. Я говорила с Ириной, оказывается, она подслушивала телефонные разговоры Коли и написала о своем подозрении на убийство. - Филатова плаксиво сморщилась, выхватила из рукава маленький кружевной платочек, прижала к густо подведенным глазам.
"Какой фарс!" - неприязненно покосился на нее Усов.
- Убийство! - фыркнул он. - Кому надо его убивать? За такое к стенке поставят, а жить любому охота. Разберутся, там тоже не дети сидят на должностях, профессионалы. И вообще, чего ты от меня хочешь?
- Подлец ты, Боря… - устало сказала Нина Николаевна, поднимаясь с кресла. - Мелкий подлец, вот кто. Ничего я не буду объяснять, не буду больше ничего просить.
- Помилуй, голубушка, - сделал обиженное лицо Борис Иванович. - Ты приехала оскорбить меня в собственном доме? И еще говоришь о каких-то просьбах? Довольно, я устал от тебя, от твоих угроз, от твоих бесконечных проблем, которые почему-то должен разрешать именно я. Езжай, милая, с Богом!
- Не пожалей потом… - Филатова пошла к выходу.
- Хватит! - не выдержав, хлопнул по столу ладонью Усов. - Вон отсюда! И не смей звонить или приезжать! Не то я действительно вспомню, что еще кое-что могу и тогда…
- Ну что тогда?! - повернулась она. - Слизняк! - плюнула ему под ноги и вышла.
"Вот и все, - Усов вынул из кармана трубочку с нитроглицерином, бросил под язык маленькую таблетку. - Так и должно было случиться, и хорошо, что раньше, чем позже. Высказывать ей накопившееся, бросать в лицо обидные слова, разъярить эту мегеру?"
Вздохнув, Борис Иванович снял трубку телефона и набрал знакомый номер. Мысленно представил, как по проводам бегут невидимые глазу электрические сигналы, достигают другого аппарата, установленного в старой, большой квартире, и заставляют его вздрогнуть, издав дребезжащий звонок. Грузный лысоватый человек поворачивает голову на звук телефонного зуммера, откладывает в сторону недочитанный журнал и, привычно перебирая большими руками по блестящим ободам колес инвалидной коляски, подкатывает к трезвонящему аппарату…
- Да, - ответили на том конце провода глубоким баритоном.
- Это я… - вздохнул Борис Иванович. - Не даю покоя?
- Покой нам только снится, - коротко ответил Оракул. - Что еще приключилось в датском королевстве?
Рассказывая о последних новостях, Усов представлял, как его собеседник щурится, недовольно постукивая толстыми пальцами по подлокотнику инвалидного кресла.
- Ясно, - пророкотал баритон.
- Придется побеспокоить стойкого оловянного солдатика, - в который раз за сегодня вздохнул Усов.
- Сделаем, - заверил Оракул.
XIII
- Милованов! - сняв трубку, привычно назвался Роман Александрович и услышал знакомый, чуть надтреснутый тенорок, однажды уже беспокоивший его на даче.
- Роман Лексаныч, дорогой, опять та же история…
- Не понимаю, - сухо ответил Милованов, хотя прекрасно понял. Только не объяснять же, что сейчас происходит в глубинах его ведомства, когда наверху сидят новые люди, выдвигающие непривычные требования, поговаривают о выборности руководителей. Если до этого дойдет, вряд ли Милованову быть избранным.
- Я объясню, - с неприятным упорством продолжил собеседник. - Помните просьбу относительно семьи, потерявшей кормильца?
- Припоминаю, - схитрил Милованов. - Я полагал инцидент исчерпанным, необходимые меры приняты.
- В том-то и дело, что не исчерпан! Дочь, видите ли, воспылала жаждой выяснения истины. Вернее, не дочь, а падчерица. Накатала заявление, теперь людей следователи дергать начнут…
- Я не могу нарушать закон, - холодно перебил Роман Александрович. - Существует установленный порядок рассмотрения заявлений граждан, а также прокуратура, надзирающая за этим. Если нет никакого криминала, то нечего волноваться.