- Я не стал бы возлагать на Акселя большие надежды. Мне пришла в голову та же мысль, и я сначала попытался разыскать что-то про Акселя. Он был в немецком плену… но вы наверняка это знаете.
- Нет… почти ничего. - Эрика с интересом посмотрела на собеседника. - Значит, вам удалось…
- Акселя схватили немцы в момент передачи каких-то документов и поместили в тюрьму Грини под Осло, где он находился до января сорок пятого года. В январе немцы начали перевозить пленников в Германию - кораблями, по железной дороге… десятки тысяч пленных. Аксель попал в Заксенхаузен, там было много скандинавов, а в самом конце войны его отправили в Нойенгамме.
Эрика с шумом вдохнула.
- Я и понятия не имела, что Аксель был в немецком концлагере! Я даже не знала, что норвежцев… или, в нашем случае, шведов тоже бросали в лагеря…
Челль кивнул.
- Да, прежде всего, конечно, норвежцев. Но и других тоже - в первую очередь тех, кто помогал движению Сопротивления. Эта категория заключенных назвалась NN, Nacht und Nebel - "ночь и туман"… Происхождение названия вот какое: в указе Гитлера от сорок первого года предписано, что гражданских лиц в оккупированных странах не следует судить на их родине, а отправлять в Германию, где они потом должны исчезнуть в "ночи и тумане". Кто-то был приговорен к смерти и казнен, другие погибали от непосильной работы… Короче говоря, во время пребывания Ханса Улавсена в Фьельбаке Аксель Франкель находился в плену в Германии.
- Но мы же не знаем, когда норвежец исчез из Фьельбаки! - Эрика наморщила лоб. - У меня на этот счет никаких данных нет.
- А у меня есть! - В голосе Челля прозвучало что-то вроде триумфа. Он начал копаться в ящике стола. - Примерно, конечно… вот!
Он вытащил копию газетного листа и протянул Эрике, ткнув пальцем в середину. Она склонилась над листом.
- "Общество "Фьельбака" в этом году с постоянным успехом проводило…"
- Нет-нет, следующая колонка.
- Так… "Многих удивило, что участник норвежского Сопротивления, нашедший вторую родину в Фьельбаке, так внезапно покинул наш город. Мы сожалеем, что даже не смогли попрощаться с ним и поблагодарить за его деятельность во время войны, которая наконец-то окончилась…"
Эрика посмотрела на дату внизу - 19 июня 1945 года - и подняла голову.
- Да… он исчез вскоре после конца войны, если я правильно понимаю. - Челль взял у нее копию и положил на самый верх бумажной кипы.
- Но почему? - Эрика склонила голову набок и задумалась. - Знаете, мне кажется, все равно поговорить с Акселем небесполезно. Может быть, брат что-то ему рассказывал. Я могу взять это на себя. А вы, в свою очередь, можете поговорить с вашим отцом.
Челль помолчал.
- Да. Могу, - сказал он неохотно. - И сообщу вам, если Хальворсену удастся что-то накопать. И вы в свою очередь, если что-то разыщете…
Челль привык работать в одиночку. Но в данном случае он ничего, кроме преимуществ, в сотрудничестве с Эрикой не видел.
- А еще я займусь шведскими архивами. - Эрика поднялась со стула. - Обещаю - как только что-то найду, сразу сообщу.
Она сунула руку в рукав куртки и вспомнила.
- Да, Челль… У меня есть еще кое-какая информация. Не знаю, имеет ли она какую-то ценность, но…
- Все может иметь ценность. Выкладывайте.
- Я говорила с мужем Бритты, Германом Юханссоном. Мне кажется, он что-то знает про эту историю… именно кажется, ничего конкретного. Интуиция. Но когда я задала ему вопрос про Ханса Улавсена, он среагировал по меньшей мере странно. Начал смеяться, а потом посоветовал мне спросить Пауля Хеккеля и Фридриха Хюка. Я попыталась найти эти имена, но безрезультатно. Хотя…
- Да?
- Нет. Не знаю. Могу поклясться, что никогда не встречала этих людей. И все же в этих именах что-то мне знакомо. Никак не могу понять что.
Челль постучал ручкой по столу.
- Пауль Хеккель и Фридрих Хюк? - Он записал фамилии на листке. - Хорошо, я тоже попробую. Но у меня никакой звоночек в голове не звенит.
- Значит, у нас есть чем заняться. - Эрика улыбнулась и завершила процесс надевания куртки, сунув в рукав и вторую руку.
Она ощущала приятный подъем - теперь она не одна.
- Да, - согласился Челль. - Заняться есть чем.
- Созвонимся.
- Обязательно…
Он даже не проводил ее - сразу схватился за телефон. Его журналистский нюх подсказывал, что здесь и в самом деле есть работа.
- Ну что, присядем и еще раз пройдемся по делу?
В понедельник во второй половине дня в отделе полиции было тихо и мирно.
- Почему же нет? - Йоста неохотно поднялся с места. - А Паула?
- Само собой. Сейчас схожу. - Мартин вышел и тут же вернулся с Паулой.
Мельберг прогуливал Эрнста, Анника возилась с документами, так что кворум следователей состоял из них троих.
- Эрик Франкель, - начал Мартин и нацелился ручкой на чистый лист в блокноте.
- Убит в своем доме предметом, который составлял часть обстановки, - сказала Паула. - Орудия убийства преступник с собой не принес.
Мартин записал.
- Это указывает, что убийство могло быть и непреднамеренным, - вставил Йоста.
Мартин записал и эту версию и согласно кивнул.
- На бюсте, которым убили Эрика, отпечатков пальцев не найдено. Не похоже также, чтобы их стерли, так что убийца, скорее всего, действовал в перчатках, а это в значительной мере опровергает версию о непреднамеренности, - аккуратно сформулировала Паула, глядя, как ручка Мартина чертит на бумаге замысловатые иероглифы. А может, это стенография… - И ты сможешь потом это прочитать? - не выдержала она.
- Если по горячим следам перенесу в компьютер, - улыбнулся Мартин. - Если нет - значит, нет. И я не смогу прочитать, и никто не сможет.
- Эрик Франкель был убит одним ударом в висок. - Йоста разложил на столе снимки с места преступления. - Орудие убийства оставлено там же.
- А вот это как раз говорит в пользу того, что убийство было не хладнокровным, а скорее спонтанным, во всяком случае, не планировалось в деталях, - вставила Паула и поднялась, чтобы налить кофе.
- Единственное пока приемлемое объяснение - его исторические изыскания и раздражение, которое эта работа вызывала у "Друзей Швеции". - Мартин достал пластиковый карман и вытряхнул на стол пять писем. - К тому же у него был личный контакт с этой организацией через друга детства Франца Рингхольма.
- А мы можем хоть как-то связать Франца с убийством? - спросила Паула. Она смотрела на письма так пристально, словно ожидала, что они вот-вот заговорят.
- Не думаю. Трое из его приятелей-нацистов утверждают, что он в эти дни был в Дании. Конечно, это не стопроцентное алиби, стопроцентных, по-моему, вообще не бывает, но и у нас нет никаких доказательств его причастности. Следы ботинок на полу принадлежат мальчишкам, а других просто нет, кроме тех, разумеется, что там и быть должны - самого Эрика.
- Ты так и будешь стоять с кофейником в руках? - спросил Йоста замершую у мойки Паулу.
- Попроси как следует, получишь кофе. - Паула сделала строгую физиономию.
- Пожалуйста, - исправился Йоста. - Пожалуйста, не стой с кофейником в руках, а налей мне кофе.
- Теперь дата… - Мартин благодарно кивнул Пауле и отхлебнул кофе. - Теперь дата убийства. Мы можем с большой долей уверенности утверждать, что Эрик Франкель был убит между пятнадцатым и семнадцатым июня. Эти два дня - все, что у нас есть. Убитый так и остался сидеть в своем кресле, поскольку брат был в отъезде, а от него никаких вестей никто не ждал. Кроме разве что Виолы, но с ней он порвал отношения накануне. Или ей показалось, что порвал.
- И никто ничего не видел? Йоста, ты говорил с соседями в округе? Никто ничего не заметил? Никаких незнакомых машин? Никаких подозрительных личностей?
- Соседей там - раз-два и обчелся, - проворчал Йоста.
- Это как надо понимать? Никто ничего не видел?
- Вот именно. Я поговорил со всеми - никто ничего не заметил, никто ничего не видел.
- Ну что ж, значит, этот след пока оставим. - Мартин сделал еще глоток кофе. - Теперь Бритта Юханссон. Конечно, обращает на себя внимание, что она как-то связана с Эриком Франкелем. И не только с Эриком. С Францем Рингхольмом. Пусть не связана, пусть была связана, причем много лет назад, но у нас есть распечатки телефонных звонков, и мы знаем, что в начале июня они звонили друг другу. Мало этого, и Эрик, и Аксель встречались с Бриттой…
Мартин сделал паузу и обвел коллег поощрительным взглядом, словно ожидая, что их вот-вот осенит догадка, и многозначительно, раздельно произнес:
- Почему надо было выбрать именно этот момент, чтобы возобновить дружбу шестидесятилетней давности? Может быть, стоит принять версию Германа - дескать, болезнь Бритты прогрессировала и ее потянуло на давние воспоминания?
- Я лично считаю, что это чушь, - сказала Паула. Она изящным круговым движением сорвала красный пластиковый ошейник с нераспечатанной пачки "Балерины" и вытряхнула себе на тарелку два печенья. Подумала, добавила еще одно и передала пачку коллегам. - Не верю ни единому слову. Почти уверена - если нам удастся узнать истинную причину этих свиданий, все станет ясным. Но Франц молчит как рыба, Аксель стоит на своем. И от Германа толку не добьешься.
- И не забудьте про денежные переводы, которые делал Эрик! - Йоста с хирургической точностью отделил верхнюю лепешку печенья, слизнул шоколадную прослойку с нижней лепешки и обе половинки положил в блюдце.
Мартин поглядел на него с удивлением. Он даже и не знал, что Йоста в курсе - обычно Йоста исповедовал принцип "я работаю с той информацией, которую мне дают; начальству виднее".
- Да, ты прав… Хедстрём в субботу был в Гётеборге. - Мартин нашел в блокноте лист, где записал все, что сообщил ему по приезде Патрик.
- И что он там накопал? - Йоста повторил тот же маневр со вторым печеньем.
- Йоста! Что ты делаешь? А если все начнут слизывать шоколад, а остальное выбрасывать? - возмутилась Паула.
- А ты что, подрабатываешь охраной прав "Балерины"? - Йоста демонстративно вскрыл еще одно печенье. - И ты прекрасно знаешь - все не начнут.
Паула фыркнула, забрала у него пачку и поставила на мойку - вне пределов досягаемости.
- К сожалению, почти ничего не накопал, - переждав перебранку, продолжил Мартин. - Вильгельм Фриден умер две недели назад, и ни вдова, ни сын о переводах ничего не знают. Конечно, нельзя быть полностью уверенным, что они не врут, но у Патрика никаких подозрений не возникло. К тому же сын обещал поговорить с адвокатом и прислать копии всех финансовых документов отца.
- А брат? Знал он что-нибудь про эти выплаты? - Йоста бросил жадный взгляд в сторону мойки, очевидно, взвешивая, не встать ли еще за одним печеньем.
Паула остановила его суровым взглядом и укоризненно покачала головой.
- Мы спрашивали Акселя, - напомнила она. - Он совершенно не в курсе.
- И вы ему верите? - Йоста сказал это больше для порядка, мысленно прикидывая расстояние от своего места до заветной пачки печенья. Молниеносный выпад - и он у цели. Надо только верно выбрать момент…
- Не знаю… он довольно замкнут, правда, Паула? - Мартин погрузился в размышления.
И тут Йоста решил воспользоваться шансом. Он вскочил и бросился к мойке, но Паула его опередила: с проворством ящерицы ухватила пачку печенья и положила себе на колени.
- Факир был пьян - фокус не удался. - Она показала Йосте язык, и он, не удержавшись, засмеялся. Паула повернулась к Мартину. - Я согласна - Аксель непроницаем, как булыжник. Так что все ли он нам говорит или что-то скрывает - я, во всяком случае, судить не берусь.
- Вернемся к Бритте. - Изменив своей криптографии, Мартин написал четко, крупными буквами: "БРИТТА". И даже подчеркнул. - Считаю, что главная наша надежда - остатки биологического материала под ногтями у покойной. Короче говоря, у нас есть ДНК убийцы. И, судя по всему, она разодрала его на совесть - скорее всего, лицо и руки. У Германа никаких царапин я не нашел. Ни одной. И он говорит, что обнаружил жену мертвой, с подушкой на лице.
- Но по-прежнему утверждает, что виновен в ее смерти, - вставила Паула.
- В каком смысле? - Йоста наморщил лоб. - Он что, выгораживает кого-то?
- И нам так показалось… На, возьми. - Она вдруг сжалилась над Йостой. - Knock yourself out.
- Нок… что? - удивился Йоста. Его познания в английском ограничивались терминами из гольфа, но даже и там произношение оставляло желать лучшего.
- Неважно. Слизывай свой шоколад, пока не лопнешь.
- Дальше… отпечатки пальцев. - Мартин с удовольствием дослушал дружескую перепалку Паулы с Йостой.
- Много на елку не повесишь, - сказал Йоста. - Единственный отпечаток на пуговице.
- Но если он совпадет с хозяином ДНК под ногтями Бритты, то вопрос можно считать решенным.
- А когда будет готов ДНК-профиль? - спросила Паула.
- Я звонил в ЦЛК, сказали - в четверг.
- Хорошо, начнем брать пробы после четверга.
Паула с наслаждением вытянула ноги под столом. Иногда ей казалось, что беременность Юханны заразна - у нее были те же симптомы: невралгические боли в ногах, странные мелкие судороги и, главное, - прожорливость.
- А у тебя есть кандидаты? У кого ты хотела бы в первую очередь взять материал на ДНК?
- В первую очередь я думала об Акселе и Франце.
- А почему надо ждать до четверга? - спросил Йоста. - Потом опять надо дожидаться результата. Можно же взять пробы прямо сейчас. А царапины потом заживут, поди докажи…
- Хорошая мысль, Йоста, - удивился Мартин. - Завтра и начнем. У кого-то есть какие-то соображения? Я ничего не забыл, не пропустил?
- Что значит - забыл или пропустил?
В столовой появился Мельберг с Эрнстом. Пес быстро и часто дышал, пасть его была приоткрыта в дельфиньей улыбке, и из нее веселым флажком свисал длинный розовый язык. Щенок понюхал воздух, в два прыжка преодолел расстояние до стула Йосты и уселся у его ног, соорудив на морде невыносимо умильную мину. Сентиментальный Йоста тут же отдал ему свои искалеченные бисквиты, и вопрос о диковинной манере поедания печений отпал сам собой.
- Ничего особенного… мы прокатали еще раз материалы следствия. - Йоста показал на бумаги на столе. - Решили завтра взять пробы на ДНК у Акселя Франкеля и Франца Рингхольма.
- Давно пора! - нетерпеливо сказал Мельберг. Ему вовсе не хотелось быть втянутым в нудное пережевывание фактов и фактиков. - Продолжайте работать. Все выглядит не так уж плохо.
Он позвал Эрнста. Пес, повиливая хвостом, пошел за хозяином в кабинет и, не успел Мельберг сесть за стол, устроился на его ногах.
- Что-то он давно не спрашивал насчет нового хозяина для псишки, - весело сказала Паула.
- Можем считать, что Эрнст пристроен. Теперь о нем есть кому позаботиться, хотя… - Йоста неожиданно прыснул, - это вопрос, кто о ком заботится. А еще ходят слухи, что Мельберг на старости лет заделался королем сальсы.
- Я заметил. - Мартин понизил голос. - А утром я зашел к нему в кабинет, и чем бы вы думали он занимался? Он делал растяжки!
- Ты шутишь! - Йоста вытаращил глаза. - И как у него получалось?
- Так себе! - засмеялся Мартин. - Знаешь, дотянуться до пальцев ног при таком животе мало кто способен. Хотя бы это…
- Так знайте: это моя мама пригласила Мельберга на курсы сальсы, - объявила Паула с притворным вызовом.
Йоста и Мартин недоверчиво уставились на нее.
- И к тому же мама пригласила его на ланч… И знаете, что я вам скажу? Он довольно славный дядька.
Тут оба буквально разинули рты.
- Мельберг ходит к твоей матери на курсы сальсы?
- Он был у вас в гостях? - Эти два вопроса были заданы одновременно. - Похоже, ты скоро будешь называть Мельберга папой. - Мартин захохотал, и Йоста, несколько раз хихикнув, присоединился к нему и засмеялся в полный голос.
- Идите вы… - Паула встала. - Мы закончили на сегодня?
И выплыла из комнаты. Мартин и Йоста обалдело посмотрели друг на друга и захохотали еще сильней.
В выходные военные действия продолжались - Дан и Белинда непрерывно орали друг на друга, а Анна не знала, куда ей спрятаться, - так болела голова. Она несколько раз взывала к их совести: мол, орите сколько хотите, но подумайте об Адриане и Эмме! Аргумент действовал, хотя и не надолго. Анна не раз замечала, что Белинда обожает малышей, и в глазах Анны это было важней, чем ее подростковый громогласный бунт. К тому же ей казалось, что Дан совершенно не понимает причин шторма, разразившегося в душе его старшей дочери, не догадывается, почему она так болезненно реагирует. Они вошли в клинч, и ни тот ни другая не знали, как из него выйти.
За последние дни Анне удалось более или менее привыкнуть к мысли, что у них с Даном будет общий ребенок, преодолеть страх, хотя для этого потребовалось немало сеансов самоубеждения и самоуговоров. К тому же у нее начались приступы тошноты - точно так же протекали и предыдущие беременности. Рвало ее не так часто, но ощущение поднимающейся к горлу дурноты было почти постоянным, как при морской болезни. Дана беспокоило, что она почти ничего не ест, и он носился вокруг нее, как встревоженная клушка, пытаясь соблазнить тем или иным лакомством.
Она села на диван и пригнула голову к коленям, пытаясь побороть тошноту. С Адрианом так продолжалось до седьмого месяца, и это были долгие месяцы… На втором этаже опять начался крик, на этот раз под аккомпанемент грохочущей музыки. Это невыносимо… Она почувствовала спазмы в солнечном сплетении, во рту появился отвратительный жгучий привкус желчи. Анна бросилась в туалет, встала на колени и попыталась опустошить желудок. Безнадежно. Только пустые позывы, рвать ей было нечем, и никакого облегчения она не почувствовала. Она поднялась с колен, вытерла рот и посмотрела в зеркало. Белое лицо, почти такое же белое, как полотенце в руке, огромные испуганные глаза. Это выражение было ей знакомо - то же самое, как в период ее жизни с Лукасом. Другого и не было. Но нет, не совсем, осадила она себя, не то же самое. Совсем не то же самое.
Анна провела рукой по животу, пока еще плоскому. Столько надежды и столько страха - и все собрано в одной, еще даже и в микроскоп не видимой точке в ее матке. Конечно, она думала о ребенке от Дана. Но не сейчас… сейчас слишком рано. Когда-нибудь попозже. Когда все устаканится. Но как вышло, так вышло. И никаких мер она принимать не будет. Уже установлена прямая связь между ней и небольшой, но быстро растущей группкой живых клеток у нее в животе. Она глубоко вдохнула и вышла из ванной.
Теперь они перенесли поле битвы в гостиную. Наверное, спускаясь по лестнице, фехтовали, как в старом фильме…
- Я иду к Линде! Даже ты своей тупой башкой мог бы сообразить, что у человека есть друзья!
Дан изготовился выпустить очередной заряд шрапнели, но тут Анне кровь бросилась в голову. Она, как на танке, въехала между воюющими сторонами и зарычала.
- Заткнитесь! Вы двое, заткнитесь сию же минуту! Понятно? - Она воткнула в воздух указательный палец и, не давая им возразить, продолжила: - Дан, черт тебя побери, кончай орать на Белинду. Даже ты мог бы сообразить, что не в твоих силах запереть ее в комнате и выкинуть ключ! Ей семнадцать лет, и она имеет полное право встречаться с приятелями!
Физиономия Белинды против ее воли расплылась в торжествующей улыбке.