Чуткие пальцы уловили контакт с механизмом. Турецкий начал вращение. Оборот на девяносто градусов… и массивная железная штука оторвалась от створа, приоткрылась. Не дыша, как хирург, работающий между ударами сердца, он извлек инструмент, и сунул в карман, чтобы не мешался. Приоткрыл пошире дверь, отворил вторую, которая, как и ожидалось, неприкаянно болталась, различил приглушенный, но приближающийся бубнеж…
- Жанночка, не злись… - сдавленно говорила женщина, догоняя Жанну. Турецкий попятился, потянул за собой внутреннюю дверь. Женщины не смотрели в его сторону. Силуэт скользнул в спальню, за ним еще один. Двери громко сомкнулись и разъехались, образовав вполне пригодную для "видеонаблюдения" щель…
Он стоял под дверью и мотал на ус. Боялся туда заглядывать - в спальне горел ночник - просто стоял и слушал, готовый в любое мгновение ретироваться.
- Послушай, Анюта, так больше не может продолжаться, зачем ты это делаешь? - шептала Жанна. - Я тоже тебя люблю, но пойми, это просто работа, я зарабатываю деньги… Немалые, заметь. Как прикажешь жить, идти в палатку торговать?
- Жанночка, дорогая, я схожу с ума, я уже не могу выносить этих мужиков, они вьются вокруг тебя, как комары… Я их буду убивать, собственными руками… Ты должна немедленно уйти с этой работы. Мы проживем, мы справимся, мы можем уехать в нашу деревню…
- Анюта, ты не представляешь, что ты говоришь… Это бред, мы должны жить в этом городе… Что за чушь? Ведь ты сама встречаешься с мужиками…
- Я с ними не сплю, в отличие от тебя… Жанна, ты должна понять, я просто одержима тобой, меня уже трясет… Мне плевать, кто они такие… Сегодня к тебе опять приходил…
- Господи, ты сошла с ума, это был следователь… - последовала оглушительная пауза. - Это был всего лишь следователь… Он пришел поговорить, мы ничего такого не делали… Что ты сделала с ним?
- Мне плевать, Жанна, кто он такой, он больше сюда не сунется…
- Что же ты натворила?
- Да живой он, не волнуйся, просто я его хорошенько припугнула. Он меня не видел, наверняка решил, что это какой-то хулиган…
- Не могу поверить, Анюта. Мы не должны этого делать… Нет, ты не должна. Господи, ты совсем сбрендила! Ты выслеживала мужиков, что приходили ко мне? Их всех убили… Неужели это ты? Ты их выслеживала, а потом убивала?.. Это невероятно, этого не может быть, Анюта, это же полная дичь!..
- И что ты ему сказала?
- Я ничего ему не сказала про тебя. Он не спрашивал. Он не знает о тебе…
- Иди ко мне, милая. Все это ерунда, мы справимся. Никого они не найдут… Да, возможно, я сегодня немного погорячилась, но я была такая взбешенная… Иди же сюда, милая…
- Анюта, давай сегодня не будем… У меня голова страшно болит. Давай просто ляжем, поговорим…
- Да, да, конечно, давай ляжем…
Самое время заняться наблюдением. Женщинам было не до посторонних. Взору предстала картина, от которой Турецкому стало нехорошо. И дело не только в этой страстной лесбийской любви - подумаешь, новость - дело в том, до чего она доводит людей…
Крепко сложенная нагая женщина с символической грудью, практически без талии, оседлала лежащую на кровати Жанну, и Впилась в нее губами. Такое ощущение, словно Жанну душили подушкой! Она трясла ногами, сопротивлялась, потом обмякла, душещипательно застонала и крепко обняла за шею подругу… И вот уже она оказалась сверху, стала сбрасывать с себя халат, мотала растрепанными волосами. Открылось лицо Анюты, искаженное страстью. Она была довольно миловидна, кабы не длинный нос, украшенный горбинкой, и чересчур перекосившийся рот…
Смотреть на это непотребство было выше его сил. Турецкий отстранился от двери, прижался затылком к стене. Возвращалась способность переваривать информацию. Теперь он понимал, что его настораживало в Жанне. Ее поведение, едва уловимая брезгливость, пренебрежение, порой проскакивающие в лице и словах. Это не относилось к Турецкому лично, это относилось ко всем на свете мужчинам, а Турецкий был лишь безликим представителем дикого и грубого мужского племени! По мере исполнения "служебных" обязанностей она умела подавлять свои чувства, но когда дело не касалось работы… Она же из последних сил скрывала от него свою ориентацию! Зарабатывает деньги, живя с мужчинами, а сама…
Элементы мозаики вставали на места. Об этой Анюте стоило навести справки, но уже и так понятно. Бескомпромиссная лесбиянка, до одури влюбленная в соседку. Влюбленная страшно, одержимо, не исключено, что на почве этой страсти у нее и поехала крыша. Наверняка одинокая особа. Жанна в свободное время платит ей взаимностью, но Анюте этого мало. Она хочет все. Она не может выносить мужчин, с которыми общается Жанна. Она их выслеживает и… Дикая идея, но почему бы нет? Любовь - это страшная сила. Она сильнее ядерного взрыва - по разрушениям и последствиям. У Анюты наверняка есть ключи от квартиры Жанны. В любую минуту она может войти, подсмотреть, подслушать, а если повезет, обшарить карманы посетителя, запомнить фамилию, адрес. Позвонить, наговорить гадостей. А впоследствии по полной программе реализовать свою ярость. Ведь рано или поздно Жанна должна опомниться, понять, что она создана только для одной женщины…
Пусть не лучшим образом, но все сходилось. Убийства совершала Анюта, у которой голова от ревности перестала соображать.
Турецкий теперь не знал, что ему делать. Доказательств нет, уверенность к делу не пришьешь. Требуется обыск квартиры, а для этого нужна санкция. Очередным незаконным проникновением делу не поможешь. Да куда они, к черту, денутся?! Из спальни доносились страстные стоны, тряслась и ходила ходуном кровать. Он отвалился от стены, на цыпочках пересек прихожую. Проблем с уходом не было, выбрался на площадку, подпер коленом железную дверь и придержал отмычкой собачку, чтобы не щелкнула. Перевел дыхание и вытер пот, струящийся по глазам…
- Бедненький, - сказала Ирина намыливая ему голову. - Первые два вечера ты еще был похож на человека, вчера ты выглядел усталым и потрясенным, сегодня ты просто никакой… Кстати, если так пойдет дальше, у тебя не останется пригодной к носке одежды.
- Зато машина целая, - пробормотал Турецкий. - Правда, не работает.
- Лучше бы ты был целым. Можешь даже не работать. Помолчи, - она взяла лейку от душа, направила ему на макушку звенящие струи. - А сейчас, дорогой, мы пойдем в постель, и ты будешь в картинках рассказывать, как подсматривал за лесбийским актом, и как ты вообще докатился до такой жизни.
- Все расскажу, - бормотал Турецкий, выплевывая воду. - Ничего не утаю, всю правду открою… Но для начала придется озадачить своих работничков. Совсем обнаглели спят по ночам, а я за них работаю…
Утром Турецкий очнулся и недоуменно посмотрел на потолок. Повернул голову, уставился на Ирину, которая, подперев щечку кулачком, жалостливо его рассматривала.
- Ты не на работе? - прошептал он.
- Отгул, - объяснила Ирина.
- И что?..
- Эта работа тебя когда-нибудь доконает, - печально поведала супруга. - Давай договоримся, что ты не будешь меня огорчать и весь день просидишь дома?
- Давай, - обрадовался Турецкий, - хотя не обещаю, что так и будет…
В двенадцать часов поступила первая информация от "компетентных органов".
- Анна Григорян, тридцать два года… - Он зримо представил, как Борис от важности надувает щеки, словно сам прошел этот тернистый путь - от осмотра первого трупа до развенчания убийцы. - Родилась в Тюмени, окончила в Челябинске институт физкультуры. Спортсменка, мастер спорта по биатлону. Отличный стрелок, - Борис выразительно помолчал. - Повторяю для тех, кто не схватывает на лету: отличный стрелок.
- Я усек, - буркнул Турецкий. - Дальше.
- Ушла из спорта лет шесть назад, когда в Челябинске попала в некрасивую историю. Повздорила с партнершей по команде, устроила драку с нанесением тяжких телесных повреждений, было заведено уголовное дело, чуть не села, получила условно. Пожизненно дисквалифицирована. Занималась в секции у-шу, какое-то время преподавала физкультуру в техническом институте. Работала телохранителем у одного криминального авторитета. Но криминальная карьера не сложилась, пять лет назад переехала в Москву, очень повезло с троюродной теткой, которая завещала ей квартиру и успешно скончалась. В том же году вышла замуж…
- Не может быть, - проворчал Турецкий. - Однополые браки в стране запрещены. Тут вам не Голландия, юноша.
- Мужа звали Федор Резник, - невозмутимо продолжал Борис. - Работал инструктором в спортивном клубе, где они, собственно, и познакомились. Брак продлился четыре месяца. При разводе пострадал один мужчина. Впрочем, через неделю его выписали из больницы, претензий к бывшей жене не имеет. С той поры с мужчинами было завязано решительно и бесповоротно. Анна продала квартиру, переехала в другой район. Живет одна. Кстати, она пошла по стопам бывшего мужа, трудится инструктором в спортивном клубе "Батыр", который посещают и мужчины, и женщины… Руководство склоняется к мысли, Александр Борисович, что эту особу надо брать. Если прокурор не даст санкцию, хотя бы задержать на сорок восемь часов. Вы дома?
- Я дома, - подтвердил Турецкий. - И с нетерпением ожидаю продолжения нашего балета.
Продолжение "балета" последовало через два часа. Турецкий еще не страдал от невыносимой скуки, но отдельные ее признаки уже проявлялись. Ирина с подозрением наблюдала за его метаниями.
- Новость первая, - важно сказал Борис, - за Анной Григорян установлено плотное наблюдение. В девять утра она зашла в четвертую квартиру, где пробыла недолго, вышла расстроенная.
Жанна Верещагина жива - ненавязчиво проверили. Григорян поехала в свой клуб, через два часа его покинула, села в свои "Жигули"…
- Не серые? - встрепенулся Турецкий.
- Семе-ен Семе-еныч - протянул Борис, - кто же ездит на дело на собственной машине? Нет, машина у Григорян не серая, модель другая, и вообще, без слез на нее смотреть нельзя. Заехала в булочную, купила черного хлеба, покатила домой, где, по-видимому, сейчас и находится. Новость вторая, прокурор, в предвкушении благополучного исхода дела, дал санкцию на арест Анны Григорян. Группа захвата уже готова. Не хотите принять участие?
Турецкий тоскливо покосился на Ирину, которая показала ему выразительный кулачок. Вздохнул.
- Справляйтесь сами. Не забывайте, что преступница опасна, при аресте может оказать сопротивление.
- Не учите отца, - сказал Борис и разъединился.
- Эх, Турецкий, - покачала головой Ирина, - в желании испробовать как можно больше, легко прожить всю жизнь и этого не заметить. Давай кино посмотрим?
- Наливай, - вздохнул Турецкий.
- Жалко мне тебя, - погладила его по головке Ирина. - Сделал всю работу, а тяжесть лавров понесут другие. Это нормально, Саша. Твое присутствие ничего не изменит. В каждом деле есть "лошади", выполняющие тяжелую работу, и есть "повозки", которые пользуются всеми благами, не ударяя пальцем о палец.
В шесть часов вечера Борис снова вышел на связь.
- Операция прошла успешно?
- Не совсем, Александр Борисович, - в голосе оперативника отчетливо звучали виноватые нотки. - Члены группы захвата проявили некомпетентность. Майор Воронцов, дистанционно руководивший акцией, так и обозвал их в сердцах: членами. Планировалось взять Григорян, когда она будет выходить из квартиры. Но она не выходила. Группа нервничала. Жильцы дома, ходившие по лестнице, тоже проявляли недовольство. Старший группы принял мужественное, но неверное решение: брать Григорян на хате. Доставили храбрую соседку с первого этажа, которая сказала через дверь, что письмо для третьей квартиры сунули по ошибке в ее ящик, и даже показала какой-то конверт. Старушку прикрыли, группа ворвалась в квартиру. Сопротивление ожидалось, но чтобы такое… Это гарпия, Александр Борисович. Свирепая гарпия. Она сломала ключицу оперативнику, бросилась на кухню, выпрыгнула в окно. Второй этаж, девушка спортивно развитая, могла бы приземлиться без травм и уйти, но зацепилась штрипкой трико за гвоздь на подоконнике, траектория полета превратилась в траекторию падения… В общем, упала неловко, ударилась о землю головой, отвезена в тридцать четвертую больницу. Она жива, но без сознания, серьезное кровоизлияние в мозг, врачи ничего не обещают.
- Замечательно, - уныло заключил Турецкий.
- В квартире проведен тщательный обыск, под кафельной плиткой на лоджии найден пистолет "браунинг" восьмого калибра с неполной обоймой. Экспертизу провели без очереди. Эксперт уверен, что стреляли в Кошкина, Эндерса и Пожарского из этого пистолета.
- Что и требовалось доказать, - пробормотал Турецкий.
- Да, Александр Борисович, - сконфуженно признался Борис. - Вы гениальный сыщик, преклоняюсь перед вашим мастерством. Будем надеяться, что Григорян придет в себя и что-нибудь скажет. Недалеко от ее дома, на пустыре, найдены серые "Жигули" с разбитым задним бампером. Машина, судя по всему, брошена несколько дней назад, с нее сняты колеса, удален аккумулятор. Криминалисты открутили левую заднюю лампочку указателя поворота. Она неисправна. Венедикт Гурьянов оказался не таким уж плохим свидетелем. Все, Александр Борисович, это финиш.
- Я приеду в больницу, - пообещал Турецкий, - я должен ее увидеть.
Он положил трубку и виновато посмотрел в укоризненные глаза Ирины.
- Прости, Ириша, это мое дело. Я должен напоследок увидеть эту женщину.
Усиленной охраны у палаты он не заметил. Зевал на подоконнике какой-то сержант с дубиной, покосился на Турецкого, но препятствий не чинил. Охрана и не требовалась, по заверению врачей, если преступница очнется, встать с кровати без посторонней помощи она не сможет. Помимо кровоизлияния в мозг, серьезное повреждение позвоночника. Анюта лежала под капельницей в одноместной палате - неподвижная, с закрытыми глазами, с забинтованной головой. Он подошел поближе, остановился, почувствовав опаску. Кто ее знает, что у нее, больной, на уме. Он смотрел на ее обострившееся суровое лицо, на острые скулы, на нос с горбинкой, на редкие ресницы. Казалось, что они дрожат. Но это только казалось. Женщина была неподвижна, только простыня слегка поднималась и опускалась в такт прерывистому дыханию. Он осмелел, подошел еще ближе, склонился над ее лицом. Стало неприятно, сжалось все внутри, он отошел.
- Здравствуйте, Александр Борисович… - он вздрогнул, перехватило дыхание.
- Мать твою, Борис…
- Простите, не знал, что вы такой впечатлительный… - Борис ухмыльнулся. Он тоже выглядел каким-то осунувшимся, усталым. - А вы ее побаиваетесь, Александр Борисович… Это нормально. Вы бы видели, как она билась с превосходящими силами противника…
Турецкий вспомнил, как она обрушилась на него с козырька, - словно фондовая биржа. Влюбленная фурия в гневе страшнее осатаневшего талиба. Не прояви он все свое усердие, она бы убила его, можно не сомневаться.
- Дело закончено, Александр Борисович, забудьте, - сменил тон Борис. - Олег Петрович Нагибин, кстати, говоря, имел содержательную беседу с Жанной Верещагиной.
- Как она? - встрепенулся Турецкий.
- Плачет, - манерно опечалился Борис. - Признается, что до сих пор любит свою Анюту. Блин, такая женщина пропала… Я Жанну имею в виду.
- Члены клуба "Эквилибриум" так не думают, - пожал плечами Турецкий. - Что мы знаем о любви? У нее, проклятой, бывают такие причудливые проявления… Ничего конкретного Жанна не рассказала?
- Совместно они не жили. Общались, проводили вместе время, не больше. Жанна - занятая. Анюту бесила ее работа. И чем дальше, чем больше крепли их отношения, сильнее бесила. Да, у Анюты был ключ. Да, она могла проникнуть в квартиру в самый интересный момент. Всякий раз, когда у Жанны появлялись мужчины, Анюта закатывала дикие истерики. Впрочем, быстро мирились, гм… Жанна допускает, что все могло произойти именно так, как мы думаем. Анюта - мстительная, решительная, злая. Но в общении с Жанной эти черты характера редко проявлялись, даже истерики ее были какие-то жалобные. Кошечка, одним словом… - Борис боязливо покосился на неподвижное тело. - Как вы думаете, прошептал он, - она нас слышит?
- Это фантастика, мальчик, - вздохнул Турецкий. - Ладно, если что произойдет, держи меня в курсе.
- Поздравляю, Турецкий, - прочувствованно поздравил его по телефону Меркулов. - Твое участие закончено. Чем собираешься заняться?
Кое-какие дела у Турецкого оставались. Разобраться с аккумулятором - не век же теперь на такси ездить, нанести визит Евгении Геннадьевне Мещеряковой, намекнуть, что, в связи с успешно раскрытым делом, хорошо бы вспомнить об обещанном гонораре. Но он не будет это делать сегодня. Сегодня он поедет домой, примет сто грамм, проведет остаток вечера с любимой женой…
- Домой поеду, - признался он честно. - Ты еще в больнице пролежни обретаешь?
- Выписался, - обрадовал Меркулов. - После тяжелой, продолжительной болезни… Почетный кортеж доставил до дома, лежу на кровати в окружении родных и близких. Но ты не думай, рука у меня постоянно на кнопке контроля…
Ночью Турецкий долго не мог уснуть. Дождался, пока засопит Ирина, выбрался из кровати, закутался в халат, побрел на кухню. Смотрел в окно, как гаснут и рождаются на небе новые звезды, уговаривал себя, что не надо беспокоиться, что все, что он чувствует, - лишь общее неудовлетворение от жизни, он сам не знает, чего хочет, он постоянно в поиске и давно пора угомониться. Накапал стопочку коньяка, выпил, смакуя, за ней вторую, третью. Тревога не покидала. Снова лезло что-то из подсознания, тщась втолковать ему банальную истину. Это состояние надо просто пережить, наутро от него не останется и следа…
Оно бы прошло, но утром зазвонил телефон, из трубки послышался подавленный голос следователя Нагибина.
- Отвратительные новости, Александр Борисович.
- Это означает, что на работу в агентство "Глория" я сегодня опять могу не выходить? - уныло пробормотал Турецкий.
- Дело ваше. Сегодня ночью в тридцать четвертой больнице скончалась Анна Григорян. Не приходя в сознания, как говорится…
Вот черт… Турецкий в волнении заметался по комнате. Глянул в прихожую - туфель Ирины на месте не было, супруга убыла на работу. Рухнул на диван с трубкой.
- Подробности?
- Григорян была в тяжелом состоянии. Ничего удивительного. Несколько раз за ночь к ней подходила сестра, ей показалось, что состояние у больной стабильное. А утром… уже умерла.
- Имеются признаки, что ей… помогли?
- С какой стати, Александр Борисович? - следователь сильно озадачился. - Вы знаете что-то такое, о чем не знаю я?
- Отвечай на вопрос, Олег Петрович.
- Приборы не отключали, - хмыкнул следователь, - посторонних дежурная сестра не видела. Признаков насильственной смерти на теле нет.
- А охрана?
- Какая, к черту, охрана, Александр Борисович?.. Разве могла Григорян убежать в таком состоянии? Мне кажется, вы еще не вполне проснулись, нет? Обычный медицинский случай. И не в таком состоянии умирают люди. Да, не спорю, мы уже не испытаем удовольствия от ее признания в совершении тройного убийства, но разве есть сомнения в том, что она убийца? Как бы цинично ни звучало, но Григорян облегчила нашу задачу. Никакого суда, многотомных материалов дела…
- Ладно, - Турецкий раздраженно поморщился. - Ты не сказал "отвратительная новость", ты сказал "отвратительные новости". Что еще?