Я обернулась. Никита поднимался по лестнице, и не было причин сомневаться, что он начал безумно ревновать, только увидев Илью рядом со мной.
– Здравствуй, Никита. Ты едешь на работу? – Мой вопрос нельзя было назвать удачным в контексте его переживаний.
– Илья Александрович, – с ноткой напряжения в голосе обратился к хозяину Альхана Никита. – Оставь нас с Нетой вдвоем.
С легким удивлением Илья смерил взглядом моего поклонника, мельком глянув и на меня. Потом – без всяких комментариев – развернулся на пятках и пошел к лестнице.
Мне хотелось убить Никиту, но вместо этого я сказала:
– Если ты в город, то я с тобой.
Всю дорогу до Гродина он отравлял мне душу, угрожая разоблачением страшной тайны мужчины с поводком.
…Таблетки для деда я раздобыла тем же способом, что и в первый раз. Отдавать их вот так, сразу, я не собиралась, но в поместье возвращаться нужно было. На обед в том числе. Что-то я соскучилась по семье.
В столовой уже собралось все семейство. В центре ковра лежал распрекрасный Альхан. На удивление, он встретил меня более чем любезно: изволил встать, подошел и ткнулся носом в бедро. Я погладила его, припомнив, что не так давно мы с ним делили ужин. Не такой уж Альхан и неблагодарный.
Виолетта болтала с кем-то по мобильному и делала вид, будто меня не замечает.
Руслана, одетая в халат, что в этой столовой в разгар дня смотрелось странно, пожаловалась на головную боль.
Валерий Викторович посоветовал жене полежать с часик и пригласил прийти к нему на футбольное поле, чтобы посмотреть тренировку его команды. У его ребят есть все шансы завоевать в этом сезоне Кубок юга России!
Анна Степановна была погружена в свои мысли.
Андрей Викторович потирал руки, что, как мне показалось, было признаком беспокойства.
Илья не сидел за столом, а стоял спиной ко всем и смотрел в окно на садовника, подстригавшего кусты в парке перед домом. Каждый раз, когда мой взгляд, который контролировать мне было не под силу, упирался в его широкую спину, я вспоминала ночь с Никитой. Неужели теперь все мужчины в мире будут мне только заменой Ильи? Просто комплекс донжуана какой-то.
Дед спустился из своей комнаты минут в пятнадцать второго, и тогда Зоя Павловна принесла горячее.
– Я выпер археологов из поместья, – сказал старик Цирулик. – Так Никите и передайте. Пусть радуется.
Народ встретил известие безмолвием.
23
Без пятнадцати два Андрей Викторович поднялся со своего места.
– У меня встреча с архитектором. Я в Гродин поеду, – кратко доложился он и направился к двери.
– Андрей Викторович, – вскочила я вслед за ним, получив одобрительную улыбку от старика Цирулика. – Прошу вас, подвезите меня до города!
Отец Евстратий не возражал сделать доброе дело. Мы погрузились в красную "шестерку" и отбыли. Все полтора часа дороги священник рассказывал, как красиво и благостно отпевали в Андреевской церкви Костю.
– Жаль, что тебя там не было, Нета. – В его голосе прозвучал едва ли не упрек.
Хотелось бы мне ответить, что Вета к моменту отпевания ее мужа уже была похоронена, а никто из семьи Цирулик даже не спросил в больнице или у следователей о ее судьбе. Именно поэтому мне удалось получить шанс найти ее убийцу. Ну и еще потому, что деньги решают если не все, то многое. Например, они могут помочь заполучить для себя паспорт мертвой женщины…
Я попросила Андрея Викторовича остановиться у оптового рынка, на въезде в город. Тут можно было быстро поймать такси. Так я и сделала, буквально пятнадцать секунд спустя.
– Пожалуйста, поезжайте за той красной "шестеркой", – попросила я водителя престарелой иномарки.
К счастью, таксист мне попался нелюбопытный, но с хорошей реакцией. Мы следовали за нужной мне машиной, наверное, минут двадцать. Наконец отец Евстратий остановился возле новой шестнадцатиэтажки в самом центре города. Этот дом построила несколько лет назад одна из самых успешных гродинских строительных компаний, и до сих пор квартиры здесь стоили безумных денег. Всего пять миллионов из пятнадцати выпрошенных у деда пошли на строительство церкви? Что же, понимаю!
"Шестерка" Андрея Викторовича въехала на охраняемую территорию, а он сам направился в подъезд, открыв дверь с помощью специального ключа.
Я расплатилась и вышла из такси. Что делать дальше – было непонятно.
Двор этого дома, как и все подъезды, находился за забором из металлических прутьев. Войти на территорию можно было только через калитку, рядом с которой находилась будка охранника.
В двух шагах от дома был разбит сквер, где среди молоденьких, очень трогательных деревьев стояли топорно сбитые лавки, неудобные и неизящные. Я уселась на одну из них так, чтобы видеть нужный мне подъезд шестнадцатиэтажки.
Прошел, наверное, час, когда из дома вышел Андрей Викторович. Рядом с ним шел молодой парень, лет двадцати, не больше. Рядом с грузным священником он выглядел совсем юнцом. Парень достал из кармана ключи от машины, нажал кнопку сигнализации, и ему ответил белый "мерседес". Определить модель я бы не могла, но то, что это новый автомобиль, было ясно и без каталогов.
Андрей Викторович сел на пассажирское место, а парень – за руль. Они выехали из ворот и убыли в неизвестном мне направлении.
Тогда я подошла к охраннику.
– Простите меня… – робко обратилась я к седому мощному дядьке, сидевшему в будочке на вращающемся стуле перед панелью управления со множеством кнопок.
– Слушаю вас, – по-военному четко сказал дядька.
В этом человеке ощущалась добрая сила, как физическая, так и душевная, но надо было найти рычаг, который привел бы эту силу в действие.
– Меня зовут… Аня. Я… Ну, вы же видели человека в костюме?
– Слушаю вас, – повторил охранник, но чуть мягче.
– Это мой папа…
– Да? – Он недоверчиво посмотрел на меня.
– Его зовут Андрей Викторович Цирулик. Он священник – отец Евстратий.
– И что?
– Ну как я вам скажу? – Мне удалось добавить в голос отчаяния. – Вы же видели, он вышел из дома с парнем. Кто этот парень? Моя мать плачет, не понимает, что творится, все прихожане в Белых Камнях бунтуют. Там такое! А я решила узнать, что папа делает в городе. И вот…
Дядька повернулся ко мне всем телом и нахмурился. Я боялась вспугнуть его, начав снова уговаривать, но опасалась и того, что он сейчас вспомнит о своих служебных обязанностях и выпрет меня отсюда к чертовой матери.
– Ты не говори никому, что это я тебе сказал. – Он подумал еще немного и продолжил: – У твоего папы тут друг живет. Ты же понимаешь, о чем я говорю?
– Нет, не может быть! – Я только совсем немного преувеличила свое потрясение. – Я думала, это его внебрачный сын.
– Ты уж прости, что я тебе вот так, в лоб это говорю, – деликатно произнес охранник. – Я точно знаю, кто они друг другу. Если сомневаешься, можешь посмотреть запись с камеры в лифте. Там кое-что разобрать можно.
– Нет. Я не буду это смотреть. А как этого парня зовут?
– Вадим… – Охранник заглянул в свой журнал. – Вадим Опешко, квартира номер сорок три. Твой папа ему квартиру тут купил, и машину. Я бы и не знал, но весь дом об этом говорит. Тут женщин-содержанок тоже немало живет, но такой пе… – только один. Прости уж…
– О боже, что я маме скажу?
– Пусть он сам и скажет, – посоветовал охранник, не сумев скрыть выражение омерзения на лице.
24
Ждать Вадима Опешко было занятием неблагодарным. Где они с попом пропадали – я даже не могла догадаться. Не пойдет же Андрей Викторович в ночной клуб! Он и выглядит неподходящим образом, и вряд ли ему самому это нужно.
Трижды мне на мобильный звонил Никита. Сначала он вежливо интересовался, где я и чем занимаюсь, но с каждым словом его терпение истощалось. Наконец он уже рычал в трубку:
– Где ты? Ты с ним?
– А ты где? – спросила я тоже неласково. – Если ты в поместье, то сам посмотри, где Илья. Он дома или в конюшне или с Альханом бродит. А если там, то…
– Куда мне приехать за тобой?
– Я перезвоню тебе позже. – Я отключила аппарат, потому, что мерс Опешко въехал в ворота дома.
Было около часу ночи. Поп не стал подниматься в дом. Он просто пересел в свою "шестерку" и выехал за ворота. А я, воспользовавшись доверием обманутого мной охранника, побежала за Вадимом.
– Постойте, Вадим! – Я окликнула его уже на пороге дома.
Парень обернулся. Он был чернобровый, пухлогубый и миловидный. На меня он воззрился круглыми глазами испуганного младенца. Я не подумала, а ощутила, что передо мной человек из разряда вечных детей. Они наивны, добры, но сосредоточены только на себе, на своей внешности и своих переживаниях.
– Вадим, не волнуйтесь!
Я уже догнала его.
– Я только хочу вам помочь!
– Почему? – спросил он робко.
– Я объясню вам. Пригласите меня к себе, а то я замерзла.
Он согласился. Пока мы поднимались в лифте, я улыбалась ему, но мои улыбки явно его пугали. Войдя в квартиру, я скромно огляделась и присела на диванчик.
Квартира, конечно, впечатляла. Она была огромная, почти пустая, но после недешевого ремонта. В каждом углу этого вертепа разврата висело по иконе. Над диваном на дорогие обои из настоящего бамбука скотчем был приклеен большой календарь с Богородицей.
Я развеселилась и поняла, что присущий мне творческий потенциал сценкой с охранником не исчерпан.
– Вадим, вам угрожает опасность, – сказала я, даже не предполагая, что буду говорить дальше.
– Анна Степановна обо мне узнала? – спросил Вадим испуганно.
– Нет, все намного хуже…
Я вдруг поняла, насколько все плохо складывалось для бедного парня!
– Вадим, ваш друг отец Евстратий – наш священник. Я живу в Белых Камнях. И в последнее время замечаю, что мой брат и отец Евстратий как-то уж очень часто стали встречаться. Скажи, Вадим, квартира записана на тебя?
– Нет, но он обещал…
– Он скоро выгонит тебя отсюда. Ты должен это как-то предотвратить.
Парень глубоко задышал и сел на пол.
– Что же мне делать?
– Не дай ему тебя бросить, – серьезно посоветовала я.
– Давно они встречаются? – спросил Вадим.
– Ну… Не очень давно, с месяц. Я точно знаю, что они виделись шестого апреля.
Вадим машинально, а может, и не машинально посмотрел на календарь.
– Шестого он был со мной, – неожиданно твердо сказал он.
Такая убежденность показалась мне странной.
– Но почему ты так уверен?
– Он у меня по понедельникам, средам и пятницам. Всегда. И ни разу не пропустил встречу. А в другие дни у него вечерняя христианская школа.
– Это точно?
– Да.
Вадим встал и пошел на кухню. Вернулся оттуда со стаканом воды.
– Зря вы пришли ко мне, – сказал он, отпивая из стакана по глоточку. – Ваш брат моему Андрюше не нужен. Напрасно пугаете меня.
Я пожала плечами:
– Ты так веришь ему? А ведь он своей жене изменяет, изменит и тебе.
Эта формула, насколько я знала, всегда страшно злила любовниц. Однако в мире парней, сожительствующих со священниками, она не работала. Вадим ухмыльнулся и ответил:
– Его жена – старая женщина, а он не любит старость и не любит женщин.
Я уже была на пороге квартиры Вадима, когда вдруг решила спросить:
– Как ты думаешь, Вадим, если бы кто-то узнал о вашей связи, что бы сделал Андрей Викторович?
Ответ был нетрадиционный, как и их отношения:
– Он бы бросил все и стал со мною жить.
Проходя через калитку забора, я поблагодарила охранника за доброту и содействие.
25
Ночью на городской улице было прохладно, темно и немного страшно. Казалось бы, центр Гродина, но фонари тут не горели, а из подворотни соседнего дома, далеко не такого респектабельного, как дом, где проживал любовник нашего попа, доносились подозрительные крики.
Поежившись, я включила телефон и набрала Никиту.
– Ты где? – заорал он в трубку. Потом добавил совсем другим тоном: – Где ты?
Я объяснила, и он сказал, что скоро приедет.
Его машина подлетела к дому свиданий отца Евстратия уже через десять минут. Никита встретил меня поцелуями и проклятиями. Его эмоциональность и пугала, и заводила меня.
– Прошу тебя, – сказала я ему, как можно спокойнее. – Неужели ты думаешь, что я такая стерва – провела ночь с тобой и бросилась в чью-то другую постель? Я могу и обидеться.
Он кусал губы, руки вцепились в рулевое колесо, хотя мы стояли на месте с выключенным мотором.
– Прости, – сказал он. – Я и впрямь веду себя как псих. Я был на работе, когда начал звонить тебе. И правда решил, что ты с Ильей. Поклянись, что между вами…
Я открыла дверцу машины, намереваясь выйти.
– Нет, – попросил он. – Нет, сядь. Я же пытаюсь объяснить тебе… Мне самому страшно от того, что внутри меня происходит. Представь, что я сделал: позвонил в поместье, попросил его к телефону, стал спрашивать что-то. Потом набрал Виолетку, заставил ее весь дом обыскать, чтобы убедиться, что ты не с ним. Это просто маразм. Так нельзя. Я же понимаю. Но что ты тут делала?
– Я ищу убийцу твоего брата. В этом доме живет… пассия отца Евстратия. Я выяснила, что шестого апреля Андрей Викторович не мог быть в квартире Кости, во всяком случае в момент убийства, в одиннадцать тридцать.
– То есть ты по-прежнему не веришь, что твою сестру и Костю убила моя мать?
– Нет.
Он раздраженно хлопнул ладонями по рулю, но взял себя в руки. Сделал долгий вдох, выдох и завел двигатель своего "ауди". И вдруг сказал нечто, чего я не ожидала:
– Я уже тоже не очень в это верю.
– Почему?
– Пока я не могу тебе этого сказать, но я поговорил с дедом, и кое-что мне стало ясно. Я еще не уверен, но думаю, что знаю, кто убил брата.
В постели Никита тоже вел себя как безумный. Впервые в своей пусть и небольшой жизни я была объектом просто бразильских страстей. И, отдаваясь во власть безумца, я ощущала, что во мне просыпается желание раздувать этот пожар, кидать в топку страсти все больше угля и дразнить чертей…
– Я люблю твои руки, твои плечи, губы, глаза, – шептал он, когда его физические силы истощались. – С этой короткой стрижкой ты кажешься мне совсем ребенком. Ты удивительная женщина, я умру без тебя, ты понимаешь?
Я засыпала в его руках, я просыпалась от его поцелуев, я чувствовала его взгляд, как чувствует лошадь узду, все время, когда он был рядом. А когда Никита уезжал в город, я вздыхала с облегчением.
…В первое время, когда мне еще казалось, что Никита просто развлекается со мной, я отказывалась от верховых прогулок с Альханом и Ильей, но потом мне стало понятно, что это излишняя жертва. Для меня пара часов верхом, запахи степи, Альхашин бег, Илья, с которым мы почти перестали разговаривать, стали ежедневным допингом, единственной настоящей поддержкой в этом месте. А если Никиту бесило мое невинное удовольствие – так что же? Ревнивые люди всегда придумают повод для ревности. Пусть хотя бы этот повод будет достойный.
На одной такой прогулке Илья сказал мне:
– Завтра кончится наша мирная жизнь.
– А что – война?
– Нет, казаки.
– Какие казаки? – изумилась я.
Оказывается, у деда была еще одна слабость и еще одна статья немыслимых расходов – гродинское казачье войско. За счет старика Цирулика люди в черкесках проворачивали много интересных дел, обеспечивая себя и свои многодетные фамилии. У казаков было собственное поселение, то бишь станица, с землями и угодьями, и они растили там пшеницу, разводили овец и прочую живность. Как известно, сельское хозяйство – отрасль дотационная, дотации ложились на плечи Цирулика, а прибыли, которые с каждым годом росли, оседали в карманах ушлых есаулов.
Но дед знал, что он делал. Почти половина высших чинов в администрации области любила поиграть в казаков, а тот, кто им организовывал эти игры, мог впоследствии просто загибать пальцы, перечисляя свои желания, как старик перед золотой рыбкой. А желаний у Цирулика было много.
Каждую весну в поместье деда съезжались казаки из той самой, облагодетельствованной Виктором Ивановичем, станицы Круглой, а также их казачьи боссы из Гродина. Для них устраивалось веселье, пиршество и организовывалась возможность пообщаться, что было особенно ценно и для гостей "Теремка", и для его хозяев.
– Это будет цирк, – заключил свой краткий экскурс в историю современного казачества Илья, не преувеличив ни на граммульку.
26
Все началось рано утром, и целый день я вспоминала "Унесенных ветром". Сначала в дом приехали штук десять казачьих молодух, одетых в джинсы, но с повязанными по казачьему обычаю головами. Женщины равномерно распределились по этажам и начали генеральную уборку, презирая право жильцов на уединение. Во всех комнатах дома они отдраили полы, вымыли окна, выбили ковры, смахнули пыль. Не уверена, что это было необходимо для чистоты, – скорее, весь гомон был нужен для настроения.
С превеликим удивлением я узнала, что и мансарда в кремовом доме тоже подлежала эксплуатации. Весь верхний этаж, разделенный на три помещения, в ближайшие три ночи предназначался к размещению казаков, казачек, а также их детей.
Но в доме могли разместиться только около пятнадцати человек, а остальные собирались ночевать в палатках или возвращаться каждый вечер в Круглую.
Казалось, нас ждет трехдневное столпотворение.
Всеми процессами в поместье руководил Илья. Я посоветовала ему завязать один глаз, чтобы больше походить на Кутузова, но он только улыбнулся мне, по обыкновению, и отомстил за шутку неожиданно быстро и бестактно:
– Нета, перебирайся на эти дни к Никите. Мы поселим гостей в твою комнату и даже в комнату Кости.
Я оторопела, ибо хранила надежду, что Илья ни сном ни духом не знает о моем нравственном падении. Но он знал и, что особенно было неприятно, принимал все происходящее как данность, без вопросов и претензий. От стыда мне хотелось провалиться на первый этаж, а мы стояли на втором, но тут разнесся женский визг, потом лай Альхана (может, и наоборот), а затем с лестницы, ведущей в мансарду, покатилось пластиковое ведро, из которого во все стороны расплескивалась вода. Тем временем над нашими с Ильей головами бегали, казалось, слоны.
Мы рванули наверх.
– Это кот! – сказал на бегу Илья и снова оказался прав.
Наверху, между сдвинутыми с места кроватями, тумбочками и шкафами бегали визжащие женщины. Причиной переполоха явилось противостояние огромного кота и афгана, гонявших друг друга с бешеной скоростью.
– Это может длиться бесконечно, – вздохнул Илья.
Он был настроен решительно, поэтому предпринял неожиданный ход: ловко изогнулся и ухватил своего питомца за ошейник, но пес уже разогнался, а потому сразу остановиться не смог. Илья, который слишком далеко потянулся за ошейником, не рассчитал, что собака будет бежать даже в воздухе, и потерял равновесие. В итоге они оба покатились по полу.
Альхан встал на четыре лапы через четыре секунды после падения, а Илье еще пришлось посидеть пару минут на полу, вытянув ноги и потирая ушибленную спину. Женщины охали и ахали, тут же начинали смеяться и суетливо пытались позаботиться о пострадавшем.
С шифоньера на человека, собаку и общее веселье взирал рыжий кот. Я точно видела, что он считает всех вокруг полными идиотами, но в целом рад исходу встречи.