Цепь - Леонид Сапожников 3 стр.


- С чего ты взял? - возразил он. - Поверь, Витя, это - дело мертвое. Пожар, понимаешь? Пожар, он на то и пожар, что пожар.

- Все ясно, - усмехнулся я. - Вот теперь все ясно Поэтому давай-ка еще разочек посмотрим протокол осмотра и схему. Не возражаешь?

Не отвечая, он тяжело поднялся со стула, подошел к сейфу, открыл его и достал документы: протокол, схему, фотографии. Я отложил в сторону протокол, и мы склонились над схемой, составленной экспертами.

"Не вяжется, - сказал Минхан, когда мы у себя рассматривали такую же схему. - Несуразица получается".

- Вот этим крестом обозначен труп Клычева, верно?

- Точнее сказать, то, что осталось от трупа, - проворчал Сенюшкин.

- Здесь большая комната? - ткнул пальцем.

- Да.

- А как в ней была расположена мебель?

- Мы эту работу провели, - обрадовался он. - Опросили всех, кто раньше бывал в доме учителя.

- Что было здесь?

- Ясно же, что было! - раздраженно отозвался Михаил. - Кресло-диван, написано же…

- Вот именно, - подтвердил я. - Скажи, если бы, не дай бог, ты оказался в положении Клычева…

- Не фантазируй, Виктор, - устало перебил Се­нюшкин. - Клычев был под градусом. Это уже установлено. На банкете ему стало плохо с сердцем. Пожар случился ночью… Со сна, пока очухался… Во-первых, он мог растеряться, во-вторых, могло стать еще хуже с сердцем. Вообще парализовать…

В его словах была логика. О банкете мы не знали, об этом в протоколе ни слова. И что Клычеву на банкете ста/io плохо с сердцем, тоже не знали. Это, разумеется, кое-что меняло.

Но Минхан совсем о другом говорил. О центре комнаты,.

- Подожди, Миша, давай по порядку. Предположим, с сердцем Клычева, когда он вернулся домой, все было нормально. Отпустило. Вдруг пожар. Он вскакивает с постели и что делает?

- Не знаю, я там не был.

- Вместо того, чтобы ринуться из горящего дома, он садится на диван и ждет, когда огонь сожрет его?

Сенюшкин курил, полузакрыв глаза. Но я знал, что он внимательно слушает меня.

- Второй вариант рассмотрим. Клычев был настолько пьян, что вообще не мог двинуть ни ногой, ни рукой… Скажи, он был настолько пьян?

- Нет, - покачал головой Михаил. - Свидетели показали, что Клычев домой шел без посторонней помощи.

- Так-так… А теперь вернемся к тому, что ему совсем худо стало с сердцем. Допустим. Парализовало его. И он остался лежать там, где лежал, то есть на диване. Согласно протоколу, пожар возник на кухне, верно?

- Да.

- Почему же она меньше всего пострадала от него?

- Потому что там было меньше мягких вещей, дерева; железа больше - газовая плита, ванна рядом и так далее.

- Но из кухни в большую комнату ведет коридор, заставленный книжными полками, и они почему-то не догорели до конца, хотя, казалось бы, дерево, бумага. Это, Михаил Кузьмич, на основании протокола.

Он тяжело запыхтел.

- Дальше… Комната. Тоже вокруг много дерева. И что же? Кресло-диван, стоящее ближе к центру комнаты, сгорает дотла, а вместе с ним и Клычев. Короче, центр комнаты прогорает до черноты, если угодно, в то время как остальное лишь обгорает. Значительно, правда, но все-таки обгорает. Кстати, а был взрыв?

- Какой взрыв? - переспросил Михаил.

- Обыкновенный. Если была большая утечка и скопление газа, должно было рвануть. А взрыва-то не было. Во всяком случае, по протоколу… Так не было?

Сенюшкин сидел нахохлившись и гримасничал, это у него такая привычка, когда он усиленно раз­мышляет.

- Не было… Это точно.

- У вас эксперты-то как?

- А что?..

- Тогда объясни, пожалуйста, что означает на этой фотографии сие? (Между прочим, почему мы не получили фотографий?

- Есть у нас один парнишечка, - махнул он рукой - Ничего поручить нельзя. Не знаю, как от него избавиться, хотел его в ОБХСС спихнуть, но там тоже не пижоны сидят. Не вышел номер… - Он напряженно рассматривал фотографию. - Что, спрашиваешь, обозначает?.. Это… это… ключ крана на стояке, что еще? Стой!.. Черт возьми!..

- Вот так вот, Михаил Кузьмич, Не было взрыва, потому что его и не могло быть. Положение риски на кране показывает, что Клычев, придя домой, перекрыл газ на ночь. А щель ниже крана. Ты не переживай… Фотография плохого качества, руки бы этому фотографу… Я сам случайно, машинально, пожалуй, обратил снимание. Значит, Миша, будем мы все это дело разворачивать в обратном направлении. Правильно?

- Убийство, думаешь?

- Боюсь, да. С дальнейшей инсценировкой. Но ведь мы с тобой недоверчивые, а? Мало ли что мы думаем.

Помолчали, покурили.

- Просьба к тебе, - сказал я после паузы. - Надо выяснить точную дату рождения Пономарева Павла Ивановича, родившегося в Салтановске, насколько я понял. Родители - Пономаревы Иван Алексеевич и Ангелина Федоровна.

- Педагоги, что ли?

- Знаешь их?

- Мы здесь все друг друга знаем. Ладно, выясню.

Он направился к двери.

- Вэче - этот телефон? - вдогонку спросил я.

- Да, звони. Я скоро вернусь.

Я набрал номер телефона Полковника. Тот оказался на месте. Выслушав мой краткий доклад, он поинтересовался:

- За этим только и звонишь? Или еще чего-нибудь нужно?

- Нужно, Кирилл Борисович, - ответил я. - Надо узнать, кто такой Симаков в республиканском издательстве и чем закончились его переговоры с Клычевым по поводу рукописи.

- Ты думаешь, Шигарев, я что-нибудь понял? - проворчал Полковник.

Но раздражения в его тоне я не почувствовал. Когда он раздражается, то обязательно добавляет словечко "деятель".

Надо сказать, из-за этого слова мы в отделе и стали Кирилла Борисовича Полковником с большой буквы называть. Само собой, он об этом не знает. А все благодаря фантазии Вени Бизина. Он как-то сказал: "Братцы, наш полковник Кирилл Борисович Хазаров - заслуженный юрист республики. Жаль, конечно, что нет звания "заслуженный деятель милиции", особенно если учесть, что Хазаров слово "деятель" любит употреблять, когда на "ковер" вызы­вает. А как вы посмотрите на то, чтобы считать его Заслуженным Полковником?.." Постепенно "Заслуженный" отпало, а "Полковник" осталось. Клички - они ведь просто так не возникают!..

- Думаешь, я что-нибудь понял? - снова ворчливо повторил по телефону Кирилл Борисович.

- Да я пока и сам мало что понимаю, Кирилл Бо­рисович.

- Хорошо, - сказал он. - Наведем справки.

Я положил трубку, и тут же вернулся Сенюшкин.

- Тебя кто интересует-то - сын или его родители?

Я подробно рассказал о разговоре с Кобзевой и Барманкуловым, ну, естественно, об убийстве Галицкой.

- Ладно, вызову участкового инспектора по их улице, лейтенанта Габибулина. Заодно он займется семьей Хромовых.

Увидев, что для меня эта фамилия - пустой звук, добавил:

- Женщина у меня сидела, помнишь?

- А-а, Зикен и его братья7

- Во-во! Память у тебя еще ничего. Паспортистки на обеде, придут, я тебе скажу, когда сын Пономаревых родился. Лады?

- Лады-лады… Да-а, насчет банкета в "Весне" мы ничего не знали… Слушай, Миша, а может, между ними - между Пономаревым и Клычевым - там что-то произошло, а?

Он пожал плечами.

- Городской телефон? - Я потянулся к аппарату.

- Да. Параллельный. Люблю параллельные.

- Странный у тебя вкус, - заметил я, набирая номер телефона Барманкулова, - возьми трубочку. Послушаешь…

Барманкулов был у себя.

- Между Пономаревым и Клычевым? - переспросил он. - Но позвольте, ведь ни Ивана Алексеевича, ни Ангелины Федоровны на банкете не было!

- А как прошел тот вечер? Как вел себя Клычев?

- Он был остроумен, шутил, много танцевал. Может быть, даже чересчур много, потому что у него заболело сердце.

- Он не был пьян?

- Ну что вы! Навеселе - да. Но не более того.

- Он ушел домой один?

- Мы ушли вместе. Я с женой, Ряхшиевы и он. Они жили рядом со Святославом Павловичем, а мы через три квартала.

- Словом, ничего странного в тот вечер вы не заметили за ним?

- Нет, не заметил.

- Благодарю вас, Хайрулла Жакенович.

Сенюшкин мрачно слушал наш разговор. Что и говорить, ему не очень-то хотелось оказаться с нераскрытым убийством. А мы к загадке с Галицкой получили дополнительно еще одну - с Клычевым.

- У тебя сколько сотрудников?

- А!.. - отмахнулся он от меня, как от комара-кровопийцы.

- Миша, вызывай этого Пономарева. Пощупаем его.

- Сейчас Габибулин его приведет, если он дома.

5

Пономарева дома не было, но лейтенант Габибулин видимо, отличался завидной самостоятель­ностью мышления. Не застав Пономарева он привез в горотдел его жену. И вот перед нами, заметно рассерженная, стоит изящная брюнетка.

- Я что, арестована? - хмуря брови, резко спросила она.

- Почему вы так решили? - удивился я.

- Ваш бравый лейтенант был настолько категоричен, что ничего кроме своего "Следуйте за мной гражданка Пономарева!", не объяснил. Вот я и решила, что арестована.

- Он у нас… шутник, - хмуро заметил Сенюшкин. - Верно, товарищ Габибулин?

Габибулин был смущен. Он помялся немного и спросил:

- Я свободен товарищ майор?

- Побудьте в другой комнате, - строго ответил Михаил. - Я вас вызову.

Озадаченный лейтенант вышел осторожно закрыв дверь.

- Ангелина Федоровна, конечно, нелепо все получилось. Вы уж нас извините, пожалуйста. Но раз мы встретились мне хотелось бы задать вам несколько вопросов. Если вы не возражаете.

Она настороженно переводила взгляд с меня на Михаила.

- Скажите, вам понравился тот вечер в ресторане "Весна"?

- Какой вечер? - вздрогнула она.

- Ну, банкет педагогов, - уточнил Сенюшкин.

- Я там не была, - поспешно ответила она.

- Зачем же так волноваться, - добродушно заметил я. - А почему вы не пошли на банкет? Клычев ведь приглашал вас?

Тут мог получиться прокол, если Клычев ее не приглашал. Она опустила голову, и мы с Михаилом переглянулись. Я угадал.

- Я себя неважно чувствовала, - тихо произнесла женщина.

- Веская причина, - кивнул я. - А другой не было?

Ее взгляд выражал откровенный испуг.

- Скажите когда родился ваш сын?

- Мой сын? - Она побледнела. - В июле тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года. А зачем вам это?

- Если вы не возражаете, я потом отвечу на ваши вопросы.

И тут случилось то, чего мы с Сенюшкиным не ожидали. Она расплакалась. Я дал ей воды. Она наконец успокоилась.

- Вы меня арестовали? - Ее голос слегка дрожал.

- Я уже сказал, что ничего подобного.

- Но ваши вопросы напоминают допрос!

- Всего лишь беседа.

- Ах, беседа!.. Так вот беседовать с вами у меня нет ни малейшего желания!

Хуже всего в нашем деле разговаривать с женщиной!..

- Напрасно, Ангелина Федоровна.

- Что вам от меня нужно?

- Скажите, где был ваш муж в ночь с четвертого на пятое июня?

Она молчала, уставясь куда-то поверх меня.

- Молчание тоже ответ. Мы должны его понимать так, что вы не знаете, где он был? Другими словами, его не было дома?

Молчание. Неужели она уже избрала своей тактикой молчание? Только этого недоставало.

- Ну что ж… Я вынужден сказать вам неприятную вещь. Это касается вашего мужа, Ивана Алексеевича Пономарева.

- Что? - выдохнула она, вся напрягаясь.

- У нас появились некоторые основания подозревать его в совершении одного преступления.

- Нет! - Пономарева вскочила. Глаза ее расширились от ужаса.

Не знаю как сложился бы наш разговор дальше, не вмешайся в него Сенюшкин. Он ласково дотронулся до руки женщины.

- Милая Ангелина Федоровна, мы же вам не хотим ничего плохого. Слово даю. Но помогите нам разобраться.

Нет, никогда я не умел так разговаривать. Терпения не хватало. Или умения. Городского во мне много, железобетонного, ритмы, ритмы. А Сенюшкин от земли. А земля любит терпение, и ласку, и добрые руки. Поэтому к нему и приходят разные папаши-мамаши и душу перед ним раскрывают.

- Все что угодно, - почти выкрикнула Пономарева, - но только не это… Я же догадываюсь, о чем вы думаете! Вы считаете, что дом Клычева поджег он? Нет! Нет! Да, он не переносил Клычева. И виной тому я, понимаете! Но Иван не мог пойти на это!

- Простите, вы были в интимных отношениях с Клычевым?

- Да…

- Сколько времени они продолжалась?

- Немного.

- Помните я спросил вас о сыне?

- Да, да! Пашенька - сын Клычева! Вы это хотели из меня вытянуть?!

Ну вот… Откровенно говоря, после встречи с Барманкуловым я предполагал, что сын Пономаревых - это сын Клычева. Мысленно я еще раз пожал руку Минхану Абугазину, который был уверен, что у Клычева есть сын и что именно учитель написал письмо Галицкой. Мы, правда, пока не знали, какие отношения были между Клычевым и Галицкой. Однако время, время…

- Но Святослав не знал о сыне!..

Ушат холодной воды. Рушилась вся версия, по которой письмо Галицкой написал Клычев. Мне вдруг стало тоскливо.

- Значит, вы, извините, обманули и Клычева и мужа?

- Я никого не обманывала. Святослав, когда мы расстались, не знал о том что я в положении. А Иван знает все.

- Но ведь он мог сказать Клычеву?

- Нет… Он сам запретил мне что-либо говорить Клычеву.

- Да-а… Но ваши коллеги по работе?

- Никто ничего не знает.

- Почему вы расстались с Клычевым?

- Я не хочу отвечать на этот вопрос.

- Клычев хотел потом возобновить отношения?

- Нет. Он и раньше не хотел их. Я сама, понимаете, сама хотела иметь от Клычева ребенка!

- Значит ли это, что у вашего мужа не было прямых оснований ненавидеть Святослава Павловича?

- У него были основания ненавидеть меня. Потому что я искалечила ему жизнь. Я всегда любила только Клычева. И не скрывала этого от Ивана…

- Когда вы узнали о смерти Клычева?

- Пятого июня. Утром.

- А ваш муж?

- Не знаю.

- Почему вы не хотите сказать, где он был в ночь пожара? Вам известно, что такое алиби?

- Да.

- Где же ваш муж был в ночь с четвертого на пятое июня?

- Я же сказала, что не знаю.

- Он, случалось, и раньше не приходил домой ночевать?

- Такого не бывало.

- Где ваш муж в настоящее время?

- Он уехал. В санаторий.

- В какой? Куда?

- Не помню. Я устала. Отпустите меня домой. Пожалуйста…

- Хорошо. У вас есть домашний телефон?

- Два–восемьдесят–шестнадцать.

Она ушла.

- Что скажешь, Кузьмич?

- Если Пономарев и вправду уехал в санаторий, это легко выяснить. Через горком профсоюза.

- Выясни, Миша.

Зазвонил местный телефон. Сенюшкин поднял трубку.

- Что? Нет, буду занят… Габибулин у вас? Пусть зайдет.

Лейтенант неуверенно остановился в дверях.

- Габибулин, - начал Михаил, - ты сколько лет в милиции?

- Четыре года, товарищ майор, - ответил тот.

- Что ж ты так ведешь себя?

Лейтенант вертел в руках фуражку.

- Кто вам дал право, - загремел вдруг Сенюшкин, - почти силком тащить к нам человека?! Я вам велел привести Пономарева, а не его жену.

- Так ведь…

- Вот тебе и "так ведь"! - оборвал Михаил. - Еще раз повторится, будешь строго наказан. Ясно?

- Ясно, - обескураженно пробормотал Габибу­лин.

- Теперь слушай, что я скажу. Ты семью Хромовых знаешь?

- Зинаиду Гавриловну с ее пацанами? - перевел дух лейтенант. - На моем участке…

- А ты знаешь, что старший сын Хромовой, Зикен, уже месяц болтается без дела, пьет?

- Говорил я с ним, - вздохнул Габибулин, - это он на любовной почве. Работал на почте и влюбился там в Мендыгуль Оразбаеву, он с ней еще в школе учился, а она…

- Погоди! - поднял руку Михаил. - Даю тебе три дня сроку, чтобы этот Зикен устроился на работу. Понял?

- Понял, товарищ майор.

- Проведи с ним беседу, чтобы к матери изменил отношение. Но учти: Зикен не должен знать, что она приходила к нам.

- Это, конечно, ни к чему ему знать, - солидно согласился Габибулин.

- И братьями его займись - Геннадием и Бори­сом. Тринадцатого июня Борька пришел домой пьяный. Выясни, кто спаивает малолеток. И доложи мне. Ясно? Иди…

Лейтенант ушел. А я подумал, что майору Сенюшкину здесь и в самом деле хорошо живется. Он быстро приспособился к неторопливому салтановскому ритму жизни.

- Ну, - произнес Михаил, - давай, брат, дуй в гостиницу, а я здесь в темпе узнаю, куда уехал Поно­марев, в какой санаторий, и к тебе… Годится?..

…Я успел принять душ, побриться, а Сенюшкина все не было. Неожиданно и очень громко начал звонить телефон.

- Это я, Виктор. - В трубке гудел голос друга. - Новости, я тебе скажу, закачаешься. Минут через пятнадцать я у тебя.

- Ты хотя бы намекнул, что ли, - попросил я.

- Пожалуйста, - охотно согласился Михаил. - Он получил путевку в Кисловодск, в санаторий имени Орджоникидзе. Путевка с шестого июня, но в санаторий он не прибыл!..

- Очень интересно, - пробормотал я. - Приезжай. Будем думать, как дальше жить.

Вскоре Сенюшкин, возбужденный, как петух перед боевой схваткой, уже деловито расхаживал по номеру.

- Ошибка исключается?

- Исключается, Витя. Я звонил в санаторий. Его там нет.

- Смотри, - заметил я, - ты хоть и толстый, да шустрый.

- А ты думал, я тут закис уже, что ли? Помнишь, как бывало…

- Помню, помню, Миша… Что делать-то? Первым делом, конечно, надо бы снова к Ангелине Федоровне сходить.

- На ночь глядя? - У Сенюшкина были явно другие планы на вечер. - Нет уж, посидим у тебя. Я кое-что прихватил…

- Эх, товарищ майор, товарищ майор! Ну да ладно!..

6

Мы, работники уголовного розыска, похожи на бухгалтеров: у тех если одна копейка затеряется - баланс не сойдется. А мы, если не отыщем на первый взгляд самый незначительный фактик - дело не раскрутим. Мы, как и бухгалтеры, должны обладать терпением - редчайшим человеческим качеством. Терпение в нашем деле - залог успеха. И еще встречи с людьми. С разными. И разговоры, разговоры, разговоры. А потом сопоставление. Рано или поздно факты соединятся в одну цепочку, и круг замыкается. Конечно же, мчаться на автомобиле или мотоцикле, преследовать преступника, хвататься за пистолет, призмы самбо… Нет, нет, я не иронизирую. Уж хотя бы потому, что мало кому из сотрудников уголовного розыска этого не пришлось пережить. Такова жизнь, таковы, как говорится, законы жанра. Но чаще всего обходимся без погони и перестрелок. Чаще всего ходишь от одного человека к другому, пытаешься узнать что-нибудь новенькое. Факт. Линию. Чаще всего это новое открывается с большим трудом и совсем неохотно. И мучительно болит голова от всякого рода комбинаций, гипотез, установок, перестановок, определения и выбора новых маршрутов поиска…

Назад Дальше