Раздражает невозможность увидеть то, что видят они... Если проследить направление взглядов того, что стоит, и субъекта в клетчатом пиджаке, можно поймать точку, где они пересекаются. Стрепетов попытался разом перескочить пустоту, но не обнаружил ничего, кроме собственного ногтя, отмечавшего на шелковом дне чемодана созданную воображением точку. Тогда он вернулся к линии отреза и попробовал завоевать территорию постепенно. Легче всего было продолжить доску стола, - здесь пространство уступало без сопротивления. Потом он начал заполнять вырезанные углы и клинья, и снова пустота поддалась с обманчивой покорностью, - тут дорисовался локоть мужчины с исколотым лицом, там нож продолжился светлой полоской лезвия, обрел отсеченную половинку стакан, выползла и закруглилась белым блином тарелка, от которой ножницы оставили только краешек, и, даже смело вырвавшись далеко за черту, материализовалась еще одна бутылка, реконструированная по узкой и неясной тени, отброшенной ею на стол Но это было все. Правее клубились уже бледные бесформенные пятна. Как и следовало ожидать...
- Эдуарду Иванычу!... - радостно гаркнул лейтенант..
"Вот и слава богу. Переключимся на медицину. Да здравствует Эдуард Иваныч! В конце концов, я сделал, что мог.
Можно привалиться к спинке стула, можно вытянуть ноги, размякнуть; вещи упрятаны назад в чемодан и заперты, и не порождают больше детективных видений; можно курить, можно слушать, как ноет бедро и глухо гудит все тело, и почти не думать о Васятине, можно зевать во всю мочь, не стесняясь присутствия дам - дамы простят, да они и не смотрят. Может, попроситься до утра на место Панкова, туда, где он так сладко почивал, пока не разбудили стуком в перегородку? Там, наверно, стоит диван. Дерматиновый черный диван с умятым валиком. Лечь, закрыть глаза... Но ведь, пожалуй, не уснешь.
Нет, от всей этой истории надо отключаться радикально. Придется ехать домой. Горячий душ, горячий чай, чего-нибудь поесть, и тогда отсыпаться. Прогулочка предстоит, надо сказать..."
Он нехотя встал и пошел стрельнуть у лейтенанта еще сигаретку.
- Как вам наш доктор? - подмигнул тот, щедро вытряхивая на ладонь Стрепетова остатки пачки.
Стрепетов закурил и стал смотреть на врача. Он вовсе не думал о нем до его прихода и, только увидев, понял, что ждал почему-то стандартного старичка из детской книжки, с бородкой клинышком и в пенсне. Эдуард Иваныч был, напротив, не стар, велик ростом и мосласт, лицо имел длинное, в разговоре приподымал верхнюю губу, открывая лошадиные зубы, а двигался как-то плавно и несколько горделиво, даже высокомерно.
- На лося похож, - тихо сказал Стрепетов, поймав наконец впечатление. - Вылитый сохатый.
- Точно, сохатый! - обрадовался лейтенант и засмеялся беззвучно и заразительно.
- Что с ним? - обратился Эдуард Иваныч к Стрепетову, пристраивая на стуле очень облезлый чемоданчик.
- Огнестрельное ранение.
Эдуард Иваныч быстро ощупал руку Васятина, но длинное лицо его сохранило вопросительное выражение. Вопрос был поддержан молчаливым любопытством дежурки. Лейтенант даже выставил нос из-за барьера, полагая, что наступило время подробностей.
Стрепетов попробовал найти слова, но тотчас почувствовал, что добывать их надо из далекой-далекой дали. Все это прошло и кончилось, и он не хотел ничего рассказывать.
- Оказал сопротивление при задержании.
Эдуард Иваныч разочарованно мигнул короткими ресницами.
- А это? - спросил он, описывая над левой щекой Васятина широкий полукруг.
- Попытка к бегству, - уже по накатанному ответил Стрепетов.
Эдуард Иваныч хмыкнул и протянул к лицу Васятина какой-то металлический инструмент. Васятин понятливо разомкнул губы.
"Смотрит, все ли зубы целы".
- Возраст? - коротко кинул Эдуард Иваныч.
- С двадцать второго года, - ответил Стрепетов, начиная тяготиться навязанной ему ролью переводчика.
- Пусть встанет и расстегнет рубашку.
"Там расстегивать-то нечего. Клочья".
- Встаньте, Васятин.
Эдуард Иваныч вооружился стетоскопом.
- Сердце в норме, тоны чистые, - сообщил он.
Так у них и пошло: Стрепетов давал справки, выслушивал комментарии врача и переводил его пожелания Васятину. Он чувствовал себя мамашей, приведшей больного мальчика на медосмотр. "Сейчас он спросит, перенесло ли дитя корь и есть ли в семье алкоголики".
Про алкоголиков Эдуард Иваныч не спросил, но, разматывая с руки Васятина повязку, едко усомнился в ее стерильности. На повязку пошел рукав васятинской рубахи.) Потом он взял длинные кривые ножницы, и Васятин зачарованно следил, как врач выстригает густую шерсть вокруг продолжавшей кровоточить раны...
Теперь, когда Стрепетов курил у барьера, Эдуард Иваныч писал, заканчивая формальности. Но вот уже попрощался и, высокомерно ступая, понес к выходу свой облезлый чемоданчик. Отпущенные женщины двинулись следом. Но что это они говорят ему на ходу? Елки зеленые!.. "Розка охромела". Так вот над чем посмеивались лейтенант с Панковым: Эдуард-то Иваныч - ветеринар! Сельская неотложка!
Теперь домой, домой.
"На наш исходящий № 102 дробь 32 ур сообщаем, что Васятин Д. И. задержан 19.VI сего года в деревне Сосновка Московской области, где проживал в течение пяти дней в доме Суханова П. П., который..."
О, ритуальное косноязычие казенных бумаг - успокоительное и завораживающее! Ползут из-под пера корявые строчки, замыкают в себе, и спрессовывают все происшедшее, и удивительно преображают события и поступки. Уходят краски, драматизм, движение; отсекаются эмоции; и слово теряет объем, остается плоский факт, запечатленный на плоской бумаге.
"...Срочно Телеграфируйте высылку постановления на арест и этапирование Васятина. Одновременно сообщите, есть ли необходимость оперативно-следственных мер в отношении Суханова П. П.".
Вот и все. Господи, ведь только вчера утром, почти в это же время, на стол ему положили отдельное требование Магаданского угрозыска с бисерной приписочкой Головкина:
"Тов. Стрепетову. Прошу исполнить".
И по дороге в столовую Стрепетов сделал крюк и забежал допросить указанного в требовании свидетеля. Оказалось, что тот позавчера уехал в деревню, но соседи дали адрес, и Стрепетов решил съездить в Сосновку. Он даже обрадовался: вырваться часа на три из городского застоя, проветриться.
Да, ничего не скажешь - проветрился! И молочка попил, и на поля полюбовался. Но ему и в голову не могло прийти, чем закончится эта идиллия. Выстрелы, блеск ножа, кисет, веревка с плетня, записка для Пашки посреди чисто выскобленной столешницы и потом дежурка, и чемодан, и все остальное.
Стрепетов перечитал телефонограмму и в предпоследней фразе вычеркнул слово "срочно". Надо думать, ребята из Магаданского угрозыска и так не заставят себя ждать. Сегодня там будет радость. Разве могли они предположить, что вместо сведений о какой-то завалящей посылке получат Васятина собственной персоной?!
Появился Кока.
- Ба, Стрепетуша! - сказал он, удивленно приостанавливаясь на пороге. - Что сей сон означает?
Стрепетов нарушил неписаный устав. Вечером можно было засиживаться на работе сколько угодно - столько, сколько требовали дела. Но по утрам полагалось приходить от без пяти до без одной минуты десять... и ни секундой раньше. Таков был стиль.
- Да вот левая работенка подвернулась. Так сказать, заказ со стороны.
- Это не аргумент, - произнес Кока размеренно и скрипуче, "под Головкина". - Это не аргумент и не может служить оправданием.
Он посторонился, пропуская входившего Тимохина.
- Кстати, где ты вчера пропадал? Тебе обзвонились из прокуратуры.
- А кто звонил?
- Звонил Таргис. Но ты, по-моему, уклоняешься от ответа.
- Вчера... - Стрепетов прикрыл локтем телефонограмму. - Вчера, да как тебе сказать... прохлаждался на лоне природы.
При Кокином нраве оставить безнаказанным явное умолчание о чем-то интересном было немыслимо. Однако он ничего не сказал и отошел к своему столу. Это значило, что он огорчен. Огорчен и обижен, как случалось всегда, когда он чувствовал, что Стрепетов отстраняется от него пустой болтовней. "Ладно, обойдется", - мысленно отмахнулся Стрепетов и придвинул к себе новый лист бумаги.
"Начальнику след. части Головкину А. А., - написал он. - Рапорт.
Доношу, что мной в соответствии с полученным для исполнения отдельным требованием был совершен выход по месту жительства..."
Кока шуровал в сейфе и складывал в папку какие-то бланки и сцепленные скрепочками листы.
- Куда собрался?
- Тюрьма по мне плачет. В десять тридцать назначен один джентльмен удачи на психэкспертизу... - Он подозрительно покосился из-за плеча. - Чему так нежно улыбаешься?
- Ничему. Впрочем, тебе.
- С какой еще стати?
- Просто. Смотрю вот и радуюсь.
Кока вдруг возмутился.
- Слушай, что на тебя наехало? Сдурел совсем!.. Пардон, мамзель, - последнее относилось к Раисе, с которой он столкнулся в дверях.
- Накурили! - проворчала Раиса вместо приветствия. - И когда успели?
По-мужски, без зеркала прошлась гребенкой по коротким волосам, посмотрела на часы.
- Минут через двадцать ко мне потянутся девочки, одна другой краше. Отдел трикотажа, торговля из-под прилавка... Неохота сегодня работать. Жара.
"...выяснилось, что Суханов П. П. находится в настоящее время у своей родственницы в деревне Сосновка..."
- Знаешь, Стрепетов, в отделении ругаются. Говорят, брал вчера Стрепетов мотоцикл, а вернул весь заляпанный кровью.
- Ничего, оботрут.
"...куда мною был совершен выезд с целью допроса Суханова..."
- А в чем все-таки дело?
- Отвозил одного дядю в КПЗ.
- И он плакал кровавыми слезами?
- Примерно.
Вот уже второй раз. Сначала с Кокой, теперь с Раисой он поймал себя с поличным: ему не хотелось говорить о Васятине. Даже со своими ребятами. Почему?
Раиса еще постояла возле него, рассеянно перекинула листок календаря.
- Вчерашним днем живешь, Стрепетуша. Сегодня двадцатое.
"Воображает, что сострила. Да мне этого дня на неделю хватит... если не на месяц. Но сейчас рапорт, рапорт".
"...гр-ка Суханова Т. объяснила, что ее внук Суханов П., приехавший к ней из города Москвы с целью провести в деревне часть отпуска, привез с собой и попросил приютить на неделю незнакомого ей мужчину, с которым Суханов П. познакомился, когда в прошлом году работал на Колыме шофером на том же прииске, где Васятин работал механиком. Суханов больше с ним не встречался - до приезда Васятина в Москву... Об обстоятельствах получения Сухановым П. посылки от Васятина Д. гр-ка Суханова Т. показала, что ее внук Суханов П., уезжая из поселка Берелех Магаданской обл., оставил там пальто и просил товарищей по общежитию выслать его в Москву. Объяснения гр. Сухановой о содержимом посылки не вызывают сомнений, так как во время вскрытия посылки она находилась в гостях у Суханова П., и пальто тут же было передано ей для чистки. Добросовестность самой гр. Сухановой Т. также не ставится под сомнение, так как она по своей инициативе дала показания о месте пребывания Васятина, чего она не сделала бы, если бы вела себя недобросовестно по отношению к следствию... Адрес Суханова П. по объяснению самого Васятина, данного последним при Сухановой Т., тот взял с конверта письма в общежитие, в котором Суханов П. напоминал о своей просьбе выслать пальто; письмо это передали Васятину соседи Суханова, поскольку тот, случайно оказавшись в комнате, предложил свои услуги для отправки пальто. Гр-ка Суханова Т. рассказала..."
Стрепетов и теперь не знал наверняка, почему так легко удалось узнать все про Васятина. Как ему казалось, никакого профессионального мастерства он не проявил... Спросил, где Павел. "Придет, обожди", - ответила бабка. Натаскал ей две бочки воды - невелика услуга. Да и делал он это не с целью завоевать доверие и расположение бабки Татьяны (он и не подозревал тогда, что ему понадобится ее доверие), просто застал ее в огороде, решил помочь, чем томиться ожиданием. А бабка копошилась рядом, приговаривая что-то про погоду, про то, что поливать в жару нельзя, а только как спадет зной и вода в бочках степлится; потом он сидел в избе, пил молоко, и вдруг бабка Татьяна сама заговорила о нежданном постояльце. Почему? Видно, было у нее смутное ощущение опасности от молчаливого гостя. К тому же пьянка, которую он затеял по приезде, вызвала у нее брезгливость и возмущение.
- Второй день всего, а я уж покой потеряла. Шляется где-то, говорит, работу ищет, механик будто. Пашка с ним уж три эмтээса обошел, к председателю водил, а тот все нос воротит. Вечером придет - винищем от него разит...
- Как его зовут? - спросил Стрепетов.
- Димитрием. Димитрий Игнатьичем вроде.
"Дмитрий Игнатьевич! Неужели?!"
- А фамилию вам Павел не называл?
- Пашка - нет. А вот сам хмельной был, так поминал все своих недругов. "Будут, - говорит, - помнить Васюкова!" Али Васина... Точно не упомню.
- Васятин?!
- Правильно, Васятин.
- Татьяна Федоровна!.. Где его вещи? - Стрепетов был так серьезен, что бабка Татьяна молча встала и достала из-под лавки чемодан. Настороженно смотрела она, как Стрепетов взялся за чемодан, смотрела глазами человека, который сам никогда не сделал бы этого - не прикоснулся бы к чужому. Стрепетов откинул крышку. "Что бы я стал делать, будь чемодан заперт? Ведь рука бы не поднялась взламывать у нее на глазах замок!"
Сбоку из кармашка торчал паспорт... Васятин притворялся паинькой. Глаза доверчиво вытаращены, блатная челка превращена в зачес, но даже по крошечной фотографии было видно, какой это злой и здоровенный мужик. Стрепетов слегка пощупал в чемодане - нет ли оружия. Здесь оружия не было. А с собой?
"...Для производства задержания я предполагал взять с собой уполномоченного, обслуживающего Сосновку, однако он уехал по другим поселкам, телефон же в правлении колхоза не работал. Чтобы не подвергать опасности гражданских лиц, я принял решение задержать преступника в открытом месте в стороне от деревни, зная со слов Сухановой Т., каким путем возвращаются домой Суханов и Васятин..."
Ну вот, повалили к Раисе обещанные девочки. Ничего девочки. Только не нравятся они мне: лживые уж очень. Даже в глаза бросается. А Раиса-то не обиделась, хоть и поняла, что я ее турнул с расспросами о мотоцикле. Все равно ведь ребята узнают, не сегодня, так завтра. Ну хорошо, пусть хоть завтра, надо сначала самому немного переварить... Что именно переварить? Он задержал опасного преступника. Да, но...
"...При задержании..."
Впервые он, Стрепетов, выстрелил в человека.
Но, впрочем, это Васятин... преступник...
"...Воспользовавшись сопротивлением Васятина, П. Суханов скрылся..."
Когда он отважился прийти домой? Среди ночи? Под утро? И что сказала ему бабка Татьяна?..
"...скрылся, несмотря на произведенный предупредительный выстрел..."
Предупредительный выстрел. А как иначе напишешь? Не признаваться же, что хотел пальнуть, да опомнился. Вот откуда заноза в душе - он целился, пусть секунду, полсекунды, но целился, впав в охотничий раж! А что, если бы... если бы бабка Татьяна оказалась другой? Была бы она грязной каргой, брызгала слюнями и честила Стрепетова на все корки? Так бы и ахнул в человека, которого никто пока ни в чем не обвинял? Нет. Нечего возводить на себя напраслину. Он бы все равно не выстрелил.
И все-таки что было - то было: в одного стрелял, в другого целился. Потому и нет охоты хвастаться ночными подвигами.
Вид у Головкина был обеспокоенный, и рапорт он взял чуть поспешнее обычного. Должно быть, кто-то уже доложил о ночном возвращении Стрепетова и о том, что оба они - и Стрепетов и мотоцикл - были изрядно потрепаны
Несколько раз Головкин отрывался от рапорта и взглядывал на Стрепетова с новым, незнакомым выражением: Головкин волновался. Всегдашний остро отточенный карандаш нервно постукивал по столу. Стрепетов свирепо затягивался, выпуская дым в приотворенное окно. Он не изображал победителя, не притворялся равнодушным. Курил и ждал разговора. И очень не хотел этого разговора.
"Сейчас окажется, что я упустил вагон формальностей", - тоскливо подумал Стрепетов.
Он загасил окурок, сел к столу, а Головкин все молчал.
- Как начальник, я должен бы прочитать длинную мораль, - сказал он наконец. - Но буду краток... - и поднял все тот же незнакомый взгляд, - не следовало предпринимать в одиночку... подобное мероприятие.
- Так получилось, Аркадий Аркадьевич. Я пытался...
- Надо было что-то придумать, - прервал Головкин с укоризной. - Могло ведь кончиться... м-да... Передайте дежурному мое распоряжение доставить Васятина в наше КПЗ. Нечего вам самому... Вы свободны.
Головкин не распекал, Головкин не говорил никаких возвышенно-назидательных слов о нарушении формальностей. Его очевидное сочувствие можно было расценить как похвалу.
Телефонограмму Стрепетов отправил с фельдсвязью в Управление - для передачи по прямому проводу... А после обеда старшина принес ответ:
"Срочно сообщите подробно, что изъято при обыске Васятина".
- Что-нибудь случилось? - услышал он издалека голос Раисы.
"Что изъято". И больше ни слова. Понимай сам. А не понять трудно. Там, на Колыме, что-то изменилось. То, что казалось доказанным, когда высылали отдельное требование, теперь было спорным. Возникли сомнения, выплыли новые обстоятельства. Где уж не понять! Знаем, как оно бывает... Потому-то ни слова об аресте и этапировании. Пришел ли там кто-то с повинной, опровергла ли экспертиза прежние данные, были ли разоблачены лжесвидетели?.. Неважно, что там, важно, что здесь. Здесь Васятин сидит пока без ремня и шнурков в загородном КПЗ. Потом к двери КПЗ вплотную встанет задом милицейский "газик" с решеткой, отделяющей кабину, и решеткой, запирающейся перед задней дверцей. Дверцу откроют, и два милиционера энергично помогут Васятину залезть внутрь. Решетку захлопнут, задвинут задвижкой, навесят на нее амбарный замок. Потом его повезут в город и так же дверь в дверь высадят в КПЗ райотдела. Там уже подремывает со вчерашнего дня спекулянт самодельными авоськами, давно утративший фамилию и откликающийся на кошачью кличку Пушок. Теперь туда же посадят Васятина. Которого магаданцы раздумали арестовывать. Посадят не Васятина, "в настоящее время скрывающегося от следствия", посадят просто "гражданина Васятина". Или даже "товарища Васятина"?! Почему бы нет, если он ни к чему не причастен...
А засада, погоня и эта пуля, что сидит у него в руке? Их куда?! Еще недостает, чтобы он стрелял в невинного человека!
Мрачно уставился Стрепетов на проклятое "отдельное требование". Пришла в мятом конверте бумажка, отпечатанная где-то за тридевять земель на машинке со сбитой буквой "о" и покосившейся "м":
"Управлению охраны общественного порядка г. Москвы.
Управлением охраны общественного порядка Магаданской области арестована группа особо опасных преступников.
Среди лиц, причастных к ее деятельности, установлен Васятин Дмитрий Игнатьевич, 1922 года рождения, в настоящее время скрывающийся от следствия.