- Скорее, разорвал, - буркнул Рейли.
Поблагодарив медиков, он вместе с Миллиганом и Апаро отошел в сторону.
- Зачем вам, ребята, понадобился Петрович? - спросил Миллиган.
Рейли рассматривал лошадей.
- До нашего появления вам не приходило в голову, что кто-то мог желать ему смерти?
Миллиган повернулся к обугленному почерневшему остову конюшни.
- Не сказал бы. Правда, место такое. Лошадками многие интересуются, а учитывая его прошлое… Но нет, ничего особенного. А вы что думаете?
Он внимательно выслушал сообщение Рейли о связи между Петровичем и Уолдроном, об участии обоих в налете на Метрополитен.
- Я займусь этим делом в первую очередь, - пообещал он Рейли. - Вызову экспертов, скажу пожарным, чтобы сегодня же проверили на признаки поджога. Проведем вскрытие.
Рейли с Апаро возвращались к машине, когда заморосил мелкий дождик.
- Кто-то обрубает все концы, - сказал Апаро.
- Похоже на то. Надо потребовать, чтобы Уолдрону провели повторную экспертизу.
- Если так оно и есть, нам надо постараться первыми добраться до оставшихся в живых двух всадников.
Рейли долго рассматривал потемневшее небо, прежде чем обернуться к напарнику.
- До двух или только до одного, - задумчиво произнес он, - если убивает последний из четверых.
ГЛАВА 26
Он разбирал древние манускрипты, пока не разболелись глаза. Тогда он снял очки и осторожно протер глаза влажным полотенцем.
Сколько же он так просидел? Утро сейчас или ночь? С тех пор, как он вернулся домой после конного штурма Метрополитен, он потерял счет времени.
Журналисты, эта стая полуграмотных неумех, вероятно, сочли дело грабежом или налетом. Даже лучшим из них не постичь хода его мысли, а ведь для него это просто очередной научный эксперимент. Именно эксперимент. И недалеко то время, когда весь мир узнает, что это - первый шаг на пути, который неизбежно изменит общепринятое мировоззрение. Шаг, который рано или поздно снимет шоры с людских глаз и откроет то, что недоступно их жалкому воображению.
Цель близка. Не так уж много осталось.
Обернувшись, он взглянул на висевший на стене календарь. Время дня для него не имело значения, но к датам он относился с почтением.
Одно число было обведено красным.
Вернувшись к результатам своей работы с многодисковым механическим шифратором, он заново перечитал то место, которое показалось темным при расшифровке.
"Загадка", - подумал он. И улыбнулся, поняв, что бессознательно выбрал верное слово; автор манускрипта не полагался на код: прежде, чем шифровать, он изложил суть дела в загадочном иносказании.
Он восхищался автором документа.
Затем он нахмурился. С решением надо поспешить. Пока, насколько ему известно, след удалось спрятать, но было бы глупостью недооценивать врага. К сожалению, чтобы разгадать загадку, не обойтись без библиотеки. А значит, придется покинуть надежное укрытие.
Поразмыслив, он пришел к выводу, что сейчас должен быть вечер. Он отправится в библиотеку. Действовать надо осторожно: вдруг кто-то сопоставил факты и предупредил сотрудников, чтобы сообщали о всяком, запросившем материалы по определенной теме.
Он усмехнулся сам себе: это уже паранойя. Не так уж они проницательны.
Из библиотеки он вернется домой, будем надеяться, с разгадкой в руках, и закончит расшифровку.
Он взглянул на календарь с обведенной кружком датой.
С датой, навеки выжженной у него в памяти.
С числом, которого он никогда не забудет.
Он должен еще исполнить небольшое, но важное дело. Потом, если все обойдется и документ полностью поддастся расшифровке, он шагнет навстречу судьбе, которая так несправедлива с ним.
ГЛАВА 27
Монсеньор де Анжелис сидел в жестком плетеном кресле в номере на верхнем этаже скромной гостиницы на Оливер-стрит, который предоставила ему епархия на время пребывания в Нью-Йорке. Гостиница не так уж плоха. И очень удобно расположена - всего в нескольких кварталах к востоку от Федеральной площади. А вид сверху на Бруклинский мост наверняка пробуждает в сердцах идеалистов, занимающих этот номер, романтические мечты. Но его этот вид не впечатлял.
Монсеньора никак нельзя было причислить к идеалистам.
Он посмотрел на часы, открыл свой сотовый и набрал номер в Риме. Кардинал Риенци ответил и неохотно согласился, как и ожидал де Анжелис, потревожить кардинала Бруньоне.
- Надеюсь, у вас хорошие новости, Михаэль, - начал Бруньоне, прокашлявшись.
- Фэбээровцы заметно продвинулись. Часть похищенного уже возвращена.
- Отрадно слышать.
- Да, несомненно. Бюро и полиция Нью-Йорка держат слово: они выделили на это расследование большие силы.
- А похитители? Еще кого-нибудь арестовали?
- Нет, ваше высокопреосвященство, - ответил де Анжелис. - Захваченный ими человек скончался прежде, чем они смогли его допросить. Второй член банды также погиб, при пожаре. Я говорил сегодня с агентом, который ведет дело. Они еще не получили результатов, подтверждающих поджог, но подозревают, что он тоже убит.
- Убит. Это ужасно, - вздохнул Бруньоне, - и очень прискорбно. Их губит жадность. Они передрались из-за добычи.
- Да, - монсеньор пожал плечами, - складывается такое впечатление.
Бруньоне помолчал.
- Разумеется, может быть и другое объяснение, Михаэль.
- Я думал об этом.
- Возможно, главный преступник избавляется от мусора.
Де Анжелис невозмутимо кивнул невидимому собеседнику.
- Подозреваю, что так оно и есть.
- Это неприятно. Если он останется один, найти его будет очень трудно.
- Каждый совершает ошибки, ваше высокопреосвященство. Когда придет его очередь, я не упущу случая.
Де Анжелису было слышно, как кардинал беспокойно заворочался в кресле.
- Такое развитие событий тревожит меня. Вы никак не можете помочь делу?
- Боюсь, ФБР сочтет это нежелательным вмешательством.
Бруньоне помолчал еще минуту и сказал:
- Что ж, сейчас не следует раздражать их. Но вам нужно постоянно наблюдать за ходом расследования.
- Я делаю все возможное.
Бруньоне заговорил, подчеркивая каждое слово:
- Вы понимаете, как это важно, Михаэль. Вернуть надо все, и прежде, чем случится непоправимое.
Де Анжелис очень хорошо понимал, что имеет в виду кардинал, подчеркивая слово "все".
- Разумеется, ваше преосвященство, - сказал он, - я понимаю.
Отключив связь, он посидел еще несколько минут в задумчивости. Потом опустился на колени у кровати и начал молиться: не о божественном вмешательстве, но о том, чтобы человеческая слабость не помешала ему исполнить, что должно.
Слишком высока была ставка.
ГЛАВА 28
Пачка распечаток факса, присланного из Колумбийского университета, показалась Тесс обескураживающе хлипкой. Она не нашла в них ничего полезного. Со слов Клива Эдмондсона, она ожидала обнаружить хотя бы упоминания тамплиеров, но официально Уильям Венс ими не занимался. Почти все работы были посвящены финикийской истории от третьего века до новой эры и до Рождества Христова. Правда, крупные финикийские портовые города, Сидон и Тир, тысячелетием позже стали мощными оплотами тамплиеров. Поэтому исследование Финикии неизбежно приводило к крестоносцам и тамплиерам.
Хуже было то, что ни в одной из полученных ею публикаций не упоминались ни тайнопись, ни криптография.
Тесс упала духом. Сколько перечитано в библиотеке, сколько прочитано здесь, в кабинете, работ Уильяма Венса, а она ни на шаг не приблизилась к цели.
Она решила еще раз прошерстить Интернет и получила те же несколько сотен ссылок на имя Венса. Пришлось потратить время и внимательно с ними ознакомиться.
Прокрутив два десятка сайтов, она наткнулась на статью, где имя Венса упоминалась вскользь и в насмешливом тоне. Автор, опубликовавший свой доклад, прочитанный более десяти лет назад перед французскими историками в Нантском университете, бегло перечислял теории, с его точки зрения, не заслуживающие внимания и только мутящие воду.
Имя Венса мелькнуло ближе к концу списка. Докладчик вспомнил, как насмешил его Венс, заподозривший, что Гуго де Пайен мог быть катаром, на том лишь основании, что корни его генеалогического древа уходили в Лангедок.
Тесс перечитала абзац. Основатель ордена тамплиеров - катар? Смешно даже предположить. Что может быть дальше друг от друга, чем катары и тамплиеры? Храмовники двести лет беззаветно сражались за христианство. Катары же - приверженцы гностического учения.
И тем не менее было в этой гипотезе нечто интригующее.
Движение катаров берет начало в середине десятого века. Название производится от греческого katharos - "чистые". В основе учения лежало представление об изначальном зле Мира и о непрерывном перевоплощении душ - души могли воплощаться даже в животных, поэтому катары практиковали вегетарианство. Очистившись в перерождениях, душа освобождалась из плена материи и возносилась в небеса.
Учение катаров было осуждено Церковью. Катары были дуалистами: верили, что помимо милосердного и благого бога существует бог злой, ответственный за ужасную судьбу этого мира. Благоволящий бог создал небеса и человеческую душу; а злой заключил душу в тюрьму тела. В глазах Ватикана катары уравнивали сатану с Богом. Катары почитали злом все мирские блага, что заставило их отвергать богатство и власть, так явно разъедавшие Римскую католическую церковь.
Еще более раздражал Церковь их гностицизм. Гностики - как и "катары", происходят от греческого корня gnosis, означающего высшее знание, или прозрение, - учили, что человек способен вступить в прямой контакт с Богом без посредства священников и Церкви. Вера в личную связь с Богом освобождала катаров от всех моральных запретов и обязательств перед Церковью. Не нуждаясь в благодеяниях Церкви и в строгих обрядах, они не чувствовали также нужды в духовниках. Их службы проводились в простых домах или под открытым небом. Они также признавали равенство женщин и возводили их в ранг "совершенных" - наиболее близкий к священству в их практике. Телесная оболочка не имела для них значения, поскольку душа одинаково свободно могла вселиться в тело и мужчины и женщины.
Это учение широко распространилось в Южной Франции и Северной Италии. Ватикан забеспокоился и решил, что долее терпеть эту ересь невозможно. Она не только угрожала католической Церкви, но и подрывала основы феодального строя в Европе, поскольку катары считали грехом любую привязанность к телесному, а следовательно, злому миру. Это угрожало обесценить отношения, связывавшие крестьянина или вассала с сеньором-феодалом. В борьбе с этой угрозой папство без труда заручилось помощью французского дворянства. В 1209 году на Лангедок обрушилась армия крестоносцев, и в следующие тридцать пять лет Воинство Христово перебило более тридцати тысяч еретиков - мужчин, женщин и детей. Рассказывали, что в церквах, где искали спасения крестьяне, крови было по щиколотку, а когда один из солдат папы пожаловался, что не умеет отличить еретика от христианина, ему было сказано: "Убивай всех, Господь узнает своих".
"Ну никак не связывается". Тамплиеры отправились в Святую землю, чтобы оборонять пилигримов - паломников-христиан. Они были штурмовыми отрядами Ватикана, его надежнейшей опорой. Катары же были врагами Церкви.
Тесс удивляло, что такой серьезный ученый, как Венс, мог выдвинуть столь дикое предположение, основываясь всего лишь на происхождении одного человека. Может быть, она гонится за миражом? Как бы то ни было, решила Тесс, с Венсом нужно встретиться и поговорить. Несмотря на его научные оплошности, он вполне может увидеть связь - если она существует - между тамплиерами и ограблением музея.
Она снова вызвала Колумбийский университет и быстро связалась с историческим факультетом. Напомнив секретарше о предыдущем разговоре, спросила, не узнала ли она, как найти Уильяма Венса. Женщина ответила, что поговорила с двумя коллегами Венса, но оба потеряли с ним связь.
- Понятно, - вздохнула Тесс.
Больше ухватиться было не за что.
Секретарша почувствовала ее огорчение.
- Я понимаю, что вам нужно с ним поговорить, но, может быть, он избегает встреч. Люди иногда предпочитают забыть… вы понимаете, о мучительных моментах…
Тесс встрепенулась:
- Мучительных?..
- Ну конечно. То, что ему пришлось вынести… Это так грустно. Видите ли, он так любил ее.
Тесс соображала на ходу, пытаясь вспомнить, что она упустила из виду.
- Извините, я не совсем понимаю, о чем вы говорите. Разве профессор Венс лишился кого-то из близких?
- Ох, я думала, вы знаете. Да, его жена. Она заболела и скончалась.
Для Тесс это оказалось совершенной неожиданностью. Ни в одном из прочитанных сайтов не упоминалось о смерти жены - конечно, академические издания не занимаются личной жизнью.
- Когда это случилось?
- Прошло уже несколько лет, пять или шесть. Дайте вспомнить… Кажется, это было весной. Профессор взял тогда полугодичный отпуск и больше уже не возвращался на работу.
Тесс поблагодарила и повесила трубку. Видимо, стоит забыть о Венсе и попробовать связаться с Симмонсом. Однако любопытство победило. Она опять вошла в Сеть и открыла веб-сайт "Нью-Йорк таймс". Вызвала функцию широкого поиска и с радостью убедилась, что на сайте хранится архив начиная с 1996 года. Ввела "Уильям Венс", щелкнула по колонке некрологов и получила ссылку.
Короткая заметка сообщала о кончине его жены Марты. Причина смерти не указывалась, говорилось только об осложнении после кратковременной болезни. Тесс отметила для себя, что панихида состоялась на кладбище Гринвуд в Бруклине. Задумалась, оплачивает ли Венс уход за могилой. Если да, в конторе кладбища может быть его теперешний адрес.
Она хотела позвонить на кладбище, но передумала. Скорее всего, они не выдают подобных сведений кому попало. Помедлив, нашла карточку Рейли и позвонила по рабочему номеру. Услышав, что Рейли на совещании, задумалась, объяснять ли взявшему трубку агенту причину звонка, но решила подождать до встречи с самим Рейли.
Положив трубку, она снова скользнула глазами по некрологу на экране и вдруг вздрогнула от волнения.
Секретарь факультета не ошибалась: Марта Венс умерла весной.
Назавтра должно было исполниться пять лет со дня ее смерти.
ГЛАВА 29
- Экспертиза подтвердила, что Уолдрон тоже убит, - сообщил Рейли, обводя взглядом сидевших за столом членов Бюро. Из посторонних здесь был только монсеньор де Анжелис. - В крови обнаружены следы лидокаина. Это анастетик, и никто из персонала госпиталя его не вводил. Большая доза вызвала отказ сердечной деятельности. Интересно отметить, что на шее тоже имеются следы укола. Лекарство парализовало голосовые связки, так что он не мог позвать на помощь.
При этом сообщении монсеньор немного напрягся, видимо, пораженный жестокостью преступника. Кроме него, здесь присутствовали все сотрудники, занимающиеся расследованием "Штурма Метрополитен": Янссон, Бучински, Амелия Гейнс, Апаро, Блэкбарн с двумя подчиненными и молодой техник, представлявший команду видео- и аудионаблюдения. Доклады не внушали большой надежды.
- В конюшне нашли и оборудование для холодного клеймения, - продолжал Рейли. - Петрович мог воспользоваться им, чтобы скрыть клейма на лошадях, использованных налетчиками. Все это означает одно из двух: то ли тот, кто за этим стоит, избавляется от пешек, то ли один из банды решил забрать себе все добро. В любом случае один или двое всадников оказываются следующими мишенями. А тот, кто этим занимается, зря времени не теряет.
Де Анжелис повернулся к Рейли:
- В конюшне не обнаружили чего-либо из похищенного?
- Боюсь, что нет, падре. Из-за добычи-то их и убивают.
Де Анжелис снял очки и протер стекла рукавом.
- А что с экстремистскими группировками, о которых вы говорили? Здесь удалось что-нибудь выяснить?
- Пока нет. Мы особенно заинтересовались двумя группами, которые не так давно высказывали недовольство критикующей их Церковью. Обе со Среднего Запада, и ими занимаются наши филиалы. Хотя, насколько известно, пока они ограничивались угрозами.
Де Анжелис нахмурился, снова надел очки. Он был явно обеспокоен, но старался скрыть свои чувства.
- Полагаю, нам остается только выжидать.
Рейли обвел глазами своих. Он сознавал, что им пока не удалось докопаться до сути. До сих пор они не столько действовали сами, сколько реагировали на действия преступников.
- Не хочешь спросить насчет той тамплиерской штуковины? - спросил Апаро.
Де Анжелис обернулся к нему, затем, проследив его взгляд, к Рейли.
- Тамплиерской?
Рейли не ожидал, что напарник затронет эту тему. Ему пока не хотелось поднимать шума.
- Просто одна из гипотез, которыми мы занимаемся.
Де Анжелис не сводил с него вопросительного взгляда.
- Одна из свидетельниц в Метрополитен, она археолог… Ей кажется, что налетчики могут быть как-то связаны с тамплиерами.
- Ее навели на эту мысль красные кресты на плащах?
"Почти в точку", - отметил Рейли и отозвался:
- Да, и еще несколько мелочей. Рыцарь, похитивший шифратор, кажется, произнес латинскую фразу, написанную на воротах замка тамплиеров во Франции.
Де Анжелис смотрел на Рейли несколько иронически.
- И что, эта ученая дама полагает, что налет на музей совершили члены религиозного ордена, прекратившего существование более шестисот лет назад?
Рейли казалось, что своими взглядами все готовы просверлить в нем дыры.
- Не совсем так, - проговорил он. - Просто история тамплиеров настолько популярна, что вполне могла вдохновить кучку их фанатиков на акт воображаемой мести.
Де Анжелис задумчиво кивнул и встал, собирая свои бумаги. Вид у него был несколько разочарованный.
- Ну что ж, звучит многообещающе. Желаю вам удачи в расследовании. Агент Рейли, джентльмены, агент Гейнс, - поклонился он и, оглянувшись на Янссона, тихо вышел.
Рейли остался сидеть под взглядами коллег. Ему пришло в голову, что упоминание тамплиеров клеймит званием безумца не только ученых.
ГЛАВА 30
Митч Эдисон понимал: просиди он еще немного в этой гнусной дыре - непременно свихнется. Но и возвращаться к себе было безумием, да и на улицах небезопасно. Здесь, в папашиных апартаментах в Куинсе, он, по крайней мере, был в безопасности.
Сперва Гас, теперь Бранко. Митч был отнюдь не глуп, но тут даже тупица вроде Уолдрона смекнул бы, что у кого-то имеется списочек и что он, можно побиться об заклад, идет в этом списке следующим.
Пора было перебираться на безопасные пастбища.
Он бросил взгляд через комнату на глухого дряхлого отца, занятого своим обычным делом: тот, устремив взгляд в телевизор, переключался с одного кретинского ток-шоу на другое, сопровождая каждое высказывание длинным ругательством.