В конце концов он, кажется, придумал-таки, как поступить. У Андерса созрел план, и потребовался год тяжелой работы, чтобы его осуществить. Но теперь спасение было уже близко. Оставалось доделать самую малость, и тогда он сможет предложить своей семье начать новую жизнь. Это будет шанс повернуть все к лучшему, и, возможно, он сумеет, хотя бы отчасти, дать Агнес то, о чем она так мечтала, и тогда уйдут те черные чувства, которые росли в ее душе. Ему мнилось, что он уже воочию видит, какой станет новая жизнь. Он, Агнес и мальчики - все вместе начнут эту жизнь, в которой будет гораздо больше возможностей, чем здесь.
Он крепче сжал ручки сыновей и улыбнулся им, видя, как они задирают головки, заглядывая ему в лицо.
- Папа, ты купишь нам колу? - спросил Юхан в надежде, что хорошее настроение отца обеспечит положительный ответ на такую просьбу.
И оказался прав. Подумав немного, Андерс кивнул в знак согласия, и мальчики заскакали и засмеялись, ликуя от восторга. Покупка колы означала поход в лавку, однако оно того стоило. А скоро он от всего этого избавится.
~~~
Йоста сидел, согнувшись над столом в своем кабинете. У него было подавленное настроение с тех пор, как выплыла на свет сделанная Эрнстом глупость. Думая о ней, Йоста только качал головой. Казалось бы, этот сотрудник и без того наломал достаточно дров за годы службы, но то, что он натворил в этот раз, вообще выходило за грань допустимого и шло вразрез со всеми правилами, которыми должны руководствоваться полицейские. Впервые Йоста подумал, что из-за такого нарушения Эрнсту придется уйти в отставку. После подобного поступка даже Мельберг не сможет его больше защитить.
С унынием он взглянул в окно. Это время года было ему отвратительнее всего - хуже, чем даже зима. Лето все еще оставалось свежо в памяти, и он помнил каждую партию в гольф, сыгранную в этот сезон. Ближе к зиме хотя бы приходило спасительное забвение, и тогда он уже сам начинал сомневаться, действительно ли ему довелось сделать тот или иной великолепный бросок или все это был только дивный сон.
Телефонный звонок прервал его грёзы.
- Йоста Флюгаре.
- Здравствуй, Йоста! Это Анника. Слушай, у меня тут на проводе Педерсен, ему нужен Патрик, но Патрика в последнее время стало трудно разыскать. Ты можешь поговорить с ним?
- Да, конечно. Соедини меня.
Он подождал несколько секунд, потом в трубке раздался щелчок и зазвучал голос судебно-медицинского эксперта:
- Алло?
- Да, я слушаю. Это Йоста Флюгаре.
- Да, я слышал, что Патрик куда-то выехал по делам. Но ты ведь, кажется, тоже работаешь над расследованием убийства девочки?
- Да у нас весь участок над этим работает, в большей или меньшей степени.
- Отлично. Значит, ты можешь принять сообщение о новых данных, которые мы получили. Только учти, важно, чтобы Хедстрём их увидел.
У Йосты мелькнула мысль, не дошли ли до Педерсена слухи о том, что учудил Эрнст, но это подозрение он сразу отмел. Вероятно, Педерсен просто подчеркивал важность того, чтобы руководитель следствия получил все данные. И Йоста твердо решил, что ни в коем случае не повторит ошибки Лундгрена. Хедстрёму стоит только свистнуть, и вся информация будет перед ним.
- Я все подробно запишу, а вы ведь, как всегда, пришлете нам факс.
- Само собой, - подтвердил Педерсен. - Дело в том, что к нам как раз пришли результаты анализов золы, которая была у девочки в желудке и в легких.
- Да, мне знакомы эти детали.
Отвечая, Йоста не смог скрыть некоторое раздражение. Неужели Педерсен считает, что он тут в участке служит кем-то вроде мальчика на побегушках?
Если собеседник и расслышал раздражение в его голосе, то никак на него не отреагировал и спокойно продолжил:
- Нам удалось выяснить несколько интересных подробностей. Во-первых, зола оказалась не совсем свежей. Ее состав, по крайней мере отчасти, можно охарактеризовать, - тут он немного помедлил, - как весьма старый.
- Весьма старый, - повторил Йоста по-прежнему несколько сварливым тоном, однако не мог скрыть любопытство. - Что значит "весьма старый"? Каменного века или веселых шестидесятых?
- В том-то и закавыка. Согласно выводам Государственной криминалистической лаборатории, ее возраст очень сложно установить. По их приблизительной оценке, он колеблется в пределах от пятидесяти до ста лет.
- Зола столетней давности? - изумленно переспросил Йоста.
- Да, или пятидесятилетней. Или где-то посередине. Но даже не это самое удивительное. В золе обнаружены мелкие каменные частицы. А если точнее, гранитная пыль.
- Гранитная? Откуда же могла взяться такая зола? Ведь не может быть, что это остатки сгоревшего гранита?
- Нет. Камень, как известно, не горит. Камень изначально был в очень измельченном состоянии. Они пока оставили у себя материал, чтобы уточнить данные. Но…
Йоста понял, что сейчас откроется что-то важное.
- Да? - поторопил он собеседника.
- Пока они только могут сказать, что речь идет о смеси. Они обнаружили остатки дерева, - тут Педерсен сделал паузу, затем продолжил, - и остатки биологического происхождения.
- Биологического происхождения? То есть я правильно тебя понял: это человеческие останки?
- Ну, это потом покажут дальнейшие анализы. Пока что не удалось установить, идет ли речь об останках человека или животного. И как явствует из отчета, у них нет твердой уверенности, что они сумеют это выяснить. Но криминалистическая лаборатория намерена сделать все возможное. Во всяком случае, как я уже сказал, там смешаны остатки различного происхождения: и дерево, и, как я упоминал, гранит.
- Это надо же! - воскликнул Йоста. - И кто-то, значит, хранил эту золу.
- Хранил или где-то нашел.
- Да, действительно. Могло быть и так.
- Так что вам есть в чем покопаться, - сухо заметил Педерсен. - Возможно, через несколько дней мы выясним еще что-то. Например, были ли это человеческие останки. А до тех пор вам будет над чем поработать.
- Уж это точно, - подтвердил Йоста, представляя, какие лица будут у коллег, когда он расскажет им только что услышанные новости. Эта информация была настоящей бомбой. Вопрос только в том, как использовать ее в дальнейшей работе.
Он медленно положил трубку и направился к факсу. Больше всего в голове засели слова Педерсена о частицах гранита. Эти частицы наводили его на какую-то мысль, но она ускользала, и он никак не мог ее ухватить.
Отдуваясь, Аста поднялась на ноги. Старые деревянные полы были положены, когда еще строился дом, и их можно было мыть только мылом, но с годами вставать на коленки и оттирать их становилось все трудней. Ну, еще какое-то время старые кости послужат!
Она огляделась. Вот уже сорок лет она тут живет. Со своим мужем Арне. Когда-то они делили этот дом с ее родителями, а в первые годы тут же обитали и свекор со свекровью, пока не померли один за другим, с промежутком в несколько месяцев. Ей было стыдно своих мыслей, но когда-то она считала эти годы очень трудными. Отец Арне был строгий, командовал, как генерал, да и свекровь не очень-то от него отличалась. Арне никогда с ней об этом не говорил, но из обмолвок она поняла, что в детстве его частенько били. Может быть, поэтому он так сурово обращался с Никласом. Кого в детстве воспитывали плеткой, тот и сам со временем возьмет ее в руки. Впрочем, у Арне плетку заменил ремень - широкий, коричневый, который всегда висел в чулане на дверце, и Арне использовал его, когда сын ему чем-то не угодит. Но кто она такая, чтобы спорить с Арне, как надо воспитывать сына? Конечно, у нее сжималось сердце, когда она слышала приглушенные крики, и ласково вытирала его слезы после наказания, но все равно Арне был умнее.
С натугой она залезла на табуретку и стала снимать занавески. Вроде бы они пока еще не грязные, но, как всегда говорил Арне, если видишь, что вещь еще не такая уж грязная, это значит, ее давно пора постирать. Собираясь приподнять карниз, она вдруг так и застыла с поднятыми руками. Вот так же точно она, кажется, стояла, занимаясь тем же делом, в тот страшный день? Да, верно. Так оно и было. Она меняла занавески, как вдруг услышала из сада возбужденные голоса. Сердитый голос Арне был ей привычен, непривычно было то, что и Никлас отвечал на повышенных тонах. Это казалось настолько невероятным, что она, предвидя возможные последствия, соскочила с табуретки и выбежала в сад. Они стояли напротив, как два врага. Голоса, которые из дома показались ей громкими, здесь болезненно ударили в уши, грозя разорвать барабанные перепонки. Не в силах сдержать себя, она подбежала и вцепилась в руку Арне.
- Что это вы?
Она сама услышала, как отчаянно звучит ее голос. И едва успев схватить Арне за руку, тут же почувствовала, что этого нельзя было делать. Он умолк и, обернувшись, посмотрел на нее совершенно бесчувственным взглядом. Затем поднял руку и ударил ее по щеке. Последовало зловещее молчание. Они застыли, словно каменная статуя о трех головах. Затем она, будто при замедленной съемке, увидела, как Никлас занес руку, стиснул кулак и нацелил его в лицо отца. Звук ударившего по лицу кулака прервал безмолвную тишину, и тут все снова пришло в движение. Арне, еще не веря в то, что произошло, потрогал свое лицо и изумленно воззрился на сына. Затем она увидела, как рука снова замахнулась и снова опустилась на лицо Арне. А дальше он уже словно не мог остановиться; Никлас двигался будто робот: замах - удар, замах - удар. На Арне сыпались тумаки, а тот словно не понимал, что происходит. Под конец ноги у него подогнулись, и он упал на колени. Дыша тяжело и с натугой, Никлас смотрел на отца, стоящего перед ним на коленях, с разбитым носом, из которого стекала струйка крови. Затем повернулся и убежал.
С этого дня ей было запрещено упоминать имя Никласа. Ему сравнялось тогда семнадцать лет.
С занавесками под мышкой Аста осторожно слезла с табуретки. В последнее время ее одолевали всякие тревожные мысли, и, наверное, не случайно ей сейчас вспомнился тот день. Смерть девочки всколыхнула немало всяких чувств и столько такого, что она годами старалась забыть! В ее душу закралась догадка, сколько она потеряла из-за непримиримого упрямства Арне, и пробудила многое, что сделало жизнь еще тяжелее. Уже когда она пошла к сыну в амбулаторию, Аста начала сомневаться во многих вещах, которые раньше принимала как должное. Может быть, Арне не всегда все знает. Может быть, он не имел права решать за всех и даже за нее, когда как поступать. Она имеет право сама принимать решения о том, как ей жить. Эти мысли тревожили ее, и она прогнала их, оставив на потом. Сейчас ее дело - постирать занавески.
Властным движением Патрик постучал в дверь. Еще по дороге сюда он работал над собой, стараясь сохранять нейтральное выражение лица, но в душе чувствовал нахлынувшее отвращение, от которого во рту появился неприятный вкус. Сейчас ему придется иметь дело с самой мерзейшей мерзостью, с самым отвратительным человеческим типом, какой он только мог себе представить. Единственным утешением, в котором он никогда не признался бы вслух, была мысль о том, что когда эта мразь окажется за решеткой, ее ждет там нелегкая жизнь. Педофилы занимали самую низшую ступень иерархической лестницы, и с ними соответственно обращались. И они этого заслуживали.
Он услышал приближающиеся шаги и отступил немного назад. Рядом с ним напряженно ждал Мартин, а позади стояли несколько коллег из Уддеваллы, в том числе эксперты, обладавшие бесценными для данного случая знаниями: специалисты по компьютерам.
Дверь отворилась, и на пороге показалась тощая фигура Кая. Как всегда, он был прилично и благопристойно одет, и Патрик подумал, неужели у него нет для дома другой одежды, поудобнее этой. Сам Патрик, приходя домой, сразу же облачался в вытянутые на коленках спортивные штаны и футболку.
- Ну, что еще вам нужно?
Кай выглянул из дверей и нахмурился, увидев, что прямо перед домом стоят два полицейских автомобиля.
- Неужели необходимо показывать всему свету, что вы явились сюда с визитом? Теперь эта баба, поди, от радости потирает руки. Если надо меня о чем-то спросить, могли бы просто позвонить или послать человека, вместо того чтобы являться сюда целой толпой!
Патрик задумчиво разглядывал его, спрашивая себя, неужели он действительно настолько самоуверен, что появление целой группы одетых в форму полицейских не вызвало у него мыслей о разоблачении. Или он такой хороший актер? Впрочем, очень скоро это выяснится.
- У нас есть ордер на обыск. А вас просят проехать с нами в участок для беседы. - Патрик говорил очень официальным тоном, не выдавая переполнявших его эмоций.
- Обыск у меня дома? Какого черта! Неужели опять эта негодяйка что-то придумала. Да я сейчас…
Кай вышел на крыльцо, словно собирался немедленно отправиться к Флоринам. Патрик жестом остановил его, а Мартин выступил вперед, загораживая дорогу.
- К Лилиан Флорин это не имеет никакого отношения. Мы получили сведения о том, что вы связаны с детской порнографией.
Кай оцепенел. Теперь уже Патрику не казалось, что он до сих пор притворялся и показал себя как хороший актер. Он действительно не подозревал, что такое может случиться.
- Ч-что, ч-что, ч-что такое вы говорите? - начал он, заикаясь и стараясь взять себя в руки. Но в этих словах не чувствовалось уверенности, и он на глазах поник от пережитого шока.
- Как уже сказано, у нас есть ордер на обыск, и если вы любезно согласитесь сесть с нами в машину, то мы можем продолжить наш разговор в спокойной обстановке в участке.
Вкус желчи во рту заставлял Патрика то и дело производить глотательные движения. Больше всего ему хотелось наброситься на Кая и потрясти его хорошенько, спросить, почему и зачем, что такого заманчивого он видит в детях, в мальчиках, чего не может найти во взрослых партнерах. Ничего, еще немного, и вопросы будут заданы. А сейчас главное - это собрать доказательства.
Кай был так ошарашен, что, не говоря ни слова и не взяв с собой даже куртку, спустился с ними с крыльца и покорно сел в машину на заднее сиденье.
Патрик обратился к коллегам из Уддеваллы:
- Мы заберем его и приступим к допросу. А вы занимайтесь тут, чем надо, и позвоните мне, если найдете что-то полезное. Я знаю, что вам не надо об этом напоминать, но на всякий случай все же скажу: заберите с собой все компьютеры и не забудьте, что ордер относится также и ко второму строению на этом участке. Я знаю, что в нем есть по крайней мере еще один компьютер.
Коллеги кивнули и с решительным видом зашли в дом.
Возвращаясь к себе, Лилиан неторопливо прошла мимо полицейских машин, наслаждаясь этим зрелищем. Казалось, сбылись ее мечты. Целый кортеж с полным нарядом полиции перед домом соседа, а в довершение всего - выползающий из дома с пришибленным видом Кай, которого сажают в один из автомобилей! После стольких лет неприятностей, которые она претерпела из-за него и его семейства, наконец-то негодяя настигла карма. Вот она, например, всегда действовала корректно. Разве она виновата, если хотела только одного - чтобы все шло по справедливости? Разве она виновата, если он в своих поступках нарушал правила добрососедского поведения и ей приходилось как-то от него защищаться? И люди еще смеют говорить о ней, что она склочница! Она слышала, какие по городу ходят пересуды. Но она отказывалась брать на себя какую бы то ни было ответственность за все происходящие безобразия. Если бы он отвязался и не мешал ее семье спокойно жить, не выдумывал бы разные глупости, она бы не стала затевать распри. В нормальных условиях мало найдется людей таких же кротких и покладистых, как она. И у нее не было ни малейших угрызений совести по поводу того, что она сообщила полиции о странном сыночке соседей. Всем известно, что такие, как он, с больной головой, рано или поздно обязательно что-нибудь натворят. И даже если она немного преувеличила, жалуясь на то, как Морган за ней подглядывал, то делала это для того, чтобы предотвратить будущие проблемы, и только! Такие, как он, способны учудить что угодно, если их распускать. У них же повышенное сексуальное влечение, кто этого не знает!
И вот теперь наконец люди узнают, как обстоит дело в действительности. Слава богу, полиция ведь не к ней понаехала! Скрестив на груди руки, Лилиан злорадно улыбалась, наблюдая со своего крыльца за спектаклем перед соседским домом.
Когда машина с Каем отъехала, она нехотя отправилась к себе. Сперва она было прикинула, не пойти ли туда, чтобы со всей гражданской ответственностью спросить, из-за чего переполох, но полицейские исчезли за дверью, прежде чем она до этого додумалась, а идти и стучаться она не хотела, чтобы не показаться назойливой.
Снимая башмаки и вешая на крючок куртку, она думала, знает ли Моника о том, что там делается. Может быть, позвонить в библиотеку и сообщить ей новости? Конечно, по-добрососедски. Но не успела она принять решение, как ее мысли прервал голос Стига, позвавший со второго этажа:
- Это ты, Лилиан?
Она пошла наверх.
- Да, дорогой, это я.
- Куда ты ходила?
Стиг жалобно смотрел на вошедшую к нему в спальню жену. Сегодня он выглядел очень слабым, точно жизнь в нем еле теплилась. При мысли о том, что он полностью зависит от ее забот, она почувствовала прилив нежности. Так было и с Шарлоттой, когда та была маленькой. Какое ощущение власти давало ей сознание ответственности за беспомощное живое существо! Этот период был, пожалуй, самым лучшим в ее жизни. По мере того как Шарлотта подрастала, она постепенно ускользала из рук матери. Если бы Лилиан могла, она остановила бы время, чтобы девочка не взрослела. Но чем больше она старалась привязать дочь к себе, тем сильнее этому противилась Шарлотта, и вся любовь и уважение, которые по праву принадлежали ей, совершенно незаслуженно достались отцу. А ведь матерью Шарлотты была она, и ей полагалось первое место в сердце ребенка! Ведь не отец, а она родила дочь и в первые годы давала ей все, что нужно. А затем муж вытеснил ее и стал пожинать плоды чужих трудов, сделал Шарлотту папочкиной дочкой. А когда та уехала от них, он завел речь о разводе, как будто все эти годы семья нужна была только ради Шарлотты.
При этих воспоминаниях Лилиан стала душить злость, и она с трудом заставляла себя улыбаться Стигу. Ему она, по крайней мере, необходима. И отчасти Никласу, хотя он сам и не отдает себе в этом отчета. Шарлотта вообще не ценит своего счастья. Вместо того чтобы радоваться, она все время ворчит на мужа, что он совсем не помогает ей с детьми. Неблагодарность - вот как называется ее поведение! Но и Никлас стал вызывать у Лилиан глубокое разочарование. Прийти домой и рычать на нее, вести разговоры о том, чтобы разъехаться! Но уж она-то знала, откуда эти фокусы! До сих пор она не думала, что он так легко поддается чужому влиянию.
- Какой у тебя сердитый вид! - сказал Стиг, протягивая к ней руку.
Она притворилась, что не заметила его жеста, и принялась подтыкать одеяло.
Стиг всегда принимал сторону Шарлотты, так что она не могла поделиться с ним своими мыслями, а вместо этого сказала:
- У соседей целое нашествие. Перед домом все кишит полицейскими и их машинами. Да уж, мало приятного, скажу я тебе, жить рядом с такими людьми!
Стиг взволнованно приподнялся. От такого усилия он сморщился и схватился за живот, однако лицо его осветилось надеждой:
- Это, наверное, по поводу Сары. Как ты думаешь: они что-то выяснили о ней?
Лилиан раздраженно кивнула: