Это хоть какой-то шанс. Настя продолжает бродить по саду. Какие же длинные дни! И короткие светлые ночи, во время которых совершенно не хочется спать, а хочется гулять, мечтать, слушать красивые слова, о любви, о счастье. Как же можно уехать из этого дома, из этого сада? И главное, куда уехать? Мать растила ее одна, она была гораздо старше тети Нелли, а теперь уже года три, как умерла. Хорошо, что умерла тихо, незаметно - просто во сне остановилось сердце. Настя никогда не задумывалась, почему так произошло. Ведь матери и шестидесяти не было. Может, она болела? Но дочери ничего не говорила. Настя - поздний ребенок, любимый, единственный, об отце мама не упоминала никогда.
Две комнаты в коммуналке, оставшиеся после нее свободными - не выход, даже если попробовать их продать. На какое время хватит денег, если жить привыкла, ни в чем себе не отказывая? А Эдик? Он тем более не привык экономить. Да и что там теперь с этими комнатами? Уж года три, как не была дома. Может быть, и мамины вещи соседи давно уже выставили вон, а Настиного там ничего нет. Казалось, что и бедность, и жизнь в коммуналке, и необходимость работать, чтобы выжить, ушли безвозвратна
Настя очень смутно помнит то время, когда тетя Нелли только-только вышла замуж за художника Эдуарда Листова, и не было у них ни этого особняка, ни денег, не огромной квартиры Зато потом, как только все это появилось, тетя сразу же взяла Настю к себе. Но ведь мама помогала своей сестре получить высшее образование, давала ей деньги дополнительно к стипендии, да и жилплощадь при размене родительской квартиры оставила гораздо лучшую, чем себе с дочерью. Не приводить же Нелли жениха в коммуналку? Мама верила в то, что сестра обязательно в жизни пробьется, удачно выйдет замуж и поможет им всем. И не ошиблась. Но почему мама сама отказалась переехать к младшей сестре?
Тетя Нелли, конечно, не бедная женщина, но если жить с ней вдвоем пусть даже в хорошей трехкомнатной квартире, это все равно не то, что жить в этом роскошном особняке на всем готовом и никогда не думать об экономии, о деньгах. Ведь до сих пор все это кто-то оплачивал: хорошую еду, прислугу, сладостное безделье, прогулки по саду, днем и при луне, долгие вечера за приятной, ни к чему не приводящей беседой. Утонченные рассуждения о современном искусстве, право на собственное мнение, критика всего и всех без того, что собственного-то ничего и не сделано. А теперь что?
Вот Марусе, той повезло. И талант есть, и состояние теперь будет. Живи! Надо бы зайти к ней в комнату.
- Привет! Можно?
- Да, конечно. Заходи.
- А чего ты такая расстроенная? Голова болит?
- Нет, мне уже лучше. Просто настроение плохое
- У Эдика тоже плохое настроение. Но у него-то понятно от чего.
- От чего? - тема Эдика Майе небезразлична. О нем может говорить бесконечно, потому что… Потому.
- Знаешь, он такой увлекающийся человек! И ему постоянно не везет. Опять проигрался в карты. Но он вовсе не плохой, нет. Просто не везет. И он больше не будет играть. Я знаю, что если даст честное слово, то ни за что не будет. Но сейчас… Его преследуют кредиторы. Надо много денег, иначе его убьют!
- Да ты что?!
- Я знала, что ты добрая! Ты не думаешь, как Георгий Эдуардович, что Эдик сам во всем виноват? Ты не злишься на него?
- Да за что?!
- Ах, да! Вы сегодня утром увиделись в первый раз. Сама не знаю, что говорю. Просто нужно где-то достать деньги, много денег. Вот если бы ты…
- Но у меня же ничего нет!
- А наследство?
- Но… - Он просил ничего не говорить до завтра. Как же трудно вытерпеть!
- Тебе надо сказать только слово. Одно слово: что ты нам поможешь. Ведь ты не попросишь отсюда уехать тетю Нелли? Она такая хорошая! Ведь, если бы не она, никто бы не сообщил тебе о наследстве, не дал телеграмму. Это все она, тетя. Она единственная была рада твоему приезду, поехала тебя встречать. Она за тебя.
- Я рада, конечно, но…
- Вот и хорошо! Я знала, что могу на тебя рассчитывать! Знаешь, ведь мы могли бы стать подругами! А потом породниться.
- Породниться?
- Ну да! Эдик всегда хотел на мне жениться, но обстоятельства… Понимаешь? Мы могли бы стать сестрами. Или кем? Какое-то странное родство. Ты его тетя, значит, и мне бы могла стать… Нет, лучше сестрой. Мы были бы родственницами, и жили бы все в этом доме, а денег много, денег хватит. Ты даже не представляешь, сколько всего! Этот дом, и еще городская квартира. И картины, много картин, которые можно выгодно продать. И ты, твой талант. Как все было бы замечательно! Талант ведь нуждается в поддержке. Ты не можешь думать о хозяйстве, о расходах, о магазинах. Только о том, чтобы творить, творить изо дня в день. А мы будем рядом. Тетя Нелли искусствовед, она будет устраивать твои выставки, а я… Я буду тебе сестрой. Ведь правда, что так будет хорошо?
- У меня никогда не было сестры.
- И у меня! И у меня не было! Марусенька, дай я тебя поцелую!
Настя даже всплакнула. В самом деле, как бы все вышло замечательно! Они с Марусей сестры, тетя Нелли устраивает выставки, а Эдик… Эдик просто красивый. И дом, огромный, чудный, необыкновенно комфортный дом, откуда совсем не хочется уезжать! Вот только половина его будет принадлежать Георгию Эдуардовичу. Но это же можно как-то устроить. У него есть квартира, можно отдать еще и квартиру Эдуарда Олеговича, и еще чего-нибудь. Если только Георгий Эдуардович не будет настаивать. Надо бы с ним осторожно поговорить, узнать, какое у него настроение.
- Маруся, милая Маруся!
Майе неловко, но Настя кажется такой милой! Можно и в самом деле быть если не сестрами, то близкими подругами. И приезжать потом в Москву только к ней, к Насте. Как к своей подруге. Какая разница, что она, Майя, никакая не Маруся, если так симпатична Насте? Настоящая Мария Кирсанова вызвала бы только недоумение и раздражение своей грубостью и глупыми фразами типа "батончик "Финт" только для тех, кто вправду крут". А на горячие Настины поцелуи, отстранившись, ответила бы смешком:
- Милая, сегодня явно не день Бекхема!
И Майя тоже расплакалась. В этом доме все так хорошо к ней относятся! Почти все. Георгий Эдуардович, Нелли Робертовна, Егорушка, Настя. Милые, добрые люди!
- Значит, подруги? - улыбается сквозь слезы Настя.
- Конечно!
- Хочешь, я поищу для тебя в библиотеке интересную книгу? Ты, ведь не можешь пока долго ходить, а то бы я с радостью показала, какие здесь красивые места, и мы бы с тобой поболтали. Какую ты хочешь книгу? Про любовь, да?
- Можно про любовь.
- Я принесу! Я сейчас принесу! Милая моя, я все-все для тебя сделаю!
Настя убегает, и тут только Майя вспоминает про Эдика. Он хочет жениться на Насте. Сразу она както и не сообразила. Так что ж? Значит, любит, раз хочет жениться. А для нее, Майи, это просто мечта, красивая сказка, которой никогда не суждено сбыться. Еще бы разок на него посмотреть, побыть рядом, а потом уехать и вспоминать, и грустить, и улыбаться тайком.
В окно Майя видит, как Эдик с задумчивым видом садится в гамак и начинает раскачиваться. Ноги сами несут ее прочь из комнаты, туда, к нему. Что такого, если она решила посидеть на веранде, подышать свежим воздухом? А Настя принесет туда книжку.
- А, юная родственница!
Увидев Майю, он ловким, точным движением встает с гамака, и не спеша, поднимается по ступенькам крыльца на веранду, словно демонстрируя себя. Красивое животное, которое уверено, что им всегда любуются. Майя замирает: у Эдика темно-карие глаза с длинными ресницами, а смотреть в них страшно, но сладко.
- Мой папа с тобой еще не говорил?
- О чем? - еле слышно шепчет Майя.
- О настоящей Марусе?
- Говорил.
- И чем кончилось? - лениво спрашивает Эдик. И не дожидаясь ответа: - Это я ему сказал, что ты не Маруся, ты уж не обижайся, но врать нехорошо.
- Я знаю. Я нечаянно. - От волнения Майя лепечет детским голоском детские же глупости.
- За нечаянно бьют отчаянно, - в тон ей говорит Эдик, присаживаясь рядом. - А это была расчетливая, преднамеренная ложь. Ну-ну, не расстраивайся так, всем нам приходится приспосабливаться. И почему ты не она? Сказать по правде, ты мне нравишься гораздо больше, хотя Машка, конечно, эффектная девица, но уж очень быстро утомляет. Особенно ее деревенские замашки и рекламные паузы. А ты девушка интеллигентная, воспитанная. Из таких получаются верные жены, замечательные жены! Мама у тебя кто? Ах, да! Завуч в школе!
- И учитель литературы.
- Замечательно! Честное слово: замечательно! Как бы так сделать, чтобы мы с тобой…
Эдик нежно берет ее за руку, и Майя мысленно дописывает в свой придуманный роман еще одну страницу. Еще бы несколько поцелуев, и можно считать, что в жизни было настоящее счастье.
- Я есть хочу, - заявляет неожиданно появившийся на веранде Егорушка.
- Здесь не подают,- усмехается Эдик. - То есть, не накрывают.
- А вы тогда что здесь делаете? Разве не ужина ждете?
- Мы разговариваем.
Майину руку он отпустил, но Егорушка все равно смотрит на старшего брата волком:
- Я хочу, чтобы ты умер.
- Егор! - громко ахает Майя.
- Я все видел из окна!
- Надеюсь, не подслушивал? - поднимает тонкие черные брови Эдик. - Подслушивать нехорошо, да и подглядывать тоже нехорошо, братец. А уж если подглядывать за любовными сценами, то нехорошо вдвойне. Это означает, что ты потенциальный импотент и тебе будут нужны дополнительные стимулы, чтобы возбудиться. Вот я в твои двадцать три года был отцом трех или четырех абортов. И это без всяких дополнительных стимулов. Причем, ни разу жениться не пришлось.
Майя краснеет, Егор багровеет и кричит:
- Ну, хоть кого-нибудь тебе в жизни жалко!? Хоть кого-нибудь!?
- Себя, - невозмутимо отвечает Эдик.
Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, но именно в этот момент он невозмутимо произносит:
- Вон идет по тропинке твоя маман, пойди, поплачь у нее на груди.
Майя никак не может понять свои чувства. В самом деле, Эдик говорит такие ужасные, такие неприятные вещи! А Егорушка напротив, такой добрый, такой забавный, хороший, милый, понятный и простой. Но что было бы, если бы он взял ее за руку и сказал про "мы с тобой"? Скорее всего, что она бы свою руку тут же отняла. Но почему?
- Мама! Ты вернулась? - спрашивает Егор у Натальи Александровны, которая взбегает по ступенькам веранды.
- Потом, потом. Здравствуй, Эдик! Загорел, похорошел. Тебе очень идет эта рубашка. Егор, учись у брата одеваться. Выглядишь, как бродяга, а ведь я на тебя такие деньги трачу!
- Мама!
- Потом, потом. Где ваш отец?
- Кажется, у себя в кабинете, - отвечает старший брат.
Наталья Александровна пулей несется в дом, а Эдик задумчиво говорит ей вслед:
- Будет гроза. Мадам как шаровая молния где-то хватила заряду, способного разорвать в клочья маленькую планетку.
Пистолет
Сидя в кабинете отца, Георгий Эдуардович Листов, пытается отвлечься от неприятных мыслей, разглядывая антикварную вещь. Родственник любимой женщины просил оценить у знатоков оружия, сколько бы мог стоить этот пистолет.
Сам Георгий Эдуардович в оружии не разбирается, но перед ним развернута энциклопедия "Пистолеты мира". Можно узнать по каталогу, что за экземпляр попал в руки. Ого-го! Бывает же такая удача! Может, самому купить? Надо бы позвонить эксперту, давнему знакомому, и справиться о стоимости. Негоже обманывать будущего родственника, и покупать дорогую вещь по дешевке.
Какая же прелесть! Самый настоящий американский "Деринджер"! Однозарядный, крупнокалиберный капсюльный пистолет. Согласно легенде, именно такие оттопыривали жилетные карманы каждого профессионального игрока и авантюриста на Диком Западе. Девятнадцатый век, почти антикварная редкость. Откуда же он у этого парня? Да какая разница! Может, достался по наследству? Это точно оружие из какой-нибудь частной коллекции.
Пистолет-легенда. Георгий Эдуардович открывает бархатный чехол и ласково гладит округлую рукоятку. Округлая, но не гладкая, сплошь покрытая изысканной чеканкой. Какая тонкая работа! И какая надежная! Одно время отец, художник Эдуард Листов увлекся оружием, принес в дом раздобытый где-то пистолет и показывал домашним, как с ним обращаться. Потом купил пару дуэльных пистолетов, долго возился с ними вместе с сыном, потом убрал в один из шкафов кабинета и, успокоившись, забросил это дело. Теперь Георгий Эдуардович не может удержаться от искушения. "Деринджер" в полной боевой готовности!
Георгий Эдуардович любовно возится с пистолетом, насыпает на полку порох, заряжает. Все, что нужно, осталось от отца, правда, тот пистолет, что был у него, давно уже куда-то исчез, да и ящичек с дуэльными давно не попадался на глаза. Может, Ольга Сергеевна куда-то задевала? Но теперь есть "Деринджер". "Господи, зачем я это делаю?!" - мелькнула в голове непрошенная мысль. Проверить бы это оружие в действии! Или убрать с глаз долой, чтобы избавиться от искушения. Нет, пусть остается, как есть, заряженным, готовым в любой момент выстрелить.
Георгий Эдуардович прикрыв глаза, представляет себе сцену: в каком-нибудь баре, за столом сидят игроки в покер, а на кону целое состояние. Быть может, ранчо в несколько гектаров земли, или сто голов крупного рогатого скота. Усатые ковбои - заложники заезжего шулера. Он обчищает без зазрения совести их карманы, и в какой-то момент они начинают понимать, что стали жертвами мошенника. Один из них мгновенно выхватывает из кармана этот пистолет, и…
Почему-то в этот момент Георгий Эдуардович вспоминает о старшем сыне. Эдик! Карты! Ведь все из-за него! Мечты, мечты. Как сладко представить, себя в роли ковбоя, влепившего пулю прямо в лоб этому авантюристу!
Неожиданно раздается пронзительный крик:
- Георгий! Где ты, Георгий?
Он вздрагивает - что такое? Бывшая жена, Наталья Александровна влетает в кабинет, резко тормозит на пороге:
- Уф! Ты здесь!
- А что случилось?
Она с трудом переводит дыхание. Потом нервно начинает ходить вокруг стола. Георгий Эдуардович понимает, что разговор предстоит серьезный, и поэтому бывшая жена, словно акула вокруг жертвы, нарезает и нарезает круги, чувствуя свежую кровь. Рана, нанесенная старшим сыном, еще свежа, а у Натальи Александровны чутье поистине акулье. Пистолет отложен в сторону, не до него. Наталья Александровна задерживается у стола, берет в руки красивую вещь, вертит ее нервно, собираясь с силами. Нужен повод, во что бы то ни стало нужен повод, чтобы начать разговор.
- Сколько стоит?
- Оставь.
- Купил уже, да? Вижу, как у тебя глаза горят. Транжира!
- Положи, он заряжен!
- Да получи!
Она с опаской кладет пистолет на стол и бросается в бой.
- Это правда?!
- Что правда?
- Ольга Сергеевна мне все рассказала! Что ты распорядился приготовить две смежные комнаты на втором этаже! Мои комнаты! Я догадывалась, всегда догадывалась, что у тебя кто-то есть! Но я не могла поверить, что есть еще один ребенок! Твой ребенок!
- Откуда… - теряется он под напором Натальи Александровны.
- Ты же сам дал домработнице телефон своей пассии! Чтобы Ольга Сергеевна устроила все как следует! Для младенца!
- И она дала тебе этот…
- Дала! Да! Я узнала адрес! Я только что от этой девки!
- Не смей!
- Что такое?
- Не смей! Это ты, девка! Была, когда я на тебе женился! А она порядочная женщина! Интеллигентная, порядочная женщина, не торговка!
- Ах, вот оно что! Я торговка, значит!
- Торговка! Баба базарная!
- Я!? Баба базарная!?
- Да!!
- Ах ты… Значит, меня вон, а ее сюда, в мои комнаты?
- Да. Я хочу, чтобы ты уехала. Чтобы вы все уехали. Я хочу покоя и семейного счастья.
- Ты забыл, что есть еще и Маруся.
- Не забыл. Но я сделаю так, что мне достанется этот дом.
- Ах, ты сделаешь! Скажи лучше, что она сделает! Твоя девка!
- Не смей так говорить! Зачем ты туда поехала?
- Чтобы лишний раз убедиться в том, что ты, каким был, таким и остался. Что тебя в очередной раз обвели вокруг пальца. Я хочу спасти тебя, Георгий. Я не стала вчера устраивать сцен. Но она сказала, что вы собираетесь официально оформить отношения. Что ты собираешься все оставить этому младенцу и ей, его матери! Еще при жизни оформить дарственную! Это правда?
- Да. Правда.
- У твоего отца, по крайней мере, хватило ума не жениться на своей любовнице! И подумать о законном ребенке! А ты?
- Ненавижу. Всю жизнь только и слышу: отец, отец, отец. Ты, сын Эдуарда Листова, гениального художника, ты должен то, должен се. Ненавижу! Ты и сына мне навязала, когда я говорил - не надо. Навязала, чтобы при разводе деньги отсудить и жилплощадь. Чтобы повязать меня по рукам и ногам. Ненавижу. Он совершеннолетний, я ему даже алименты не должен платить. Он не инвалид, здоровый парень. Разве я ему образование не дал? Разве не помогал до двадцати трех лет? Оставь меня теперь в покое, слышишь? Оставь.
- Не выйдет! Твои дети на все имеют законное право!
- Имеют. На наследство отца имеют. Но я не буду наследовать, я сразу же оформлю дарственную. На жену.
- Тебя же выгонят отсюда! Сразу же выгонят!
- Я верю этой женщине.
- Идиот!'
- Вон!
- Ни за что!
Георгий Эдуардович машинально хватает пистолет "Деринджер". Поистине, в оружии есть магическая сила! Оно вызывает страх, и она резко осеклась и побледнела. Как хочется влепить пулю в лоб этой отвратительной визжащей особе!
- Вон! Или я убью тебя! Вон!
Наталья Александровна визжит:
- Сумасшедший!
- Вон!
- Он хочет меня убить! Олимпиада Серафимовна! Он хочет меня убить!
Георгий Эдуардович запирает за бывшей женой дверь кабинета, и смотрит на "Деринджер". Жаль. Перестрелять бы их всех! Как хочется начать новую жизнь! Тихую, светлую жизнь, без суеты, без скандалов, без оглядки на то, что скажут женщины, злые, расчетливые женщины, которыми полон дом. Всех вон!
В коридоре взволнованные крики:
- Наташа! Что случилось?!
- Оружие! В доме есть оружие!
Пусть знают. Когда зайдут в этот кабинет, пусть знают, что у него есть оружие. Что он отныне не беззащитен.
Наталья Александровна визжит уже на веранде. Но Георгий Эдуардович не слышит, как тихо утешает ее Нелли, как охает Олимпиада Серафимовна, суетится Ольга Сергеевна, а старший сын, с иронией приподняв тонкие черные брови, несколько раз негромко хлопает в ладоши:
- Браво, папа! Браво!