- Этот пистолет мне знаком, - так же как тогда твердо сказала Нелли Робертовна.
- И что?
- Я поставлю в известность следователя. И обо всем, что мне сказал в тот вечер Георгий тоже. Я признаюсь, что была в кабинете.
- Значит, это правда, что ты там была? Ты заходила туда перед тем, как он умер. Значит, это ты его убила.
- Что? А почему ты, Вера, говоришь, что была в своей комнате, когда стреляли, а тебя там не было?
- Я…
- Нелли Робертовна, так ужин подавать? - по ступенькам к ним спускалась Ольга Сергеевна.
Нелли Робертовна вновь почувствовала себя неловко, хотя прислуга и делала вид, что ничего не произошло.
- У нас гость, Ольга Сергеевна. Я думаю, что Эраст Валентинович проголодался. Вы накрывайте, зовите всех обедать, а я пойду, прилягу. Что-то мне нехорошо.
- Ужин вам принести?
- Если можно, кофе.
- Отчего же нельзя? С ликером, как вы любите?
- Да, пожалуйста. Мне надо успокоиться.
Нелли Робертовне показалось, что женщины переглянулись. Вера Федоровна сделала домработнице какой-то знак. О чем это они?
- Я у себя в комнате.
Быстрыми шагами она пошла к лестнице, ведущей на веранду. Голова отчего-то закружилась, а в глазах потемнело. Почему же сразу не сказала правду? Какие тут могут быть сомнения? Нашла кого жалеть! Но последующая ссора с Георгием и то, что произошло потом, затмило все остальное. Но теперь пора прозреть. Надо немедленно поговорить со следователем. Сегодня же вечером ему позвонить. Как же хорошо на веранде! Тихо, прохладно. Должно быть, это от солнца все, и головокружение, и боли.
- Вот, значит, как ты не вытаскиваешь на свет грязное белье, - раздалось злое шипенье.
- Наташа? Ты здесь?
- Зачем ты сказала, что мы вчера поругались с Жорой? Что он собирался жениться?
- Это все могли сказать.
- Ты никого не любишь, никого. Мы все друг другу родственники, а ты чужая. Мы детей родили, в них кровь Листовых, а ты завидуешь, просто завидуешь.
- Я не хочу с тобой сейчас говорить.
- Придется.
Нелли Робертовна поспешно двинулась к двери в дом. Скорее к себе, скорее покончить со всем этим.
- Я тебе еще не все сказала! - раздалось вслед. - Ты убегаешь, потому что боишься, но я тебя найду! Везде найду!
Она лежала в своей комнате, на кровати, когда раздался осторожный стук в дверь.
- Да-да.
- Я кофе принесла.
Обед
Обед был безнадежно испорчен появлением двух оперативников. Капитан Платошин уверенно поднялся на веранду.
- Присаживайтесь, господа, - кисло предложила Олимпиада Серафимовна, нервно тряхнув серьгами. Пробравшийся на веранду солнечный луч кольнул янтарь, вспыхнул, обжегшись, и тут же отпрянул. Пожилая дама была не в настроении.
Капитан Платошин осторожно присел на краешек плетеного стула, словно опасаясь, что тот развалится, а его коллега остался стоять.
- Как продвигается наше расследование? - выдавила после паузы Наталья Александровна.
- Возникли некоторые обстоятельства.
- Простите, как вас? - засуетилась Вера Федоровна.
- Андрей Николаевич.
- Андрей Николаевич, мы все просто уверены, что это был несчастный случай. Неосторожное обращение с оружием.
- На пистолете обнаружены отпечатки, - пропустил ее слова мимо ушей капитан Платошин. - Посредством сопоставления удалось выявить, что они принадлежат, по крайней мере, еще четырем разным людям. Не считая юной наследницы и потерпевшего.
- Это просто невероятно! - воскликнула Наталья Александровна. - Я сразу могу сказать, что брала пистолет, когда заходила в кабинет к Георгию! Я в этом призналась!
- И что, все присутствующие по очереди заходили в кабинет и брали в руки пистолет? - усмехнулся Платошин. - Олимпиада Серафимовна?
- Я? Да. Видите ли, мне хотелось забрать его у сына. Дурное предчувствие, знаете ли. Но Жорочка не разрешил, - и Олимпиада Серафимовна приложила к глазам платочек.
- Настя, а вы?
- Я?
- Когда вы заходили в кабинет?
- Я не заходила.
- И как на пистолете оказались ваши отпечатки?
- Не знаю.
- Это не ответ. Кстати, Вера Федоровна, а вы когда брали в руки оружие?
Она заволновалась:
- Возможно, я могла бы как-нибудь объяснить…
И тут Настя возбужденно заговорила:
- Да, я была в кабинете. Была. Мне не хотелось об этом говорить. Потому что… Потому что это тетя убила дядю Георгия.
- Как-как? - насторожился капитан.
- Да, я пошла в кабинет поговорить с дядей по одному очень важному вопросу, но его там не оказалось. Я взяла пистолет, посмотреть, ведь это старинная, антикварная вещь и было интересно, - с вызовом сказала Настя. - Но потом я услышала, что кто-то идет, положила пистолет на место и спряталась в студии.
- Зачем? - невозмутимо спросил капитан.
- Не знаю. Не хотела мешать.
- Но подслушивать остались?
- А что? Буквально на несколько минут, потому что они стали ссориться. Дядя просил тетю Нелли уехать из дома. Я никогда не слышала, чтобы тетя так кричала. Должно быть, она рассердилась и выстрелила в него. Но она не хотела.
- Долго вы прятались в студии?
- Нет.
- И куда пошли потом?
- В гараж.
- Так. Шофер подтверждает, что в момент выстрела вы были там. Замечательно.
- Да он врет! - не выдержала Наталья Александровна. - Все врет! Я сидела на веранде и видела, как Миша пошел в сарайчик. Там лежат дрова, которыми топят сауну.
- Сауну? В такую жару? - удивился младший оперативник.
- Там еще лежат кое-какие инструменты, - поспешила сказать Олимпиада Серафимовна. - Инструменты, инвентарь. Возможно, что он хотел помочь садовнику. Наш Миша очень отзывчивый.
- Послушайте, а где же хозяйка? - спросил капитан. - Где Нелли Робертовна Листова?
- Она наверху, у себя, - устало сказала Олимпиада Серафимовна.
- Я сейчас поднимусь и попрошу ее спуститься. Обвинение в убийстве - вещь серьезная.
Настя покраснела. Капитан Платошин со вздохом поднялся со стула:
- Жара. Гроза будет, должно быть. Ну, что за жизнь, а? Дом такой хороший, сад, а вы людей убиваете! Сами в покое не живете, и другим покоя нет.
Когда оперативники ушли, Настя с вызовом посмотрела на сидящих за столом:
- А что тут такого? Я сказала правду!
Наталья Александровна недобро усмехнулась:
- Все правильно, дорогая моя: каждый за себя. Я, пожалуй, не буду утверждать, что шофер в сарайчике колол дрова, если Нелли признается в убийстве.
Эдик зевнул:
- Бедная Нелли! Но за убийство в состоянии аффекта много не дадут, к тому же адвокат найдет много смягчающих обстоятельств.
Наступила очередная долгая пауза. Присутствие в доме посторонних создавало для обитателей дискомфорт. Не привыкли они к такому грубому вторжению в размеренную, спокойную жизнь, которая налаживалась годами.
- Просто не представляю, как мы все будем смотреть Нелли в глаза, - вздохнула Олимпиада Серафимовна.
В это время сверху спустились оба оперативника. Капитан Платошин хмуро сказал:
- Наверх пока никого попрошу не подниматься. Сидите здесь.
- Это еще почему? - Олимпиада Серафимовна гордо выпрямила спину. - Это наш дом. И мы имеем полное право…
- Она умерла. Лежит в своей комнате на кровати, а пульс не прощупывается. Дверь была открыта, я постучал несколько раз, потом вошел, и… Следов насильственной смерти на первый взгляд не обнаружено, остальное скажут эксперты. Сейчас приедут следователь и патологоанатом. И кстати, насчет обвинения в убийстве. Вот как раз отпечатков Нелли Робертовны Листовой на пистолете, из которого был убит потерпевший, обнаружено не было. И я не думаю, что если люди ссорятся, один из них сначала надевает перчатки, чтобы позаботиться об отсутствии отпечатков пальцев, а потом стреляет в другого.
- Умерла! Тетя умерла! - воскликнула Настя. - Я не хотела этого! Не хотела!
- Какой кошмар! - Олимпиада Серафимовна взялась рукой за сердце. - Одна трагедия за другой! Я этого не переживу! Оля, Оленька! Где вы? Где мое лекарство?
И тут все поняли, что лекарство домработнице нужно гораздо больше, чем ее хозяйке. Ольга Сергеевна стояла, обессиленно прислонившись к стене, а с подноса, который она держала в дрожащих руках, капал разлившийся чай.
Э. Листов. "Васильки". Холст, масло
Это небольшое полотно муж подарил Нелли в первый год совместной жизни, сразу же после свадьбы. Они познакомились на Арбате, где почти никому не известный художник пытался продать хотя бы одну из своих картин, чтобы заработать денег на жизнь. Картины эти никто не покупал, и были они такие же, как и у всех прочих: неброские пейзажи, вялые натюрморты, пара плохих портретов. Даже тогда еще молодая и неопытная Нелли понимала, что они ничего не стоят.
Она случайно тогда поймала на себе взгляд художника и была потрясена. Столько в нем было отчаяния, невысказанной муки и надежды на то, что придет и другое время, его время. Эдуарду Листову было уже за сорок, но такие лица, как у него, с годами приобретают какую-то особую значимость и становятся еще прекраснее.
- Я беру это, - показала она на картину "Васильки", простенький блеклый натюрморт, полевые цветы в кувшине с отколотой ручкой. Почему-то эта ручка зацепила Нелли за живое. Нет, не так-то прост этот уличный художник, не идет на поводу у рядового обывателя. Кому нужна испорченная посуда за свои, кровные?
- Я беру, - повторила Нелли, мгновенно решив, что отдаст все свои сбережения, чтобы хоть как-то его поддержать.
- Вы даже не спросили, сколько она стоит, - усмехнулся художник.
- Все равно. Я беру.
Денег за картину Эдуард Листов с нее так и не взял. Сначала между ним и молодой, интересной женщиной завязалась беседа, а потом… "Васильки" были забыты, а домой в тот день они ушли вместе… И начался стремительный роман, долгая процедура развода Листова с Липой, дележ жилплощади, имущества, и, наконец, как итог, скромная свадьба.
Нелли всегда хотелось верить, что у ее мужа талант. Она думала, что если будет рядом, то талант этот со временем разовьется, войдет в силу, и Эдуард Листов станет одним из признанных, из тех, чье имя войдет в историю. Первую брачную ночь они с Эдуардом провели в разговорах об искусстве, а наутро он подарил ей "Васильки". Картину, с которой все началось и которой все закончилось, потому что именно "Васильки" висели в комнате, где Нелли Робертовна Листова умерла. Все остальные картины, подаренные мужем, она хранила в городской квартире, но "Васильки" возила с собой повсюду, как талисман. Другие берут с собой в дорогу фотографии любимых, семьи, детей, а Нелли Робертовна заменила все это скромным натюрмортом. И теперь он тоже был с ней.
"Васильки". Покосившись на скромный пейзаж, судмедэксперт приступил к осмотру тела - замерять антропометрические данные.
Старший оперуполномоченный, нагибаясь над привлекшим его внимание предметом:
- Похоже на раздавленную ампулу, как думаешь?
Судмедэксперт:
- Похоже. Что бы я понимал во всей этой живописи! Вроде, ничего особенного, а говорят, гений. А? Николаевич?
Старший оперуполномоченный:
- Да и черт с ним. Гений так гений. А труп - это труп. Второй в этом доме, между прочим. Где там прокуратура? Пока контора пишет, надо бы осмотреть обувь у всех в доме. Первым делом подозрение падает на домработницу, она принесла хозяйке кофе. Что там, Пал Палыч?
Судмедэксперт:
- Что ж, вскрытие покажет, но я предполагаю, что ее отравили цианистым калием. Или она сама приняла яд. Это уж следствие должно установить.
И взяв со столика чашку, на дне которой виднелись остатки кофейной жижи, понюхал.
- Цианид, определенно.
Старший оперуполномоченный:
- А вдруг она кофе с ликером пила? С "Амаретто", например? А умерла от остановки сердца? А?
Судмедэксперт:
- Все может быть. Я и говорю: надо делать вскрытие и кофейную гущу смотреть на предмет присутствия в ней яда. Но очень на то похоже. На лицо либо преступление, либо суицид.
Старший оперуполномоченный:
- Я бы предположил первое, учитывая раздавленную ампулу. Чего бы ей тут делать? Значит, в комнате был посторонний. Цианид, как известно, может храниться только в запаянных ампулах, а на свету разлагается и превращается в поташ. А у нас имеются осколки стекла на полу. Из чего можно предположить, что убийца, пока жертва была чем-то занята, вскрыл ампулу, всыпал цианид в кофе, но улику с собой не решился унести, просто-напросто раздавил ампулу каблуком, чтобы мы не могли определить маркировку. Такая вещь, как цианистый калий на строгом учете.
Судмедэксперт:
- Все может быть. За что ж ее интересно? Хозяина-то из-за наследства, понятно, а эта дамочка при чем?
Старший оперуполномоченный:
- А при том, что убийца начал впадать в панику. Но ампулу зря с собой не взял. Палыч, ведь можно определить наличие стекла от раздавленной ампулы на подошве ботинка?
Судмедэксперт:
- Само собой. Только дай мне этот ботинок, а я уж постараюсь.
Старший оперуполномоченный:
- А вот и прокуратура! Следователю Байкину, привет, привет, привет! А у нас тут кое-что интересное имеется.
И капитан, присев на корточки, начал осторожно сметать в пакетик остатки стекла. Мертвый взгляд Нелли Робертовны Листовой был обращен к "Василькам".
БОРДОВЫЙ
Все они сидели на веранде притихшие. Веригин никак не мог поверить, что тоже оказался замешанным в эту некрасивую историю. Нелли умерла, когда он был в доме. Пусть не в самом доме, подле, в саду, где они с Олимпиадой Серафимовной вели разговор о ее покойном сыне. Это же алиби! Все присутствующие могут подтвердить. Хотя… В какой-то момент его собеседница вдруг сказала, что забыла принять лекарство и ушла в дом. И никого поблизости не было.
Веригин даже вздрогнул. Какие нелепые мысли лезут в голову! Получается, что он тоже попадает в круг подозреваемых. Но ведь никто не знает, что существует некая папка, так заинтересовавшая старого искусствоведа. И хорошо было бы, если бы так и не узнал.
- Все присутствующие должны переобуться, - хмуро сказал вновь спустившийся со второго этажа к обитателям дома капитан Платошин.
- Это еще зачем? - удивленно поднял брови Эдик. Платошин покосился на красавца и аж поморщился - хорош мерзавец! Но сволочь отменная. И сказал, обращаясь ко всем сразу:
- Надеюсь, у всех имеется вторая пара обуви?
- Не у всех. Я здесь не живу, - сообщил корнет Оболенский.
- Тогда вам придется попросить у брата тапочки.
- Да? И в них я поеду домой, в Москву?
- Ничего, в машине ваших ног никто не увидит.
- А если я на электричке приехал? - усмехнулся Эдик.
- Хватит словоблудием заниматься, господин Оболенский, - еще больше нахмурился капитан. - Вы, да на электричке! Переобувайтесь.
- А что, собственно, случилось, - засуетилась вдруг Олимпиада Серафимовна. - Кому понадобилась наша обувь?
- Преступник оставил в комнате следы, - сообщил старший оперуполномоченный.
- Так ее все-таки убили! - ахнул Веригин.
- Все-таки? - тут же вцепился в него капитан.
- Ну, она последнее время была такой подавленной, что я, было, подумал… И наш последний разговор…
- О чем был последний разговор?
- О картинах. О покойном Эдуарде. Голубушка Нелли Робертовна очень переживала. Простите, мне тоже надо снять обувь?
- Да.
- Но я все это время был в саду, - запротестовал Веригин. - Я не имею никакого отношения к ее смерти! И мужской обуви моего размера в доме нет. У меня небольшая нога.
- Придумаете что-нибудь.
- Как же я поеду домой?
- А вы разве домой сегодня ехать собрались? А как же комната, которую вам приготовили?
- Да, но при сложившихся обстоятельствах…
- Я рекомендую вам остаться. До завтрашнего дня. Завтра мы точно будем знать, кто из присутствующих был в комнате потерпевшей и раздавил ногой ампулу. Кстати, как наша больная?
- Кажется, Нелли вызвала к ней медсестру. Еще вчера, но девушка отчего-то еще не приехала, - пожаловалась Олимпиада Серафимовна.
- Медсестру? Какую медсестру? - сразу заволновалась Наталья Александровна.
- Ту, что ухаживала за Марусей в больнице.
- Но зачем же? Разве мы сами не можем? Это наш долг ухаживать за больной родственницей. Маруся нам не чужая.
- Мама, а когда другая бабушка, не Липа, болела, ты сказала, что заплатишь любые деньги сиделке, лишь бы не отравлять свою жизнь видом чужих болезней, - невинно заметил Егорушка.
- Егор! - тут же взвизгнула Наталья Александровна. - Ну, сколько можно!
После краткой паузы заговорил Эдик:
- Зато теперь можно сэкономить на похоронах. Отпоем всю семейку разом и покончим с этим. Бабушка, ты теперь глава семьи, вот и займись.
Олимпиада Серафимовна испуганно заморгала, Наталья Александровна хмыкнула, а Егорушка отчаянно сказал:
- Почему живут такие люди? Ведь тетя Нелли была такой хорошей! Разве она денег тебе не давала, Эдик? Разве не оценивала вещи, которые ты продавал?
- Какие вещи? - насторожился капитан.
- Так, фамильные побрякушки, - жеманно пожала плечами Вера Федоровна. - Право, не стоит. Это я просила сына продать их. Ведь у нас было так плохо с деньгами!
- А вы богатое наследство получили? - внимательно посмотрел на нее старший оперуполномоченный. - Когда?
- Ах, это было так давно! Ничего уж и не осталось.
- А какие-нибудь наиболее ценные вещи из вашего наследства можете назвать?
- Ну, к чему? Все потеряно безвозвратно!
- А кто были ваши родители? - не унимался капитан.
Вера Федоровна тихонько всплакнула:
- Как больно об этом вспоминать! Они погибли в сталинских лагерях, а я осталась сиротой. Круглой сиротой.