- В этом нет ничего невозможного. Бывают же часы с кукушкой, работающие на батарейках. Будь это настоящая птица, она улетела бы после первого выстрела. В то утро я пошел искать убитую кукушку, но опоздал: Элвин уже шарил тростью в траве. Мы так ничего и не нашли. Но в сумке у Элвина что-то подозрительно позвякивало. Уже после его ухода я нашел шестеренку с припаянной к ней стальной проволокой - на них не было никаких следов ржавчины. Эту-то часть механизма он, по-моему, и разыскивал. Фред медленно обмозговал мои слова.
- М-да. Не слишком ли это заковыристый способ, чтобы насолить мистеру Пейстону?
- Элвин Карт всегда славился хитроумными розыгрышами.
- Хитроумными и злыми?
- В том-то и штука. В молодости, как я слышал, они не были злыми. Но с тех пор много воды утекло.
- Вообще-то говоря, проделка с кукушкой довольно безобидная. Ребяческая шалость. Но вот этот последний розыгрыш не такой уж безобидный. В нем чувствуется злоба.- Фред впился в меня своими голубыми глазами викинга.- Что вы намерены сделать? Сказать Элвину Карту, что вы его раскусили?
- За ужином я завел разговор о кукушке. Он посмотрел на меня как смышленый школьник: отнеситесь, мол, к этому как к шутке.
- Насколько мне известно, мистер Пейстон не видит в этом розыгрыше ничего забавного. Не хотел бы я оказаться на месте Элвина. Если это и впрямь его проделка. За Пейстоном - важные шишки, вы знаете. Пару лет назад его крепко приложили, так он потом сполна расквитался со своим обидчиком…
В эту минуту в бар вошли два местных жителя, и мы вынуждены были прервать разговор.
Не знаю, что происходило в Замке; идя домой, я тщетно пытался представить себе реакцию Веры Пейстон на розыгрыш, но все это было пока лишь слабым предвестием грозы, которая грянула в девять пятнадцать на следующее утро.
Спускаясь к завтраку, я вынул из почтового ящика всю корреспонденцию: несколько счетов, каталог редких книг, два письма на мое имя и одно, адресованное Дженни: адрес на нем выведен большими неуклюжими буквами, так пишут обычно люди безграмотные,- очевидно, это ответ на объявление о найме прислуги, которое она поместила в здешней газетенке.
За завтраком - кофе с тостами - я пролистывал каталог (газеты у нас приходят позже) и вдруг заметил, что Дженни, обычно такая разговорчивая по утрам, вот уже несколько минут молчит. Я поднял глаза.
Она сидела, уставясь в одну точку, странно неподвижная, точно с ней случился удар, и только рука ее сильно дрожала; мне показалось, что она держит игральную карту.
- Дженни, родная, что с тобой?
Она посмотрела на меня тем же пустым взглядом, что и в воскресенье, когда ей приснился кошмар. Затем в ее глазах появилось странное выражение. Она протянула ко мне руку с зажатым в ней листком плотной глянцевитой бумаги и с душераздирающим отчаянием проговорила:
- Опять началось!
Это и впрямь была игральная карта - джокер. С лицевой стороны, с самого краешка, был приклеен клочок писчей бумаги, и на нем такими же крупными буквами, как и на конверте, выведено:
НЕМУДРЕНО ЧТО ТЫ БОЛЬНА СУКА
СО СТАРЫМ ХРЫЧОМ НЕ ЖИЗНЬ А МУКА.
Слава Богу, хоть нет Коринны: она у нас была на положении больной, и мы подавали ей завтрак прямо в постель. Руки бедной Дженни бились как раненые птицы, зубы стучали. В этот момент я готов был убить сочинителя этой пакости, кто бы он ни был.
Не сразу удалось мне привести ее в чувство. Наконец она расслабилась и горько зарыдала в моих руках. Я плеснул бренди ей в кофе и поднес чашку к ее губам. Она поглядела на меня с такой тоскою, что мое сердце едва не разорвалось от жалости и гнева.
- Успокойся, любимая. Не надо расстраиваться. Уверяю тебя, это не имеет никакого отношения к твоей болезни, просто какая-то мразь…
- Я не хочу говорить об этом,- воскликнула она страдальчески.
Я уложил ее в постель в спальне наверху и дал успокоительное. Как только лекарство подействовало, я поспешил в комнату Коринны. Она делила свой завтрак с Бастером.
- Дженни было плохо. Надень халат и посиди с ней. Если она проснется до моего возвращения, постарайся ее успокоить. И не задавай никаких вопросов.
- Что случилось, отец? С Сэмом все в порядке?
- Сэм тут ни при чем. Ничего серьезного. Потом все расскажу.
Коринна у меня умница. Она тут же отправилась к Дженни.
Через две минуты я уже стучался в дверь Картов.
Если Элвин и заметил, что я в сильном волнении, он ничем не показал этого: с несколько витиеватым, в обычном его стиле приветствием он повел меня в свое святилище - неопрятную солнечную комнату, которая, по всей видимости, служила для утреннего туалета, когда "Пайдал" был флигелем Замка.
- Вы получили сегодня утром анонимное письмо?- спросил я резко, обрывая его любезности.
- Мой дорогой Уотерсон,- ответил он, и в его певучем голосе прорезались надменные нотки,- приличия приличиями, но какое, собственно, вам дело, получил ли я анонимное письмо или нет?
- На имя моей жены пришла омерзительная анонимка. Она просто убита.
- В самом деле? Какой ужас! Очень вам сочувствую, но…
- Авторы анонимок редко ограничиваются одной жертвой.
- Ах, вот оно что. Вы опасаетесь повального бедствия. Нет, пока я не получил никакой анонимки. Не сомневаюсь, она еще придет позднее. Я был бы оскорблен, если бы меня обошли,- добавил он легкомысленным тоном. И тут на его лицо - лицо великовозрастного мальца из церковного хора - пала тень задумчивости.- А ведь это было бы подозрительно, если бы мне не прислали анонимки.
За его нарочитой беззаботностью я - или это мне показалось?- уловил болезненное любопытство. Однако проникнуть в глубь этих младенческих синих глаз было невозможно.
- А ваш брат? - спокойно спросил я.- Не получил ли и он анонимку?
- Понятия не имею. Берти - довольно скрытный человек в некоторых отношениях. Сейчас мы его спросим.
Берти все еще завтракал, просматривая расписание очередных бегов. Он небрежно кивнул мне в знак приветствия, и Элвин изложил ему причину моего прихода.
- Не знаю,- ответил он на мой вопрос.- Может, в одном из этих надорванных конвертов и лежит анонимка. Я думал, это все счета.
Среди конвертов оказался один с адресом, написанным крупными буквами. Я вытащил из него разорванную пополам игральную карту и передал ее Берти. Почему он не ощутил, что в конверте лежит что-то твердое? Странно. Или у него необыкновенно сильные пальцы, или же он начисто лишен любопытства, а может быть, и то и другое вместе.
- Так, так,- сказал он, складывая половинки.- Посмотри-ка, старина Элвин. Джокер.
Румяное лицо Элвина пошло белыми пятнами. Ярче обозначились красные жилки.
- Ну и дела!- проговорил он.
- Куры возвращаются на свой насест, а?- Во взгляде, которым Берти вперился в брата, я прочитал неприятно поразившее меня злорадство.
- Что же там сказано?
- Читай сам.
Элвин и я одновременно заглянули через его плечо. Записка, прикрепленная к карте, гласила:
ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ПЛАТИШЬ ПО СЧЕТАМ
БЕЗМОЗГЛЫЙ БЛЯДУН?
- Впервые сталкиваюсь с таким способом выколачивать деньги из своих должников,- холодно заметил Берти.
Я с ужасом ждал продолжения. И оно не замедлило:
- За последние недели меня уже второй раз обзывают безмозглым. Если так пойдет дальше, у меня может возникнуть комплекс неполноценности.
- Вы получили… такую же… записку?-спросил Элвин в явном замешательстве.
- Письмо было адресовано моей жене… Да, тоже джокер с запиской.
- Теперь остается только сыскать этого гада,- позевывая, сказал Берти.- И тогда его карта бита.
- Советую тебе отнестись ко всей этой истории серьезно,- сказал Элвин.
- Ну, конечно, конечно.
- Почему бы тебе и правда не оплатить эти чертовы счета, как рекомендует анонимщик? Не хватит ли жить за…
- Положил я с прибором на все твои советы. И на его тоже!
Беспокойство Элвина сменилось яростью. Его просто трясло. С моей стороны было бы неблагородно воспользоваться в своих целях разладом между братьями, к тому же я изо всех сил старался скрыть собственную тревогу.
- Я считаю, это тот случай, когда надо обратиться в полицию,- вымолвил Элвин после долгого молчания.- Мы должны показать им все эти гнусные писульки вместе с конвертами.
- И вместе с картами, к которым они присобачены,- буркнул Берти из-за своей газеты.
- Естественно,- согласился Элвин.
- Не лучше ли выяснить сперва,- вмешался я,- кто еще в нашей деревне получил анонимки?
- Зачем?- спросил Берти.
- Чем больше вещественных доказательств, тем лучше. Получатели таких писем обычно рвут их на клочки. Поэтому надо действовать быстро.
- Великолепная мысль, мой дорогой Уотерсон. Что значит первоклассный интеллект!- К Элвину возвращалась его обычная живость.- А как ее осуществить?
- Вот телефон. Чего проще,- сказал Берти.
Я обернулся к Элвину.
- Согласен. Но я здесь человек новый. Думаю, позвонить следует именно вам.
Элвин не возражал, только попросил меня, чтобы я сам навел справки в Замке.
- Вы же знаете, мы не в ладах с Пейстоном.- Развивать эту тему он не стал, и я счел несвоевременным высказывать какие-либо подозрения по поводу недавнего розыгрыша. Я позвонил Коринне, она сказала, что Дженни еще спит. Я предупредил дочь, что иду в Замок; если будет необходимость, пусть позвонит туда.
Дворецкий провел меня в библиотеку; Роналд Пейстон сидел в дальнем ее конце, за большим письменным столом. Мне предстояло пройти довольно приличное расстояние. Я вспомнил, что такому же испытанию подвергал Муссолини всех, кому жаловал аудиенцию. Когда я наконец добрался до стола, Пейстон встал и вежливо приветствовал меня. Но в его глазах тлели зловещие искры, и эти искры разгорелись жгучим пламенем, когда я сообщил ему о цели своего прихода и упомянул о том, что поговорить с ним меня просил Элвин Карт.
- Ничего удивительного. Скорей всего, этот музейный экспонат, старый плейбой сам же и накатал письма.
- Вы тоже получили анонимку?
- Да.
- Надеюсь, вы ее не порвали? Чем больше таких улик, тем легче полиции будет установить…
- Разумеется, не порвал,- перебил он.- Люди моего положения часто получают анонимные письма. Многие не обращают на них внимания. Я считаю, это неразумно: по одной из ста анонимок можно догадаться, откуда дует ветер. Мой личный секретарь подшивает их в специальное досье.
Я просто оторопел, услышав это странное признание.
- Сдается мне, по характеру этих писем можно определить, кто их сочинитель,- сказал я.
- Очевидно.- По выражению лица Пейстона я понял, что он не терпит трюизмов.
- В тех двух письмах, что я видел,- на имя моей жены и Берти Карта,- нет никаких интимных или секретных сведений, ничего такого, что их автор не мог бы почерпнуть из разговоров со знакомыми, близкими и дальними, или же из местных сплетен.
- Тем труднее его разоблачить. Так получается?
Я пожал плечами.
- Надо было бы глянуть на другие письма. Это может навести на след. Или хотя бы снять подозрение кое с кого.
- Вы хотели бы прочитать полученную мною анонимку?
- Нет, конечно,- отозвался я, уязвленный скрытым намеком на то, что вмешиваюсь в чужие дела.- У меня нет ни малейшего желания…
Он снова не дал мне договорить - бросил передо мной игральную карту.
- Вот эта анонимка. Достаточно мерзкая. Но писал, безусловно, какой-то идиот.
Я прочитал:
СМОТРИ ЗА СВОЕЙ ШЛЮХОЙ СТАРЬЕВЩИК
УЖ БОЛЬНО ОНА СЛАБА НА ПЕРЕДОК
- Мой отец нажил состояние на скупке товарных излишков у правительства,- вдруг сказал Пейстон.
Я был чрезвычайно смущен - тем более что он, видимо, хотел бы знать мое мнение, голову мне сверлила одна-единственная мысль: "Правда ли то, что написано?" Наконец я взял себя в руки.
- Видела ли это… миссис Пейстон?
- Нет, разумеется.
Снова молчание.
- Может, и ей прислали такое письмо?
- Не знаю. Никогда не вижу ее по утрам.- В его голосе сквозило раздражение. Он стал не спеша наводить порядок на столе, руки его ничуть не дрожали.- Ну что, поможет вам это письмо?
- Поможет? В чем?
- Установить личность писаки.
- Пока трудно сказать. Но все три письма свидетельствуют, что это человек образованный.
- Почему вы так полагаете?
- Их лексика не похожа на, скажем, крестьянскую. А ваше письмо, при всей его непристойности, не лишено даже остроумия.
- Остроумия?- Голос Пейстона обрушился с тяжестью молота.- Вы находите в этой грязной писанине остроумие?- Его глаза метали гневные искры, как будто это я был анонимным автором.
- Я хочу сказать, что в нем чувствуется определенная живость ума. Богатая выдумка.
- Выдумка? Ну, чего-чего, а этого там пруд пруди. Намекать, что моя жена…- Он говорил захлебываясь, и я только сейчас осознал, какая ярость клокотала в нем все это время, и еще я подумал, что, будь он полностью уверен в жене, вряд ли он позволил бы себе взорваться.
- У меня есть еще одна причина предполагать, что анонимщик человек образованный.- Я рассказал о надписи, которую Дженни обнаружила на стене моего кабинета. Роналд Пейстон нетерпеливо махнул рукой, словно упрекая меня в многоречивости, а это и вправду мой недостаток.
- Что же вы советуете предпринять?- резко спросил он тоном начальника, обращающегося к подчиненному.
- Очевидно, следует заявить в полицию. Не знаю только, насколько местные полицейские…
- Бесполезно. Состаршим констеблем яужезнаком. Общаюсь с ним по другому поводу.- Пейстон что-то черкнул в своем блокноте, инкрустированном слоновой костью.- Что вы еще можете посоветовать?
- Надо попытаться собрать остальные письма, пока их еще не уничтожили. Элвин Карт обещал обзвонить всех знакомых…
- Элвин?- переспросил Пейстон, широко открыв свои карие глаза.- Ну что ж, как раз подходящая работенка для него. Этот старый болван обожает совать нос куда не надо. Не знаю, разумно ли вы поступили?…
- Почему?
- Между нами, я почти убежден: именно Элвин устроил тот розыгрыш.
- Об этом-то вы и вели речь со старшим констеблем?
- Да. Он отвергает мои предположения. Все эти местные заодно, вы знаете.
Особой симпатии к Роналду Пейстону я не испытывал, но унижение, которое ему пришлось претерпеть, вызвало у меня некоторое сочувствие.
- Это была глупейшая затея, кто бы ее ни придумал,- сказал я.- Однако с анонимками дело куда серьезнее. Я сильно сомневаюсь, что их автор и тот, кто устроил розыгрыш,- одно лицо.
- Поясните.
- Розыгрыш был шуткой - очень для вас, согласен, неприятной, но все же ребяческой шуткой. А вот эти письма - дело отнюдь не шуточное: они дышат злобой, их цель - причинить людям зло, а не просто публично посмеяться над ними.
- Может, вы и правы, хотя я не нахожу тут существенного различия. Если не Элвин, то кто же? Высокообразованных соседей у нас тут можно по пальцам перечесть, а согласно вашей теории…- Пейстон вонзил в меня острый взгляд.- Что у вас на уме, Уотерсон?
Его проницательность, будь она неладна, смутила меня. От необходимости отвечать меня избавило появление Веры Пейстон -она вплыла в комнату, как ярко расцвеченное облачко.
- Что-то ты сегодня с утра на ногах, дорогая,- сказал ей муж, прикрывая анонимное письмо листком промокательной бумаги.- Что-нибудь случилось?
- Я вспомнила, что записала в свою тетрадь любопытную мысль. Я нашла ее и…
- И что это за любопытная мысль?- весело спросил Роналд.- Дорогая, у нас мистер Уотерсон.
- Доброе утро, Джон… Конечно, о розыгрышах.
- В такую рань Вера у нас неуправляема.- Роналд говорил с явной гордостью, словно показывал мне чудо-ребенка. До сих пор я не замечал у него таких проявлений нежности.
Вера озарила меня сияющей улыбкой.
- Мы, индийцы, неутомимые искатели мудрости, Джон. Еще со школьной скамьи я держу толстую тетрадь, куда записываю поразившие меня мысли. Кстати, почему вы, англичане, называете ее общей, хотя записываете в нее отнюдь не общие места, а мысли великих людей.
- У нас, англичан, тоже есть привычка к самооценке.
- При чем тут самооценка? Я оцениваю мысли поэтов и философов. Конечно, вы делаете то же самое? Ведь вы все - филистеры.
- Вера!
- Джон знает, что я его поддразниваю. Он настоящий ученый. В Индии я сидела бы у его ног.
- Слава Богу, мы не в Индии. Боюсь, ты поставила бы его в нелепое положение. Так что же это за мысль?
Звякнув браслетами, Вера открыла толстую тетрадь в яркой цветной обложке на странице, где у нее лежала закладка, и прочитала:
- "Любитель розыгрышей презирает свои жертвы и в то же время им завидует, ибо ощущает реальность их желаний, пусть даже это желания детские и необдуманные, ведь у него самого нет желаний, которые он мог бы назвать своими собственными". Это Оден,- добавила она.- Теперь-то ты, надеюсь, понял?
- Что понял?
- Ну, Роналд, что нужно найти человека, у которого нет своих собственных желаний.
- Такое определение можно отнести и к тебе, Вера.- Он произнес это как бы шутя, но меня потрясла его реплика.
У Веры был такой озадаченно-растерянный вид, как будто она наткнулась на невидимую кирпичную кладку. Кстати, я замечал это уже не в первый раз.
- Я хочу сказать,- поспешил сказать Пейстон,- что ты пассивная натура, принимаешь все, что ни пошлет судьба, ты, как и все на Востоке,- фаталистка. Погоди-ка.- Он взял у нее из рук тетрадь.- "Презирает свои жертвы и в то же время им завидует…" Но ведь это сказано прямо об Элвине Карте, разве нет?
Возвращаясь в "Зеленый уголок", я размышлял не о психологии любителя розыгрышей. У меня в голове, как дробинка шрапнели, засел вопрос Пейстона: "Если не Элвин, то кто же?"
Незадолго до срыва бедная Дженни принялась писать анонимные письма моим друзьям в Оксфорде. Это было проявлением ее заболевания. Дело замяли - все проявили сочувствие и понимание.
"Все ли?"-спросил я себя. И проявил ли я сам должное сочувствие и понимание, когда эта история всплыла на свет.