- …Безнадзорна и молодежь! И зачастую попадает в руки то мракобесов сектантов, то лжепроповедников, лжемессий, пленяющих неокрепшие юношеские души искусной демагогией. Сайентологи, свидетели Иеговы, национал-большевики, скинхеды, прочие фашиствующие молодчики - вот какие сорняки взрастают в неухоженном, оставленном хозяином саду. Так кто же должен возродить, воскресить сад? У выдающегося русского философа Ильина вычитал, что править демократическим государством должны аристократы. "Аристос" по-гречески значит "лучший". То есть цитирую, "не самый богатый, не самый родовитый". Применительно к нашим дням - не самый привилегированный, не старший возрастом. Но именно - лучший.
В этом месте докладчик сделал небольшую паузу, как бы для того чтобы перевернуть страницу, и бросил короткий взгляд на президента.
"Ага, это он взглядом поясняет для тех, кто в танке: вот оно - удивительное! Рядом! - хмыкнул окончательно проснувшийся Турецкий. Взбодриться помог и друг Слава, который отбивал носком ботинка морзянку прямо об сиденье Турецкого. - Бедный Грязнов! Я-то уж привык к соловьиному пению. А ему, моторному и нетерпеливому, каково? Ну сколько там до финиша? - Турецкий опять скосил глаза на запястье. - Ага, всего ничего - минут пять. Ура!"
Действительно, судя по мощным модуляциям голоса, финал приближался. Завершение речи было не менее впечатляющим, чем все ее содержание:
- А что касается денежного вознаграждения, скажу следующее. Прокуроры - люди терпеливые и скромные. Юристы прошлого говорили: "Не за вознаграждение работаем, но на него живем".
И, поймав на себе удивленный взгляд с поднятыми домиком бровями, докладчик добавил:
- Мы делали и будем делать все, чтобы положение работников прокуратуры было стабильно, чтобы улучшались условия их работы и оплаты их нелегкого труда. Благодарю за внимание, товарищи!
"Вот и конец наконец бесконечной былине", - чуть было не пропел вслух Турецкий.
…После завершения доклада, выступления президента, порадовавшего присутствующих своей краткостью, заседание было объявлено закрытым. С трудом передвигая затекшие ноги, чиновники выползли Из зала. Прокурорских ждал фуршет, который должен был начаться через пятнадцать минут. Турецкий, Грязнов и Гоголев спустились в вестибюль покурить.
- Ну что, Санечка, остаешься стерлядки откушать? Да лебедей жареных? - язвил Грязнов, не получивший приглашения на праздник.
- Ой, Славка, как говорит наш Моисеев, оно мне надо? Ходи там с постной рожей и бокалом шампанского, которое я терпеть не могу. И улыбайся сахарной улыбкой и строй глазки начальству.
- Да… Ты, видно, у него на особом счету. Все-то он на тебя поглядывал… - заметил Гоголев.
- Ага, пока наш Санечка не уснул сном младенца, - хохотнул Грязнов. - Тут уж на него и сам "гарант" внимание обратил.
- Черт, неудобно вышло! Я ж из командировки! Только утром прилетел, едва успел домой заехать. Не спал ни черта…
- Это твои трудности, они начальство не волнуют… Ох и всыпят тебе, Санечка, за неуставное поведение в присутствии высших чинов Родины! - радовался Грязнов. - Ну не переживай. Если уволят, я тебя к себе опером возьму, так и быть! Будешь на "земле" работать, чистым воздухом дышать.
- Спасибо, Слава! Я тебя тоже люблю, - оценил предложение Турецкий. - Жаль, что вы сейчас уходите. Мне будет вас не хватать. Вы сейчас куда?
- В "Узбекистан", ясный перец! Нужно обсудить эпохальный доклад. Не здесь же…
- Без меня не начинайте! Я с полчасика покручусь здесь - и к вам!
- А на сколько времени ваша гулянка рассчитана?
- На два часа. Так что я по ускоренной программе вполне в полчаса впишусь. И сразу к вам.
- Ладно, обсуждать без тебя не будем, а насчет выпить-закусить - уж не обессудь. А то ты здесь в шампанском купаться будешь, а мы там голодовать должны?
- Тебе полчаса воздержания не повредят, - не преминул съязвить Турецкий. - Да и Виктору тоже.
- Это ты брось! Генералов живот украшает! - пробасил Гоголев.
В кармане Турецкого запиликала трубка.
- Алло? Да здесь я, Костя. Сейчас иду. Бегу! Даже лечу! - Саша сунул трубку в карман. - Все, груба зовет!
- Лети, лети, молодой орел! - хмыкнул Вячеслав.
- Жди меня, и я приду! - бросил напоследок Александр. - Я бы даже сказал: ты свистни, себя не заставлю я ждать!
Вокруг уставленных яствами столов, что называется, яблоку упасть было негде. Если бы не. Клавдия Сергеевна, даже показалось, что ему нет места на этом празднике, проходившем под девизом "Новый год к нам мчится, скоро все случится!". Одноименная песня лилась из динамика, утверждая, что "ждать уже недолго, скоро будет елка". Действительно, разряженная искусственная елка стояла в красном углу, то есть поблизости от поперечины стола, где в непринужденных позах с бокалами в руках стояли руководители ведомства и страны. Турецкий огляделся, выискивая своих. Ага, вон она, Клавдия, бессменный секретарь Меркулова и одновременно боевая подруга Турецкого! Машет серебряным крылом, вернее, широким рукавом ослепительно белой блузки. Александр поспешил навстречу, протиснулся между нею и Меркуловым.
- Не стыдно? Чуть не опоздал! - сердито буркнул Костя.
Собственно, отчитывать Турецкого у Константина Дмитриевича особых прав не было - оба они существовали в ранге первых замов генерального, но Костя привык считать себя начальником Александра, да, по сути, им и оставался. Что Турецкого вполне устраивало. Поэтому, смиренно склонив голову, он шепнул:
- Извиняйте, гражданин начальник!
- Тихо, молчи и слушай!
Музыка смолкла. Тут же установилась мгновенная тишина.
Слово взял президент. Он поздравил присутствующих с наступающим Новым годом, а также длительными каникулами (свалившимися на головы бедных, ни о чем таком не просивших россиян, тут же мысленно вставил Турецкий), пожелал прокурорской братии всего, что и полагалось пожелать. После чего застолье вступило в свои права.
Меркулова занял разговором прокурор Москвы, чем не преминула воспользоваться Клавдия Сергеевна. Она впервые попала на подобного ранга мероприятие и, судя по всему, очень волновалась. Густо подкрашенные глаза лихорадочно блестели, щеки пылали, пышная грудь вздымалась, едва умещаясь в облегающей блузке с довольно смелым вырезом. Турецкому даже показалось, что боевая подруга вот-вот хлопнется в обморок, и он поддержал Клавдию под локоток:
- Держись, Клавдия! Президенты - они тоже люди, ей-богу!
- Сан Борисыч, вам он нравится? - стрельнув глазами в президиум, шепотком осведомилась Клавдия.
- В каком смысле?
- Ну… Как мужчина?
- С чего бы это? Мне "как мужчины" нравятся женщины. Вон гляди, какая красотка рыжая возле стойки. Кто такая, почему не знаю?
- Это не наша.
- Ясное дело. Вон Мишка Козырев возле нее увивается. Нужно будет выяснить, что за объект.
- Турецкий, не стыдно тебе? Старый конь…
- Борозды не портит! - тут же отбил Турецкий.
- Ты, между прочим, в обществе дамы. И просто неприлично обращать внимание на других женщин.
- Ага, на президента пялиться всем своим декольте, это прилично…
- Я его первый раз в жизни вижу вот так живьем… И, наверное, последний.
- Типун тебе! Ты еще такая молодая - всего полтинник! Да и он нестар. Свидитесь! Какие ваши годы?! Может, он к нам теперь ежегодно в гости захаживать будет!
- Нет, он все-таки замечательный! - не унималась Клавдия. - А кто эти красавцы моряки? Вот бы с ними поболтать…
- С чемоданчиком?
- Ну да.
- Отдохни! У них первым делом чемоданчик. И вторым - тоже он.
- Ты думаешь, там…
- Конечно. Все мое ношу с собой, как говорится. Ентот чемоданчик завсегда возле президента, - слегка ерничал Александр, не спуская глаз с рыжеволосой девушки.
- Какой он обаятельный! Улыбается так… просто, так мило. Открытый такой… Турецкий! Очнись! Рыжая барышня не про тебя. На ней платье стоимостью в твою трехмесячную зарплату.
- Клавдия! Не ревнуй! Ты у меня одна, словно в ночи луна. И поговори с Еленой Николаевной, она жаждет твоего общества.
Спихнув Клавдию на следователя Самохину, также пожиравшую глазами ВИП-персон, Александр повернулся к Меркулову:
- Костя, я, пожалуй, минут через десять пойду. Между прочим, я из командировки, если ты не забыл. Все же ночь бессонная и все такое…
- "Все такое" - это поджидающие тебя Грязнов с Гоголевым?
- Ну… Не стану лгать, это мне несвойственно.
- И где стрелка?
- В "Узбекистане", разумеется. Айда вместе! Хоть поговорим по-человечески.
- Я бы с удовольствием, но положение обязывает, ты не находишь? Ладно, не вздыхай, тебя, так и быть, прикрою. Так что выдвигайся, но по-тихому, без лишнего шума. Если будут вопросы, скажу, что у тебя давление подскочило.
- И не согрешишь против истины! Оно и было подскочимши. Это Ирка мне его какой-то пилюлей снизила. Спасибо, Костя! Ты настоящий друг!
Глава 2
ЗАДУШЕВНЫЙ РАЗГОВОР
Легкий утренний снег, столь редкий в этом странном декабре, сменился привычным уже дождем, ударившим в лобовое стекло сердитыми, плотными струями. Александр включил "дворники", думая о том, что погода совсем сошла с ума: на дворе зима, а под ногами октябрьская слякоть. Землетрясения, цунами, наводнения, пожары, черт знает что! Апокалипсис какой-то! Гневим мы, видно, матушку-природу глупостью своей и раздорами.
"Рено" Перемещался по улицам с черепашьей скоростью, то и дело застревая в пробках. "Эх, надо было позвонить Вячеславу, чтобы прислал за мной свой "мерс" с мигалкой, - подумал было Турецкий, но тотчас устыдился своих мыслей: - Все-то нам привилегии подавай! Даже на пьянку - непременно со светомузыкой. Так это же для скорости, а не для выпендрежа, - попробовал он уговорить совестливый внутренний голос. - А остальные как? Простые, мирные граждане? Вопрос, впрочем, риторический, ответа не требует".
Вздохнув, Саша повернул ручку настроенной на радиоволны магнитолы. Салон наполнил хриплый голос известного барда. Саша вслушался в слова песни, что называется, на злобу дня: "Едет Главный по стране на серебряном коне, Главный всем людям поможет, дай ему здоровья Боже, всех бандитов перебьет, работягам он нальет…" И здесь он! Вот что значит харизма! Особенно в нашей стране. Турецкий крутанул ручку дальше, перескочив на другую радиостанцию.
"Да, скифы мы, да, азиаты мы, с раскосыми и жадными очами", - вспомнил Саша поэта и отчего-то опечалился.
Но вот наконец яркие огни любимого ресторана, отдельный кабинет, клубы табачного дыма, в которых раскрасневшиеся лица Грязнова и Гоголева кажутся слегка нереальными.
- А вот и Санечка! Не прошло и двух часов. Ну рассказывай! Что там подают на царских приемах?
- Привет, громодяне! Налейте скорей рюмку водки, а то впаду в кому! Можно стакан!
- Неужто там не наливали?
- Вина заморские, шампанское, правда, отечественное, но из самых дорогих. Только все это не моя группа товаров, как вы понимаете.
- А закусь? Ужасно интересно знать, чем вы эти компоты закушивали?
- Бутербродами: рыбка, икорка, буженинка. По штуке на брата. Ну и корзиночками с салатиками. Что там еще? Пирожные всякие, печенюшки, фрукты. Это же не кремлевский прием, а прокурорский. А мы, как вы слышали, живем за вознаграждение. Так что все было очень скромненько. Короче, я голоден как волк. Налейте, православные!
Грязнов немедленно наполнил внушительную граненую рюмку на толстой ножке, Гоголев накладывал на тарелку друга всевозможные закуски.
- Ужасно рад видеть тебя, Виктор!
- Взаимно!
- А меня не рад, что ли?! - воскликнул Грязнов.
- Боже мой, Славка! Что ж ты за ревнивец такой?! Нет, нужно тебя женить! Чтобы не обрушивал на друзей нерастраченные чувства.
- Господи сохрани! - аж перекрестился Грязнов. - Единственная особа женского пола, которую я скрепя сердце принял в свой дом, - кошка Муся, подсунутая Денисом. Да и то временно, пока племяш отъехал в отпуск.
И, увидев лица друзей, успокоил:
- Нет-нет, не в Таиланд - такое удовольствие ему не по карману. Да он, к счастью, и не любитель зимой на солнце жариться. В Болгарию укатил - на лыжах кататься.
- Тогда предлагаю немедленно повторить. Не вовремя выпитая вторая - напрасно выпитая первая! - воскликнул Александр.
- Ну это у тебя она вторая, - заметил Гоголев. - Но мы не против.
Друзья выпили, Турецкий все еще налегал на закуски, Слава закурил очередную сигарету и спросил:
- Ну и как тебе доклад главы вашего ведомства?
- А тебе? Я все же изнутри. А со стороны виднее.
- Надеюсь, не ты в подготовке эпохального доклада участвовал?
- Господь с тобою! У нас спичрайтеры есть. И референтов хватает. Я, конечно, мог бы представить материал по структуре преступности, по раскрываемости, по тенденциям. Но меня об этом никто не просил.
- Понятно. Ничего конкретного и не прозвучало. Вообще доклад произвел на меня неизгладимое впечатление: ярко, образно, остро, но ни о чем конкретно. Песня древних славян.
- Ну как же - ни о чем? Обо всем, - не согласился Турецкий.
- Поясни.
- Вернее, обо всем, о чем хотелось сказать. А о чем не хотелось - и не сказано. Как вам этот пассаж: "…я не буду приводить конкретных цифр о динамике и структуре преступлений"?
- Ага! Поскольку цифры эти лукавы, как-то так, да? Дескать, помощники подсунули мне приукрашенные цифири, но я президента обманывать не могу и не буду!
- Вот-вот! Цифры, я думаю, дали те, что есть. Просто неутешительны они, ну и зачем же державу огорчать? Лучше прикинуться простачком. Правды не знаю, зато врать не буду. Звиняйте, батьку. А повинную голову, как известно, меч не сечет. Так ловко и изящно удалось уйти от главной задачи совещания - отчета о деятельности прокуратуры. Зато сказано было многое другое. Нам доходчиво объяснили, ссылаясь на русских мыслителей, кто должен рулить и разруливать. Аристократ! Лучший из лучших. То есть царь-батюшка, единоначальник, добрый барин.
- Да, я тоже обратил внимание на эту сентенцию. Президиуму явно понравилось, - кивнул Грязнов.
- А об анискиных понравилось?
- Что именно?
- Именно то: вперед к полицейскому государству! Ура околоточным надзирателям! Я, Слава, может, сейчас против шерсти тебя поглажу, но разве можно нашей… неинтеллигентной, мягко говоря, милиции давать волю и неограниченную власть? Я не о сыщиках, не об угрозыске, я о простой милиции, той, что "меня бережет".
- Так я и не спорю.
- И правильно делаешь. Слава знает, а тебе, Виктор, расскажу, откуда я нынче утром вернулся. Из Воздвиженска. С прокурорской проверкой ездили.
- А что там случилось? Я краем уха слышал, но в деталях не знаю.
- В деталях и не нужно. А по сути вот что: погром! Четыре дня, с десятого по четырнадцатое декабря, ОМОН зачищал город.
- Причина?
- Вот и ты туда же… А какая может быть для этого причина? Впрочем, причина была: мэр города не поладил с группой бизнесменов, которые отказывались отстегивать ту сумму, на которую намекал им референт градоначальника. А город маленький, все друг друга знают. Успехом у населения глава города не пользуется. Так он решил показать, кто в доме хозяин. Направил троих милиционеров для проработки. А случилась потасовка. Блюстители порядка заработали по паре синяков на каждого. И вот ответ Чемберлена: четыре дня подряд вызванные из областного центра омоновцы избивали мужскую часть населения города, заставляя подписывать пустые протоколы. Мало того. Опьяненные безнаказанностью омоновцы хватали на улицах девушек, совсем юных девчонок, и насиловали… - Турецкий прикурил, жадно затянулся сигаретой, руки его дрожали.
- Ну… это уж… А это правда? - осторожно спросил Гоголев.
- Это правда! Я лично беседовал с пострадавшими. Есть акты судмедэкспертизы. Представь, девчонка лет восемнадцати, отвернувшись, чтобы я не видел ее лица, потому что ей стыдно… ей! стыдно! рассказывает, как трое бугаев в масках распластали ее на столе отделения милиции. Это как? И чему ты, Виктор, так уж удивляешься? А что, в славном городе Питере районные анискины не избили до полусмерти офицеров, курсантов Морской академии? Не довели другого офицера, врача Военно-медицинской академии до реанимации? За что? За то, что те слегка поддали и имели при себе деньги…
И вот таким бравым ребятам и петь гимн как российским полицейским? Это они знают каждого вора в лицо? Каждого шулера? Да такой блюститель каждого, кого захочет, сделает и вором, и шулером, и убийцей… - Александр налил себе полную рюмку и одним махом выпил.
За столом воцарилось молчание.
- Ладно, Саня, ты, как человек совестливый, готов и чужую вину на себя взвалить, но не все мы можем, к сожалению. Не все предотвратить, не все проконтролировать, - вздохнув, заметил Грязнов.
- Это точно! - воскликнул Гоголев. - Вот и я вам сейчас историю расскажу…
Виктор Петрович искренне сопереживал Александру, ему и самому не раз приходилось краснеть и негодовать по сходным поводам. И ведь не объяснишь рядовому гражданину, что "я не такая, я жду трамвая". Для них, сограждан, любой человек в милицейской форме - скорее олицетворение угрозы, чем защиты. Это все так. Но, с другой стороны, виделись они и с Грязновым и с Турецким крайне редко, да тут еще и канун Нового года… Так что Гоголев решил снизить пафос и перевести стрелки.
- Я тут недавно возвращался в Питер. У меня родительский дом есть в глухой деревне на самом краю области, почти в Вологодчине. И звонят нам, что дом, мол, обнесли. Нужно съездить, посмотреть, что да как. Ну и поехал. Поскольку деревня наша, как уже говорилось, глухая, да и морозы там нешуточные, надел я старый полушубок, в котором на охоту иногда выбираюсь, валенки с калошами - и в путь. Прибыл на место, воришек уже нашли. А кто воровать будет на триста шестьдесят пятом, богом забытом километре? Не свои же забулдыги деревенские: они-то знают, чья хата… Соседские. Решили, что в доме запас водки должен быть, ну и влезли. А там действительно запасец есть. Короче, ребятишки влезли, нашли - да на радостях там же и выпили. И стаканы оставили. Вот их по пальчикам и вычислили. Они из соседней деревни, голубчики.
- Это что же, у всей деревни отпечатки брали? - хмыкнул Грязнов.
- Нет, зачем - у всех? У тех, кто сидел. А у нас там половина деревни сидела.
- Здорово! Хорошее место отдыха для начальника угрозыска.