* * *
- Мы поедем дальше по маршруту парохода? - спросила Мальвина.
- Да. Хотя вероятность найти нужный банк равна нулю.
Так оно и оказалось. Мы доплыли сначала до Виве, потом до Монтрё, заходили в банки, листали телефонные книги. Потом Шийон, Вильнёв, Бувре и большой перегон до Сан-Женгольфа.
Мы сидели на палубе. Берег был совсем близко, за небольшой прибрежной полоской горы, высокие, некоторые покрыты снегом. На фоне гор выделялась одна, самая высокая.
- А ведь это может быть Монблан, самая высокая гора в Европе, - вздохнула Мальвина.
- Подплываем к Сан-Женгольфу, - объявили по радио. Мальвина встала:
- Все прекрасно. Я жизнью довольна. Мне ничего другого не надо. Я счастлива. Я никогда не думала, что можно быть такой счастливой. Ну, если ты не скажешь, что ты тоже очень счастлив, я скину тебя в воду.
В воду меня не скинули. В Сан-Женгольфе не оказалось серьезных банков. В Эвиан мы вернулись на автобусе, всего за двадцать минут.
24. Ужасная тюрьма
Вечером мы сидели в ресторане, обсуждали перипетии прошедшего дня.
- Неудача там, где я не ожидала, - причитала Мальвина. - Что будем делать?
- Полетим в Милан.
И пояснил ничему не удивляющейся Мальвине:
- Там есть человек, который может вывести на людей, знакомых с системой банков в Швейцарии.
- Может быть, мы ему позвоним? - предложила Мальвина.
- Позвонить можно, но его вряд ли подзовут к телефону.
И не дожидаясь вопроса, пояснил:
- В Италии есть странный обычай: в тюрьмах, особенно в тюрьмах строгого режима, к телефону арестованных не подзывают. А миланская тюрьма Сгрена - это не карцер для нарушителей уличного движения.
- Ты уверен, что человек, который нам нужен, в тюрьме?
- По крайней мере два года назад он был в тюрьме.
- Но, может быть, за это время его выпустили?
- Вряд ли. За предумышленное убийство троих человек мало не дают.
- И что нам делать?
- Лететь в Милан и добиваться свидания.
- А свидание получить можно?
- Свидание дают только близким родственникам. И только по специальному списку.
- Нам нужно найти этих родственников?
- Боюсь, что найти их нелегко. Надо будет лететь в Сицилию, а там…
- И что делать?
- Будем пытаться получить свидание. Точнее, будешь добиваться ты.
Мальвина не удивилась, только спросила:
- Как?
- Скажем, что этот мерзавец тебя соблазнил, у тебя от него ребенок, и ты хочешь встретиться для того… для того, чтобы его простить.
- Поверят?
- Италия! Там чем неправдоподобнее и чувствительнее, тем больше шансов, что поверят. Завтра купим тебе черную кофту и платок.
- А кто я такая? Я ни слова по-итальянски.
- Ты простая крестьянка. А что касается "ни слова по-итальянски", то ты крестьянка португальская.
- Почему крестьянка? - Мальвина даже обиделась.
- Крестьяне немногословны, их словарный запас невелик. При твоем знании португальского как раз подойдет. Будешь говорить, что ты из маленького португальского городка Сан Бартоломеу. Если врешь, лучше иметь в виду что-нибудь реальное.
- Но Сан Бартоломеу в Бразилии.
- Ты думаешь, кто-нибудь это знает?! В тюрьме-то! По-португальски в Сан Бартоломеу говорят? Говорят. Кстати, и океан там тот же, что в Португалии. Атлантический.
- Ну, не крестьянка, а что-нибудь посерьезнее, - Мальвина не могла смириться со снижением своего социального статуса.
- Да они и сами поймут, что ты не крестьянка.
- Ну и… - недоумевала Мальвина.
- Надо же им дать возможность показаться самим себе умными. Они потом в баре будут рассказывать друзьям: "Говорила, что крестьянка, но я-то понял". Главное - не социальный статус. Главное - внешность. И тоска в глазах. И не просто тоска, а тоска красивой женщины. Горе красивой женщины - самый надежный пробойный инструмент. И чем женщина красивее, тем инструмент безотказнее. И смена настроения. Это очень важно. Сначала смирение и слезы: "Я простила тебя!" Потом на высоких нотах: "Мерзавец, ты испортил жизнь, испортил жизнь не только мне, но и нашему малютке". И опять смена настроения: "Да, я плохая, я очень плохая". И побольше о младенце. "Он тебя будет любить. Он очень похож на тебя". Словом, главное, чтобы тюремщикам было чего рассказать вечером в баре.
- Как его зовут?
- Микеле. И фамилия Платини. Он почти Мишель Платини, но по-итальянски: Микеле Платини. У футболиста ударение по-французски на последнем слоге, а у него как у итальянца на предпоследнем.
На следующее утро таксист довез нас до Женевы.
Новенький, как с иголочки, почти игрушечный самолет за час доставил нас до еще недостроенного нового миланского аэропорта. В гостинице Мальвина надела черную в обтяжку блузку, отчего ее грудь для поклонников больших бюстов стала объектом насильственного притяжения. А необыкновенного зеленого цвета ультракороткая юбка могла довести до обморока любителей плотных женских ног. Закинутые на левое плечо волосы накрывала шляпа явно с чужой головы, взятая, как следовало догадаться, только для посещения тюрьмы. Я был в восторге:
- Ты действительно похожа на безутешную соблазненную девицу. И что самое главное - никакого интеллекта, одна тоска. Но какая!
Правда, большие голубые глаза не соответствовали образу пылкой южанки, но глаза не переделаешь.
Через час мы были в ужасной тюрьме Сгрена.
Встретили нас если не радушно, то с пониманием. Мальвина молчала, говорил я.
Нет, это категорически невозможно, Синьор Платини не имеет права принимать гостей. Конечно, мы все понимаем. Мы сочувствуем синьоре, простите, синьорине.
Синьорина молчала и хлопала длинными ресницами.
Пришел начальник повыше.
- К сожалению, мы допускаем к синьору Платини только тех лиц, коих он указал сам.
- Но он не знает, что у него есть ребенок.
- Мальчик? - поинтересовался начальник.
- Мальчик.
Неожиданно вмешалась Мальвина и на плохом португальском языке объяснила, что назвала мальчика именем отца, Микеле.
Я пояснил:
- Она назвала ребенка именем отца, поскольку думала, что Микеле приговорят к смертной казни, а она хотела, чтобы имя Микеле сохранилось.
- О, у нас уже давно нет смертной казни! - ужаснулись тюремщики.
- Но она этого не знала. Кто-то ей сказал, что в Италии казнят на гарроте.
И объяснил, что такое гаррота:
- Это когда надевают на шею деревянный ошейник и медленно его сжимают. Пока несчастный не умрет в муках.
Вообще-то ни в Португалии, откуда "родом синьорина", ни в Италии гарроту никогда не применяли, но на тюремщиков это подействовало.
- Какая дикость!
Я продолжал развивать успех:
- Она назвала мальчика не по-португальски, а по-итальянски. Она хочет, чтобы он был итальянцем.
Она надеется, что честной и безупречной жизнью мальчик искупит грехи его отца.
При словах "грехи отца" тюремщики понимающе развели руками. А я продолжал:
- Я надеюсь, что заточенный в камере Микеле неустанными молитвами пытается найти дорогу к прощению. Денно и нощно взывая к господу, он наверняка хочет открыть для себя истину и доброту.
Мне трудно было представить Микеле неустанно молящимся да еще денно и нощно. Однако, как ни странно, начальник со мной согласился:
- Падре Рафаэлле доволен им.
- Я надеюсь, - осторожно продолжал я, - что, узнав о рождении сына и увидав чистый лик матери своего младенца, он поймет, что совершенные им по непродуманности поступки на самом деле были посланы ему для выхода из тьмы порока.
Начальник посмотрел на Мальвину дольше, чем полагалось правилами приличия, задержав взгляд на ногах, и встал.
- Я доложу синьору директору.
Остальные тюремщики закивали головами.
Синьор директор явился минут через пять. Это был невысокого роста офицер в аккуратном мундире, с живыми глазами и ухоженным лицом. По тому, как он посмотрел на Мальвину, я понял, что у нас появился шанс.
Начальник, который беседовал с нами, изложил директору проблему, не забыв ни про гарроту, ни про итальянское имя.
- Я буду молиться за вас, синьор директор, - вставила Мальвина.
Мне стало понятно, что молитва - далеко не то, что он хотел бы иметь от "моей безутешной сестры".
- Я могу дать разрешение на свидание, - немного поколебавшись, изрек он, - но только без непосредственного контакта. Синьорина будет задавать вопросы моему офицеру, а он передавать их заключенному. И наоборот.
Я рассчитывал совсем на другое, но приходилось соглашаться.
- Я вам так благодарен! Так благодарен! Элиза, поблагодари синьора директора.
Элиза встала и почти бросилась на синьора директора. Тот не испугался и, даже напротив, расставил руки, чтобы принять ее в объятия.
- Нам придется немного усложнить переговоры, - пояснил я. - Моя сестра не владеет итальянским. Она будет говорить мне по-португальски, а я буду переводить для вашего офицера, который и передаст ее слова синьору Платини.
Директор охотно согласился. Он все еще держал Мальвину в руках. Потом погладил ее по голове и со словами "бедное дитя!" неохотно отпустил.
Микеле привели минут через десять.
За те три года, что я его не видел, он не изменился. Разве что теперь был аккуратно побрит и причесан.
Он вошел, опустив глаза. Это простой прием: он должен сначала оценить, кто его ждет. Сейчас он мельком посмотрит на меня. Мне надо отвернуться, и он поймет, что мы незнакомы. Потом он посмотрит на Мальвину, встретится взглядом, догадается, что разговаривать надо с ней. И будет ждать, когда мы заговорим. Он профессионал.
- С вами хотела поговорить синьорина Элиза Пуэрту. Хотите вы с ней говорить? - спросил средний начальник.
Микеле продолжал смотреть в пол, он надеялся получить от меня какой-нибудь сигнал.
- Вы хотите поговорить с синьориной Элизой Пуэрту? Она собирается сообщить вам интересную для вас новость.
Неожиданно Мальвина вскочила со стула и быстро затараторила на плохом португальском что-то вроде: "Ну, конечно, он не хочет меня видеть! Посмотрите, ему стыдно смотреть мне в глаза!"
Я перевел, добавив от себя:
- Но я уверена, что ты не такой плохой. Чтобы забыть все, что мне говорил!
Теперь Мигель взглянул на меня, потом на Мальвину. В его маленьких глазках мелькнула веселая искорка: он все понял.
- Ты можешь обо мне всякое думать, - медленно произнес он. - Ты имеешь право так обо мне думать. Но я каждый день молюсь за тебя, молюсь, чтобы ты была счастлива.
Да, мне было трудно представить Микеле молящимся за кого-нибудь каждый день, тем более за того, о ком он не слыхивал. Зато я подумал: "Молодец! Профессиональные привычки не растерял. Ничего не значащие, нейтральные фразы".
- Но ты должен еще молиться и за наше дитя! - произнесла Мальвина.
Я перевел. Микеле обалдел. Он посмотрел на меня, потом на Мальвину, потом на начальника тюрьмы. Все замерли. И тут Мальвина вскочила и, отбросив начальника тюрьмы и среднего начальника, подбежала к Микеле, влепила ему ему пощечину и начала колотить по груди кулаками. Средний начальник хотел дать указание тюремщикам вмешаться, но директор тюрьмы показал рукой: не трогайте ее.
Потом Мальвина отскочила и, вернувшись на свой стул, села, закрыв глаза руками. Это означало, что она успела сказать Микеле фразу, которую заучивала по-итальянски весь день:
"Сегсо un uomo chi conosce i banchi privati svizzeri".
"Я ищу человека, который знает частные швейцарские банки".
Теперь Микеле все понял. Он вскочил, глазенки его завертелись.
- Скажи мне скорее, Элиза, кто он: мальчик или девочка?!
- Мальчик! - хором ответили директор тюрьмы, средний начальник и два надзирателя.
- О, небо смилостивилось надо мною! - возопил Микеле, вздернув руки вверх. - Значит, дошли до неба мои молитвы! Значит, я, грешник, еще могу стать достойным человеком.
- Наш малютка будет… будет… - Пока Мальвина решала, как закончить фразу, Микеле ее опередил:
- На кого похоже наше дитя?
- На тебя! На тебя! - радостно воскликнула Мальвина, хотя, взглянув на "отца", радоваться по этому поводу было бы странно.
- Как ты назвала его, Элиза?
- Как мы и договаривались, - удивилась Мальвина.
- Микеле. Он будет вторым Микеле.
- О радость! - снова возопил Микеле. - Небо смилостивилось надо мною!
По его щекам поползли слезы. Мерзавец плакал по-настоящему. Это настолько удивило Мальвину, что она повернулась ко мне и что-то пролепетала, как ей казалось, по-португальски.
Пока я соображал, как это перевести, Мальвина заговорила уже на понятном языке. И я переводил:
- Микеле, ты должен слушаться своих начальников. Это замечательные люди, они хотят тебе добра. Мы все хотим, чтобы ты скорее вернулся в семью. Мы будем тебя ждать.
Я не знал, на сколько лет посадили Микеле, но, будучи в курсе, за что он отбывает срок, мог предположить, что воссоединиться со своей семьей "отец" сумеет только в следующем веке.
- Как тебя здесь кормят? Не нужно ли тебе чего? - заботливо спрашивала Мальвина.
Хитрый сицилиец развел руками:
- А много ли мне нужно?! Хлеб и вода. Я слишком много времени провел в чревоугодии, но вот сейчас понял цену простой пищи, предназначенной только для утоления голода.
- Может, тебе принести что-то? - не отставала Мальвина.
- Нет, нет! Самой лучшей наградой для меня будут воспоминания. Воспоминания о море, о пляже, где я впервые обнял тебя. О Элиза! Прости меня!
Мерзавец снова приготовился рыдать. Я с укоризной посмотрел на Мальвину: ей бы тоже самое время облиться слезами! Микеле продолжал вспоминать:
- И украинский ресторан в Монтрё, где в баре я сказал тебе, что хочу мальчика.
А вот это уже интересно! Это ответ.
Передав мне информацию, Микеле стал попроще. Он попросил навещать его почаще. Передал привет какой-то Джулии, которая "хоть и не любит его, но он к ней хорошо относится".
Скомкала эмоции и Мальвина.
А потом и директор тюрьмы сказал, что положенные двадцать минут истекли.
- Хоть еще минутку, - не очень настойчиво попросила Мальвина.
Микеле опустил голову и, не обернувшись, вышел.
Директор тюрьмы пригласил нас на кофе, но мы отказались.
- Моя сестра сегодня пережила так много, - объяснил я, - ей надо успокоиться.
Директор нас понял и пригласил еще раз навестить заключенного. Мы согласились.
- Завтра утром в Монтрё? - спросила меня Мальвина, когда мы вышли из тюрьмы.
- Непременно, - ответил я.
- Ты знаешь там украинский ресторан?
- Нет. Но совершенно уверен, что если таковой там есть, то он один.
* * *
На следующее утро такой же самолет, что и день назад, доставил нас в Женеву.
- В Эвиан или сразу в Монтрё? - спросила Мальвина.
- В Монтрё.
Мы добрались на такси до женевского вокзала Корнавен, откуда раз в час отправлялись поезда до Монтрё.
Шел нудный швейцарский дождь. Поезд уже стоял на платформе и, закрыв зонты, мы прошли в вагон. В вагоне я принялся изучать справочник-гид "Мишлен - все гостиницы и рестораны Швейцарии". В Монтрё украинских ресторанов не значилось.
25. Банк, который нам нужен
Тем не менее украинский ресторан в Монтрё мы нашли быстро. Не какая-нибудь этническая забегаловка, а солидный ресторан на набережной.
- Можно говорить по-русски? - спросил я встречавшую нас даму.
- Конечно. Мы всякому гостю рады, - ответила она без акцента.
- Сначала мы хотели бы выпить что-нибудь в баре.
- Бар работает только вечером.
- Но нам бы хотелось перекинуться парой слов с барменом.
- С Мишей?
- Да, да.
- Он приходит значительно позже. Хотя… Кажется, только что был здесь. Я спрошу.
Она отошла на минуту и вернулась с официантом, высоким хлопцем средних лет в роскошной национальной одежде и с усами под Тараса Шевченко.
- Вы ищете Мишу? - спросил он.
- Да.
- Так вы разминулись с ним пятью минутами. Но вы найдете его на набережной. Он всегда после обеда гуляет там.
Вмешалась встречавшая нас дама:
- Даже если вы его не найдете, то погуляете по набережной. Вы знаете, какая она у нас? Просто самая лучшая в мире.
- Я слышал об этом. Но как я его узнаю?
- Вы знаете его фамилию?
- Нет.
- Таль. Он - Миша Таль. Гроссмейстера Таля вы должны знать. Так вот наш Миша похож на гроссмейстера: небольшого роста и хлипкий.
- И у него в руках большой зонт с черно-белыми полосками, - добавила дама. - Он болеет за какой-то итальянский клуб, и это цвета клуба.
"Прямо наваждение какое-то! - подумал я. - После Мишеля Платини Михаил Таль. Не иначе следующий будет Михель Шумахер!"
Однофамильца гроссмейстера мы узнали сразу. Он шел не спеша, размахивая большим черно-белым зонтом.
Мы обогнали его. Потом остановились. Начала Мальвина:
- Мы специально приехали из Бразилии, чтобы поговорить с вами.
Маленький человек застыл, смерил взглядом сначала Мальвину, потом меня и грустно изрек:
- Я еще не знаю, хорошо это или плохо. Но Бразилия очень далеко и, если вы действительно приехали оттуда, а не из Москвы, то, наверное, у вас есть основания для того, чтобы останавливать меня на набережной.
Он явно волновался, и я решил его успокоить:
- Нам срочно нужна ваша консультация. Только консультация. А остановили мы вас потому, что сами хотим подышать воздухом, полюбоваться вашей набережной.
- Тем более, что погода сегодня отличная, - продолжила Мальвина.
- Тогда давайте присядем, - предложил Миша. - Скамейки уже сухие.
Мы сели.
- Так что вам надо? Хотя сначала я хотел бы знать, кто вас ко мне прислал. Я не спрашиваю, кто вы такие, потому что вы не скажете. Да и, откровенно говоря, мне это неинтересно.
- Мы вчера беседовали с Микеле Платини.
- Как он себе чувствует? Дома у него все в порядке?
- Как дома, не знаю. Мы беседовали с ним в Сгрене, есть такая тюрьма в Милане.
- Да, - вздохнул Миша, - ему не повезло. Он просил передать мне привет?
- Я думаю, что он непременно сделал бы это, но ему мешали надзиратели.
- Я понимаю, - снова вздохнул Миша. - Вы старый знакомый Микеле?
- Мне приходилось с ним работать.
- Вы уже не молодой человек и хорошо говорите по-русски, значит, вы учились в России еще в то время. В таком случае вы должны были изучать закон перехода количества в качество.
- Я представляю, что это такое.