- Ты расстроился, что придется пять лет сидеть в Бразилии? Но так нужно. Для тебя в первую очередь. Мы будем учить язык, ездить по стране, она большая, интересная, я о ней читала. Через пять лет мы изменимся, но не постареем. Потому что не будем волноваться. Стареют только тогда, когда много волнуются. Мы будем говорить только по-португальски. У нас будет хороший дом. В большом городе, но на окраине, где много зелени. И обязательно с бассейном. Чтобы дети могли купаться, когда жарко.
"Так влипнуть. И дороги назад нет".
- И мы поедем на пару недель большой семьей во Флориду или в Мексику. Лучше в Мексику. Во Флориду опасно.
"А ведь так все и будет, - думал я. - Эта Мальвина - рок. Все, что она говорит, - сбудется".
3. Путь до Рио
Подошла стюардесса:
- В Рабате только техническая посадка. Пассажиры до Рио-де-Жанейро должны оставаться на борту.
"Все продумали, - злился я. - Чтобы не сбежал!"
Мальвина повернулась ко мне, взяла за руку:
- Самое главное, чтобы нам хватило денег. Как ты думаешь, сколько они дадут за камни?
Я даже не видел этих камней.
- Не знаю. Главное, чтобы не обманули.
- Нет, эти люди не обманут. Дадут настоящую цену. Но и не больше. А нам на них нужно прожить всю жизнь. Больше никто нам помогать не будет.
"Не так уж все радужно, - подумал я. - Не хватает еще остаться без денег! Интересно, знают они про пистолет и деньги в кейсе?"
- Там еще…
Я засомневался, говорить или нет. Но потом решил, никуда не денешься. Все равно придется при ней открывать кейс.
- Там еще есть деньги.
- Много?
- Много.
- Их надо оттуда вынуть. Не отдавать же кейс вместе с ними!
Она повертела кейс в руках, потом вернула:
- Я сейчас.
И исчезла.
Вернулась быстро, с ножичком от маникюрного прибора, и принялась осторожно снимать с кейса пластилин.
Я набрал номера, кейс открылся.
- Ой! - она увидала пистолет. - Это тот самый?
Я удивился:
- Какой?
И потом совершенно непроизвольно выпалил:
- Да.
А сам подумал: "Ну, что я говорю! Дурак! Рисуюсь перед Мальвиной".
- Ты из этого? - она показала на револьвер. И погладила меня по колену. - Я горжусь тобой.
- Что будем делать с деньгами? - спросил я.
- Сейчас.
Она вынула из сумочки пару долларов и снова исчезла.
Вернулась тоже быстро. С белым полиэтиленовым пакетом какого-то "фри-шопа".
- Открой свой чемодан.
Я открыл. Она вытащила из чемодана пижаму, положила на дно фри-шоповского пакета, потом, осторожно приоткрыв кейс, взяла первую пачку, не торопясь, пересчитала и начала ловко перекладывать пачки в пакет. А когда купюры кончились, прикрыла их сверху моими рубашками.
- Если во всех пачках столько же бумажек, как в первой, и все они по сто долларов, то это… - она закрыла глаза, считала в уме. - Это - двести тысяч. Это много?
- Да не очень.
Мальвина показала на пистолет:
- Его лучше отдать людям, которые нас встретят.
- Скорее всего. Только я не знаю, кто они такие.
- Я тоже не знаю.
- Где они нас встретят?
- Сразу после таможни.
- А если не встретят?
- Я знаю, как с ними связаться. У меня есть телефон.
- На них можно положиться?
- Да.
Она нашла мой швейцарский паспорт на имя Жильбера Мало.
- Это что?
- На это имя у меня в одном банке лежат деньги.
- Много?
- Точно не знаю.
- Их можно получить?
- Да. Надо будет перевести из банка во Франции в Бразилию.
Мальвина подумала самую малость:
- Сколько стоит во Франции… к примеру, "мерседес"?
- Около двадцати тысяч.
Она снова закрыла глаза. Потом:
- Можно купить двадцать "мерседесов", пригнать в Бразилию и продать. Это возможно?
До чего шустра!
- Возможно.
- За дорогу платить много?
- Да. Но когда покупаешь оптом, обходится дешевле.
- Вот видишь.
Швейцарский паспорт она положила к себе в сумочку.
- Лучше, чтобы все документы лежали в одном месте. Паспорта, билеты. Дай мне твой паспорт.
Я протянул свой паспорт:
- А билета у меня нет.
Она удивилась:
- Как нет?! Вот он, твой билет.
И вытащила из сумки билет Аэрофлота.
Я не стал смотреть.
- Ты уверена, что бразильскую визу дадут?
- Уверена.
- Через таможню пропустят?
- Там дипломатов никогда не досматривают.
Она аккуратно закрыла кейс, снова прилепила пластилин.
- Пойду отдам ножик.
На этот раз ее не было долго. Я закрыл глаза. В голове вертелись строчки:
"Под пальмами Бразилии, от зноя утомлен, шагает дон Базилио, бразильский почтальон".
Я задремал.
Сквозь сон услышал слова Мальвины:
- Не будите моего мужа, он только что заснул.
- Я не сплю.
Я открыл глаза. Передо мной стояла стюардесса с подносом:
- Кофе, пирожные, фрукты.
- Пожалуй.
Мальвина открыла мой складной столик, расстелила салфетку, потом раскрыла свой столик и тоже расстелила салфетку. Стюардесса поставила поднос сначала мне, потом ей.
Я ел банан и искоса поглядывал на Мальвину:
"Хорошо, что хоть красивую девку подсунули. А то ведь могли и бабу-ягу. Страх - и только!"
Мальвина положила свой банан мне на тарелку.
- Зачем?
- Я обратила внимание, что ты любишь бананы.
- А ты?
- Я люблю смотреть, как люди едят с удовольствием. Кофе не пей, спать не будешь.
- А если захочу?
- Тогда пей.
- А если не засну?
- Я тебе колыбельную спою.
- Да ты просто идеальная женщина.
Мальвина положила руку мне на колено:
- Ты, наверное, думаешь, что я дурочка, что у меня нет чувства юмора. Это не так. Я просто очень устала. Очень-очень… Я собиралась. Одна. Все бросить…
- Я понимаю.
- Я, правда, не такая, как ты думаешь. Знакомые звали меня "совершенной женщиной". Но совершенных не бывает. Если бы я была совершенной, разве так у меня сложилась бы жизнь?!
- И как она у тебя сложилась?
Мальвина тряхнула головой:
- Но все будет хорошо. Обязательно!
- А тебя правда называли "совершенной женщиной"?
- Ну да.
- Кто?
- Многие.
- Почему?
- Я - не болтушка, не транжирка, хозяйственная, все всегда делаю аккуратно, друзьям не изменяю. Если что-то задумаю, непременно выполню. Хорошо готовлю. Шью. И на внешность не жалуюсь.
- Про внешность - это верно, - согласился я. - А не боишься, что оказалась женой незнакомого человека?
- Брак по расчету чаще всего бывает более крепким, чем по любви, - уклончиво ответила она.
- Ты же меня совсем не знаешь.
- Верно. И очень боялась. Но один твой друг сказал, что ты самый лучший человек на свете и что он тебя готов рекомендовать по всем пунктам. Ты будешь пить кофе?
- Нет.
Она отдала подносы стюардессе.
- Ты отчаянная. Пуститься в такую историю с незнакомым человеком…
"И который намного старше тебя, - подумал я. - Лет на двадцать уж точно". Она словно прочла мои мысли:
- Мне никогда не нравились мальчики. Мне просто было с ними неинтересно. У меня всегда были знакомые лет на десять старше.
Она положила руку мне на плечо:
- Давай теперь отдохнем. Я правда устала.
- Давай.
"Интересно, какую легенду придумают про меня мои разлюбезные начальники? - думал я. - Убежал? Перешел в нелегалы?"
Я представил себе, как начальник управления говорит на совещании: "Евгений Николаевич переведен на другую работу. Если будут спрашивать, где он, отвечайте, что выполняет задание - и все". И все.
Мальвина закрыла глаза и сразу заснула.
Я тоже закрыл глаза.
"Под пальмами Бразилии, от зноя утомлен, шагает дон Базилио, бразильский почтальон".
Ну и влип!
Потом я тоже заснул, и мне приснился дом, а на доме вывеска: "Автомобильный салон. Новые "мерседесы". Дон Базилио и сын. В бизнесе десять лет". Потом появились какие-то люди, и они говорили, показывая на меня пальцем: "Это владелец салона "мерседесов" синьор Базилио. У него очаровательная жена".
Я проснулся и открыл глаза. Мальвина тоже проснулась. Она взяла меня за руку:
- Скажи, ты меня не бросишь?
- Нет.
- Правда? Я же останусь одна. Я, правда, тебя совсем не знаю.
- Ну как же я тебя брошу! Мы теперь с тобой связаны.
- Я очень боялась все время. Все-таки незнакомый… И человека убил. А я с ним на всю жизнь… Но потом тебя увидела и успокоилась. Ты ведь убил, потому что так получилось. По-другому не мог.
- Хочешь, я тебе расскажу правду?
- Расскажи. Но только сегодня. Завтра у нас уже будет другая история.
- Хорошо, только сегодня.
Она поудобнее устроилась в кресле.
- Я никого не убивал. Но так подстроили, будто убил я.
- Честно?
- Честно. Так подстроили. Ты же видишь, как меня взяли. Ни о чем не спросили.
- Вижу.
- Но как докажешь?!
- Я тебе верю.
Она поправила подушку у меня под боком:
- Мне правда хочется, чтобы у нас было трое: два мальчика и девочка. Мальчики - красивые и умные в папу. Девочка - красивая и глупая в маму.
"Нет, голубушка, ты совсем не глупа", - думал я.
- Давай еще поспим, - предложил я. - Завтра у нас трудный день.
- Очень трудный, - она вздохнула. - Завтра - новая жизнь.
- Новая, - согласился я.
- Ты правда меня не бросишь?
- Правда.
Она прижалась ко мне и быстро заснула.
"Как все-таки приятно чувствовать, что ты хоть кому-то да нужен!" - подумал я и с нежностью посмотрел на спящую Мальвину.
4. Рио
Вечер догнал самолет над океаном.
- Местное время Рио-де-Жанейро двадцать часов пятнадцать минут, температура воздуха в аэропорту двадцать четыре градуса, - торжественно провозгласила стюардесса.
Самолет коснулся колесами посадочной полосы, затрясся, загудел. Я хотел расстегнуть привязной ремень, Мальвина остановила:
- Только после полной остановки самолета.
Я посмотрел в окно: ничего особенного, люди в униформе, тележки с багажом, как везде.
Самолет подполз к зданию аэровокзала.
- Счастливого пути, - на прощание улыбнулась стюардесса.
* * *
Офицер полицейского контроля говорил по-французски.
- Нам с супругой нужна транзитная виза, - начал я.
- Мы летим в Парагвай.
- В таком случае у вас будет возможность осмотреть наш город, - полицейский улыбнулся и поставил штамп в оба паспорта.
Встречающие ждали за будками полицейского контроля. Я сразу заметил группу из четырех человек, они держались немного в стороне и разглядывали каждого выходящего с ног до головы. Один из них, высокий, в легком светлом костюме и ярком красном галстуке, решительно двинулся нам навстречу.
- Евгений Николаевич?
Я кивнул.
- Как долетели?
- Хорошо.
- Меня зовут Павел Михайлович, - он улыбался. - Над океаном не очень трясло?
Ответила Мальвина:
- Не очень.
Подошли остальные трое.
Павел Михайлович сказал им что-то по-португальски, потом повернулся к нам:
- У вас много багажа?
- Много, - Мальвина протянула билет с прикрепленными багажными квитанциями.
- Наши друзья вам помогут, - Павел Михайлович взял билет. - Покажите им свои чемоданы.
Объяснялся он с остальными только по-португальски, из чего я сделал вывод, что все они - местные.
Когда Мальвина и местные отошли, Павел Михайлович показал взглядом на мой кейс:
- Тот самый?
- Тот.
- Как-то так получилось, что в Москве мы с вами не встречались. Но Колосов мне много о вас рассказывал. Вы ведь давно знаете друг друга?
Я развел руками:
- Да уже лет двадцать.
- Он надежный товарищ.
Павел Михайлович произнес "товарищ" по-старинному многозначительно, потом посмотрел на часы и заторопился:
- У меня очень мало времени, сегодня ночью я должен лететь. Но мы с вами еще увидимся.
Я никак не мог прийти в себя после полета:
- Вы меня проинформируете, что я должен делать?
- Конечно, конечно. Хотя… - он улыбнулся. - Делать вам ничего не надо. Просто уйти на дно. На пять лет.
- Это я знаю, - вздохнул я.
- У нас будет еще время с вами поговорить. Но потом. Я думаю вернуться месяца через два-три. А вы пока обосновывайтесь, учите язык, отдыхайте.
Он снова посмотрел на часы.
- Ваши вещи отвезут в гостиницу, а мы сейчас проедем в один дом. Это совсем рядом с аэропортом. Побудем там с полчаса, не больше, немного поговорим, отметим начало вашей новой жизни. Потом вас с Мариной отвезут в гостиницу.
"Итак, Мальвину зовут Мариной", - отметил я про себя.
- Марина - хорошая девочка, надежный товарищ. "Еще один надежный товарищ", - ухмыльнулся я. Вернулся один из встречавших. Сказал что-то по-португальски.
- Все в порядке, - констатировал Павел Михайлович.
- Можно ехать.
Нас с Мальвиной усадили рядышком сзади в новенький американский "Торус". Павел Михайлович расположился впереди рядом с шофером. Как только машина тронулась, он повернулся к Мальвине:
- Как долетели, Мариночка?
- Очень устала.
- Ваш супруг мне рассказывал, что собирались вы второпях.
Ничего подобного я не говорил и теперь искоса смотрел на Мальвину, как та отреагирует на "Мариночку". Мальвина всплеснула руками:
- Он же мне не помогал! Я все одна.
Она возмущалась совершенно искренне. Потом погладила меня по голове.
- Но я на него не в претензии. Он у меня молодец. У него просто было очень много дел.
- Много-много дел, - согласился Павел Михайлович.
- Ему досталось в последние дни.
- Досталось, - понимающе вздохнула Мальвина.
Я не заметил, как машина завернула в какой-то дворик.
- Уже приехали? - удивился я. - Быстро.
- Здесь недалеко.
Павел Михайлович вышел из машины, помог Мальвине:
- Есть не хотите, Мариночка?
Мальвина отрицательно покачала головой.
Павел Михайлович открыл дверь ключом, и мы очутились в просторном, совершенно пустом холле.
- Сюда, - Павел Михайлович показал на низенькую дверь в углу холла.
- Здравствуйте, здравствуйте! - встречал нас полный седой мужчина в роговых очках.
Его большие добрые глаза блестели. Он подал руку. Ладонь у него была большая и мягкая.
- Как долетели? Не проголодались? - Он говорил по-русски с небольшим акцентом.
- Это Ромеру, - представил его Павел Михайлович.
- Наш большой друг.
- Вы хорошо говорите по-русски, - не удержалась от комплимента Мальвина.
- Я много лет прожил в Москве, сначала учился, потом работал.
- Ромеру - совсем москвич, - Павел Михайлович держал Ромеру за руку. - Даже за "Торпедо" болеет. Не за "Динамо", не за ЦСКА, а за "Торпедо".
- "Торпедо" - это рабочий класс, - твердо и спокойно отпарировал Ромеру.
- А другие не рабочий класс! - проворчал Павел Михайлович.
- Ладно, ладно, - примирительно махнул рукой Ромеру. - Прошу к столу.
"Интересно, из какого ведомства этот Павел Михайлович, - размышлял я - Из нашего? Я бы его знал. Из ЦК партии? Скорее всего".
Такого пестрого стола я отродясь не видел: горки крупно порезанных папай, бананы, какие-то незнакомые фрукты, на большой тарелке куски дымящегося мяса, совсем по-русски поджаренная картошка, в центре большая бутылка "Абсолюта", бутылки с вином и водой.
- Мариночке вина или немного водки? - Павел Михайлович приготовился разливать водку в большие фужеры.
- Водки, только очень-очень немного, - Мальвина села и с любопытством рассматривала стол.
"Чем крупнее посуда, тем лучше, - подумал я. - Прилично будет не пить до конца". Я чувствовал себя совершенно разбитым, меньше всего мне хотелось попасть на бесшабашную пьянку.
Ромеру вытащил откуда-то маленькие разноцветные рюмки, и Павел Михайлович, отставив фужеры, начал разливать водку по рюмкам.
Ромеру поднял рюмку:
- С приездом!
Я отпил половину и краем глаза посмотрел на остальных: Павел Михайлович и Ромеру выпили и того меньше, Мальвина только пригубила.
Не успел я доесть кусок папайи, как Павел Михайлович снова поднял рюмку:
- За нашу замечательную пару: Евгения Николаевича и Марину.
И снова выпили.
- Как там в Москве? - обратился Ромеру к Павлу Михайловичу.
Тот махнул рукой:
- И не спрашивай! Хуже не придумаешь. Снесли памятник Дзержинскому. Варвары.
Потом он посмотрел на часы и долил рюмки:
- Выпьем за наше дело. За наше правое дело.
Голос его стал торжественным:
- Нам очень приятно, что Евгений Николаевич присоединился к нам в столь ответственное время.
"К чему это, интересно, я присоединился?" - подумал я.
Павел Михайлович продолжал:
- Сейчас тяжелое время, но оно должно было наступить. Отход от марксизма дорого обошелся нашей стране. Мы в глубоком кризисе; унижение и разруха - вот результаты, которые предвидели настоящие марксисты.
Предупреждал Ленин. Предупреждал Сталин. Правый уклон неизбежно приводит к капитулянтству перед капиталом и дальше к национальной катастрофе. - Он наклонился ко мне. - Вы только не думайте, Евгений Николаевич, что я заскорузлый сталинист, консерватор. Ни в коем случае. Я просто марксист. Марксист не по партбилету, не для спецмагазина, а по убеждению. Таких у нас немного. Разве Брежнев и Суслов были марксистами? Только честно. Были? Нет.
- Да, пожалуй, нет, - согласился я.
Голова у меня кружилась. Наступило такое состояние, когда внутреннее "я" не поспевало за языком. Такое со мной бывало, когда я очень уставал.
Павел Михайлович продолжал:
- Неужели вся героика двадцатых годов - это ошибка? Неужели все комиссары - мерзавцы, а белые офицеры - герои? Ведь погибали люди не за жиреющих буржуев, не за плюющих на свой народ аристократов! Погибали за свободу. За счастливую жизнь. За человеческое существование. Вон французы до сих пор поют "Марсельезу": "Пусть нечистая кровь оросит наши борозды". А у нас есть подонки, которым не терпится выдать нечистую кровь за чистую. Смеются над "Интернационалом", под музыку которого хоронили их отцов и дедов. Разве это не самая низшая степень деградации?!
Вмешался Ромеру:
- Ничего страшного. Во Франции три раза была реставрация, пока все ни встало на места. Людям нужно время. Вот когда через пару годков спохватятся - поймут.
- Верно, поймут, - согласился Павел Михайлович.
Он налил рюмки:
- За революцию! За Великую Октябрьскую социалистическую революцию!
Выпили все. Даже Мальвина. Павел Михайлович не останавливался: