- Значение имеет - виновны вы или нет, - жестко сказал Сандмен. - Вы хотя бы сможете предстать перед вышним судом с чистой совестью, если признаетесь в содеянном.
Корде воззрился на Сандмена, словно тот сумасшедший:
- Я виноват, что многое о себе возомнил, но разве похоже, чтоб у меня хватило сил изнасиловать и убить женщину?
Нет, не похоже, вынужден был признать про себя Сандмен. Корде был невыразительной личностью, юношей слабым и худосочным. Он опять заплакал.
- Перестаньте скулить, ради бога! - прикрикнул на него Сандмен, но тут же попенял себе за вспыльчивость и пробормотал: - Простите.
Последнее слово остановило слезы, Корде поднял на капитана глаза, удивленно наморщил лоб и тихо произнес:
- Я не убивал.
- Что там произошло? - спросил Сандмен.
- Я ее писал. Графу Эйвбери захотелось иметь портрет жены, он заказал работу сэру Джорджу.
- Заказал сэру Джорджу, однако писали-то вы, - недоверчиво заметил Сандмен.
- Сэр Джордж пьет, - с осуждением сказал Корде, - начинает за завтраком и пьянствует до поздней ночи, у него от этого руки трясутся. Так и выходит: он пьет, а я пишу.
Сандмен задался вопросом, уж не впал ли он в легковерие, ибо все сказанное Корде звучало до глупости убедительно.
- Вы работали в мастерской сэра Джорджа? - спросил он.
- Нет, муж заказал портрет в спальне, поэтому я там и писал. Портрет в интимной обстановке, такие нынче в большой моде - все женщины хотят походить на Паулину Бонапарт работы Кановы.
- Что-то я вас не пойму, - нахмурился Сандмен.
- Канова сделал знаменитую скульптуру сестры императора, вот каждая европейская красавица и желает, чтобы ее изобразили в такой же позе. Женская фигура возлежит на кушетке со спинкой, в левой руке держит яблоко, правой подпирает голову. Фигура - полуобнаженная.
- Значит, графиня позировала вам раздетой?
- Нет. - Корде помялся, потом пожал плечами: - Она не должна была знать, что ее напишут обнаженной, поэтому на ней были ночная рубашка и пеньюар. Потом мы бы написали груди с натурщицы. Я только делал предварительные наброски - контуры и цвета. Рисовал углем на холсте и добавлял немного красок - цвет постельного покрывала, цвет обоев, кожи и волос ее светлости. Преизрядная была сука.
Последние слова разбудили в Сандмене надежду: именно так, со злобой, и положено отзываться убийце о своей жертве.
- Она вам не нравилась?
- Я ее презирал. - Корде сплюнул. - Шлюха чистейшей воды. Но то, что она мне не нравилась, еще не делает меня насильником и убийцей. Кроме того, вы же не думаете, будто женщина вроде графини Эйвбери позволит ученику живописца находиться с ней в комнате без свидетелей? Все время, пока я работал, при ней была горничная.
- Была горничная? - переспросил Сандмен.
- Конечно. Уродина по имени Мег.
- Мег, как я понимаю, выступала в суде?
- Мег исчезла, - безнадежно вздохнул Корде. - Когда дошло до суда, ее не смогли найти, поэтому меня и ожидает петля. - Он съежился и опять разревелся.
Сандмен уперся взглядом в плиты пола.
- Где дом?
- На Маунт-стрит, - ответил юноша сквозь рыдания.
От слез Корде Сандмену стало неловко, однако теперь он был по-настоящему заинтригован и продолжил расспросы:
- Вы признаете, что находились в доме графини в день убийства?
- Я там был перед самым убийством. Там есть черная лестница для прислуги, и кто-то постучал в дверь. Особым стуком, условным. Мег свела меня по парадной лестнице и выставила за дверь. Пришлось все там оставить - краски, холст, все-все, вот констебли и решили, что это моих рук дело. Не прошло и часа, как меня забрали из мастерской сэра Джорджа.
- Где она расположена?
- На Саквил-стрит. Над лавкой ювелира Грея. - Корде поднял на Сандмена покрасневшие глаза: - Что вы теперь будете делать?
Сандмен и сам не знал. Он рассчитывал услышать признание, вернуться в "Золотой сноп" и написать для министра отчет. Теперь же он пребывал в замешательстве.
- Буду вызнавать, - резко ответил он и вдруг понял, что больше не в силах выносить смрад, слезы, страдания, повернулся и сбежал по лестнице. Очутившись наконец в Давильном дворе, где воздух был чуть свежее, он на миг испугался, что надзиратель не выпустит его в коридор, но его, разумеется, выпустили.
Привратник открыл шкаф и достал часы Сандмена - брегет в золотом корпусе, подарок Элинор. Он пробовал было вернуть ей часы вместе с письмами, но она наотрез отказалась их взять.
- Нашли, кого искали, сэр? - поинтересовался привратник.
- Нашел.
- И он, понятное дело, наплел вам с три короба, - хихикнул привратник. - Но узнать, когда злодей врет, легче легкого, сэр.
- Был бы рад услышать, как именно.
- Коли разговаривает, значит, непременно врет.
Привратник зашелся смехом в восторге от своей шутки, а Сандмен спустился по ступенькам на Олд-Бейли.
Он щелкнул крышкой брегета: время только перевалило за половину третьего. На внутренней стороне крышки Элинор велела выгравировать: "Райдеру in aeternam", и это явно вероломное обещание отнюдь не улучшило его настроения.
Сунув брегет в кармашек для часов, Сандмен пошел на север. Его раздирали противоречивые чувства. Суд посчитал Корде виновным, однако же слова юноши звучали правдоподобно. Привратник, разумеется, прав, в Ньюгейте каждый узник свято верит в свою невиновность, но Сандмен не был такой уж простак. Он блестяще командовал ротой и полагал, что способен разобраться, когда ему лгут, а когда говорят правду.
Он решил, что ему нужен совет. И отправился за ним туда, где играли в крикет.
Глава 3
Когда Сандмен подошел к Артиллерийскому полю, часы в Сити как раз пробили три. Стоял шум, значит, народу собралось много и матч был интересный. Сборщик платы в воротах махнул Сандмену, чтобы тот проходил:
- С вас, капитан, я шестипенсовик не возьму.
- А надо бы, Джо.
- Ага, а вам надо бы играть, капитан. Давненько не видали мы вашей биты.
- Лучшие годы мои уже позади, Джо.
- Позади, старина? Ваши лучшие годы? Да вам еще и тридцати не стукнуло. Давайте-ка проходите.
Команда маркиза Канфилда выступала против сборной Англии, и один из его игроков только что упустил легкий мяч. Сандмен взглянул на доску - сборная, находясь во втором периоде, обгоняла противника всего на шестьдесят пробежек и все еще имела в игре четырех игроков из одиннадцати.
Он не спеша прошел мимо экипажей, выстроившихся вдоль линии игрового поля. Седовласый маркиз Канфилд, устроившийся в ландо с подзорной трубой, холодно кивнул Сандмену и отвернулся с подчеркнутым безразличием. Еще год назад, до того как отец Сандмена навлек на себя позор, маркиз бы поздоровался с капитаном, но теперь фамилия Сандменов была смешана с грязью. Тут из другого открытого экипажа послышалось:
- Райдер! Давай сюда! Райдер!
Голос принадлежал высокому молодому человеку с растрепанной шевелюрой, долговязому, длинноносому и очень костлявому. На нем было потертое черное платье, он курил глиняную трубку, усыпая пеплом фрак и жилет. Его рыжие волосы, висевшие длинными прядями вдоль щек и окаймлявшие воротник ярким кольцом, явно нуждались в стрижке.
- Опусти ступеньки, - подсказал он Сандмену, - и забирайся. Как поживаешь, старина? Жаль, что не играешь сегодня. К тому же у тебя бледный вид. Ты ешь, как надо?
- Я-то ем, а вот ты?
- Господь хранит меня в своей неизреченной мудрости. - Преподобный лорд Александр Плейделл откинулся на спинку сиденья. - Вижу, батюшка не захотел тебя замечать.
- Он мне кивнул.
- Какое великодушие! Это правда, что ты играл за команду сэра Джона Харта?
- Играл и проиграл, - с горечью ответил Сандмен. - Их всех подкупили.
- Райдер, дорогой мой, я же тебя предупреждал насчет сэра Джона! Пригласил тебя играть только затем, чтобы все подумали - его команда не продается. Чаю не выпьешь? Конечно, выпьешь. Хьюз, милейший, куда вы подевались?
Слуга лорда Александра подошел к экипажу:
- Вы меня звали, милорд?
- Хьюз, я думаю, мы отважимся взять в палатке у миссис Хиллмен чайник чая и торт. Вы не против? - Его светлость сунул деньги в руку слуге. - Нет, у тебя и вправду бледный вид, Райдер, тебе нездоровится?
- Тюремная лихорадка.
- Не может быть! - ужаснулся лорд Александр. - Тюремная лихорадка? Да сядь ты, ради бога.
Сандмен опустился на сиденье напротив друга. Они подружились еще в школе, где Сандмен защищал лорда Александра от задир, которые считали, что хромота его светлости - хороший повод для издевательств. По окончании школы Сандмен купил патент пехотного офицера, а лорд Александр, младший сын маркиза Канфилда, поступил в Оксфорд, где получил степень бакалавра с отличием первого класса по двум дисциплинам.
- Только не говори, что сидел в тюрьме, - поддел друга лорд Александр.
Сандмен улыбнулся и рассказал о вылазке в Ньюгейт. Лорд Александр все время его прерывал, громко выражая по ходу матча восторг или негодование, чему не могло помешать даже поглощение торта. Обдумав рассказ Сандмена, он изрек:
- Должен сказать, что, на мой взгляд, виновность Корде в высшей степени маловероятна.
- Но его же судили.
- Райдер, мой дорогой! Ты хоть раз бывал на процессе в Олд-Бейли? Конечно, не бывал. Каждый тамошний судья из недели в неделю слушает по пять дел в день. Какой уж там суд, несчастных приводят на судебное заседание, а там глушат приговором и отправляют восвояси уже в кандалах.
- Но их же наверняка защищают?
- Где ты найдешь адвоката, который возьмется защищать нищего парня, обвиненного в краже овцы?
- Корде не нищий.
- Но и не богач. Хороший удар, Бадд, хороший удар! Теперь бегите во всю прыть! - Его светлость поднес трубку ко рту. - Вся система, - произнес он между затяжками, - насквозь порочна. Приговаривают к виселице добрую сотню, а казнят всего дюжину, остальным приговор смягчают. Как добиться смягчения? Да проще простого, пусть сквайр, или священник, или его светлость подпишет прошение. Общество, то есть достойные люди вроде нас с тобой, изобрело способ держать под контролем простолюдинов, поставив их в зависимость от нашего милосердия. Сперва приговариваем их к смерти, потом даруем жизнь и за это ждем от них благодарности. Благодарности!
Лорд Александр не на шутку увлекся, сплетал и расплетал тонкие пальцы. Ему в голову пришла удачная мысль.
- Вот что, Райдер, мы с тобой сходим поглядеть на казнь.
- Нет!
- Это твой долг, мой милый. Раз уж ты стал чиновником государства-тирана, тебе следует знать, как по-скотски оно обходится с невинными душами. Напишу смотрителю Ньюгейта и попрошу, чтобы нам устроили приглашение на ближайшую казнь. Ага, заменили боулера. Кстати, в субботу я видел Элинор, - заявил лорд Александр с присущей ему бестактностью.
- Полагаю, она пребывала в хорошем самочувствии?
- Наверняка, хотя, боюсь, я забыл осведомиться. Впрочем, выглядела она прекрасно. Да, помнится, она спрашивала про тебя.
- Вот как?
- Я ответил, что ты наверняка в прекрасной форме. Мы столкнулись в Египетском зале. Элинор просила что-то тебе передать.
- Вот как? - У Сандмена дрогнуло сердце. - Что именно?
- Что именно? - Лорд Александр наморщил лоб. - Я забыл, Райдер, начисто забыл. Но графиня Эйвбери!
- А что ее светлость? - спросил Сандмен. Он знал, что пытаться заставить друга припомнить - безнадежное дело.
- Ее светлость! Ха-ха! Просто шлюха, - сказал лорд Александр, но вспомнил о своем духовном сане: - Несчастная женщина. Если кто и желал ее смерти, так, по-моему, муж. Бедняга, ему, верно, тяжело носить такие рога.
- Думаешь, ее убил граф?
- Они жили раздельно, Райдер, это ли не доказательство?
- Раздельно? - удивился Сандмен, поскольку готов был поклясться: он собственными ушами слышал от Корде, что портрет графини заказал муж. Но с какой стати ему это делать, если они живут раздельно? - Ты уверен?
- Знаю из самых что ни на есть первых рук. Кристофер, сын и наследник графа, - мой приятель. Мы в одно время учились в Оксфорде. Затем он отправился в Сорбонну. Убитая, естественно, была ему мачехой.
- Он с тобой про нее говорил?
- В этой семейке любовью и не пахло. Отец презирает сына и ненавидит жену, жене мерзок муж, а сын не терпит обоих. Должен заметить, что на примере графа и графини Эйвбери можно было бы защитить диссертацию о превратностях семейной жизни. О, отличный удар! Быстрей, быстрей!
- Корде утверждает, что портрет заказал граф, - сказал Сандмен. - Зачем ему это делать, если они живут раздельно?
- Об этом лучше спросить его самого, - ответил лорд Александр, - но мне лично кажется, что Эйвбери, хотя и ревновал, был по-прежнему увлечен ею. Она была известной красавицей, а он известный дурак. Кстати, я сомневаюсь, что смертельный удар нанес сам муж. Даже у Эйвбери хватило бы мозгов нанять кого-нибудь для этой грязной работы.
- Сын все еще в Париже?
- Нет, вернулся, мы с ним время от времени видимся.
- Ты бы мог меня с ним познакомить?
- С сыном? Изволь.
Матч закончился в самом начале девятого: команда маркиза с треском проиграла. Ее поражение обрадовало лорда Александра, а Сандмена навело на мысли о подкупе, который в очередной раз испортил игру. Но доказать этого он не мог, и лорд Александр посмеялся над его подозрениями.
- Ты все еще снимаешь комнату в "Золотом снопе"? Ты знаешь, что эту таверну облюбовало ворье?
- Знаю, - признался Сандмен.
- Может, мы там поужинаем? Я бы познал первозданный цвет. Хьюз! Скажите, чтоб привели лошадей, и передайте Уильямсу, что мы поедем на Друри-лейн.
Словом "цвет" на воровском жаргоне именовались и преступный мир, и сам жаргон. В этом мире не говорили "украсть кошелек", но только: "срезать монету", или "слепить гоманок", или "сдернуть лопатник". Тюрьма была "стойлом" или "тюрягой", а Ньюгейт - "Королевским подворьем". Воры были "люди порядочные", а их жертвы - "лопухи".
В "Золотом снопе" лорда Александра посчитали лопухом, правда веселым. Он учился "цвету" и расплачивался за новые слова элем и джином. Покинул заведение он уже за полночь. В этот миг как раз появилась Салли Гуд с братом под ручку и прошла мимо лорда Александра, который стоял у экипажа, с трудом сохраняя вертикальное положение. Он проводил Салли взглядом, разинув рот, и громко заявил:
- Райдер, я влюбился.
Салли оглянулась и наградила его ослепительной улыбкой.
Лорд Александр не спускал с Салли глаз, пока та не нырнула в двери "Золотого снопа".
Он был так пьян, что не держался на ногах, однако Сандмен, Хьюз и кучер ухитрились затолкать его светлость в экипаж, и тот с грохотом укатил.
Наутро шел дождь. У Сандмена болела голова, он заварил себе чаю в задней комнате, где жильцам разрешали кипятить воду. Влетела Салли, зачерпнула кружку воды и ухмыльнулась:
- Я слышала, вы вчера знатно погуляли.
- Доброе утро, мисс Гуд, - простонал Сандмен.
Салли рассмеялась и спросила:
- Что это за хромоножка был с вами?
- Мой друг, преподобный лорд Александр Плейделл.
Салли во все глаза уставилась на Сандмена:
- Он сказал, что влюбился в меня.
- Уверен, и на трезвую голову он будет любить вас не меньше, мисс Гуд.
Она рассмеялась, польщенная галантностью Сандмена.
- Он и вправду преподобный? Одет-то он вовсе не как священник.
- Его рукоположили в духовный сан сразу по окончании Оксфорда, - объяснил Сандмен, - но служить ему не пришлось. Он не нуждается ни в приходе, ни в иной работе, поскольку довольно богат.
- Он женат? - озорно улыбнулась Салли.
- Нет, - ответил Сандмен, но не стал добавлять, что лорд Александр то и дело влюбляется в хорошеньких продавщиц, которые попадаются ему на глаза.
- Ну, поддатый пастор еще не так страшно, мог ведь влюбиться кто и похуже, - заметила Салли и вскрикнула - часы пробили девять: - Господи всемогущий, опаздываю.
С этими словами она убежала.
Сандмен натянул пальто и отправился на Маунт-стрит. Он решил начать с пропавшей служанки. Если таковая существовала в природе, она могла подтвердить или опровергнуть рассказ художника. По дороге к дому убитой он вымок до нитки.
Найти особняк графа Эйвбери труда не составило: даже в эту отвратительную погоду торговка новостями, скорчившись под куском парусины чуть ли не на ступенях проклятого дома, пыталась всучить прохожим свой товар - листы газетной бумаги с печатным текстом на одной стороне.
- История убийства, сэр, - встретила она Сандмена, - всего за пенни.
- Одну штуку.
Она извлекла лист из парусиновой сумки. Сандмен поднялся по ступеням и постучал в парадную дверь.
- Там никого нету, - сообщила торговка.
- Это дом графа Эйвбери? - спросил Сандмен.
- Ага, сэр, он самый.
Тут в соседнем доме отворилась парадная дверь, и на крыльцо вышла женщина средних лет.
- Мадам! - окликнул ее Сандмен.
- Да, сэр.
Простенькое платье женщины выдавало в ней прислугу.
- Прошу прощения, мадам, - произнес Сандмен, снимая шляпу, - но виконт Сидмут поручил мне расследовать прискорбные события, случившиеся в этом доме. Верно ли, что тут служила горничная по имени Мег?
- Верно, сэр, служила, - кивнула женщина.
- Вы не знаете, где она сейчас?
- Они уехали, сэр. По-моему, за город, сэр. - Она сделала реверанс, явно надеясь, что Сандмен после этого удалится.
- За город?
- Все уехали, сэр. У графа, сэр, поместье за городом, сэр, рядом с Мальборо, сэр.
Сандмен задал ей еще два или три вопроса, но, поняв, что ничего сверх услышанного он на Маунт-стрит не узнает, ушел.
Как бы ни поносил лорд Александр британское правосудие, Сандмен не мог осудить последнее с той же легкостью. Он десять лет воевал за свою страну, и сама мысль о том, что свободнорожденному англичанину может быть отказано в справедливом суде, была для него неприемлема. Но Мег, безусловно, существовала, что отчасти подтверждало слова Корде и подрывало веру Сандмена в британскую Фемиду.
Огибая с востока Берлингтон-Гарденз, он свернул на Саквил-стрит. Под тентом ювелирной лавки Грея укрывались от дождя несколько человек. Фамилия ювелира кое о чем напомнила Сандмену.
Корде говорил, что в этом доме находится мастерская сэра Джорджа Филлипса. Сандмен остановился, посмотрел на окна над тентом, но ничего не увидел. Он отступил на мостовую и заметил сбоку от входа в лавку дверь, снабженную дверным молотком. Он им воспользовался и громко постучал.
Ему открыл чернокожий мальчик-слуга лет тринадцати или четырнадцати в парике и потертой ливрее.
- Это мастерская сэра Джорджа Филлипса? - спросил Сандмен.
- Если вам не назначено, - сказал мальчик, - значит, вас и не ждут.
- У меня назначение от самого виконта Сидмута.
- Кто там, Сэмми? - послышался сверху раскатистый голос.
- Говорит, от виконта Сидмута.
- Так проведи его наверх! Проведи! Мы не гнушаемся писать политиков, просто берем с шельмецов больше денег.
- Принять пальто, сэр? - спросил Сэмми, небрежно кланяясь.
- Не надо.