Патта закрыл глаза, и Брунетти задался вопросом, сколько же времени его начальник, должно быть, провел, размышляя об этом случае, вспоминая события из жизни своего сына.
- В дискотеке. Заведение называется "Луксор", - наконец выговорил Патта.
Короткое "ох" сорвалось с губ Брунетти, и Патта открыл глаза:
- Что?
Брунетти объяснил:
- Когда-то я знавал человека, который имел к ней отношение.
Возникшая было надежда исчезла, и Патта потерял к этому интерес.
- Вы звонили адвокату, синьор? - спросил Брунетти.
- Да. Донатини.
Брунетти скрыл свое удивление за коротким кивком: адвокат, которого нанимали главным образом для защиты обвиняемых, связанных с мафией, будет оказывать юридическую помощь сыну вице-квесторе Патты!
- Хотел бы вас просить, комиссар…
Тут Патта замолчал, обдумывая, как ему лучше выразиться.
- Не стоит даже говорить об этом, синьор, - заверил его Брунетти. - Разумеется, я буду молчать.
Как бы он ни относился к тому, что делал Патта, он не хотел ставить начальника в неловкое положение, выслушивая просьбу никому не проговориться об их разговоре.
Патта немного успокоился, поднялся, проследовал вместе с Брунетти до двери и открыл ее перед ним. Он не предложил руки, однако произнес короткое "спасибо" и закрыл дверь.
Брунетти увидел, что синьорина Элеттра все еще сидит на своем рабочем месте, хотя вместо папок и бумаг у нее на столе лежало нечто объемное и глянцевое. Подойдя поближе, он обнаружил, что она изучает весенний выпуск журнала "Вог".
- Его сын? - спросила она, отрывая взгляд от журнала.
Вопрос был задан неожиданно, и Брунетти не нашелся что ответить и пошутил:
- Вы установили в кабинете начальника подслушивающее устройство? - И тут же подумал, а не сболтнул ли он лишнего.
- Нет. Сегодня утром ему позвонил молодой человек, он был очень взволнован, потом позвонил кто-то из полиции Джезоло. И когда вице-квесторе поговорил с ними, то попросил меня найти номер телефона Донатини.
Брунетти не в первый раз задумался о том, не предложить ли синьорине Элеттре бросить секретарскую работу и присоединиться к полицейскому корпусу - стать профессиональным детективом. Но он понимал, что она скорее умрет, чем наденет форму.
- Вы знаете его? - поинтересовался Брунетти.
- Кого - Донатини или молодого человека?
- И того и другого.
- Я знаю их обоих, - сказала она. И решительно заключила: - Оба они - дерьмо, но Донатини лучше одевается.
- Он вам что-нибудь объяснил? - кивнул Брунетти в сторону кабинета начальника.
- Нет, - равнодушно отозвалась первая красавица квестуры. - Но если бы мальчишка кого-нибудь изнасиловал, то это попало бы во все сегодняшние газеты. Поэтому предполагаю, что он запалился с наркотиками. Донатини должен будет все уладить.
- Вы думаете, он способен на изнасилование?
- Кто, Роберто?
- Да.
Она задумалась на мгновение и затем произнесла:
- Нет, мне кажется, нет. Он высокомерный, с большим самомнением, но не совсем уж испорченный.
Что-то заставило Брунетти спросить:
- А Донатини?
Тут синьора Элеттра без колебаний ответила:
- Этот способен на все.
Она разглядывала фотографии весенних моделей, лениво переворачивая страницы.
- Я и не знал, что вы знакомы с ним.
- Да, знакома.
И она перевернула очередную страницу.
- Он попросил меня помочь ему.
- Вице-квесторе?
Она удивленно подняла глаза.
- Да.
- И вы возьметесь за это?
- Если смогу, - ответил Брунетти.
Она внимательно посмотрела на него, затем вновь занялась журналом.
- Не думаю, что серый цвет долго будет в моде, - задумчиво произнесла она. - Мы все уже устали от него.
Синьорина Элеттра была одета в шелковую блузку персикового цвета и модный черный жакет с высоким воротом, элегантность которого способен был оценить даже неискушенный глаз комиссара Брунетти.
- Наверно, вы правы. - И он, пожелав ей хорошего вечера, вернулся в свой кабинет.
10
Ему пришлось позвонить в справочную, чтобы узнать телефон "Луксора", но, когда он набрал номер дискотеки, человек на другом конце провода сообщил ему, что синьора Берточчо здесь нет, и наотрез отказался дать номер его домашнего телефона. Брунетти не сказал, что он из полиции, еще раз позвонил в справочную, и ему без всяких проволочек назвали телефон квартиры Луки.
- Самовлюбленный дурак, - пробормотал Брунетти в адрес недоверчивого собеседника, набирая номер.
После третьего гудка низкий голос с хрипотцой произнес:
- Берточчо.
- Ciao, Лука, это Гвидо Брунетти. Как жизнь?
Официальный тон тут же сменился на дружеский.
- Чао, Гвидо! Прекрасно. От тебя целую вечность не было вестей. Как ты, как Паола, дети?
- Все отлично.
- Наконец-то ты решил принять мое предложение и прийти потанцевать до упаду?
Брунетти посмеялся над этой шуткой, которой был уже добрый десяток лет:
- Боюсь, что снова буду вынужден разочаровать тебя, Лука. Кому как не тебе знать, как сильно я мечтаю протанцевать до рассвета в компании таких же молодых людей, как мои собственные дети! Потому-то Паола и отказывается меня отпускать.
- Опасается сигаретного дыма? - предположил Лука. - Думает, что это плохо скажется на твоем здоровье?
- Скорее она опасается грома музыки. Боится, что у меня голова лопнет.
- Наверное, она права. - И, поскольку шутка исчерпала себя, Лука спросил: - Так почему ты звонишь? Насчет того парня, которого арестовали?
- Именно, - ответил Брунетти, нисколько не удивившись осведомленности Луки.
- Он сын твоего босса, так ведь?
- Да ты, похоже, все знаешь.
- Человек, в ведении которого находится пять дискотек, три гостиницы и шесть баров, должен знать все, особенно о людях, которых арестовывают в каком-нибудь из этих мест.
- Что ты еще о нем знаешь?
- Только то, что рассказали мне полицейские.
- Какие полицейские? Которые его арестовали или те, что работают на тебя?
Пауза, последовавшая за этим вопросом, дала понять Брунетти не только то, что он зашел слишком далеко, но и то, что, хотя Лука его давний друг, он всегда будет относиться к Брунетти как к полицейскому.
- Я не знаю, как ответить на этот вопрос, Гвидо, - произнес наконец Лука. Его речь прервал приступ кашля, который бывает у заядлого курильщика.
Берточчо кашлял довольно долго, Брунетти ждал, когда приступ пройдет, после чего сказал:
- Извини, Лука. Это была плохая шутка.
- Ничего страшного, Гвидо. Поверь мне, всякий, чья работа связана с людьми, нуждается в помощи со стороны полиции. И они в свою очередь рады получить любую возможную помощь от меня.
Брунетти, думая о маленьких пакетиках, осторожно передаваемых из рук в руки на разных молодежных тусовках города, спросил:
- И чем ты можешь им помочь, Лука?
- Тем, что держу на парковках дискотек частных охранников.
- Для чего? - Брунетти представились грабители и их жертвы - беспечные подростки, которые шатаются по дискотекам до трех утра.
- Чтобы забирать у молодых болванов ключи от машин, - последовал неожиданный ответ.
- И никто не жалуется?
- А кто должен жаловаться? Их родители? На то, что я не даю им уехать в стельку пьяными или выбиваю из их мозгов наркотики? Или полиция, потому что я делаю все возможное, чтобы они не врезались в деревья по краям автострады? Копы страшно довольны, что их не будят в три ночи для идентификации тел, которые надо вырезать из автомобилей. Можешь мне поверить, полиция рада оказать мне любую посильную помощь. - Он сделал паузу, и Брунетти услышал резкий звук чиркающей спички - Лука прикурил сигарету и сделал первую глубокую затяжку. - Так что ты хочешь, чтобы я сделал, - замял это дело?
- А ты мог бы?
Брунетти чуть ли не увидел воочию, как Лука пожимает плечами.
- Я не готов ответить на этот вопрос, пока не пойму, хочешь ты, чтобы я помог тебе, или нет.
- Помощь мне нужна, но не для того, чтобы замять дело, - в смысле вообще закрыть его. Я бы хотел, чтобы ты пока не сливал информацию газетам, если это возможно.
Лука некоторое время раздумывал.
- Я трачу огромные деньги на рекламу… - помолчав, произнес он.
- Это понимать как "да"?
Лука громко рассмеялся и смеялся так долго, что смех перешел в приступ кашля. Отдышавшись, Лука проговорил не без некоторого восхищения в голосе:
- Ты всегда стремишься к полной ясности, Гвидо. Уж и не знаю, как Паола выносит тебя.
- Мне так легче живется.
- Как полицейскому?
- Нет, как обычному человеку.
- Ну что ж. Тогда понимай это как "да". Я могу попридержать и не давать материал в местные газеты, а крупные издания вряд ли заинтересуются этой информацией.
- Патта - вице-квесторе Венеции, - возразил Брунетти в порыве патриотической гордыни.
- А для парней из Рима он - мелкая сошка, - охладил его пыл Лука.
Брунетти обдумал его слова:
- Полагаю, ты прав. - И быстро сменил тему разговора. - Что полицейские говорят о парнишке?
- Они взяли его в полубессознательном состоянии. Его отпечатки пальцев были на всех маленьких пакетиках.
- Ему уже предъявили обвинение?
- Нет. По крайней мере, мне так кажется.
- Чего они ждут?
- Хотят, чтобы он сказал им, от кого получил таблетки.
- А разве они не знают?
- Конечно знают. Но знать - не значит доказать, и я уверен, что ты в состоянии это понять.
Последнее замечание было произнесено не без иронии.
Брунетти порой казалось, что Италия - это страна, где все знают всё и всех, вот только рот открывать никто не хочет. У себя в гостиной любой итальянец в состоянии со знанием дела и подробностей прокомментировать тайные действия политиков, главарей мафии, кинозвезд. Но в ситуации, когда эти комментарии могли бы иметь юридические последствия, Италия превращается в государство немых.
- Лука, а ты-то знаешь, кто дал мальчику наркотик? - спросил Брунетти. - Ты мог бы назвать его имя?
- Мог бы, но не стану. Это никак не поможет. Над этим парнем есть кто-то еще, а над тем - еще. - Брунетти услышал, как он прикуривает следующую сигарету.
- Как ты думаешь, мальчик расколется?
- Будет молчать, если ему дорога жизнь, - ответил Лука и тут же прибавил: - Это, конечно, преувеличение. Скажем так: если не хочет, чтобы его серьезно покалечили.
- Даже в Джезоло? - спросил Брунетти. Неужели преступность из больших городов добралась уже и до этого сонного городка на Адриатике?
- Особенно в Джезоло, Гвидо.
- Так что будет с парнишкой дальше? - спросил Брунетти.
- Ты лучше меня должен знать ответ на этот вопрос, - сказал Лука. - Если это первое правонарушение, его пожурят и отпустят.
- Он уже дома.
- Мне это известно. Я говорю абстрактно. И тот факт, что его отец - полицейский, не навредит.
- Не навредит, если история не попадет в газеты.
- Я обещал тебе. На этот счет можешь быть уверен.
- Надеюсь, - отозвался Брунетти.
Поскольку тема была исчерпана, после затянувшейся паузы Брунетти осведомился:
- А что у тебя? Как ты сам, Лука?
Лука откашлялся, и от этих хрипов Брунетти стало не по себе.
- Все так же, - выговорил он наконец и снова стал кашлять.
- А как Мария?
- Эта корова? - рассердился Лука. - Все, что ей надо, - это мои деньги. Ее счастье, что я позволяю ей оставаться в доме.
- Лука, она мать твоих детей! - пробормотал Брунетти, чувствуя, что Берточчо еле сдерживается, чтобы не обрушить на него свой гнев. И он прав: зачем было лезть в его личную жизнь?
- Гвидо, я не буду с тобой это обсуждать.
- Прости, Лука. Ты знаешь, я говорю это только потому, что вы мне не чужие.
- И я это знаю, но все меняется. - Они помолчали, а когда Лука снова заговорил, голос его звучал отчужденно. - Я вообще не хочу говорить об этом, Гвидо.
- Понимаю, - согласился Брунетти. - Извини, что не звонил так долго.
Памятуя о дружбе, которая продолжалась много лет, Лука вежливо отозвался:
- Но ведь и я не звонил.
- Это неважно.
- Да, это неважно, - добродушно, со смехом согласился Лука, и смех перешел в приступ кашля.
Переждав приступ, приободренный Брунетти спросил:
- Если ты узнаешь еще что-нибудь, сообщишь мне?
- Конечно, - пообещал Лука, явно собираясь положить трубку.
И тогда Брунетти решился на последний вопрос:
- Лука, ты сказал, что знаешь и того, от кого мальчик получил наркотики, и тех, кто повыше?
В голосе Луки снова появилась настороженность:
- Что ты имеешь в виду?
- Занимаются ли они… - Брунетти был не вполне уверен, как назвать то, чем они занимаются. - Занимаются ли они этим бизнесом в Венеции?
- Ох, - вздохнул Лука. - Насколько я понимаю, в Венеции им негде развернуться. Население слишком старое, а молодежь, если нужно, едет на материк.
Безусловно, это было эгоистическое чувство, но Брунетти обрадовался услышанному. Да и любой человек, у которого двое детей-подростков, независимо от того, насколько он уверен в их сознательности и предпочтениях, будет рад узнать, что в городе, в котором они живут, в обороте не так уж много наркотиков.
Интуиция подсказала Брунетти, что больше никакой информации он от Луки не получит. Да и знание имен людей, которые продают наркотики, ничего не изменит.
- Спасибо, Лука. Береги себя.
- Ты тоже, Гвидо.
Вечером, после того как дети пошли спать, он рассказал Паоле об этом разговоре и о вспышке гнева Луки при упоминании имени его жены.
- Я знаю, тебе он никогда не нравился, - констатировал Брунетти, словно извиняясь за поведение Луки.
- Что ты хочешь этим сказать? - спросила Паола.
Они сидели на противоположных концах дивана и отложили свои книги, когда Гвидо начал разговор. Брунетти долго думал над ее вопросом:
- Мне кажется, что ты на стороне Марии и сочувствуешь скорее ей, чем Луке.
- Но Лука прав, - сказала Паола. - Она корова.
- А я думал, она тебе нравится.
- Она мне действительно нравится, - уверила Паола. - Однако это не мешает мне согласиться с Лукой, когда он говорит, что она корова. Но виноват в этом он сам. Когда они поженились, она была стоматологом, а он потребовал, чтобы она оставила работу. И потом, после рождения Паоло, Лука сказал, что зарабатывает достаточно денег, чтобы достойно содержать семью.
- И поэтому, - перебил Брунетти, - он несет ответственность за то, что она превратилась в корову?
- Да! - Паола, вспомнив старые обиды, нанесенные подруге, говорила теперь жестко и отрывисто. - Это он перетащил семью в Джезоло, потому что так ему было удобнее следить за клубами. И Марии пришлось поехать.
- Никто не приставлял к ее голове пистолет, Паола.
- Конечно, никто не приставлял. Но она была влюблена. - Она заметила его недовольство и поправилась: - Хорошо, они были влюблены, поэтому она уехала из Венеции в захолустный курортный городок и стала домохозяйкой и матерью.
- Это не так уж плохо, Паола.
Несмотря на его гневный взгляд, она осталась при своем мнении:
- Я знаю, что это не плохо. Но она бросила профессию, которую любила и в которой преуспела, и заперла себя в четырех стенах, чтобы воспитывать детей и заботиться о муже, который слишком много пил, курил и волочился за каждой юбкой.
Брунетти по опыту знал, что в такой ситуации лучше не подливать масла в огонь. Он молча ждал продолжения обличительной речи.
- И вот теперь, после того как прошло больше двадцати лет, она превратилась в корову. Она толстая и скучная, и, кажется, все, о чем она способна говорить, это ее дети или ее стряпня. - Паола горячилась, однако Брунетти по-прежнему хранил молчание. - Сколько времени прошло с тех пор, как мы с ними виделись? Два года? Помнишь, как скучно нам было? Она все суетилась, спрашивая, не хотим ли мы добавки, или демонстрируя фотографии их совершенно ничем не выдающихся детей?
Брунетти вспомнил: вечер действительно был тягостный. Одна Мария, казалось, не замечала, насколько ее поведение раздражает окружающих. Брунетти осторожно спросил жену:
- Разве это не веский аргумент в пользу того, что виноват не только Лука?
Паола откинула голову на спинку дивана и громко рассмеялась:
- Нет! Ты меня не поймаешь! А если говорить серьезно, уверена, даже мой тон выдает, как мало я испытываю к ней симпатии. - Она взглянула на мужа, ожидая реакции на свое признание. - Существует множество вещей, которыми она могла бы заняться, но не захотела. Она не стала приглашать няньку, а ведь могла работать хотя бы неполный день. Отказалась от членства в стоматологической ассоциации и, постепенно теряя интерес ко всему, что не имело отношения к ее мальчикам, растолстела как корова!
Брунетти понял, что жена высказала все, что лежало у нее на сердце, и в ответ заметил:
- Уж не знаю, как ты к этому отнесешься, но твои высказывания подозрительно напоминают аргументы, которые я слышал от многих неверных мужей.
- Аргументы, оправдывающие их неверность?
- Да.
- К этим аргументам стоит прислушаться. - В ее голосе чувствовалась непреклонность, но не раздражение. - Жизнь предлагала Марии несколько вариантов, и все могло быть совсем по-другому, но она сделала свой выбор. И никто, как ты справедливо выразился, не приставлял к ее голове пистолет.
- Мне ее жалко, - признался Брунетти, - и Луку тоже.
Паола, положив голову на спинку дивана, закрыла глаза и сказала:
- Мне тоже их жаль. Ты доволен, что я по-прежнему работаю?
Он немного подумал, как лучше ответить:
- Не особенно, но я просто счастлив, что ты не растолстела.
11
На следующий день Патта в квестуре не появился. Он, правда, позвонил синьорине Элеттре и сообщил то, что было уже и так очевидно: его весь день не будет. Синьорина Элеттра не стала задавать вопросов, перезвонила Брунетти и поспешила обрадовать: вице-квесторе нет, квесторе в отпуске в Ирландии, так что он, Брунетти, сейчас главный начальник.
В девять часов позвонил Вьянелло и сказал, что он получил в больнице ключи Росси и осматривает его квартиру. Ничего особенного не обнаружено, а из документов - лишь счета и платежки. Он нашел записную книжку с телефонами, и Пучетти всех обзвонил. Единственным родственником оказался дядя из Виченцы, который уже звонил в больницу и взял на себя хлопоты о похоронах. Вскоре после этого позвонил Боччезе, криминалист, и сообщил, что он отправил одного из своих помощников с бумажником Росси наверх, в кабинет Брунетти.
- Что нашли?
- Только отпечатки пальцев Росси и небольшое количество отпечатков, оставленных мальчиком, который нашел его.
Заинтригованный вероятностью существования еще одного свидетеля, Брунетти спросил:
- Каким мальчиком?
- Молодым офицером. Я не знаю его имени. Все они для меня дети.
- А, сержант Франчи.
- Ну, значит, Франчи, - равнодушно заметил Боччезе.
- Что-нибудь еще?
- Нет. Я не смотрел, что там внутри, только снял отпечатки.