- Интересная - да, причем во всех отношениях. Но она далеко не красавица. А вот Неизвестная - она и моложе, и хороша собой, и черты лица у нее абсолютно правильные. Настоящая русская красавица! Но почти любой мужчина отдаст пред- почтение Аде фон Кёнигзедлер. И знаете почему? Только потому, что она умеет пользоваться косметикой. - Апраксина торжественно подняла фотографию Ады фон Кёнигзедлер. - Это лицо, инспектор, - настоящая профессиональная работа, здесь видна рука большого мастера! Несомненно, исполнено сие произведение в каком-нибудь дорогом институте красоты. Гм… Впрочем, беру назад свои слова о том, что Ада Светлова не может быть агентом КГБ: в СССР хорошо подготовленных агентесс в особо секретных заведениях обучают искусству макияжа и искусству профессионального обольщения.
- Вы хотите сказать, что эта женщина может быть проституткой? Ну да, в Киеве она работала с иностранцами…
- Фи, инспектор! Не так примитивно, но гораздо серьезнее: не исключено, что Ада фон Кёнигзедлер - "ласточка".
- А это что еще за птица?
- Это такие птички, которых выращивают в вольерах КГБ специально для того, чтобы внедрять за границу в качестве жен или любовниц лиц, интересующих советскую разведку. Впрочем, мужчин тоже - их зовут "воронами". Одна такая "ласточка" залетела в постель знаменитого чилийского революционера Че, а потом погубила его в нужный для СССР момент. Большой успех выпал, было, на долю "ворона", сумевшего жениться на дочери самого богатого человека земли Онассиса.
Но "ворона" вскоре разоблачили, и Онассисы отделались от него, подарив на прощанье пароход. - По лицу графини скользнула легкая улыбка приятных воспоминаний, и Миллер предположил, что в разоблачении упомянутого "ворона" без Апраксиной не обошлось. - В начале своей карьеры "ласточки" часто работают переводчицами, гидами, служительницами в отелях для иностранцев. Может быть, отсюда и столь умелый макияж на лице этой "интересной дамы", как вы изволили заметить. В любом случае интерес она представляет, а потому давайте внимательней всмотримся в ее лицо. Морщин на нем, конечно, почти не заметно.
- Но вот я вижу у нее такие же морщинки над бровями, какие вы заметили на лице Неизвестной.
- О нет, инспектор, вы ошибаетесь! Тут совсем другое. У Неизвестной эти морщинки составляют прямой угол, а у Ады фон Кёнигзедлер - острый. Это не морщины тревоги: эти морщинки я называю "наконечником стрелы" - они свидетельствуют об агрессивной сосредоточенности: эта "интересная дама" явно что-то задумала и идет к своей цели упорно и неуклонно. И ничего другого морщины на ее лице нам не поведают, потому что больше их и нет. При встрече, возможно, прояснится что-нибудь еще: живая мимика выдает гораздо больше, чем статичная фотография. Но уже ясно, к какому женскому типу принадлежит сия особа. Это хищница и не мелкая. А теперь давайте-ка сравним грим обеих женщин. Обратите внимание, что, несмотря на общие пастельные тона макияжа Ады фон Кёнигзедлер, у нее наведен и румянец на щеки и подбородок, а губы обведены резкой каймой. У Неизвестной помада гораздо ярче, но губы обвести специальным карандашом она не удосужилась, и оттого рот ее кажется менее выразительным.
- Может быть, она просто кусала губы перед смертью и помада размазалась? - предположил Миллер.
- Браво, инспектор! И все-таки обведены они не были, а теперь все молодые женщины это делают. Золотисто-бежевая краска на ее веках совершенно не подходит к серо-голубым глазам, и ресницы накрашены черной краской, что вовсе не подходит ни к цвету глаз, ни к цвету теней на веках. Похоже, что она не особенно умеет краситься. Но главная улика - румянец, вернее его отсутствие. Вы только посмотрите, какой контраст составляет эта яркая губная помада с бледностью ее щек, лба и подбородка! Щеки получились похожими на два перевернутых блюдечка и делают лицо круглым и плоским, а ведь на самом деле оно имеет прекрасную овальную форму. Круглое лицо как раз у Ады фон Кёнигзедлер!
- Неужели? - инспектор очень удивился и снова пригляделся к фотографиям обеих женщин. - Действительно… Но первое впечатление совершенно обратное.
- Это так. Русские женщины не умеют пользоваться румянами и, выехав на Запад, не сразу этому научаются. Можно предположить, что Неизвестная приехала из России недавно и что там она принадлежала не к тому кругу женщин, которых специально обучают пользоваться косметикой. То есть она не актриса, она не из "новых русских" и уж тем более не "ласточка". И еще одно: в Мюнхене у нее не нашлось подруги, которая научила бы ее правильно накладывать макияж, что снимает подозрения с Ады фон Кёнигзедлер. Или же подруга находила удовольствие, наблюдая промахи Неизвестной по части макияжа, - что как раз наводит на подозрения в адрес Ады фон Кёнигзедлер.
Инспектор понимающе кивнул.
- А теперь, - продолжала Апраксина, - обратите внимание на серьги покойной: это пластмасса и сталь - либо дурной вкус и дешевка, либо последний писк моды. Да-да, законодатели мод заставляют и самых богатых женщин носить пластмассу и сталь: знаменитая мадам Шанель, поднявшаяся из низов, получала особенное удовольствие, вынуждая аристократок носить искусственные жемчуга. А вот на шее у Неизвестной изумительное украшение, похожее на роскошный ошейник: это серебряная чеканка с бирюзой, явный Восток. Женщина со вкусом не надела бы на себя два столь разностильных украшения.
Инспектор встрепенулся.
- Хотите взглянуть на этот ошейник, графиня? Он у меня с собой. - Миллер извлек из портфеля коричневый бумажный пакет и протянул его Апраксиной. Она наклонила пакет, и на стол с резким звоном выпали две половинки серебряного обруча.
- Почему он распилен надвое?
- Обруч оказался несъемным, пришлось его распилить.
- Любопытно: так он был запаян прямо на шее Неизвестной? Татарщина какая-то!
- Вы ставите под сомнение ее русское происхождение?
- Отнюдь. Хотя одна старая грымза вроде меня как-то сострила: "Поскреби русского и найдешь татарина".
- Может быть, Неизвестная принадлежала к семье с сохранившимися древними русскими традициями? - предположил Миллер.
- Оставьте, инспектор! Не было у русских таких диких традиций. Скорее, это какой-то романтический обряд, а не национальный. Например, символ верности до гроба - вместо обмена кольцами при церковном венчании. Кстати, таким же обрядом может быть и питье "Асти спуманте" перед самоубийством - если это самоубийство. Не для храбрости же она пила это легкое вино: тут были бы уместней коньяк или водка.
- Питье "Асти спуманте" из стаканчика для чистки зубов - фантастический обряд! Чего только не выдумают эти русские…
Графиня покатилась со смеху и замахала на инспектора руками.
- Ох, инспектор, как вы умеете меня насмешить! - Отсмеявшись, она добавила: - Бедный Осип Мандельштам, как ему не везет!
- Это кто такой? Тоже русский эмигрант?
- К сожалению, нет. Это крупный русский поэт, написавший стихи про "Асти спуманте". Сам он погиб в сталинских лагерях. Его посадили за стихи о Сталине: "Что ни казнь у него, то малина, и широкая грудь осетина", - она прочла стихи по-русски и затем перевела на немецкий.
- Странные стихи. И за это Сталин отправил человека в концлагерь? "Что ни казнь у него, то малина" - это что, какая-то аллегория, которую я не понял, или у Сталина была аллергия на малину и его болезнь скрывали от народа?
- Ох, инспектор, вы меня сегодня определенно уморите! Вот и переводчики этих стихов на Западе тоже немедленно запутались. В первом издании стихотворений Мандельштама в Америке они снабдили их примечанием, где говорилось, что у осетин существовал обряд "жевания сухой малины после победы над врагом". На самом деле Сталин был не осетин, а грузин, и даже, говорят, мингрел - это небольшая народность в Западной Грузии. И малина-ягода тут тоже совершенно ни при чем: "малина" на языке уголовников означает пир, праздник, а также правящий совет преступного мира. Мандельштам, конечно, имел в виду одно из этих значений.
- Ну а что же с "Асти спуманте"?
- А это из другого стихотворения Мандельштама, очень популярного у современной русской интеллигенции. В нем он писал о недоступных радостях западного мира: о розах в машине "ролс-ройса", савойских соснах, альпийских сливках и тому подобном. Кончалось стихотворение так:
Я пью, но еще не придумал,
из двух выбираю одно -
душистое "Асти спуманте"
иль папского замка вино.
Многие, попав на Запад, буквально причащались этим вином. Я знаю русские семьи, в которых "Асти спуманте" уже многие годы остается любимым алкогольным напитком. Моя подруга Альбина до сих пор постоянно подает его на своих приемах, но, разумеется, не в пластмассовых стаканах.
- Как все это ново и необычно для меня, дорогая графиня! Вот почему я всегда настаиваю, чтобы для расследования "русских дел" приглашали именно вас. И как обидно, что полиция не может оплачивать ваши труды по заслугам! - Инспектор уже два года, с тех пор, как Апраксина вышла на пенсию, сокрушался, что графиню официально приглашают к ведению дел только в качестве переводчицы с мизерным почасовым вознаграждением.
- Оставьте, инспектор!
- Увы, придется. У меня еще один вопрос относительно вина: почему покойная привезла его с собой? Она что, боялась, что в ресторане отеля не найдется вино любимой марки?
- Ответов может быть несколько. Она могла запастись вином из экономии: в отеле пришлось бы заплатить значительно дороже, чем она заплатила в магазине "Альди". Но оно могло быть просто куплено заранее для этого торжественного дня, если это было запланированное самоубийство.
- Торжественный день самоубийства? Не понял.
- День, назначенный для самоубийства, - это для романтической натуры день торжественного окончания жизни. Бедная язычница не подозревала, чем окончится это торжество.
- Как это "не подозревала"? Или, вы думаете, графиня, она надеялась, что ее спасут, и просто хотела попугать кого-то?
- Ох, инспектор, неужели вы думаете, что для бедной Неизвестной все уже кончилось с самоубийством? Все еще только-только начинается…
- Вы говорите о загробной ее участи, графиня? - проникновенно уточнил Миллер.
- Вот именно.
- Да, это страшно… Просто удивительно, как мало люди думают о своем вечном будущем! Собираясь умереть, Неизвестная накрасилась, чтобы быть красивой в гробу, но почти наверняка не думала о том, что ее ожидает за гробом. А может быть, она просто психически неуравновешенный человек? Я полагаю, что лишь психически ненормальный человек может думать перед самоубийством о таких пустяках, как выбор подходящего вина и этот, как его… макияж.
- Самоубийство, инспектор, само по себе признак болезни души. Или болезненного озлобления. Кому-то она, может быть, хотела досадить своей смертью - мужу или любовнику…
- Или покинутой родине…
- Родине? А родина-то здесь при чем?
- Ну, эта ваша типично русская ностальгия…
- Вы хотите сказать, инспектор, что за границей ностальгия становится нашей национальной особенностью? Это правда, много самоубийств произошло на этой почве в среде русских эмигрантов… Но знаете, инспектор, это почему-то всегда были мужчины! Женщины от природы как-то лучше приспособлены к тяготам скитаний.
- И все-таки - трудности эмиграции, непривычное окружение, депрессия…
- Это вы мне говорите о трудностях современной эмиграции? Да ведь нынешняя эмиграция, за редчайшим исключением, дело в высшей степени добровольное, и за право эмигрировать люди борются годами! Знаменитый академик-диссидент Сахаров как-то даже объявил эмиграцию важнейшим из прав человека.
- Не понимаю я вашего Сахарова.
- Признаться, я тоже.
- А может быть, она и была диссиденткой?
- С чего это вас вдруг на политику потянуло, инспектор?
- Разве не бывает политического самоубийства в знак протеста?
- Отвратительнейший способ привлечь к себе внимание! Это верный признак истероидной психопатии - себя не пожалею, но заставлю всех считаться с собой! Но мы-то имеем дело явно не с политическим самоубийством, а с бытовым, и скорее всего, на личной почве. Для некоторых слабых духом натур самоубийство - единственный доступный способ отомстить обидчику.
- А что вы скажете об этом, графиня? - Инспектор достал из портфеля еще один пакет и вытянул из него белый вязаный платок.
- Ну-ка? - Апраксина внимательно осмотрела платок, помяла его в руках, зачем-то понюхала, затем вытянула одну нить и оторвала от нее кончик. - Дайте мне вашу зажигалку, инспектор!
- Пожалуйста!
Апраксина поднесла пламя к обрывку нити, понюхала обгорелый кончик и сказала:
- Настоящий оренбургский платок, не чета тем сувенирам, которые продают в России иностранным туристам. Это не современное производство: теперь не прядут на шелковой основе, а пускают нейлоновую нить. Любопытно, как она его стирала? Платок слегка пожелтел от времени, но не сел и не утратил узора. Жаль, что нельзя ее расспросить… Ну что ж, возвращаю вам вещественные доказательства, инспектор, и еще раз отказываюсь от участия в этом деле. Я совершенно уверена, что вы обойдетесь без меня. Через соответствующие организации вы установите личность Неизвестной и выясните обстоятельства ее жизни, приведшие к самоубийству. А может быть, появится и косвенный или даже прямой виновник ее гибели - тот, кто ее к самоубийству подтолкнул. Желаю успеха!
- Вы отказываетесь помочь полиции в этом деле?
- Не вижу никакой необходимости влезать в него с самого начала. Но позже, если вдруг возникнут какие-то трудности "на русскую тему", я всегда буду готова вас принять и побеседовать, дать совет, может быть. Звоните мне в любое время: вы знаете, что я люблю с вами поговорить, инспектор!
- Взаимно, графиня. Ну что ж, не смею настаивать…
Апраксина встала, аккуратно сложила платок и положила его в коричневый пакет.
- Прошу прощенья, графиня, это пакет для обруча.
- Извините, инспектор. - Апраксина послушно извлекла платок обратно из пакета, и тут что-то со звоном упало на пол. Оба наклонились и увидели на полу маленький крестик на цепочке: видно, он зацепился за оренбургский платок, когда графиня его вынимала из пакета.
- Что это? - воскликнула она.
- Ах, чуть не забыл! Еще одно украшение, бывшее на покойной, - сказал инспектор, поднимая и передавая Апраксиной крестик.
- Это не украшение, инспектор. Это нательный крестильный крест, такие не носят напоказ. Значит, она была верующая. Погибшая христианская душа…
Графиня Апраксина снова села за стол, подперла голову ладонью левой руки, а правой принялась раскачивать перед собой крестик на простенькой серебряной цепочке. На ее задумчивое лицо легла тень, тонкие брови сдвинулись к высокой переносице породистого носа.
- Сядьте, инспектор! Я передумала - я берусь за это дело, - вдруг сказала она и принялась складывать в пакет вещественные доказательства.
- Я очень, очень рад, дорогая графиня! А можно спросить, почему вы вдруг передумали и решили взяться за это дело?
- Охотно вам отвечу. У меня появились сомнения, что это самоубийство. Возможно, что мы имеем дело с доведением до самоубийства - а это получается уже совсем другая картина. В этом случае мы, правда, вряд ли сумеем оправдать Неизвестную в глазах Церкви, но зато сможем хотя бы наказать виновника того, что она будет похоронена без отпевания. Но я не исключаю, что это вообще не самоубийство, а убийство, замаскированное под самоубийство. В этом случае наш христианский долг найти убийцу, чтобы убитая могла быть похоронена по полному православному обряду, чтобы в Церкви служились по ней панихиды, чтобы ее поминали на литургии. Это очень, очень важно для ее души. Вот душе Неизвестной я и хочу помочь.
- Спаси вас Бог за эти слова, дорогая моя графиня!
- Спасибо, инспектор. Итак, что там у вас запланировано дальше?
- Я собираюсь вызвать на беседу Аду фон Кёнигзедлер, пока это единственная ниточка.
- Когда?
- Я уже послал ей приглашение на 10 часов завтрашнего дня.
- Отлично! Я приеду к вам заранее и буду скромно сидеть в вашем кабинете в качестве секретарши - в углу, за компьютером.
- А я буду время от времени смотреть на свой монитор и читать ваши подсказки, - с энтузиазмом подхватил чрезвычайно довольный Миллер.
- Иногда они оказывались полезными, не так ли, инспектор?
- Не скромничайте, графиня! В "русских делах" вы незаменимы!
- Повторяйте это почаще: вы же знаете, как мы, старушки, любим лесть.
- Да какой из меня льстец, графиня! Просто у меня от сердца отлегло, когда вы согласились участвовать в этом деле.
- Комплимент был на веревочке: только я растаяла - а вы уже тянете его обратно!
- У меня всегда найдется для вас новый, - галантно ответил Миллер, поднимаясь. - Итак, завтра в девять?
- О’кей, - сказала графиня.
Глава 3
- Пришла дама и утверждает, что вы ее ждете, - доложил по телефону дежурный.
"О, мой Бог! - подумал Миллер, взглянув на часы. - Уже без четверти десять, а графини все нет. Наверняка это фон Кёнигзедлер спешит покончить с неприятным делом. Принять ее сразу или попросить подождать в приемной?".
Он вышел в приемную, раздумывая на ходу, как поступить с визитершей, но решить ничего не успел: дверь, ведущая в приемную из коридора, резко распахнулась и вошла высокая дама в развевающемся на ходу шелковом черном плаще и зеленой шляпе с широкими полями. Под полями сверкали большие переливчатые очки, длинные черные волосы свисали по бокам лица, наполовину закрывая резко нарумяненные щеки. Рот был накрашен ярко и выразительно - то есть обведен почти черным контуром. На плече у вошедшей висела совершенно немыслимая сумка: как только инспектор ее увидел, он на минуту позабыл обо всех своих заботах и ему захотелось протереть глаза. Сумка была из ярко-зеленой кожи, большая, квадратная, а спереди на нее была нашита меховая аппликация головы пантеры в натуральную величину - с узкими зелеными глазами и с высунутым из пасти красным языком-застежкой. В некотором ошеломлении инспектор завороженно глядел на раскачивающуюся звериную голову. Затем он встряхнулся и проговорил приветливо:
- Госпожа фон Кёнигзедлер, вам придется немного обождать здесь, в приемной. Я жду мою секретаршу, она что-то опаздывает.
- Неправда! - хрипловатым резким голосом заявила странная дама. - Ваша секретарша никогда не опаздывает!
Бросив эти странные слова, она обошла стоявшего в ошеломлении инспектора и направилась прямо в раскрытую дверь его кабинета.
- Э, позвольте! - начал инспектор. - Я попросил бы вас… Почему вы так бесцеремонно?
- Терпеть не могу церемоний! - бросила на ходу таинственная дама. - Входите и закрывайте дверь, инспектор! Я очень торопилась, но не предусмотрела, что эти каблучища меня подведут! Ох, как я рада, что Ада фон Кёнигзедлер меня не опередила! Теперь хоть разуться можно, - сказала Апраксина уже своим голосом и, сбросив туфли на высоченных каблуках, затолкала их под компьютерный столик, а потом уселась за него, со вздохом наслаждения вытягивая ноги. - И как только молодые носят эту травматическую обувь?
Шляпу она тоже сняла и повесила на спинку стула, а наводящую трепет сумку поставила перед собой на стол - мордой к двери.
Инспектор захохотал, но тут же спохватился и прикрыл рот рукой, оглянувшись на дверь.