Асти Спуманте. Первое дело графини Апраксиной - Юлия Вознесенская 7 стр.


Снаружи ковчег производил не менее благопристойное впечатление, чем соседние особняки: высокие ампирные окна на первом этаже фасада, над ними - балюстрада балкона при апартаментах Папы Карло и его большие окна, гораздо более скромный третий этаж и небольшой изящный мезонин под крышей. Позади дома располагался небольшой, но ухоженный трудами постояльцев декоративный садик, куда ступенями спускалась полукруглая веранда. Войдя через незапертую калитку, Апраксина прошла вдоль забора по дорожке, окаймленной цветущими примулами, и мимоходом отметила длинный ряд молодых ростков папоротника, закрученных наподобие епископских посохов. Входная дверь была распахнута настежь, и в глубине вестибюля Апраксина увидела высокую двустворчатую дверь из темного резного дуба с большими позолоченными православными крестами на створках - вход в католическую церковь восточного обряда. Налево сверкали носком широкие светлые ступени парадной лестницы, что вела в апартаменты Папы Карло. Апраксина огляделась, размышляя, где может скрываться дверь на верхние этажи? И тут послышался топот и скрип ступеней за скромной узкой дверью, похожей на чуланную; она решила, что лестница находится там. Так и оказалось. Поднимаясь, она разминулась с лохматым молодым человеком, спускавшимся по лестнице с гитарным футляром за плечом.

- Грюс Готт, - приветствовал он Апраксину по-баварски с ужасающим русским акцентом.

- Вы не подскажете, где живет певец Фома Цвет?

- На самом верху, в мансарде.

Она миновала глухой второй этаж, на третьем ее обдало густым капустным запахом, поднялась еще на один пролет и оказалась в довольно длинном коридоре с шестью дверями, по три на каждой стороне. За одной из них находятся Ташенька Сорокина и ее друг - но как узнать, за которой? Возле дверей не было ни надписей, ни звонков, а стучать во все двери подряд графине совсем не улыбалось. Но все ее сомнения исчезли, когда из-за ближайшей двери слева раздалось отчаянное: "Ку-у-ртизаны, исча-адья пор-р-рока!". За дверью справа испуганно звякнула посуда, и старушечий голос жалобно пролепетал: "Свят, свят, свят! Опять заголосил, оглашенный, прости Господи!" Апраксина поняла, куда ей надо, и постучала в поющую дверь. Ей, конечно, никто не ответил, потому что пел Фома Цвет действительно чрезвычайно громко. Тогда графиня осторожно приоткрыла дверь, просунула в щель руку с букетом роз и помахала ими. Ария оборвалась.

- Ой, что это там такое, Ташенька? - изумленно произнес мягкий мужской голос.

- Это к нам розы пришли! Смотри, Фомушка, какие роскошные! - ответил ему нежный женский голос.

Дверь распахнулась, и Апраксина увидела хрупкую маленькую женщину с копной мелких пепельных кудрей на голове, с личиком сердечком и с неправдоподобно большими фиалковыми глазами.

- Проходите, пожалуйста, дорогие розы!

Графиня вошла, сияя улыбкой.

- Простите, что я зашла вот так, по-русски, запросто - без звонка или письма. Но мне так хотелось познакомиться с вами, дорогой господин Цвет! Я графиня Елизавета Николаевна Апраксина, страстная поклонница вашего таланта, - и, глядя с улыбкой на зардевшегося Фомушку, Апраксина протянула розы Ташеньке. Но Ташенька спрятала руки за спину и обернулась к другу:

- Что же ты, Фомушка? Ведь это тебе!

Фомушка откашлялся, поправил несуществующий галстук - потеребил верхнюю пуговицу на расстегнутом воротнике, - приосанился и плавным шагом двинулся к Апраксиной.

- Благодарю вас, графиня, - произнес он, принял цветы и с поклоном поцеловал Апраксиной руку. Затем передал цветы Ташеньке и сказал: - Поставь цветы в вазу, Ташенька, налей водички и не забудь опустить в нее таблетку аспирина - розы любят аспирин!

- Хорошо, Фомушка, я все так и сделаю.

Хозяева усадили Апраксину в старое скрипучее кресло, накрытое пледом, а сами стали напротив, возле раскрытого пианино и стали ждать. Апраксина поняла, чего они ждут, и принялась вдохновенно и пространно рассказывать о том, как она впервые услышала пение Фомы Цвета на концерте в Толстовской библиотеке и какое незабываемое впечатление оно на нее произвело.

- Я уже не могла слушать других певцов, певших в том концерте, и с тех пор мечтаю послушать когда-нибудь вас одного.

Мечты графини не остались несбывшимися: Фомушка спел до конца арию Риголетто, потом еще несколько теноровых арий, а закончил двумя русскими романсами - "На заре ты ее не буди" и "Одинок стоит домик-крошечка". Романсы графине понравились, но хвалила она все подряд.

Потом ее усадили за стол и принялись поить чаем. К чаю были поданы хлеб и варенье. О хлебе была прочитана маленькая лекция:

- Знаете, мы с Фомушкой уже несколько лет употребляем только квасной хлеб. Он, конечно, стоит дорого и продается только в биолавках, но зато от него не пучит живот, а для певца это очень важно.

- Ташенька, ну как ты можешь! - засмущался Фомушка.

- А что я особенного сказала? Я же не сказала, что у тебя пучит живот, - вот это уже было бы неприлично, согласна. А не пучит - это совсем другое дело! Правда, Елизавета Николаевна?

- Совершеннейшая правда, - согласилась графиня и, чтобы увести разговор в сторону от неудобной темы, спросила: - А кизиловое варенье вы сами, Ташенька, варили? Обожаю кизил.

- Ой, вы поняли! Какая неожиданность! Фомушка, графиня угадала варенье!

- Какое приятное открытие - вы знаете вкус кизила! - проговорил Фомушка, улыбаясь, и добавил торжественно: - Мы принимаем вас в наше тайное общество!

- Какое такое тайное общество? - удивилась Апраксина.

- Общество любителей кизила в эксиле! - восторженно прощебетала Ташенька. - Понимаете, мы с Фомушкой оба любим кизил, но немцы его не знают и не собирают. В Английском саду целые заросли кизила: сердце разрывается, когда видишь, как он осыпается на землю! Каждого гостя мы угощаем кизиловым вареньем и наблюдаем за ним: если гость узнает кизил и радуется ему - значит это наш человек!

После ритуального чаепития разговор об искусстве продолжился с новым энтузиазмом. Апраксиной были поведаны душераздирающие истории Фомушкиных мытарств по европейским оперным подмосткам. О себе же Ташенька пока не сказала ни слова, впрочем, как и о третьих лицах. Апраксина решила, что пора переводить разговор на живопись.

- А вы, Ташенька, кажется, рисуете?

- Рисую понемногу. Конечно, у меня не такой талант, как у Фомушки…

- А вы мне не покажете свои работы? - перебила ее Апраксина.

Фомушка принасупился, но снисходительно распорядился:

- Покажи Елизавете Николаевне свои черепки, Ташенька.

"Черепками" оказались расписные декоративные тарелочки, сделанные в псевдорусском стиле - петушки, теремочки, церковки. Графиня, не поморщившись, рассмотрела их одну за другой и немедленно изъявила желание купить пару тарелочек для подарков. Она даже извлекла из сумки чековую книжку. Но тарелочки оказались вовсе не дорогими, и она обошлась наличными. Пока Ташенька заворачивала проданные тарелки в старые газеты, Фомушка проговорил покровительственно:

- Вообще-то она миниатюристка, и это у нее в самом деле недурно получается. Ташенька, покажи графине свое феминистское собрание!

- Как скажешь, Фомушка.

Уложив завернутые тарелочки в старый пластиковый пакет, Ташенька вручила его Апраксиной и вышла из комнаты.

- Ташеньку недавно постигло глубокое разочарование, - проникновенно сказал Фомушка. - Она хотела представить одну из своих миниатюр на выставку русского портрета в Монжероне - это такой русский центр во Франции.

- Я в курсе, - кивнула Апраксина.

- Но ее работу отвергли: ей сказали, что портрет Анны Ярославны в экспозиции уже есть, а второго им не надо. Всюду интриги, графиня!

- Тернист путь к славе! - посочувствовала графиня.

Вернулась Ташенька, бережно неся перед собой довольно большую плоскую лакированную коробку. Она поставила ее на стол, с которого уже была убрана чайная посуда, и откинула крышку. Изнутри коробка была обита черным бархатом, и на этом бархате в два ряда лежали небольшие фарфоровые медальоны с женскими портретами.

К приятному удивлению Апраксиной, миниатюры были выполнены с большим мастерством и вкусом.

- Я назвала эту серию "Русские женщины в мировой истории", - сказала Ташенька.

- Да, понятно почему: обе Екатерины, Елизавета Вторая, иконные портреты равноапостольной княгини Ольги, преподобных Анны Кашинской и Евфросинии Полоцкой. А это - Соломония?

- Совершенно верно. А это - Анна Ярославна, французская королева и дочь Ярослава Мудрого…

- Вот этот портрет Анна Юрикова не взяла на выставку в Монжерон, представьте! - возмущенно пояснил Фомушка. - Можно подумать, что он занял бы много места…

- Но сначала она хотела его купить! Так что все-таки она его оценила…

- Во сколько? - быстро спросил Фомушка. - Ты не говорила, что она его оценивала!

- Она оценила качество работы, Фомушка! А о цене мы не говорили: я ведь ей так сразу и сказала, что продавать медальон не стану.

- Могу я взять в руки эту миниатюру? - спросила Апраксина. - Хочется рассмотреть поближе. Какая тонкая работа!

Ташенька взяла со стола бумажную салфетку, положила на нее медальон и протянула его Апраксиной. Та бережно приняла в руки миниатюру и долго ее рассматривала.

- Вы писали это со старинного портрета королевы Анны?

- Да. Почти все мои работы написаны по мотивам старинных портретов, а поздние я буду писать с фотографий: серия должна кончаться нашими современницами.

- Боюсь, Ташенька никогда эту свою серию не закончит! - почему-то недовольно заметил Фомушка. Его недовольство тут же объяснилось: - Если бы ты согласилась продать портрет Анны Ярославны Анне Юриковой, он бы уже сейчас был в Монжероне, и его купили бы в первый же день! И осенью я смог бы поехать на прослушивание в Ла Скала.

- Фомушка, ты же знаешь, что я хочу сохранить "Русских женщин" до окончания работы над серией! Мне так хочется когда-нибудь выставить всю серию разом, поэтому никак нельзя продавать миниатюры поштучно.

- А в результате на выставке в Монжероне, в местах, связанных с королевой Анной Ярославной, вместо твоей миниатюры демонстрируется бездарнейший портрет работы Иннокентия Каменева!

- Константина Каменева, Фомушка.

- Я не знаю и знать не хочу, как там зовут подобных типов!

- Фомушка, Юрикова все равно выставила бы работы Каменева во Франции! Чего не сделаешь ради любовника? Да еще если он к тому же лет на десять младше тебя…

- А вот сплетничать не надо, Ташенька! - сказал Фомушка и погрозил Ташеньке пальцем.

- Я не сплетничаю, я лишь излагаю факты. Каменев вертит своими женщинами как хочет, они перед ним обе стелются - и дура Наталья, и хитрюга Анна.

Апраксина слушала, боясь дохнуть.

- Ташенька, не надо никого осуждать, особенно вслух! - уже вовсе строго сказал Фомушка.

- Хорошо, я буду являть собой молчаливое осуждение. Но учти, что на выставке в Вене вместо меня опять будет выставлен Каменев. - На это Фомушка философически пожал плечами. - А на вернисаже вместо тебя скорее всего будет выступать Копелевич со своими дикими цыганскими романсами, - мстительно закончила Ташенька.

- Боже мой, Копелевич! Но она же кричит, а не поет!

- Вот ты и сам осуждаешь, Фомушка, - с чувством глубокого удовлетворения произнесла Ташенька. - Так что не защищай тех, о ком я говорю правду.

- Копелевич интриганка, Анна карьеристка, а вот тезка твоя Наталья - это просто несчастная женщина, и ее грех осуждать!

- Простите, это жену художника Каменева зовут Наталья? Говорят, с нею недавно случилось несчастье? - осторожно спросила Апраксина.

- Несчастье случилось с нею очень давно, когда она вышла замуж за своего Каменева! - отрезала Ташенька. Но фиалковые глаза ее загорелись: - А что еще случилось с Натальей Каменевой? - быстро спросила она.

- Я толком не знаю: какая-то авария или несчастный случай. Что-то такое показывали по телевидению.

- Вот видишь, Фомушка, все знают, а мы не в курсе! Надо все-таки купить телевизор.

- Нам с тобой есть чем заниматься, кроме того, чтобы проводить время у бесовского окна в мир.

- Фомушка очень несовременный человек! - с печальной гордостью сказала Ташенька.

- Пусть я ретроград и фанатик, ультраправославный ксенофоб и консерватор, но телевизора в этом доме не будет!

Графиня поняла, что она ненароком коснулась больного семейного вопроса. Она передала Ташеньке портрет Анны Ярославны и стала прощаться. Графиня положила на стол свою визитную карточку и взяла слово, что отныне ее будут приглашать на все концерты Фомушки и на все выставки Ташеньки, и слово такое было ей дано без всяких проволочек.

Инспектору Миллеру Апраксина позвонила уже из дома.

- Инспектор, какие у вас планы на конец недели?

- Мы собираемся с женой и детьми съездить навестить ее родителей в Альпы. Супруга на меня ворчит - я уже третий месяц откладываю эту поездку из-за работы.

- Дорогой инспектор, похоже, что придется отложить ее еще раз: мне почему-то кажется, что мы оба хотим провести выходные в Париже. - И она принялась рассказывать Миллеру о событиях этого дня.

Глава 4

По лесной дороге, между кустами кизила, осыпанными золотыми звездочками цветов, под прозрачным навесом весенних дубов скакала всадница в ярко-алом шелковом плаще. Перед нею бежала белая узкомордая поджарая собака с горбатой спиной и длинной волнистой шерстью - одна из русских борзых, вывезенных королевой из Киева. Как давно все это было: прощанье с Киевом, с любимым батюшкой и его двором, с милыми сестрами и братьями, с гостившими тогда при дворе родственницами греческими царевнами, образованными и благочестивыми; долгий и утомительный, но увлекательный и для познания полезный путь через Европу. Ее, киевскую княжну, сопровождающее посольство называло на европейский лад принцессой, и ей это льстило, хотя юная Ярославна сознавала, что Киевское княжество не уступало ни в политической силе, ни в богатстве большинству европейских королевств, из коих некоторые уступали по размеру Киеву с пригородами. И уж, конечно, ничуть не уступало отчее княжество европейским государствам роскошью и образованностью двора: недаром дети Ярослава Мудрого шли нарасхват, и киевского князя прозвали "тестем всея Европы". Сколько разочарований ожидало ее поначалу в Париже! Сам король ставил на государственных документах сигнум вместо подписи. Став королевой, Анна под королевскими документами расписывалась по-французски, но звуки изображала кириллицей - "Анна реина": она, разумеется, могла писать латинскими буквами, поскольку латыни ее обучали, но не всегда была уверена в правописании - вот тут кириллица ее и выручала. Она привыкла не только к неграмотности французской знати, но и к грубой вольности парижского двора и стала находить удовольствие в его развлечениях. И по-настоящему, пожалуй, она страдала лишь от отсутствия настоящей бани - с паром, с веничками из березы и мяты, с окачиваниями ледяной родниковой водой из бадейки. Разве могли заменить горячую парную баньку теплохладные королевские ванны?

А вот вера тогда была по всей Европе единая, и святые были общие, хотя службы во Франции и шли на латыни. Отпадение Римской церкви от Вселенской Церкви случилось как раз в середину ее царствования, но она, как и многие другие в то время, совсем не придавала значения неурядицам между церковными иерархами. Никто не мог предвидеть, что узкая змеиная трещина превратится в настоящую пропасть и отделит Римскую I церковь от прочих церквей…

И по Киеву она скучала. После смерти короля Анна Ярославна стала подумывать о возвращении на Русь, но помешали дети. Двое младших умерли, но старшие оставались, и Филипп должен был наследовать престол после отца. Отрекаться от власти за себя и за детей Анне не хотелось, а вернуться в Киев без сыновей она не могла.

Скрывшись за поворотом лесной дороги, борзая сука подняла лай. Анна прислушалась и насторожилась: кто-то скакал ей навстречу. Крупный гнедой жеребец вихрем вырвался из-за кизиловых кустов, всадник в черном одеянии осадил его в нескольких шагах перед белой лошадью королевы.

- Баше величество! - приветствовал ее граф Рауль де Валуа.

Анна придержала кобылу, граф развернул коня, и дальше они поехали рядом. Да, теперь у нее была еще одна причина не спешить с возвращением в Киев…

"Господи, ну что за глупости? - подумала Апраксина, обрывая свои фантазии. - Вошла в роль называется! О деле надо думать, о деле…" Ее интересует Монжерон сегодняшний, а не времен Анны Ярославны из рода Рюриковичей, не собирается же она и в самом деле писать о ней роман! Апраксина открыла глаза и покосилась на инспектора: тот дремал в своем кресле, откинув голову и слегка приоткрыв рот. Пусть отдыхает, им еще почти час лететь. Сегодня утром ему пришлось уладить массу формальностей, прежде чем он получил разрешение вылететь в Париж для встречи с предполагаемым мужем найденной в отеле "У Розы" неизвестной. Ему предложили передать это дело французской полиции, но он сумел убедить начальство, что в интересах следствия ему и "консультанту по русским делам" необходимо познакомиться с господином Каменевым в Париже, пока он еще не знает о происшествии, и самим сообщить ему о смерти жены.

У графини же все хлопоты накануне заняли не больше часа болтовни по телефону. Именно болтовни, потому что о деле они с Кирэн Сабгировой договорились в три минуты.

- Кирэн, у тебя есть знакомства в Монжероне?

- Сколько угодно. Причем есть очень давние: ты же знаешь, что в детстве я одно время жила там в русском приюте.

- Там сейчас идет какая-то выставка…

- Не какая-то, а "Русский портрет". Удачная получилась экспозиция, я уже писала о ней в "Русской мысли".

- А ты можешь поехать туда еще раз и взять интервью у одного художника? Не для печати, а лично для меня.

- Если тебе это надо - могу.

- Но я должна быть рядом с тобой. Может, мне выдать себя за фотографа?

- Не получится, Лизавета. В Монжероне обитает классный фотограф Толь, он тебя с ходу разоблачит. Давай-ка мы лучше выдадим тебя за писательницу, которая собирается писать роман о королеве Анне Ярославне.

- Замечательная идея, так и сделаем! Ты можешь вырядиться поярче, чтобы я в твоей тени могла несколько стушеваться?

- Давно об этом мечтаю, Лизавета, и "затушую" тебя с превеликим удовольствием! Мне как раз только что привезли из Средней Азии потрясающее платье из панатласа. Увидишь - обалдеешь.

Остальное время они обменивались новостями и перемывали косточки общим парижским и мюнхенским знакомым. Апраксина лишь предупредила Кирэн, чтобы та не сообщала о ее приезде внучкам.

- Если останется время, я сама их навещу, а то они примчатся в Монжерон и испортят мне всю мизансцену.

- Ой, мудришь ты, Лизавета, я люблю тебя за это!

- Взаимно, нерифмуемая Кирэн!

- Почему нерифмуемая? Рифмоваться никому не запретишь. Вот послушай:

Как скучен мир, - сказала Кира. -
Я не хочу такого мира!

- Очередной несчастный роман?

- А разве в моем возрасте роман может быть счастливым? У поздних романов только два конца: умирает или любовь, или любовник. Так вот и перебиваюсь…

Назад Дальше