И вдруг что-то большое и теплое навалилось на нее сзади и потянуло к кровати, зажав ей рот. Через мгновение она увидела глаза Романа. Ее губы под его ладонью пытались растянуться в виноватой улыбке. Взгляд исполнился мольбой о прощении ее глупой женской натуры. Так они смотрели друг на друга. Она лежа, а он, склонившись над ней, упираясь одним коленом в кровать. Она думала, что он сейчас отпустит ее, разразившись руганью. Ну да не беда. Ей не привыкать. А потом вновь воспользуется ее телом, не заплатив ни цента. Но он не двигался, глядя на нее остекленевшим взглядом. Она попыталась пошевелиться и что-то промычала. Уманцев вздрогнул. Тревожно оглянулся.
"Если я ее отпущу, мне отсюда с алмазом не уйти. Она тотчас оповестит, что у меня в поясе зашит крупный камень…"
Он еще раз оглянулся на дверь, взглянул в окно. Светало.
"Надо удирать!" - решил Уманцев и убрал руку с ее рта. Она улыбнулась и хотела что-то сказать, но вместо этого глаза ее полезли из орбит. Она открыла рот, но издала лишь глухой хрип. Шея у нее оказалась тонкой, жилистой… Уманцев даже немного вспотел. Впрочем, может, от непривычки. Мыслей не было. Он не отдавал себе отчета, что душит женщину. Она была для него всего лишь досадной случайностью, которая может помешать ему скрыться. Просто таким образом он пытался изменить сложившиеся не в его пользу обстоятельства.
По телу женщины прошла крупная дрожь, и она стихла.
Роман расправил ее волосы на подушке, прикрыл веки.
Стараясь не шуметь, отошел от кровати, оделся. Спрятал доллары в планшет, застегнул пояс. Подошел к окну, выглянул. На улице не было ни души. Чтобы сбить с толку тех, кто войдет в эту комнату, оставил на комоде десять долларов, как плату за ночлег, и пятьдесят долларов вложил в руку женщины. "Пусть похоронят, как следует", - великодушно решил он и выпрыгнул в окно.
Крадучись, пробрался вдоль стены, пересек проулок между "отелем" и соседним, похожим на сарай, зданием, потом миновал еще несколько подобных и очутился на краю большого поля.
"Куда идти? - возник вопрос. - Да хоть куда, лишь бы подальше отсюда".
* * *
И вдруг Роман завертел головой, с непонятной тревогой вглядываясь в небо. До него донеслось урчание самолета. Он присмотрелся и увидел, что небольшой самолет идет на посадку. Уманцев со всех ног помчался к нему.
Когда он подбежал, из самолета уже выгружали ящики. Он бросился к летчику и, протягивая деньги, принялся горячо просить, указывая рукой на небо:
- Гоу он! Гоу он!
Летчик взглянул на деньги и что-то сказал. Уманцев беспомощно моргал ресницами, жалко кривил губы, бормоча:
- Не понимаю! Ай доунт андестенд!
Летчик усмехнулся и, ткнув его пальцем в грудь, спросил:
- Франсэ?
Роман отрицательно завертел головой и несколько раз произнес:
- Литва! Литва!
Летчик, пытаясь понять, повторил следом за ним:
- Литва. Литва.
А Роман уже махал руками, точно крыльями, повторяя:
- Флай! Флай! - и, вспомнив популярную песню, подпел: - Ап-ап тчу зе екай!
Летчик расхохотался и кивнул:
- O’key!
В это время работники аэродрома закончили дозаправку самолета, и летчик, указав сначала на себя, а потом на самолет произнес:
- Амбриш.
Уманцеву было все равно, лишь бы поскорей удрать отсюда. Нервно улыбаясь, краем глаза следя за дорогой ведущей к полю, он энергично закивал:
- О’кэй! О’кэй! - и полез в кабину.
Но летчик отрицательно помотал головой и жестами объяснил, что сначала он примет груз, перекусит, поболтает с приятелями, а уж потом…
- Ноу! Ноу! - чуть ли не угрожая, затвердил Роман. - Флай! Hay! Флай! - и добавил к предложенным деньгам еще три сотенные купюры. - Hay!
Парень постоял, подумал, что-то крикнул сидевшим неподалеку грузчикам и те принялись заносить какие-то тюки и ящики в самолет. Роман для верности поспешил занять место в кабине. Погрузка уже была окончена, а летчик все болтал с приятелем. И тут Роман увидел, что к полю, размахивая руками, бежит женщина. Он понял, она из "отеля".
Уманцев выпрыгнул из самолета, протянул летчику еще сотенную и крикнул:
- Hay!
Тот причмокнул губами и пожал руку приятелю.
Самолет разбежался и взмыл вверх. Роману было видно, как запыхавшаяся женщина изо всех сил стала размахивать руками, прося летчика немедленно вернуться.
Уманцев испугался, что летчику по рации могут сообщить о случившемся. Но тот вывел самолет на курс и включил музыку.
Спустя два часа самолет приземлился. Летчик повернулся к своему пассажиру и, улыбаясь, сообщил:
- Амбриш.
Роман пожал ему руку и спрыгнул за землю. Это был большой аэродром. Теперь надо было немедленно найти какой-нибудь самолет западной авиакомпании и попросить политическое убежище. Но несмотря на мысли, побуждавшие к действию, Уманцев, совершенно растерявшись, стоял, озираясь по сторонам.
"Как это просить убежище? И на каком языке? О, Господи! Как же быть?"
Он подошел к одному из самолетов. Попытался поговорить с помощью нескольких английских слов и жестов с летчиком. Но тот, усмехнувшись, отрицательно мотнул головой, а когда Роман принялся настаивать, оттолкнул его. Уманцев метался по полю, приставая то к одним, то к другим. Его заметили служащие аэродрома. Они остановили его, попытались выяснить кто он, но ничего не добившись, заставили пойти с ними.
Роман испугался не на шутку.
"Сейчас арестуют, обыщут и все, что я пережил, окажется напрасным". Проходя мимо самолета с красным крестом, он замедлил шаг и завопил:
- Хелп! Хелп!
На трапе появилась женщина лет пятидесяти в форме защитного цвета. Она вопросительно взглянула на Уманцева. Он, вкладывая в голос мольбу, повторил:
- Хелп!
Женщина сошла с трапа и попросила служащих аэродрома остановиться. Те согласились, так как им самим хотелось выяснить, на каком языке говорит этот странный белый человек.
Женщина подошла к Роману и обратилась к нему на английском. Он отрицательно покачал головой. В ответ на вопросы, заданные на немецком, французском он вновь замотал головой.
- А! - словно обрадовавшись, воскликнула женщина. - Русский?!
Роман растерялся. Как ответить? Ведь он не знал, на чьей территории находится, УНИТА или МПЛА. Кашлянул и осторожно, пытаясь по реакции женщины сразу определить степень грозящей ему опасности, ответил:
- Литовец.
- Ли-то-вец? - старательно по слогам повторила та. - Но вы говорите по-русски?! - с заметным акцентом уточнила она.
- Да! О да! - закивал Роман. - Я говорю по-русски.
Женщина оглядела его.
- Вы не ранены?
- Думаю, что нет. Я очень устал. Я больше месяца пробирался сквозь джунгли. У меня нет сил. Я хочу вернуться в… - здесь он замялся и выбрал обтекаемое понятие, - в Европу.
- Да, конечно, - ответила женщина с красным крестом на значке, который Роман рассмотрел у нее на груди.
В этот момент на трапе появились двое мужчин. Она заговорила с ними по-немецки. Роман чуть не вскрикнул от радости. Он почему-то сразу решил, что это немцы из ФРГ.
- Помогите мне, - произнес он, обращаясь к ним.
Женщина перевела его просьбу. После этого они вместе со служащими аэродрома пошли в здание администрации.
"Только бы они меня никуда не сдали. Только бы довезли до Германии!" - как заклинание твердил Уманцев.
- Вы, наверное, голодны? - спросила женщина и представилась: - Меня зовут Берта.
- Роман, - бросил Уманцев и, не переводя дыхание, произнес: - Да, очень! Я очень голоден.
- У вас есть документы?
- Нет, - сокрушенно опустив голову, ответил он. - Дело в том, что я подхватил лихорадку, и меня в бессознательном состоянии совершенно случайно нашли жители какой-то деревни и выходили. Но вот документы пропали. Вероятно, они взяли их как сувенир.
- Но кто вы? Мне же надо знать, за кого просить.
Роман хотел ответить, но от страха совершить ошибку у него сел голос.
- Я… - просипел он, - инженер Роман Уманцев. Работал… на "Катоке".
Берта остановилась и, сдвинув брови, посмотрела на него.
- Вот как! - тихо воскликнула она и еще решительнее зашагала вперед.
- А вы… вы из Германии? - рискнул узнать у нее Уманцев.
- Да, - ответила Берта, здороваясь за руку с каким-то, по-видимому, местным начальником.
- А из какого города?
- Из Виттенберга, - бросила она, уже разговаривал с приземистым чернокожим мужчиной.
Роман тоскливо оглянулся. Хотелось есть и пить. Но Берта успела отдать распоряжение. Несколько минут спустя появился молодой человек, который предложил жестом последовать за ним. Уманцев насторожено посмотрел на расхаживавших по холлу служащих аэродрома и военных. Встал, сделал пару шагов, ожидая, что сейчас его схватят. Но никто не обратил на него внимания. Молодой человек провел его в соседнюю небольшую комнату, усадил за стол, поставил перед ним несколько лотков, пакетов и бутылку воды. Улыбнулся, пожелал приятного аппетита и ушел. Роману удалось сдержать себя, чтобы не наброситься на еду. Он постарался сохранить лицо. А вдруг за ним наблюдают?! "Можно есть с жадностью, но не как изголодавшаяся свинья", - говорил он себе, в то же время желая побольше запихнуть в рот каких-то дивных бутербродов, пирожных, обильно запивая их, как он успел прочесть на бутылке, кока-колой. О, каким божественным показался ему этот напиток! Поев, он собрал упаковки в самый большой пакет, оставив себе целлофановую оболочку, прикрывавшую лоток с салатом.
В комнату заглянула Берта.
- Я сказала, - быстро начала она, - что у вас больное сердце, что вы нуждаетесь в немедленной госпитализации. Вы можете сыграть приступ?
Роман, не мигая, смотрел на нее.
- Могу, - от волнения шумно сглотнув слюну, ответил он.
- Тогда возвращайтесь на место. И немного погодя начинайте.
Уманцева прошиб пот. Он пожалел, что никогда не участвовал в художественной самодеятельности.
Вернувшись на прежнее место, он постарался припомнить, как ведут себя люди, у которых бывают сердечные приступы. Но, как назло, все его друзья, знакомые, сослуживцы имели здоровое сердце. Тогда ему вспомнился какой-то фильм и он, внутренним зрением следя за актером, всплывшим в его памяти, стал повторять его действия.
Тяжело привалился к спинке стула, приоткрыл рот и принялся жадно глотать воздух, мысленно внушая себе, что должен мертвенно побледнеть. Затем приложил руку к сердцу, сморщился, склонив голову к плечу. Берта, что-то доказывавшая местному начальнику, обернувшись и заметив корчившегося на стуле Уманцева, бросилась к нему.
- Вам плохо? - наклонившись, спросила она.
- Да, - выдавил из себя Уманцев. - Сердце. Опять.
Берта выпрямилась и стала наступать на начальника. Тот сдался, махнув рукой. Берта тут же послала молодого человека из своей команды за носилками. А сама протянула Уманцеву валидол. Уманцев продолжал морщиться и тихо постанывать.
Молодой человек вернулся с двумя санитарами, которые в мгновение ока уложили Романа на носилки и с комфортом доставили на борт самолета. Там уже находилось несколько, по всей вероятности, тяжело раненых.
Роману предложили лечь на аккуратно застеленный голубой простыней матрас. Он лег и приказал себе не смыкать глаз до тех пор, пока самолет не взлетит. Это оказалось невероятно трудно. После обильного и вкусного обеда, после исчезновения постоянно гложущего ощущения опасности до головокружения хотелось спать. Но страх за алмаз каждый раз встряхивал погружавшегося в сон Уманцева.
"Неужели я вот так запросто окажусь не где-нибудь, а в ФРГ? Надо же, повезло. А я собирался сначала на остров, потом в Португалию, а потом… даже не знаю куда. А тут ФРГ. Здорово! И еще повезло, что познакомился с Бертой. Она знает русский, она поможет сориентироваться. А вдруг она из ГДР? Точно ли этот, как его, Виттенберг, в ФРГ? А если нет? - Уманцев стал припоминать известные ему названия городов федеративной и демократической республик. - Кельн - это ФРГ, Мюнхен - тоже, и Дюссельдорф, - вспомнив футбольную команду, добавил он. - Дрезден, Берлин - это ГДР. Черт возьми, а Виттенберг? По-моему, все-таки, ФРГ", - успокоился он.
По поведению команды он понял, что самолет готов к взлету. Последней на борт поднялась Берта и какой-то мужчина, по-видимому, самый главный. Уманцеву хотелось узнать, действительно ли они летят в ФРГ, но внутренний голос посоветовал ему не торопиться.
После взлета Берта подсела к Роману и попросила подробно рассказать его историю. Уманцев прикинул, что если они летят в ГДР, то встреча с сотрудниками из комитета Госбезопасности ему обеспечена. Если же они летят в ФРГ, то… В любом случае он решил честно рассказать все, что с ним случилось, умолчав лишь о некоторых не столь важных, с его точки зрения, моментах.
- Какой ужас! - не выдержала Берта, услышав о живом факеле. - Я все не верила, когда прочла о случившемся в газетах. Признаюсь, думала, что это очередная уловка КГБ, - она задумалась. - Это просто чудо, что вам удалось спастись. Ну, а дальше?
Уманцев продолжил, не забывая при этом корректировать свой правдивый рассказ.
- Ну что ж, - тяжело вздохнув, сказала Берта, когда он окончил повествование. - Отдыхайте. Мы еще побеседуем перед посадкой в Берлине.
Уманцев подскочил на своем матрасе.
- Где?
- В Берлине, - повторила Берта и удивилась, отчего он так встревожился.
Уманцев поторопился изобразить улыбку.
- А! Ну да!.. А я… я почему-то решил, что мы сразу в Москву.
Она похлопала его по плечу.
- Отдыхайте.
"Ничего себе, отдыхайте! - мысленно пробурчал Роман. - В Берлине меня сразу подхватят под мышки кэгебисты. Разденут, обыщут, начнут допрашивать до синевы в глазах. А как же алмаз? Да и мелочи алмазной у меня много. Неужели придется?.. - он почувствовал, как от страха у него похолодело внутри. - Ведь это опасно. Ведь можно умереть". - Но несмотря на грозившую ему опасность, он уже для себя решил, что сделает это. Нужно только было выбрать время, когда: сразу по прилету в Берлин или подождать до Москвы?
Решил, что по прилету в Берлин, так как был уверен - ребята в строгих костюмах его обязательно будут встречать. Едва Роман немного успокоился, придя к решению, как сон стал одолевать его, и сил сопротивляться уже не было. Последнее, о чем подумал Уманцев, это как бы не проспать, успеть сделать необходимое.
Роман проснулся и понял, что самолет идет на посадку. Он взволнованно приподнялся на локте, ища в салоне Берту, но ее не оказалось. Тогда он подошел к молодому человеку в форме.
- Берлин? - показывая рукой вниз, спросил он.
Тот сначала не понял, а потом отрицательно замотал головой.
- No, Cairo.
- А, - переведя дыхание, перехваченное спазмами страха, - протянул Роман и подумал: - "Наверное, на дозаправку. Тогда можно еще вздремнуть".
Когда самолет приземлился, Уманцеву вновь предложили поесть. Он не отказался. Особенно ему понравилась кока-кола. Она так ароматно щекотала в носу и цветом напоминала крепкий квас. А Роман почему-то думал, что она должна быть прозрачной, как минеральная вода.
Уловив момент, Уманцев попросил у молодого человека в форме иголку и нитку, показав, что ему надо зашить оторвавшийся нагрудный карман. Тот принес ему швейные принадлежности.
После дозаправки самолет взял курс на Берлин. "Эх, если бы на Бонн, - мысленно вздохнул Уманцев. - Ну да видно, не судьба!"
Узнав, что до посадки в Берлине остался час, Роман весь похолодел.
"Может, не стоит так рисковать? - вопрос несколько минут оставался без ответа. - Но тогда зачем все это было? Нет! Должен!"
Уманцев поднялся и пошел в туалет. Грустное было занятие комкать долларовые купюры и смывать в унитазе. "А вот если бы летел в Бонн… да, не повезло… там сразу почувствовал бы себя человеком свободным. Что при мне - то мое. А теперь!.. Доллары - в унитаз, алмазы - в собственный желудок, - человек прибывает в лагерь… социалистический. Там за него решают, что его, а что нет".
Роман ножницами вспорол нитки на поясе и вынул потемневший, точно от обилия впитанной им крови, алмаз. Затем расстегнул булавку, которой был пристегнут к трусам мешочек и высыпал на ладонь пригоршню мелких камней. Вздохнул глубоко и прерывисто и отчетливо услышал, как сжавшееся от нехорошего предчувствия сердце, сбиваясь с ритма, отсчитывает удары. Но обратного пути у Романа не было. Он аккуратно расправил на полочке заранее припрятанный им кусок целлофана и завернул в него свои сокровища. Вдел нитку в иголку и тщательно зашил его со всех сторон. Опустил голову, сосредоточился, затем глянул на себя в зеркало, по возможности бодро подмигнул своему отражению. Правда, с трудом верилось, что это именно он сам и есть. Потому что вместо привычной выбритой физиономии на него смотрел заросший, почерневший человек с ввалившимися глазами.
Подождав еще с полминуты, он взял пластмассовый стаканчик, налил из-под крана воды, поднес ко рту малоаппетитный на вкус целлофановый пакетик, положил его на язык, но увы… Он не мог его проглотить, сколько ни пил воды, сколько ни делал жадных глотательных движений.
"Господи! Что же делать? Отдать аккуратно упакованный сверточек прямо в руки ребят из органов? Да ни за что! - рассвирепел Роман. - Рот себе разорву, а проглочу!".
Лицо его окаменело от напряжения, глаза, замерев на одной точке, смотрели в зеркало, ничего не видя. Он вновь наполнил стакан, положил на язык пакетик… и проглотил. В тот же миг он увидел себя в зеркале: беспомощного, испуганного. "Ведь если станет плохо, придется признаться, что я проглотил алмазы. Операцию-то сделают, камни вынут, а меня посадят за сокрытие. А может, и не посадят. Может, некого будет сажать. И получит Ирка груз, как там он у них называется?.. За каким-то номером, что ли?.. А мой алмаз в любом случае прикарманят".
Он уже собрался открыть замок, но спохватился: "Нельзя заранее обрекать себя на поражение. Если я столько вынес и остался жив, значит, и все, что еще предстоит, выдержу".
Роман приосанился и вышел из туалета. Проходя мимо одного из раненых, положил рядом с ним ковбойский пояс Варичева и вернулся на свое место.
Как ни готовил он себя психологически к встрече с сотрудниками в неброских, но хорошо сшитых костюмах, они все равно появились неожиданно, заставив его внутренне содрогнуться.
Едва самолет приземлился, в салон вошли двое. Берта уже ждала их и без лишних слов подвела к Уманцеву.
- Товарищи приехали вас встретить, - сказала она и тотчас отошла.
- Здравствуйте, Роман Дмитриевич, - приветствовал Уманцева один из них. - Меня зовут Виктор Захарович, а это, - указал он на своего спутника, - Петр Васильевич. Нам поручено встретить вас и сопроводить в Москву.
Уманцев изобразил радостное изумление. Затем придал лицу немного виноватое выражение за доставленные им хлопоты.
- Пойдемте! - указал ему на выход Виктор Захарович.
Уманцев с готовностью последовал за ним.
- Разве у вас нет вещей? - поинтересовался Петр Васильевич.
- Нет, - не задумываясь, - "Главное не задумываться, отвечать тотчас и смотреть в глаза", - придерживаясь выбранной им тактики поведения, ответил Роман. - Вернее, был рюкзак, но я его оставил там, - махнул он рукой. - Ведь он больше не нужен.