* * *
Уманцев вышел встревоженным. Глаза его блестели, сердце учащенно билось.
"Ехать - не ехать?! - кусал он губы. - Андрей, так тот с радостью поехал. Мир, говорил, посмотрю. А то только командировки в Якутию, надоело".
- Ну а там-то, что? Ведь война. Могут убить, - вспомнил Роман не столь давний разговор с другом.
- Да ладно, убить! - отмахнулся Андрей. - Там мир, другой мир, понимаешь? Ну, - он понизил голос, - тот, другой, запретный для нас. Мы - это кусок земли, окруженный со всех сторон колючей проволокой, а там - весь остальной мир.
- Тоже мне нашел, что смотреть. Отсталая, да еще разрушенная войной страна.
- Что ты понимаешь! - возмутился не на шутку Андрей. - Там были португальцы. Завоеватели! Там остался дух авантюристов, там свобода!
"Сердце Африки пенья полно и пыланья,
И я знаю, что, если мы видим порой
Сны, которым найти не умеем названья,
Это ветер приносит их, Африка, твой!" -
с горящими глазами, прерывающимся от волнения голосом продекламировал, тем не менее не забыв понизить голос, в курилке на лестничной площадке между последним этажом и чердаком Андрей.
Роман усмехнулся:
- Это, наверное… - пытаясь вспомнить, почесывал он подбородок, тот поэт, который был запрещен.
- Да тот! И знаешь, сколько еще их таких, запрещенных!
Уманцев перегнулся через перила, чтобы посмотреть, никто ли не подслушивает их снизу.
- Слушай! Хочешь со мной? - Андрей попросил жестом не прерывать его. - Я уже придумал, как. Я скажу, что ты необходим. У тебя есть интересные разработки…
- Нет! - категорически отказался Роман. - У меня дети. Нет!
- Как хочешь, - разочаровано протянул Андрей. - Но только такая возможность может больше не представиться за всю твою жизнь. Так и просидишь за решеткой.
- Сейчас уже есть подвижки в отношениях с Западом. Перестройка, все-таки, - заметил Уманцев.
- И ты в это веришь? Рома, очнись! Тебе тридцать четыре года. Ты ничего кроме своего городка на Кубани, Москвы, Сочи и Якутии не видел.
- Но я многого добился. Остаться после окончания института в Москве, это не так-то просто.
- Ну и я остался. А дальше, что?
Андрей Варичев уехал. Роман какое-то время в глубине души завидовал ему.
"Вот если бы мне приказали поехать в Анголу, я бы поехал. А так?.." - злился Уманцев на собственное малодушие.
И вот теперь ему приказали. Нет, конечно, он может отказаться, только тогда Мальцев его выживет из лаборатории, и он никогда не получит нормальной квартиры. И вскользь брошенный Андреем вопрос: "А дальше, что?" - отчего-то завис у него в мозгу.
- А и вправду, что?
Невероятно быстро, точно одно мгновение, не яркое и блестящее, а до умопомрачения однообразное, промелькнули тринадцать лет.
- Да, тринадцать, - возвращаясь домой, время от времени озадаченно повторял Уманцев.
ГЛАВА 2
В день свадьбы веселая, таящая радостные сюрпризы жизнь как-то неожиданно после очередного бокала шампанского вдруг развернулась перед ним, и он увидел бесконечно однообразную серую равнину…
Тогда не поверил. После не хотел замечать, что странное видение во время торжества было не последствием выпитого, а свадебным подарком-предостережением его Судьбы. Жизнь шла день за днем, и он переходил из одного дня в другой, не задумываясь. Нарочито остро радуясь мелким удачам и без устали повторяя про себя, что у него замечательная семья.
Нет, ну а в самом деле?.. Ему вспомнились его же мысли, когда он сидел во главе стола и его величали женихом.
- В самом деле! - воскликнул он, не выдержав поддразниваний Андрея. - Все так живут! Вон дядя Леша с тетей Аней как отплясывают, какие у них радостные лица. А ведь им уже за сорок. А у маминой сестры скоро серебряная свадьба. Да и чего еще надо желать? И какой толк с того, что ты чего-то хочешь? Окончим мы один институт и будем работать на одном предприятии или, если повезет, в лаборатории. Только и разница, что ты чего-то там хочешь, а я нет, я - доволен!
- И правильно! - навалился на него всем телом сильно подвыпивший дядька со стороны отца, услышав его последнюю фразу. - И надо быть довольным. Вот как мы! Разве мы плохо живем?
Роман запутался: сначала кивнул, а потом, спохватившись, воскликнул:
- Да нет, конечно же, хорошо!
Дядя Леша, в понимании Романа, был образцом для подражания: выбился в Москву из маленького кубанского городка, получил трехкомнатную квартиру на окраине, в квартире - гарнитур, ковры, хрусталь всякий. Жена, пышногрудая и широкобедрая казачка тетя Аня, сын, подросток, дочь, ее муж и полуторагодовалый ребенок.
Но Роману почему-то вспомнилось, что когда он вместе со своей невестой пришел приглашать дядю Лешу на свадьбу, на улице стояла страшная жара, а в квартире вообще дышать было нечем. Все ходили полуголые, толстые, потные, красные, ребенок путался под ногами и время от времени начинал орать.
Дядя Леша по-свойски пригласил племянника на кухню, усадил за стол, тетя Аня налила компот, все шумно говорили, одобряли решение жениться.
- Чего тянуть, - хохотал дядя Леша, поглядывая на округлый живот невесты.
Роман в ответ улыбался, невеста Ирина конфузилась ради приличия. Потом на столе появилась бутылка водки… А Роману хотелось только одного - поскорее уйти. Пот лился по лицам, от разгоряченных тел шел жар. Все ждали вечера. Наконец он настал, душный с противным попискиванием комаров, громкими шлепками, сопровождавшимися краткими выразительными словами и разодранными до крови местами укусов.
Когда вышли на улицу, Ирина прижалась к Роману. Ему было неприятно ее влажное тело, но он ничего не сказал, боясь обидеть ее, а про себя с какой-то чудесной беспечностью решил, что вот так он жить не будет: в тесноте, духоте. И ему стало легче. Правда, мелькнул ехидный вопрос: "А как, если не так? Ты еще так попробуй устройся".
Задумавшегося Уманцева подтолкнули в спину "Не зевай", и он вместе с толпой вполз в безвоздушное пространство автобуса. И вдруг все ему стало противно до тошноты. Все!
Вот он живет, как все. И все довольны. Но почему же ему стало тошно?
В настоящем найти ответ невозможно, все ответы - в прошлом.
Уманцева придавили к чьей-то спине. Он хотел поднять руку, что бы вытереть со лба пот, но передумал, понимая тщетность этого жеста.
Когда Роману исполнилось двадцать лет, родители выслали ему сумасшедшие деньги, двести рублей. Он купил себе джинсы, рубашку на кнопках, очки "капли" и понял, что неотразим. То же самое почувствовала своей прилипчивой женской натурой Ирина с факультета "Бухгалтерский учет в горнорудной промышленности".
Андрей, когда заметил, что Роман все свободное время проводит только с ней, предостерег друга. На что Уманцев беспечно ответил:
- Но ведь все равно когда-то придется жениться.
Андрей с усмешкой посмотрел на него:
- Когда-то придется и умирать, но спешить в этих двух делах никогда не стоит.
Романа озадачили слова Варичева.
- Ну а чего ждать? Ну перепробую я еще десять-двадцать… Все равно же женюсь.
- Да я не против брака. Просто к нему надо быть материально готовым. Должна быть хотя бы квартира. Потом надо так устроиться, чтобы зарабатывать больше.
- Так на это вся жизнь уйдет. Наоборот, родится ребенок, дадут квартиру.
- А если трое, один за другим!.. Тогда куда ты с этим детским садом?
- Да ну тебя! Если подобным образом рассуждать, то никогда не женишься и никогда не обзаведешься потомством.
- Что ж, не рассуждай. Живи инстинктами. Кто мешает?
И правда, инстинктам никто и ничто не мешало: ни вахтерша на входе в женское общежитие, ни соседка Ирины, тоже принимавшая друга.
"Стыдливость" девушек протянула посредине комнаты веревку и повесила на нее простыню, причем пятки друга почему-то все время выглядывали из-за импровизированной стены. Эти пятки странным образом отвлекали Романа, вероятно, подсознательно он представлял, что тому точно так же видно его пятки.
Ирина оказалась девушкой. Роман это высоко оценил и решил, когда ее живот округлился, но еще вполне можно было прикрыть его длинной фатой, жениться на ней.
Андрей только похлопал друга по плечу:
- Что ж, давай! Выбиваться и впрямь опасно, можно шею свернуть. Лучше идти по проторенной дорожке, имея перед глазами пример родителей.
Как только поженились, вопреки предостережениям Андрея, сразу стало лучше - выделили комнату в общежитии. Но когда родилась дочь и надо было писать дипломную работу… Ничего, пережил. Потом комнату дали в коммуналке… Потом родился сын… Они так надеялись, что им с двумя детьми дадут двухкомнатную квартиру… Но сыну исполнилось уже девять лет, а ничего не изменилось.
Роман вышел из автобуса, вернее, выскользнул с юркостью ужа. Напротив остановки - булочная, занял очередь. Достал из кармана платок и наконец-то вытер лицо. Когда очередь вползла в булочную, духота усилилась. Под потолком бессмысленно крутился трехлопастной вентилятор, разгоняя мух, которые садились на людей или прилипали к лентам. Но на тех под конец дня уже не хватало места даже для лишней мушиной лапки.
Купив хлеб, Роман пошел за молоком. Еще постоял в очереди за колбасой, но краковской не хватило, ее купили другие строители социализма, впрочем, шел 1989 год, значит, уже не строители, а перестройщики того, чего построили. Вместо краковской Роман купил полкило жира с круглыми кусочками мяса под названием любительская колбаса. Успел, как тогда говорили, ухватить кусок сыра, название которого на замасленном ценнике не прочел, да и какое это имело значение. Все сыры были на один вкус.
Дома выложил свои покупки на стол рядом с покупками незадолго до него вернувшейся жены. Дети налетели, как саранча, разворачивали, вырывали друг у друга, кусали, дрались, ныли. Роман, не обращая на них внимания, открыл бутылку молока, сделал большой глоток и скривился, как от уксуса.
- Я же говорила, - неприятно взвизгнула Ирина, - не покупай больше молоко. Сейчас все скисает мгновенно. Лучше бы постоял, да квасу купил.
- Ага! - огрызнулся Роман. - Я после кваса, что ты позавчера принесла, целый день вместо лаборатории в туалете просидел.
- И я! - захохотал Костик. - И я! - и потянулся за пирожком с ливером, темно-коричневой засаленной трубочкой, выглядывавшей из серого кулька.
В этот момент сестра, желая поддразнить его, выхватила этот пирожок прямо из-под его руки. Он на секунду замер, а потом растянул губы, мелко задрожал подбородком и заныл. Сестра же заливалась смехом, помахивая пирожком перед его лицом.
Роман сморщился от этого нытья, смеха, окриков Ирины и оглянулся, куда бы приткнуться, чтобы хоть на миг скрыться из этой крохотной комнаты от этих надоевших ему детей и жены.
"Господи, только бы на миг!" - бессознательно подумал он и удивился своей мысли. А когда попытался проанализировать ее, то пришел в ужас.
"Но ведь я люблю своих детей, я за них готов не раздумывая отдать жизнь… Отдать!.. - теперь его взволновало это слово. - Отдать - это миг, а жить с ними - вечность. Я люблю их, но я устал! Устал!.. Я живу точно не у себя, а у кого-то: у детей, у соседей. Мне тридцать четыре года, а выгляжу я, - не обращая внимания на детей, гонявшихся друг за другом вокруг стола и укладывавшую продукты в холодильник Ирину, он взглянул на себя в зеркало, - а выгляжу… - Самое странное, что он не смог даже подобрать себе возраст. Он был, он это точно помнит, высоким, молодым, ужасно симпатичным парнем, который смеялся, стремился к чему-то, а теперь… - Неужели уже второй подбородок? Ну да, вот если так встать. А!.. А живот! Нет, лучше не смотреть. А что на мне надето? Что это за дикое сочетание белых и черных квадратиков, из которых скроена моя рубашка?"
Он неловко потянул за ворот и оторвал пуговицу, Ирина взвилась.
- Опять оторвал! Вот сам и пришивай! - выпалила и ушла на кухню. Дети помчались следом за ней.
Роман упал на диван, закрыл глаза и впал в липкую душную дрему. Очнулся, когда на столе уже стояли тарелки с окрошкой. Сели. Роман и Костик в одних трусах, Ирина и Лена тоже, только еще в лифчиках. Поели.
Ирина поднялась, подошла к холодильнику. "До чего же она толстая", - подумал Роман с неприязнью. Она поставила на стол компот. Все жадно протянули свои стаканы. И потекли красные струйки по подбородкам, по животам.
Ночью, дождавшись, как им казалось, когда дети за шкафом уснули, они потянулись друг к другу: по привычке слиплись на несколько секунд и отвалились, чего-то там испытав…
"Ну, а Андрей что, лучше? - вырвался у Романа вопрос, который, казалось, все поставит на свои места. - Живет в общежитии. Никаких перспектив получить квартиру. Выглядит он, конечно, моложе меня, так ведь он и одет во все импортное. А я в "Большевичку" - черно-белый квадратик. А на кого ему тратить свою зарплату? Это у меня детей куча да еще жене то одно надо, то другое. Командировочные хорошие получаем. Только его чаще посылают на объекты, он специалист высокого класса. Но даже с моими командировочными можно было бы жить и даже отдыхать неплохо, одному. Ну вот Андрей один и что? Видный собою, из тех, что женщинам нравятся. Спортсмен, до сих пор плаванием занимается и еще чем-то там. За стрижку своему мастеру четвертной дает. Но все равно живет в общежитии, а разве это жизнь? Пытался он сойтись с одной с двухкомнатной квартирой. Не смог. Противно, говорит, видеть ее кое-как одетой, да еще к полноте она склонна, лет через пять уже не плоть под твоей рукой будет, а сало. Противно ему! - возмутился Роман и заворочался на диване. - Я же обнимаю и ничего. Вот именно, ничего. Как еще хоть какой-то импульс взыгрывает - удивительно. Но скоро он, чувствую, потухнет. Но, наверное, не это главное, все так живут. Нет, конечно, не все, но так те из другого мира, у них родители другие. А мои, что? Рядовые советские служащие. И я - рядовой. И дети мои рядовыми будут. Нет, я уже не рядовой, - тихо рассмеялся Роман, - я уже старший сержант. Я из своего заштатного городишки-то уехал, нет, бери выше, я капитан. В Москве, пусть в коммуналке, но в Москве, и дети мои уже москвичи. Так потихоньку и поднимется род Уманцевых. - Самодовольная улыбка расплылась по его лицу, освещенному через тонкие шторы уличным фонарем. - Да, вот поднимется род!.. - Противно запищал комар, и неожиданно возникший вопрос испортил наступившее умиротворение. - Ну а мне-то что? Что когда-то поднимется или вообще загнется род Уманцевых? Я-то сейчас, а не потом. Да и вообще, что такое род? Ведь мы зачастую даже не знаем имен своих предков. А они, в свое время, заботились ли они о нас? Их забота и треволнения о детях и внуках, а о тех, кто будет через столетия нести наказание за их грехи, они и не помышляли. "Мы-то их никогда не увидим. Соседского мальчишку жаль, а что с праправнуком случится из-за моих грехов тяжких, на то плевать". Так, наверное, все думают о своих потомках? Ну вот мне, какое мне дело до моих прапраправнуков? Грехов у меня нет. А если бы и были, то молил бы, чтобы не коснулись они моих детей и внуков, а дальше - трава не расти. Да ну их! - отмахнулся он от комара и от своих потомков. - Спать надо. А все этот Мальцев растревожил, мол, поедешь в Анголу, однокомнатную дадим. А что мне однокомнатная? Вот если бы двухкомнатную, тогда бы поехал. Может, и вправду, ничего там страшного нет. Вот уехали же наши и пока никто в свинцовом ящике не вернулся, а уже три месяца прошло. Впрочем, можно, конечно, и не ехать. Вон, с кем мы с Андреем курс окончили, никто в большие начальники не выбился. Правда, в коммуналке с двумя детьми только один я. Выходит, я неудачник? - задал он себе вопрос, но ответить не захотел. - Так поэтому Андрей и поехал в Анголу. Ему, наверное, тоже квартиру пообещали. Ну да, он холостяк, а я как скажу Ирке, что меня в Анголу посылают, так она в слезы и не пустит, - вздохнул Роман и, подбив удобнее подушку под щеку, собрался спать. - А интересно, будет удерживать или отпустит? "Рискуй, мол, своею жизнью ради квартиры. Ей-то, если вдовой станет, точно выделят".
Роман повернулся к Ирине. Ее дыхание обдало его лицо неприятным теплом.
- Ира, - тронул он ее за плечо. - Ира!
- Что? - испуганно ухнула она, точно филин. - Что? - повторила спокойнее. - Живот после окрошки болит?
- Нет, мне в Анголу предлагают поехать, ну туда, где Андрей.
- Да ты что? - она приподнялась на локте. - Когда?
- Не знаю, но, думаю, скоро. Только ты смотри, никому не сболтни. Проблем потом не оберешься.
- Сама знаю, - с досадой на то, что он отвлекается от главного, проговорила Ирина. - Ну и?.. - придвинулась она к нему вплотную.
- Что?
- Ну ты решил-то что?
Роман ударил по щеке и почувствовал, что раздавил комара.
- Что я решил? - переспросил он. - Ничего, вот с тобой советуюсь.
Ирина призадумалась, свесив с дивана ноги.
- А как там обстановка? По телевизору говорят, вроде, ничего. Я, правда, интересоваться этой Анголой стала, как Андрея туда отправили.
- И Василий Игнатьевич говорит, что, в принципе, нормальная.
- Ну тогда поезжай. Там же надбавки за климат, командировочные большие, может, на первый взнос на кооператив наскребем, а?
Роман кашлянул, размышляя, говорить или нет, ведь если вот сейчас скажет об обещанной квартире, он уже это понял, Ирка вскочит и начнет ему вещи собирать.
Ирина включила настольную лампу и устремила испытующий взгляд на мужа.
- Тебе что-то обещали? Квартиру?! - боясь ошибиться в своем предположении, тем не менее в сомнамбулическом восторге прошептала она.
- Ну, в общем, да. Однокомнатную, правда.
Ирина, как верно предугадал Роман, вскочила с дивана и затанцевала по комнате. Груди подпрыгивали, как тяжелые регбистские мячи, жирная складка живота подрагивала над трусами.
- Ведь это своя ванная, кухня!! - ее голос переливался руладами, - да еще коридор. А там подсоберем, да обменяем на двухкомнатную. И заживем как люди!
Роман сел на край дивана.
- А сейчас мы, как свиньи, что ли, живем? Вон, слава богу, еще пять семей помимо нас.
- Я не говорю, как свиньи, как неудачники. В Москве повезло остаться, да только дальше коммуналки столица нас не пускает. Стыдно сказать, как мы живем. На работе все в глаза жалеют, а за глаза неудачницей называют. А недавно, я уж не стала тебя расстраивать, а самой даже поплакать негде было, не на кухне же на радость соседям. Сказала я Леночке, что она может пригласить ребят к себе на день рождения. Мы стол накроем и уйдем. А ей один мальчик нравится, ну и она ему, дружат. Только он из обеспеченной семьи. Так она мне ответила: "Только через мой труп Артем войдет в нашу квартиру". И отказалась от дня рождения. Наотрез.
- Ну… - Роман почесал шею. Ему стало обидно до слез. - За всеми не угонишься. А если ей какой сынок, чей папа в ЦК, понравится, мне, что, на Луну прикажешь лететь?