- Вначале Карлос мне даже нравился. Он был не такой, как все, - со мной. По-моему, в Колумбии больше принято ходить к проституткам, чем у нас. Он никогда не боялся, что его кто-нибудь увидит, как большинство моих клиентов. Он был невысокий, жилистый, ни грамма лишнего жира. Всегда смеялся. Всегда был рад меня видеть. Сказал, что я - самая красивая кончита на свете. "Ты - блондинистая бомба Карлоса". Он всегда говорил о себе так. В третьем лице. Никогда не говорил: "Я". "Карлос хочет тебя клонировать и экспортировать в Колумбию. Ты очень красива для Карлоса".
У него были нежные руки; вот одно из немногого, что я о нем помню. Нежные, мягкие, как у женщины. В постели он вел себя шумно - издавал разные звуки, кричал по испански. Он кричал так громко, что однажды к нам в дверь постучали и спросили, не нужна ли помощь.
В первый раз он заплатил мне больше на двести рандов. "Потому что ты самая лучшая". Через несколько дней он перезвонил. "Помнишь Карлоса? Так вот, он не может без тебя жить".
Сначала он меня смешил. Когда приехал ко мне в Гарденз. До того, как я начала ездить к нему, до того, как узнала, чем он занимается. До того, как он начал ревновать.
Еще до знакомства с Карлосом она написала письмо.
"Ты была хорошей матерью. Все испортил папа. И я. Вот почему я оставляю тебе Соню".
Она хотела еще что-то добавить, написать, что мать заслуживает второго шанса с дочерью, но всякий раз, как начинала писать, она мяла листок и начинала сначала.
Поздно ночью она сидела на краешке ванны и резала себе ножом запястья. Между часом и тремя ночи - Соня спит в своей веселой детской с чайками на потолке и Микки Маусом на стене. Она понимала, что не имеет права всаживать нож глубже, потому что не может просто так бросить своего ребенка. Придется придумать что-то другое - чтобы наносить себе меньше вреда.
Интересно, сколько крови натечет в ванну…
Большое ли облегчение она испытает, когда из нее выйдет все плохое?
Карлос Сангренегра, который говорил по-английски с сильным испанским акцентом… Карлос в тесных джинсах и с усиками, о которых он так заботился. На шее, на тонкой цепочке, маленькое золотое распятие - только оно и оставалось, когда они ложились в постель, хотя собственно в постели они находились редко.
- По-собачьи, кончита, Карлос любит по-собачьи!
Он стоял на полу, широко расставив ноги; она склонялась над кроватью. С самого начала он был не такой, как все. Он был как ребенок. Все в ней возбуждало его. Ее груди, цвет волос, глаза, тело, бритый лобок.
Он приходил и раздевался, и был уже готов. Он не хотел никаких разговоров вначале. Ему никогда не бывало неловко.
- Разве ты не хочешь сначала поговорить?
- Карлос платит пять сотен не за разговоры. Это он может получить бесплатно где угодно.
Он ей нравился - в те первые разы. Возможно, потому, что он так бурно ею восхищался и выражал свое восхищение словами. Кроме того, он приносил цветы, иногда дарил ей маленькие подарки, а когда уходил, всегда оставлял немного денег сверху. Она решила, что так принято в Южной Америке. До Карлоса у нее не было латиноамериканцев. Немцы, англичане, ирландцы (эти обычно пьяные), американцы, голландцы (которые всегда на что-нибудь жаловались) и скандинавы (наверное, лучшие любовники из всех). Но Карлос был первым. Колумбиец.
Его происхождение ничего не значило для нее; она лишь смутно вспоминала оранжевого цвета пятно из школьного атласа.
- Чем ты занимаешься?
После секса он отдыхал, положив голову ей на грудь.
- Чем занимается Карлос? Ты не знаешь?
- Нет.
- Все знают, чем занимается Карлос.
- Вот как?
- Карлос - профессиональный любовник. Чемпион мира по любви в тяжелом весе. Каждый трах - нокаут. Уж кому и знать, как не тебе, кончита.
Она только рассмеялась. Что еще оставалось делать?
Он принял душ, оделся, вынул из бумажника деньги сверх оговоренной суммы и положил их на прикроватную тумбочку, сказав:
- Карлос дает тебе небольшую добавку. - Он говорил со странной интонацией - как будто спрашивал. Но она уже привыкла. Тогда он сунул руку в карман джинсов и спросил: - Ты не знаешь, чем занимается Карлос?
- Нет.
- Ты не знаешь, что является главным предметом экспорта из Колумбии?
- Нет.
- Ах, кончита, ты так невинна! - В руке у него оказался белый прозрачный целлофановый пакетик, заполненный белым порошком. - Знаешь, что это такое?
Кристина приложила руку ко лбу и сделала вид, будто задумалась.
- Кокаин?
- Да, кокаин, конечно, кокаин! Колумбия - самый крупный производитель кокаина в мире, кончита.
- Ух ты!
- Хочешь?
Он протянул ей пакетик.
- Нет, спасибо.
Услышав ее ответ, он разразился громким хохотом:
- Ты не хочешь первосортного, класса "супер", колумбийского "снежка"?
- Я не принимаю наркотики, - ответила она чуть смущенно, как будто опасаясь задеть его национальную гордость.
Внезапно он посерьезнел:
- Да, кончита у Карлоса чистая!
Она приписывала первые опасные признаки его латиноамериканской крови - они были всего лишь еще одной чертой, отличающей его от других.
Иногда он звонил и говорил:
- Карлос едет к тебе.
- Сейчас?
- Ну конечно сейчас. Карлос соскучился по своей кончите.
- Я тоже по тебе соскучилась, но могу увидеться с тобой только в три часа.
- В три часа?!
- Знаешь ли, у меня есть и другие клиенты.
Он что-то произнес по-испански - резкое двусложное слово.
- Карло-о-ос! - ласково проворковала она.
- Сколько они тебе платят?
- Столько же, сколько и ты.
- Они приносят тебе цветы?
- Нет, Карлос…
- Они тебе доплачивают?
- Нет.
- Так зачем встречаться с ними?
- Мне надо зарабатывать на жизнь.
Он молчал; наконец она позвала его по имени.
- Карлос приедет завтра. Карлос хочет быть первым, понимаешь? Первым любовником за день.
- Однажды он позвонил и сказал, что сейчас пришлет за мной человека. В большом БМВ приехали двое незнакомых парней; они ориентировались по навигатору. Они отвезли меня в Кэмпс-Бэй. Мы вышли, но дом я увидела не сразу, потому что он был на холме. Наверх надо подниматься на лифте. Огромные панорамные стекла, роскошный вид, а мебели почти нет. Карлос сказал, что только что купил дом и я должна помочь ему, потому что он не очень разбирается в дизайне.
Может быть, в ту ночь у меня в голове впервые что-то щелкнуло. Я пробыла там полчаса, а потом посмотрела на часы, но Карлос рассердился и сказал:
- Не смотри на часы!
Я хотела возразить, но он сказал:
- Карлос о тебе позаботится, ясно?
Мы ели на балконе, на одеяле, и Карлос болтал - как будто мы с ним были друзьями-приятелями. Те двое, что привезли меня, тоже находились где-то неподалеку; Карлос сказал, что они его телохранители и что их не нужно бояться. Потом он спросил:
- Сколько ты получаешь в месяц, кончита?
Мне не хотелось ему говорить. О моих заработках спрашивают многие клиенты, но я никому ничего не говорю - какое их дело? Поэтому я ответила:
- Это мое личное дело.
Тогда-то он и раскололся:
- Карлос не хочет, чтобы его подружка встречалась с другими парнями. Но он понимает, что тебе надо зарабатывать на жизнь, и он тебе заплатит. Больше. В два раза.
А я ответила:
- Нет, Карлос, я не могу.
И он разозлился, в первый раз. Перевернул одеяло с едой и заорал на меня по-испански. Мне показалось, он меня ударит. Я взяла сумочку и сказала: я лучше пойду. Я испугалась; он стал другим, у него было такое лицо… Откуда-то вышли телохранители; они поговорили с ним, и он вдруг успокоился и сказал:
- Извини, кончита. Карлосу очень жаль.
Но я попросила: пусть его телохранители отвезут меня домой. Он все шутил, а когда я выходила, дал мне две тысячи. Я взяла, потому что мне показалось: если я попытаюсь вернуть ему деньги, он снова разозлится.
На следующее утро я позвонила Ванессе и спросила, что мне делать. Карлос считает меня своей подружкой и хочет платить мне за то, чтобы я была только с ним. Она сказала: это плохо, от него надо избавиться, ты не должна портить себе жизнь. Я поблагодарила ее и попрощалась, потому что не хотела рассказывать, что Карлос связан с наркотиками, и у него ужасный характер, и я понятия не имею, как от него избавиться.
Потом я позвонила Карлосу, а он сказал, что ему очень жаль, что вчера он вспылил, - сослался на неприятности на работе. Вечером он прислал мне цветы, и я подумала, что все наладится. Но потом избили одного из моих клиентов - на пороге моей комнаты в Гарденз.
В хозяйской спальне в Кэмпс-Бэй стояла теперь кровать под балдахином на четырех столбиках. Он нанял дорогого, известного дизайнера интерьеров, который начал со спальни. Там все было в белом: занавески, покрывала, простыни на кровати - как паруса на корабле. Он хвастался своей обстановкой, как маленький мальчик; пока она шла по коридору, он закрывал ей глаза руками, а потом воскликнул:
- Та та та-там! Смотри! - и следил за ее реакцией. Четыре или пять раз спросил: - Тебе нравится спальня?
И Кристина всякий раз отвечала:
- Очень красиво!
Спальня и в самом деле была красивой. Он прыгнул на кровать и велел:
- Иди к Карлосу! - Он был очень энергичен, весел, еще более неуемен, чем обычно, и она попыталась забыть о том, что где-то в доме сидят его телохранители.
Позже, лежа рядом с ней, он обводил кончиком золотого распятия ее соски и вдруг спросил:
- Где ты живешь, кончита?
- Ты ведь знаешь…
- Нет, где ты живешь на самом деле?
- В Гарденз-Сентер, - ответила она, надеясь, что он скоро сменит тему.
- Думаешь, Карлос глупый, потому что у него глупый вид? Там ты работаешь, а где твой дом, где холодильник с твоими рисунками?
- Я не могу себе позволить другой дом, ты слишком мало мне платишь.
- Карлос платит тебе мало? Карлос платит тебе много! Всякий раз мой бухгалтер говорит: "Карлос, помни, мы здесь для того, чтобы получать прибыль".
- У тебя есть бухгалтер?
- Конечно. Думаешь, Карлос - мелкая рыбка? Кокаин - крупный бизнес, кончита. очень крупный.
- Вот как.
- Ну как, пригласишь Карлоса к себе домой?
Никогда, подумала она, ни за что на свете. Вслух же она сказала:
- Может быть…
- Не доверяешь Карлосу?
- Можно кое о чем спросить тебя?
- Кончита, можешь спрашивать Карлоса о чем угодно.
- Это ты приказал избить моего клиента?
- Какого клиента?
Карлос поспешно отвел глаза в сторону; он не умел лгать.
Он ребенок, подумала Кристина, и ей стало страшно.
- Обыкновенного. Ему пятьдесят три года.
- С чего ты взяла, что Карлос его избил?
- Не ты. Но может, твои телохранители?
- Он покупал наркотики?
- Нет.
- Они избивают только тех, кто не платит за наркотики, поняла?
- Поняла.
Она узнала то, что хотела. Но легче ей не стало.
Гриссел и Клиффи сидели в рыбном ресторане, в ста метрах от входа в "Вулвортс". У каждого был наушник в ухе. Они услышали, как Андре Марэ в сотый раз произнесла: "Проба, проба", но на сей раз на заднем плане слышался металлический голосок: "Следующий!"
Клиффи Мкетсу кивнул, как он делал всякий раз. Его жесты ужасно раздражали Гриссела. Ведь Марэ не видит, как он кивает, она в продуктовой секции "Вулворта", а они здесь. И потом, у нее только микрофон, наушники у них. Связь односторонняя, так зачем Клиффи, мать его, все время кивает?!
За столиком напротив мужчина и женщина пили красное вино. Женщина средних лет, но симпатичная, похожая на Фару Фоссетт, с большими круглыми золотыми серьгами; пальцы унизаны многочисленными кольцами. Мужчина выглядел молодо - он вполне мог бы быть ее сыном, но то и дело нежно брал свою спутницу за руку. Парочка дико раздражала Гриссела. Они пили вино, а он явственно ощущал вкус вина во рту. Они были богаты. Они были вместе. Они могут пить и быть вместе, а он? Он может только сидеть с кивающим, как болванчик, Клиффи Мкетсу, умником Клиффи, который готовится к экзаменам в полицейской академии, - он хороший полицейский, но немного недотепистый, все время какой-то рассеянный, как если бы постоянно думал об учебе.
Смогут ли они с Анной когда-нибудь вот так сидеть вместе, держаться за руки, попивать вино и обмениваться нежными взглядами? Как этого добиться? Как вернуть любовь после двадцати лет семейной жизни? Вообще-то никак, потому что он уже никогда не сможет попивать вино. Нельзя, если ты алкоголик. Ты не имеешь права выпить ни капли. Ничего. Ни одной долбаной капли! Даже нюхать красное вино нельзя.
Он сказал доку Баркхейзену, что собирается напиться, и старый врач ответил: "Сделай милость, позвони жене и детям и сообщи им об этом", потому что знал, что Гриссел ни за что не позвонит. Ему хотелось разбить мобильник к черту о тротуар, хотелось что-нибудь сломать, но он только заорал - сам не зная что. Обернувшись, он увидел, что Клиффи и Андре Марэ сидят в машине, старательно делая вид, будто ничего не произошло.
- Вон, как слышишь меня?
Клиффи беседовал по рации с другой бригадой. Они бродили в секции одежды на втором этаже, расположенной прямо над продовольственным магазином.
- Десять сорок, приятель, - сказал инспектор Вон Купидон, как если бы они играли.
Они с новичком Джайми Кейтером были в резерве. Новичок произносил свое имя именно так - Джайми, а не Джейми, как назвал бы его всякий нормальный человек. Сегодня всем хочется выглядеть иностранцами. Что плохого в добрых старых африканерских именах? Сам Гриссел ни за что не выбрал бы себе таких напарников. Купидон - известный разгильдяй, а Кейтер - хвастун, недавно переведенный из участка на Столовой горе. Там он прославился и попал на первые полосы газет. В репортаже о нем правда была густо перемешана с сенсационными домыслами. "Детектив голыми руками ловит банду угонщиков машин". У Джайми Кейтера бицепсы, накачанные в модном тренажерном зале, и физиономия, от которой должны млеть школьницы старших классов. Один из немногих белых, переведенных в последнее время в отдел особо тяжких преступлений. Такой была команда, призванная охранять Андре Марэ и поймать гнусного серийного убийцу: алкоголик, недотепа, хвастун и разгильдяй.
В голове вертелось сразу много мыслей; Гриссел размышлял и о парочке напротив. Интересно, женаты ли они? А если женаты, то друг на друге ли? Что, если и у Анны есть молодой человек, который по вечерам пятницы держит ее за руку? Ведь не может же быть, что ей больше не хочется ласки, мужского внимания; она нормальная женщина. Сексуальное желание невозможно просто выключить, как конфорку электроплиты, как невозможно смириться и с тем, что муж - бессовестный алкаш. На работе Анна сталкивается с мужчинами; как она поведет себя, если встретит молодого человека, трезвенника, который проявит к ней интерес? Она до сих пор красива, несмотря на "гусиные ланки" в уголках глаз - морщинки появились из-за того, что ее муж пьет. И фигура у нее еще вполне… Он знает, каковы мужчины; наверняка кто-нибудь попытается подкатиться к ней. Долго ли она будет отвечать "нет"? Долго ли?
Гриссел вытащил мобильник. Ему вдруг стало очень важно выяснить, где находится его жена в пятницу вечером. Набрал номер, поднес телефон к свободному от приемника уху.
Он долго слушал длинные гудки.
Он смотрел на Фару Фоссетт и ее молодого спутника.
Они смотрели в глаза друг другу, и в них светилось желание. Он мог бы поклясться, что оба очень возбуждены.
- По-моему… это он… - послышался в наушнике голос Андре Марэ, прерываемый треском.
- Что? - спросил Гриссел и посмотрел на Клиффи, который просто пожал плечами и кончиком указательного пальца похлопал по своему наушнику.
- Алло, - сказал на том конце линии его сын.
- Алло, Фриц!
- Здравствуй, папа.
В голосе мальчика не слышалось радости.
- Как ты?
Ответа он не расслышал, потому что в другом ухе загудело. Он уловил лишь обрывок фразы, произнесенной сержантом Андре Марэ:
- …не могу себе позволить…
- Чем занимаешься, Фриц?
- Ничем. Сейчас дома только Карла и я, - вяло, без всякого интереса ответил мальчик.
- Вон, у тебя прием нормальный? - спрашивал Клиффи. - У нее микрофон плохо работает.
- Только Карла и ты?
- Мамы нет.
- Я обычно покупаю растворимый, - ясно и отчетливо произнесла Андре Марэ.
- Она с кем-то беседует, - сказал Клиффи. Потом до них донесся едва слышный мужской голос:
- А я по утрам не человек, если не выпью чашечку свежесваренного кофе.
- Папа! Ты меня слушаешь?
- Фриц, я перезвоню попозже. Я сейчас на работе.
- Ладно. - Как будто ничего другого он и не ждал.
- Как… зовут?
- Андре.
- Черт, - возмутился Купидон, - ну и поганый у нее микрофон!
- Пока, Фриц!
- Пока, папа.
- Наверное, мы слишком далеко, - сказал Джайми Кейтер.
- Оставайтесь где есть, - велел Гриссел.
- Очень приятно, - произнес голос сержанта Марэ в продовольственной секции "Вулворта".
- Рыбка клюнула, - сказал Купидон. Клиффи кивнул.
"Мамы нет".
- Вы, главное, спокойно, - скомандовал подчиненным Гриссел, понимая, что успокоиться нужно в первую очередь ему самому.
Тобела с громким криком вскочил с постели. Он лег около трех, задернув шторы, чтобы в номер не проникало солнце, закрыл глаза и вслушивался в биение собственного сердца. Голова гудела от недосыпа; ноги и руки словно налились свинцом. Устал! С помощью дыхательных упражнений он попытался снять напряжение. Заставил себя думать о хорошем. Мысли поплыли вдаль от настоящего, в мирные воды Ката-Ривер, в туман, который окутывал, как венком, холмы, окружавшие ферму… но всего через несколько секунд он понял, что мозг ему не подчиняется: в голову лезут совсем другие картины и воспоминания.
Преториус, который тянется к пистолету в платяном шкафу.
Долгие, долгие секунды, которые кажутся вечностью, - наконец он схватил гада, а под потолком надрывается, завывает сирена сигнализации. И сердце бьется все быстрее…
Рослая мужеподобная женщина нависла над маленькой девочкой; бильярдный кий поднимается и опускается, поднимается и опускается - размеренно, ритмично; из головы ребенка хлещет кровь. Тобела понимал, что трудность именно в этом - женщина, женщина! Он еще никогда не ликвидировал женщину. Он вел войну против мужчин, так было всегда. Во имя Борьбы - семнадцать раз. Шестнадцать в Европе, один раз в Чикаго; мужчины - предатели, убийцы, враги, приговоренные к смерти руководством в годы холодной войны. Тогда он был палачом, которому поручали привести приговор в исполнение. Сейчас ликвидированы двое во имя Новой Войны. Они тоже враги. Но они мужчины.
Можно ли казнить женщину?