Он купил в "Курочке по-кентуккийски" бутерброд "зингер" и банку апельсиновой "фанты". Пакет с едой взял с собой домой. Он сидел на полу своей "гостиной" и ел без всякого удовольствия. Такая усталость - последействие выброса адреналина. А еще мысли, теснящиеся на краю сознания, то, о чем ему не хотелось думать. Поэтому он сосредоточился на еде. Одного "зингера" оказалось мало, он не насытился. Надо было заказать еще жареную картошку, но ему не нравилась картошка в "Курочке по-кентуккийски". Вот дети уплетали такую картошку за обе щеки. Они с удовольствием ели даже тонкую картонную картошку из "Макдоналдса", а он не мог. Совсем другое дело - картошка в "Шпоре". Крупные дольки в кожуре со специями. И стейки, и гамбургеры в "Шпоре" тоже вкуснее, чем в других местах. Настоящая еда. Но он не знал, где ближайшая "Шпора", и не был уверен, что рестораны этой сети открыты так поздно. Доев "зингер", он слизал с пальцев соус.
Целлофановый пакет и пустую картонную коробочку Гриссел хотел выкинуть в мусорное ведро, но вспомнил, что у него нет мусорного ведра. Он вздохнул. Надо принять душ - на нем кровь Рейнеке и Клиффи.
"У тебя полгода, Бенни, - столько мы тебе даем. Полгода на выбор между нами и выпивкой". Покупать ли мебель всего на полгода? Не может же он целых полгода есть сидя на полу! Как и возвращаться с работы в настоящую пустыню. Конечно, нужен стул - или лучше два стула. Маленький телевизор. Но сначала - снять одежду, принять душ. Потом он сядет на кровать и составит список покупок и дел на завтра. Суббота. В эти выходные он не дежурит.
Ужас. Целых два дня! Что делать? Может, поехать в отдел и поработать с документами? Привести в порядок текущие дела…
Он вымыл руки на кухне, положил картонку, пакет и грязную бумажную салфетку в красно-белый целлофановый пакет, а пакет поставил в угол. Расстегивая на ходу рубашку, поднялся наверх по лестнице. Слава богу, их больше не заставляют ходить в пиджаке и галстуке. Когда он пришел в отдел убийств и ограблений, там нужно было ходить в костюме.
Где была сегодня вечером Анна?
Пластиковая занавеска в душе была порвана в уголке; в дыру на пол лилась вода. На занавеске были изображены поблекшие рыбки. Еще надо купить коврик для ванной. И новую занавеску для душа. Он вымыл голову и намылился. Смыл мыло, пустив сильную струю приятной горячей воды.
Выключив воду, он услышал, что звонит его мобильник. Он схватил полотенце, поспешно накинул его на голову, в три прыжка добежал до кровати и нажал кнопку.
- Гриссел слушает.
- Бенни, ты трезвый?
Анна!
- Да.
Ему хотелось возмутиться в ответ на ее вопрос, хотелось разозлиться, но он понимал, что не имеет такого права.
- Хочешь увидеть детей?
- Да, я бы очень…
- Можешь забрать их в воскресенье. На целый день.
- Хорошо, спасибо. А как же ты? Можно мне и…
- Давай пока ограничимся детьми. Значит, заезжай за ними в десять. Можешь привезти их обратно в шесть. Тебе удобно?
- Да, хорошо, отлично.
- До свидания, Бенни.
- Анна!
Она не ответила, но и не отключилась.
- Где ты была сегодня вечером?
- А ты где был, Бенни?
- Я работал. Схватил серийного убийцу. Клиффи Мкетсу прострелили легкое. Вот где я был. - Он понимал, что получил нравственное превосходство, пусть и небольшое, крошечное, но все же это лучше, чем ничего. - А ты где была?
- Выходила.
- Выходила?
- Бенни, я просидела дома пять лет, пока ты пил или где-то ошивался. Либо ты был пьян, либо тебя не было дома. Тебе не кажется, что и я иногда могу провести вечер пятницы вне дома? Тебе не кажется, что я заслуживаю кино - впервые за пять лет?
- Да, - ответил он, - заслуживаешь.
- До свидания, Бенни.
"Ты смотрела кино одна?" Вот что он хотел спросить, но не успел. В трубке послышались короткие гудки. Он бросил полотенце на пол и взял из шкафа черные брюки. Достал из чемодана ручку и бумагу и сел на кровать. Взгляд упал на лежащее на полу полотенце. Завтра утром оно так же будет лежать, где он его бросил; оно будет сырое и вонючее. Он встал и повесил полотенце на бортик ванны, вернулся к кровати и взбил подушку, чтобы на нее было удобнее облокотиться. Сел и начал записывать:
"Стирка.
В Гарденз-Сентер есть прачечная-автомат. Первым делом завтра поехать туда.
Мусорное ведро.
Утюг.
Гладильная доска.
Холодильник?"
Обойдется ли он без холодильника? Что он будет в нем держать? Молоко ему не нужно - он пьет черный кофе. В воскресенье сюда приедут дети, а Карла обожает кофе с молоком; когда она делает уроки, у нее вечно чашка в руке. Согласится ли она пить кофе с порошковым? Может быть, холодильник и нужен, посмотрим.
"Холодильник?
Занавеска для душа.
Коврик для ванной.
Стулья /диван. Для гостиной.
Барные табуреты. Для завтрака".
Как, черт возьми, ему содержать два дома на жалованье полицейского? Анна об этом подумала?! Впрочем, он как будто слышал ее ответ: "Бенни, ты мог постоянно напиваться на жалованье полицейского. На выпивку у тебя всегда были деньги".
К приходу детей надо купить еще одну кружку для кофе. Тарелки, ножи, вилки, ложки. Щетки для мытья посуды, тряпки для кухни, ванной и туалета.
Он разграфил листок на несколько колонок, вписал все необходимые предметы, но ничего другого сразу вспомнить не смог.
Сегодня он сделал открытие. Надо будет рассказать о нем Баркхейзену. Страх смерти - не совсем правда. Сегодня, когда он арестовывал Рейнеке на верхнем уровне "Вулворта", а тот целился в него из пистолета, он увидел вспышку, и пуля попала в Клиффи Мкетсу, потому что из Рейнеке никудышный стрелок…
Тогда-то он и обнаружил, что не боится умирать. Тогда он и сделал открытие: оказывается, он хочет умереть.
Он проснулся рано - еще не было пяти. Мысли его вернулись к Анне. Ходила ли она в кино одна? Но ему не хотелось сейчас думать об этом. Не так рано, не сегодня. Он встал, надел брюки, рубашку и кроссовки и вышел на улицу не умывшись.
Он выбрал направление; пройдя триста метров вверх по улице, он увидел рассвет, ощутил томление начала лета, услышал щебет птиц и окутавшую город невероятную тишину. Как будто город лежал перед ним в прозрачном кристалле.
Столовая гора словно наклонялась к нему; ее вершина была апельсиново-золотистой, трещины и провалы на фоне восходящего солнца были черными тенями.
Он пошел по Аппер-Ориндж-стрит, повернул в парк и присел на высокую каменную ограду осмотреться. Слева Львиная Голова плавно перетекала в Сигнальную гору, а внизу тысячи окон искрились мозаикой в лучах солнца. Море за островом Роббен было темно-синим; сверху был виден большой участок побережья, до самого Мелкбос-Странда. Слева от пика Дьявола лежали пригороды. Из-за Тейгерберга - Тигровой горы - вылетел "Боинг 747"; его тень на секунду накрыла Гриссела.
"Когда я в последний раз видел это? Как я мог жить без такой красоты?"
С другой стороны - он поморщился, - если утром тебя мучает похмелье, ты не увидишь рассвета над Кейптауном. Это надо запомнить: вот неожиданное преимущество трезвости.
Прилетела трясогузка и села рядом с ним, тряся хвостиком; она выглядела щеголевато и расхаживала самодовольная, как участковый сержант.
- Что? - сказал он птичке. - Тебя тоже бросила жена?
Ответа он не получил. Через какое-то время трясогузка улетела, погнавшись за какой то невидимой мошкой; Гриссел встал и еще раз посмотрел на гору, отчего вдруг испытал странное удовольствие. Сегодня утром эту красоту видит только он, больше никто.
Он пешком вернулся домой, принял душ, переоделся и поехал в больницу. Ему сказали, что Клиффи спит. Состояние стабильное, опасности для жизни нет. Он попросил передать, что заезжал Бенни.
Еще не было семи. Он поехал на север по шоссе № 1; на автостраде в ранний час было тихо - по субботам Кейптаун просыпался только к десяти. Проехал по Бракенфелл-бульвару, свернул в знакомые места, к дому. Он медленно прокатил мимо. Никаких признаков жизни. Газон подстрижен, почтовый ящик пуст, дверь гаража закрыта. Полицейская проверка. Гриссел прибавил газу и поехал прочь, потому что не хотел, чтобы его мысли проникли за входную дверь.
В закусочной "Уимпи" в "Панораме" он выпил только кофе, потому что никогда не завтракал, и стал ждать, пока откроются магазины.
Двухместный диван и два кресла он нашел в Мейтленде, в ломбарде у Мохаммеда Фейсала по прозвищу Губошлеп. Обивка в цветочек слегка выгорела. На подлокотнике одного кресла виднелись пятна от кофе. Увидев ценник - шестьсот рандов, Гриссел присвистнул:
- Многовато, Губошлеп!
- Только для вас, сержант, - пятьсот пятьдесят.
Фейсал провел полтора года в Поллсмуре за торговлю краденым; Гриссел был уверен, что три четверти автомагнитол сдают в ломбард наркоманы, которые вскрывают машины беспечных туристов.
- Четыреста, Губошлеп. Посмотри, какие пятна!
- Сержант, один раз почистить паром, и следов не останется. Пятьсот, и больше я не уступлю ни цента.
Фейсал знал, что Гриссел давно не сержант, но некоторые вещи не меняются.
- Четыреста пятьдесят.
- Господь с вами, сержант, у меня жена и дети!
Неожиданно Гриссел заметил бас-гитару - она скромно притулилась за чемоданчиком с новенькими слесарными инструментами.
- А бас почем?
- Музыкой увлекаетесь, сержант?
- Когда-то было немного.
- Господь с вами, сержант. Это же настоящий "фендер"! Принес один парень из Блэкхита, который мечтает стать рэпером. Срок заклада истекает только в следующую пятницу. С гитарой вместе идут новый усилитель и две колонки по двести двадцать пять ватт.
- Понятия не имею, о чем ты.
- Звучание потрясное, сержант. Башку сносит!
- Сколько?
- Вы серьезно?
- Может быть.
- Это настоящий заклад, сержант. Чистый.
- Я тебе верю, Губошлеп. Расслабься!
- Вы что, в рок-группу хотите податься? - Фейсал еще не оставил подозрений.
Гриссел ухмыльнулся:
- Ага, под названием "Особо тяжкие преступления".
- Тогда в чем дело?
- Короче, сколько просишь за гитару и усилитель?
- Две тысячи ровно. Если хозяин не выкупит.
- Ясно… - Две тысячи для него многовато. Он понятия не имел, сколько стоят такие вещи. - Значит, за диван и кресла четыреста пятьдесят?
Фейсал вздохнул:
- Четыреста семьдесят пять плюс бесплатная доставка и набор подставок под стаканы с голыми бабами.
Он купил три барных табурета в Пэроу, в магазинчике, который торговал мебелью из сосны, и заплатил по сто семьдесят пять рандов за штуку - ужасно дорого, но завтра придут дети. Гриссел погрузил табуреты в машину, два на заднее сиденье и один на переднее, и перевез домой. К одиннадцати он уже сидел, развернув газету, в прачечной-автомате и ждал, пока постираются и высушатся его вещи. Когда они будут готовы, он выгрузит их в новенькую пластиковую корзинку для белья и отвезет домой, а дома погладит на новенькой гладильной доске новеньким утюгом.
Зазвонил телефон.
- Бенни, - сказал Матт Яуберт, - я знаю, у тебя выходной, но ты мне нужен.
- Что случилось, босс?
- Дело парня с ассегаем; я все объясню, когда ты приедешь. Мы в Фисантекраале, там небольшая ферма. Езжай через Дурбанвилль по Веллингтон-авеню, сворачивай на 312-ю дорогу, доедешь до железнодорожного моста и поворачивай налево. Потом позвони мне, я объясню, как добраться до места.
Гриссел посмотрел на дисплей сушильной машины.
- Дай мне сорок минут, - сказал он.
Ферма оказалась конноспортивной школой.
"Школа верховой езды "Хайгроув".
Уроки для взрослых и детей. Выездка.
Он проехал мимо конюшен и только тогда увидел дом. Все строения и службы находились в различных стадиях разрушения, как и во многих подобных местах. У владельцев никогда не хватает денег на то, чтобы поддерживать все в порядке. Несколько патрульных машин, микроавтобус с эмблемой ЮАЛС - Южно-Африканской полицейской службы; микроавтобус судмедэкспертов. Наверное, "скорая" только что уехала.
Яуберт стоял в окружении еще четырех детективов - из них только двое были из их отдела. Гриссел решил, что еще двое - местные, из участка Дурбанвилля. Когда он затормозил, к нему подбежали собаки, они лаяли и виляли хвостом - две маленькие и две черные овчарки. Он вышел; в ноздри ударил запах конского навоза и сена.
Яуберт поспешил к нему с протянутой рукой:
- Ну, как ты, Бенни?
- Спасибо, я трезвый.
Яуберт улыбнулся:
- Вижу. Сильно страдаешь?
- Только когда не пью.
Начальник рассмеялся:
- Бенни, я уважаю твою стойкость. Не то чтобы я в тебе сомневался…
- Значит, ты - единственный, кто не сомневается во мне.
- Пошли, сначала надо поговорить.
Он отвел его в пустую конюшню и сел на стог сена. Солнечные лучи, проникавшие сквозь дыры в ржавой металлической крыше, проецировали на полу идеально круглые пятна.
- Сядь, Бенни, разговор будет долгим.
Он сел.
- Жертву зовут Бернадетта Лоуренс. В четверг ее освободили под залог пятьдесят тысяч рандов. Она обвинялась в убийстве пятилетней дочери своей сожительницы. Они жили вместе, семейной парой. Сожительницу зовут Элизе Ботма. В прошлые выходные ребенка ударили по голове бильярдным кием. Один раз…
- Лесбиянки?
Яуберт кивнул.
- Вчера ночью на дворе вдруг залаяли собаки. Лоуренс встала посмотреть, в чем дело. Она долго не возвращалась, и Ботма вышла следом. В пятнадцати метрах от парадной двери она нашла труп. Колотая рана в сердце. Я жду отчета о вскрытии, но, возможно, тут поработал наш парень с ассегаем.
- Потому что она убила ребенка.
- И колотая рана.
- Газетчики вопят, что ассегаем орудует женщина.
- В газетах полно всякой чуши. Женщина никак не могла совершить два предыдущих убийства. Энвер Дэвидс - рецидивист, сильный, крепкого сложения. Судя по обстановке на месте преступления, у Колина Преториуса было время, чтобы защититься, но он не воспользовался удобным случаем. Лоуренс была здоровой, ростом где-то под метр восемьдесят, восемьдесят килограммов. И потом, женщины стреляют; они не наносят удары кинжалом. Во всяком случае, не поступают так со всеми жертвами. Как тебе известно, шансы за то, что женщина совершает множественные убийства, - один против ста.
- Согласен.
- Сегодня утром выяснилось, что одна овчарка хромает. Ботма считает, что убийца отшвырнул собаку ногой. Но, помимо этого, у нас совсем немного улик. Полицейские из Дурбанвилля помогут нам допросить местных жителей.
Гриссел кивнул.
- Бенни, я хочу, чтобы ты возглавил расследование.
- Я?
- По многим причинам. Во-первых, ты - самый опытный детектив в отделе. Во-вторых, я считаю тебя лучшим. В-третьих, на твоей кандидатуре настаивает комиссар. Он очень доволен твоей вчерашней работой, и он сразу сечет крупные неприятности, предвидит их. Бенни, дело громкое - настоящий цирк. Репортеры не дремлют. Убийца-мститель, он наказывает за преступления против детей, выносит смертный приговор… можешь себе представить.
- И в-четвертых, теперь, когда у меня больше нет жены и детей, у меня полно времени.
- Я выбрал тебя не поэтому. Но должен сказать: я думал, занятость тебе поможет - если ты будешь очень занят, у тебя не останется времени думать о выпивке.
- Ни одно дело не в состоянии занять меня так сильно.
- И в последнюю очередь я подумал о том, что задание тебе понравится.
- Вот уж что правда, то правда.
- Так ты согласен?
- Конечно, мать твою, я согласен! Я согласился еще в ту секунду, когда ты произнес слово "ассегай". Остальное мог бы и не говорить. Ты ведь знаешь, что на меня не действует дерьмо под названием "позитивное подкрепление".
Яуберт встал.
- Знаю. Но я должен был сказать. Ты должен знать, что тебя ценят. Да, и еще комиссар велел передать: у тебя будет столько людей, сколько потребуется. Если нам понадобится помощь, достаточно только позвонить ему. Он сделает все необходимое. А пока твой напарник - Кейтер. Он уже едет…
- Ни за что.
- Бенни, Клиффи в больнице, а больше никто не сможет…
- Матт, Кейтер - идиот! Мелкий хвастун из участка с огромным самомнением. Всезнайка хренов! А как же "столько людей, сколько потребуется" - ты ведь только что обещал?
- Для черновой работы, Бенни. Я не могу жертвовать сотрудниками нашего отдела. Ты ведь знаешь, мы все завалены работой по уши. А Кейтер - новичок. Ему надо учиться. Придется тебе стать его наставником.
- Наставником?
- Сделай из него настоящего сыщика.
- Вот в такие минуты, - сказал Гриссел, - я понимаю, почему я пью.
24
Гриссел, Кейтер и собака сидели в гостиной Элизе Ботмы. Кейтер, в свободной белой рубашке, облегающих джинсах и новеньких ярко-голубых кроссовках фирмы "Найк", задавал вопросы, как будто это он вел следствие.
- Что за порода, мэм? Похожа на метиса шпица, но разве такие собаки не лают по ночам? Я слышал, они так лают, настоящие шпицы… наверное, у вашей собачки кто-то из предков был таксой. Вы сказали, что услышали лай и потом мисс Лоуренс вышла посмотреть, в чем дело?
Элизе Ботма, хрупкая, невысокая женщина с покрасневшими от слез глазами, вздрогнула. Она не ждала вопроса в конце речи о собаках.
- Да, - тихо сказала она. Она сидела сгорбившись, не поднимая головы, сплетя пальцы обеих рук.
В комнате сильно пахло псиной и чаем ройбуш.
- Можете сказать, в какое время это было? - спросил Кейтер.
Она что-то ответила, но они не расслышали.
- Пожалуйста, говорите громче. Мы не слышим ни слова.
- Должно быть, где-то около двух ночи, - сказала Элизе Ботма, снова опуская голову, как будто ответ на вопрос стоил ей слишком много сил.
- Но вы не уверены?
Она отрицательно покачала головой.
- Нам известно, в какое время она звонила в участок? - спросил Кейтер у Гриссела.
Грисселу очень хотелось встать, вывести паршивца за дверь и спросить: какого черта? Кем он себя воображает, мать его? Но момент был неподходящий.
- В два тридцать пять, - ответил Гриссел.
- Ясно, - кивнул Кейтер. - Скажем, собаки залаяли около двух, и она встала проверить, в чем дело. Она что-нибудь прихватила с собой - ну, какое-нибудь оружие, бильярдный кий например?
Ботма вздрогнула, и Гриссел решил: еще один такой вопросик, и он выведет отсюда Кейтера за шиворот.
- Револьвер.
- Револьвер?
- Да.
- Какой системы?
- Не знаю. Это был ее револьвер.
- А где он сейчас?
- Не знаю.
- Рядом с трупом нашли револьвер?
Гриссел молча покачал головой.
- Значит, револьвер пропал?
Ботма едва заметно кивнула.
- А вы? Когда вы встали и пошли смотреть?
- Не знаю, сколько тогда было времени.
- Но почему вы все-таки вышли? Что вас заставило?
- Ее очень долго не было. Она очень долго не возвращалась.