- Профессор, те, кто измывается над детьми, - худшие подонки общества. И всякий раз, как я арестовывал такого, у меня руки чесались распороть мерзавцу брюхо тупым ножом. Но не в этом дело. Дело в том, что… где провести черту? Ты убиваешь всех, кого нельзя исправить? А как же психопаты? Наркоманы, которые крадут мобильные телефоны? Владелец круглосуточного магазина, который хватается за свой "магнум" 44-го калибра, потому что какой-то клептоман крадет с витрины банку сардин? Он тоже оказывает нам услугу? Черт побери, профессор, ведь даже психиатры не сходятся во мнениях, кто из преступников вменяемый, а кто нет; в суде у каждого из них своя точка зрения. А теперь мы приветствуем самосуд? Что будет, если каждый, кто чем-то недоволен, возьмется за ассегай? Да и весь шум насчет смертного приговора… Вдруг все захотели его вернуть. Только между нами: я не против смертного приговора по определению. Я арестовывал сволочей, которые вполне заслуживали смерти. Но с одним я не могу спорить: смертный приговор никогда не являлся для преступников преградой. Раньше, когда их вешали или сажали на электрический стул, они убивали не меньше. Поэтому я не вижу в действиях нашего мстителя никакого достоинства.
- Мощный довод.
- Слушайте, если мы допустим суд Линча, в стране наступит хаос. Самосуд - первый шаг к хаосу.
- Бенни, да ты трезвый!
- Что?
- Понял, что в тебе изменилось. Ты трезвый! Долго держишься?
- Несколько дней, профессор.
- Господи помилуй, Никита, я как будто услышал голос из прошлого.
26
Как только он добрался до машины, позвонил Джейми Кейтер - отрапортовал, что закончил опрос свидетелей. Без всякой задней мысли Гриссел сказал:
- Встретимся в баре "У пожарного".
Он ехал по Альберт-стрит по направлению к центру города и размышлял об ассегаях, убийствах и заслугах неизвестного мстителя.
"Мощный довод", - сказал профессор, но откуда он взялся? В разговоре с Пейджелом Гриссел неожиданно высказал давно тревожившие его мысли. Впервые высказал их вслух, сам того не желая. И какая-то часть его мозга изумленно прислушивалась к собственным доводам и удивлялась: "Ну надо же!"
С каких пор Бенни Гриссел стал великим философом криминалистом?
С тех пор, как бросил пить. Вот с каких.
Как будто кто-то навел его глаза на резкость, и он более отчетливо увидел прошедшие пять-шесть лет. Возможно ли, что он так долго вообще ни о чем не думал? Ничего не анализировал? Неужели он выполнял свою работу механически, по привычке, следуя правилам и букве закона? Место преступления, материалы уголовного дела, наружное наблюдение, сбор информации, передача в суд, свидетельские показания - все, готово. Спиртное затуманивало мир золотой дымкой; оно было буфером, отгораживающим его от мыслей.
Сейчас он стал другим; сейчас он мыслит и действует совсем не так, как в начале службы. В начале он оперировал категориями "мы" и "они". Он твердо знал: есть два враждующих лагеря, две группы людей. Они находятся по разные стороны закона. Он был совершенно уверен в том, что между двумя этими группами проведена разделительная черта. Они разные. Они другие. Словно два разных вида, которые не скрещиваются. Возможно, причина в генетике или психологии, но именно так, по его мнению, обстояло дело; некоторые люди - преступники, а некоторые - нет, и его задача - очистить общество от первой группы. Задача не невозможная, только трудная. И он действовал преимущественно напролом. Найти, арестовать, изолировать.
Сейчас, стряхнув с себя алкогольный дурман, он четко понял, что больше в это не верит.
Теперь инспектор Бенни Гриссел знал, что в каждом человеке заложены задатки как хорошие, так и дурные. Преступные наклонности дремлют до поры до времени, как погруженный в спячку змей, спрятанный в подсознании. В приступе алчности, ревности, ненависти, страха, желания отомстить змей просыпается и наносит удар. Если с вами такого никогда не случалось, считайте, что вам повезло. Вам повезло, если на вашем жизненном пути не встретилась настоящая беда и самое серьезное преступление, какое вы совершили за всю жизнь, - кража скрепок с работы.
Вот почему он сказал Пейджелу, что необходимо сообща выработать некие критерии. Должна быть система. Порядок, a не хаос. Нельзя доверить отдельной личности право вершить правосудие и применять его. Никто не чист, никто не объективен, никто не подвержен заразе.
Альберт-стрит перешла в Нью-Маркет, потом - в Странд. Интересно, подумал Гриссел, когда он начал вот так думать. Когда он миновал некий поворотный пункт? Может, это произошло в процессе расставания с иллюзиями? Он видел, как некоторые его сослуживцы поддавались соблазну; ему приходилось заковывать в наручники людей, считавшихся столпами общества… А может, все дело в его собственном падении? В осознании собственной слабости. В тот раз, когда он впервые понял, что пьян на работе, но решил, что это ничего, сойдет… А потом он поднял руку на Анну…
Не важно.
Как схватить мстителя? Вот что имеет значение.
У убийцы всегда имеется мотив. Какой мотив у мужчины с ассегаем? Почему он убивает?
Да есть ли у него хотя бы самый простой мотив? А может, к нему нужно подходить как к любому серийному убийце - мотив скрыт где-то, замкнут в поврежденных мозговых извилинах? Тогда дело совсем плохо; тогда до сути никак не добраться, тогда нет ниточки, за которую можно ухватиться и тянуть, пока не вытянешь побольше и не начнешь разматывать клубок.
Когда имеешь дело с серийным убийцей, главное - терпение. Нужно тщательно изучить биографию каждой жертвы, внимательнейшим образом осмотреть каждое место преступления. Составить профиль предполагаемого убийцы, собирать самые мельчайшие улики и терпеливо складывать кусочки мозаики, ожидая, пока сложится цельная картина. И надеяться, что картинка сложится и что она будет отражать реальность. И ждать, пока преступник совершит ошибку. Ждать, пока его самомнение не взлетит до небес, он потеряет осторожность и наследит: оставит отпечаток протектора, частицу семени, не сотрет отпечаток пальца. А может, тебе просто повезет и ты случайно подслушаешь болтовню двух медсестричек о любителе клеить дамочек в супермаркете. Ты поставишь на кон все, и в первую же пятницу, когда ты закинешь наживку, на нее клюнет крупная рыба.
В прежние времена много говорили о том, что Бенни везет. Коллеги качали головой: "Господи, Бенни, дружище, ну и везунчик же ты, мать твою!" - и ему это надоело. Ему никогда не "везло" в общепринятом смысле слова - просто у него было чутье. И хватало смелости следовать своему чутью. В те дни ему позволяли так поступать.
- Действуй, Бенни! - говорил, бывало, его первый босс, начальник отдела убийств и ограблений полковник Вилли Тил. - Главное - результат, остальное не считается.
Тощий как скелет, Вилли Тил, о котором покойный толстый сержант О'Трейди говорил: "Анорексия милостью Божией". В те дни Уголовно-процессуальный кодекс считался лишь приблизительным руководством к действию, и им пользовались как кому удобно. Сейчас О'Трейди в могиле, у Вилли Тила рак легких и полицейская пенсия, а если ты не зачитаешь подонку его права перед арестом, судья отпускает его.
Но тогда их методы были частью системы, система создавала порядок, и это было хорошо; если бы только он мог навести порядок и в своей жизни! Вроде бы все должно быть просто, ведь руководство к действию алкоголика - "Двенадцать шагов".
Черт! Почему он не может слепо следовать им? Почему не может слушаться не думая? Почему у него сосет под ложечкой, почему его охватывает отчаяние, когда он читает "Шаг второй", в котором говорится: "Ты должен верить, что Сила более могущественная, чем ты сам, исцелит тебя от алкогольного безумия?"
Он повернул направо, на Бейтенграхт, припарковался. В сумерках ярко светила неоновая вывеска: "У пожарного". Зюйд-ост дул в лицо, словно пытаясь отогнать его, но он уже вошел в дверь, и вот знакомая картина, знакомые ощущения - приятное тепло, запах сигаретного дыма и пива, которое годами по капле расплескивали на ковер. Дух товарищества - широкие плечи, склоненные над кружками, по телевизору в углу показывают лучшие моменты крикетного чемпионата. Гриссел немного постоял на пороге, позволяя здешней атмосфере окутать его.
Как будто домой вернулся! Его охватило острое желание присесть к деревянной стойке, заляпанной разноцветными пятнами. Заказать бренди с кока-колой. Сделать первую глубокую затяжку, почувствовать, как мозг вибрирует от удовольствия и по телу разливается приятное тепло. Всего одну рюмочку, уговаривал мозг. И тут он сбежал - хлопнул дверью и быстро зашагал прочь. Его затрясло; он ведь прекрасно знал, что значит "всего одна рюмочка". Он торопливо подошел к машине. Надо сесть, заблокировать дверцу и уехать. Немедленно!
Зазвонил его телефон. Он схватил трубку уже дрожащей рукой:
- Гриссел.
- Бенни, это Матт.
- О господи! - почти неслышно прошептал он.
- Что?
- Ты вовремя.
- Не понял…
- Я… м-м-м… как раз ехал домой.
- Я в кабинете начальника полиции. Можешь сюда приехать? - Судя по его интонации, он намекал: "Ни о чем не спрашивай, я сейчас не могу разговаривать".
- Каледон-сквер?
- Да.
- Сейчас приеду.
Он позвонил Кейтеру и сказал, что обстоятельства изменились.
- О'кей.
- Поговорим завтра.
- О'кей, Бенни.
В кабинете начальника полиции было четверо. Гриссел знал лишь троих - самого начальника полиции провинции, начальника уголовного розыска Джона Африку и Матта Яуберта.
Четвертый протянул ему руку:
- Здравствуйте, инспектор, меня зовут Ленни Легран, я член парламента.
Гриссел пожал протянутую руку. На Легране был темно-синий костюм и ярко-красный галстук, похожий на термометр. Его пожатие было холодным и крепким.
- Мне очень неприятно, что пришлось побеспокоить вас в такой поздний час; я слышал, у вас выдался нелегкий день. Садитесь, пожалуйста; надолго мы вас не задержим. Как продвигается расследование?
- По плану, - ответил он, бросая на Яуберта умоляющий взгляд: "Выручай!"
- Инспектор Гриссел продолжает знакомиться с материалами дела, - сказал Яуберт, когда они все расселись за круглым столом.
- Естественно. Инспектор, позвольте перейти прямо к делу. Я обладаю сомнительной привилегией, поскольку являюсь председателем парламентского комитета по вопросам правосудия и политического развития. Как вы, наверное, знаете из сообщений СМИ, сейчас мы готовим новый законопроект о сексуальных преступлениях.
Гриссел понятия не имел о сообщениях СМИ, но тем не менее кивнул.
- Отлично! Так вот, одним из пунктов законопроекта предусматривается создание реестра лиц, совершивших преступления на сексуальной почве, куда войдут все, когда-либо осужденные за такие преступления, - насильники, педофилы и так далее. Мы хотим, чтобы этот реестр был доступен широкой публике. Понимаете? Тогда, например, родители, записывая ребенка в школу-интернат, будут уверены, что не отдают его в лапы педофила.
Откровенно говоря, данная часть законопроекта весьма спорна. Наши противники заявляют, что подобные списки нарушают конституционное право граждан на частную жизнь. По данному вопросу разделились мнения различных партий. На настоящем этапе дело выглядит так, будто мы пытаемся протолкнуть законопроект, но мы обладаем незначительным большинством. Уверен, вы уже начали понимать, зачем я здесь.
- Я понимаю, - сказал Гриссел.
Член парламента вынул из кармана пиджака белый лист бумаги.
- Чтобы, так сказать, проиллюстрировать свои слова, позволю себе прочесть отрывок из статьи, опубликованной в "Бургере" две недели назад. Я давал пресс-конференцию, и меня процитировали: "Если насильник знает, что его преступление не останется безнаказанным, например, его линчует мститель или его не примут на работу, то так тому и быть! Насильник теряет право на частную жизнь. Право на частную жизнь не более важно, чем право женщины или ребенка на физическую целостность", - сказал вчера председатель парламентской комиссии но вопросам правосудия и политического развития адвокат Ленни Легран". - Легран многозначительно посмотрел на Гриссела. - Мой длинный язык… В общем, получилось, я как в воду смотрел, инспектор. Я выражал свои убеждения. Я искренне считаю, что наших женщин и детей надо защитить. Когда представители оппозиции возражали мне, я называл их возражения страшилками, уверял, что такого не может быть… Вы понимаете? Я имею в виду самозваного мстителя, линчевателя… Мне казалось, что такого никогда не произойдет. Или, если и произойдет, это будет отдельный случай, полиция быстро найдет преступника и арестует его. Никогда нельзя предвидеть… того, что происходит сейчас. - Легран склонился над столом. - Журналисты ловят меня за язык. Но у меня такая работа. Я обязан идти на риск. Собственная репутация мне безразлична. Но мне небезразлична судьба законопроекта. Вот почему я прошу вас воспрепятствовать суду Линча. Тогда мы сможем защитить наших женщин и детей законодательно.
- Я понимаю, - повторил Гриссел.
- Бенни, что тебе нужно? - спросил комиссар, как будто они были старые приятели.
Гриссел ответил не сразу. Перевел взгляд с политика на начальника полиции Западной Капской провинции и только потом сказал:
- Комиссар, мне нужно то, чего у нас как раз нет. Мне нужно время.
- А кроме времени? - Судя по тону, комиссар ожидал от него не такого ответа.
- Бенни хочет сказать, что дела такого рода очень сложны. Трудность в отсутствии четкого мотива, - сказал Матт Яуберт.
- Верно, - кивнул Гриссел. - Мы не знаем, почему он их убивает.
- Что же тут непонятного? - пожал плечами Легран. - Ясно как день: он убивает преступников, чтобы защитить детей. Все очевидно.
- Мистер Легран, - вмешался Джон Африка, - мотив помогает вычислить убийцу. Если мотив мужчины с ассегаем - просто защитить детей, он - один из примерно десяти миллионов мужчин в нашей стране, которым судьба детей небезразлична. Все хотят защитить детей, но только один ради этого готов пойти на убийство. Что отличает его от остальных? Почему он избрал такой путь? Вот что нам необходимо выяснить.
- Есть и конкретные предложения, - сказал Гриссел.
Все посмотрели на него.
- Нам надо знать, был ли Энвер Дэвидс первым. Насколько нам известно, он - первый убитый в Западной Капской провинции. Но преступления против детей совершаются повсюду. Может быть, наш мститель начал где-то еще.
- И чему это поможет? - спросил Легран.
- Первое убийство, как правило, очень знаменательно. Первое убийство преступник совершает по личным мотивам. Личная месть. А потом он понимает, что ему нравится убивать, - возможно. Мы обязаны рассмотреть все возможные версии. Второе, что может нам помочь, - другие случаи убийства или нападения с применением ассегая. Ассегай - оружие уникальное. Главный патологоанатом говорит, что сейчас им почти не попадаются такие дела. Новый ассегай не купишь в супермаркете. Почему наш убийца взял на себя труд и достал ассегай? Далее, возникает вопрос, где он его раздобыл. Профессор Пейджел утверждает, что он купил его в Зулуленде. Может быть, нам помогут коллеги из Дурбана? Знают ли они, кто изготавливает и продает ассегаи? Может, они расспросят мастеров? И последнее. Нам надо составить список всех преступлений против детей, совершенных за последние полтора года. Особое внимание надо обратить на те дела, по которым подозреваемые не были арестованы.
- По-вашему, он мстит? - спросил адвокат Легран.
- Это всего лишь версия, - ответил Гриссел. - Нам нужно рассмотреть их все.
- Таких дел сотни, - сказал комиссар.
- Вот почему Бенни и сказал, что ему в первую очередь нужно время, - заметил Матт Яуберт.
- Черт! - воскликнул Легран.
- Аминь, - подытожил Джон Африка.
Зюйд-ост задувал так сильно, что им пришлось бежать к машинам согнувшись пополам.
- Бенни, ты отлично выступил! - задыхаясь, прокричал Яуберт.
- Ты тоже. - Гриссел хлопнул друга по плечу. - Знаешь, если бы ты больше пил, ты бы сейчас тоже был инспектором.
- А не старшим суперинтендентом, которому приходится иметь дело со всяким политическим дерьмом?
- Вот именно.
Яуберт расхохотался:
- Это как посмотреть!
Они дошли до своих машин.
- Я хочу заехать к Клиффи, - сказал Гриссел.
- Я тоже поеду. Там и увидимся.
Гриссел осторожно толкнул дверь палаты и увидел Клиффи в кругу семьи. Лампочка над кроватью ярко светила желтым светом. Жена Мкетсу держит мужа за руку, дети по обе стороны, не сводят глаз с раненого отца. И Клиффи - лежит, слабо улыбается и что-то рассказывает им.
Гриссел остановился на пороге; ему расхотелось заходить. Он ощутил и другое: сознание собственной утраты, зависть. Но тут Клиффи заметил его, расплылся в улыбке и пригласил:
- Входи, Бенни!
У порога его квартиры стояла стеклянная вазочка с каким-то красным цветком. Пол вазочкой - записка, лист бумаги, сложенный пополам.
Он поднял вазу, развернул записку, и в нем шевельнулась надежда. Анна?
"Добро пожаловать, сосед! Заходите выпить чаю, когда у вас будет время".
Внизу подпись:
"Чармейн. Квартира 106".
Только этого не хватало! Он оглянулся - квартира 106 находилась на противоположной стороне коридора. Там было тихо. Откуда-то доносились звуки телевизора. Он быстро отпер ключом дверь и вошел, потом тихо прикрыл дверь за собой. Поставил вазу на барную стойку. Перечел записку, смял ее и выкинул в новенькое мусорное ведро. Если завтра дети случайно найдут у него такую записку, они не обрадуются.
Теперь у него есть мягкая мебель. Гриссел отступил на шаг и окинул взглядом привезенные диван и кресла. Постарался увидеть их глазами детей. По крайней мере, теперь здесь не так голо, стало уютнее. Он сел в кресло. Неплохо. Встал, подошел к дивану, прилег; его всколыхнуло слабое приятное чувство. Вдруг навалилась усталость - захотелось закрыть глаза.
Какой длинный день! Уже седьмой с тех пор, как он бросил пить.
Семь дней. Осталось всего сто семьдесят три.
Он вспомнил о "Пожарном" и о том, как мозг подзадоривал: всего одну рюмочку! Потом подумал о жене и детях Клиффи. Самое поганое - он вовсе не уверен в том, что его семья когда-нибудь сможет стать такой же. Анна, он, Карла и Фриц. Как вернуть прошлое? Как заново наладить отношения?
Тут он вспомнил о фотографии и, повинуясь безотчетному порыву, вскочил с дивана и зашарил глазами по комнате. Потом вспомнил. Снимок оказался у него в кейсе. Он взял его и снова лег, не выключая света. Рассмотрел снимок. Бенни, Анна, Карла и Фриц.
Наконец он встал, пошел в спальню и поставил фотографию на подоконник в изголовье кровати. Потом принял душ. Телефон зазвонил, когда он намыливался. Оставляя мокрые следы, он прошлепал к кровати и нажал "Прием". Вдруг это Анна?
- Гриссел слушает.
- Бенни, это Клуте. Воскресные приложения сводят меня с ума, - без всякого предисловия заявил пресс-секретарь полицейского управления.
- Ну, пошли их к черту.
- Не могу. Я обязан сотрудничать с ними.
- Чего хотят эти стервятники?
- Хотят знать, не Артемида ли Лоуренс.
- Не она ли Артемида?!