- Спасибо… - Но потом он представил, как будет сидеть за столом в доме Яубертов, окруженный женой и детьми Матта. А он один… - Я… я не смогу, Матт.
- Знаю, здесь от работы просто с ума сходишь.
- Дело не в работе. - Гриссел сел на стул напротив кресла старшего суперинтендента. - Просто… Я скучаю по своим.
- Понимаю.
Вдруг Гриссел понял, что ему очень нужно выговориться.
- Дети… Вчера они приезжали ко мне.
Гриссел почувствовал, что заводится. Сейчас только этого не хватало! Он прикрыл глаза рукой и опустил голову. Ему не хотелось, чтобы Яуберт видел его таким.
- Бенни… - смущенно начал Яуберт. Ему было неловко.
- Нет, Матт, просто… черт, оказывается, я всю жизнь просрал!
- Понимаю, Бенни. - Яуберт встал и обошел стол.
- Нет, господи, не то… Матт, я ведь их совсем не знаю.
Что было ответить Яуберту? Он просто положил руку Грисселу на плечо.
- Как будто меня вообще не было десять лет. Десять лет, мать твою! Господи, Матт, а ведь они у меня хорошие. Славные. - Он вытер под носом рукавом и всхлипнул. Яуберт ритмично похлопывал его по плечу. - Извини, я не собирался реветь тут у тебя.
- Ничего, Бенни, все нормально.
- Это ломка. Нервы ни к черту.
- Я тобой горжусь. Сколько ты уже держишься - неделю?
- Девять дней. Ни капли. Но что такое девять дней по сравнению с десятью годами?
- Бенни, все наладится.
- Нет, Матт. Не знаю, наладится ли все хоть когда-нибудь.
Он вошел в актовый зал, выделенный для работы объединенной оперативно-следственной группы. Все уже собрались и ждали его. У него возникло ощущение, будто слезы, которые он пролил в кабинете Матта, осушили его. Капитан Хелена Лау жестом подозвала его поближе. Он подошел к ней:
- Как дела, капитан?
- Помаленьку, инспектор. У нас…
- Меня зовут Бенни.
Она кивнула и показала на стоящий перед ней компьютер.
- Мы завели базу данных всех нераскрытых дел, жертвами в которых были дети. Таких дел много… - Она говорила медленно и спокойно - умиротворяюще. - Мы обращаем особое внимание на самые тяжкие преступления. Убийства. Изнасилования. Сексуальные домогательства. Всего таких дел сто шестьдесят.
Гриссел негромко присвистнул.
- Да, инспектор, новости не радуют. И так дела обстоят только на Полуострове, а на всю страну их еще бог знает сколько. Мы включаем в базу данных имена детей, ближайших родственников и подозреваемых. Классифицируем преступление и место, где оно было совершено. Если ребенок стал жертвой в результате бандитских разборок, мы помечаем такие дела буквой "Б", потому что они несколько отличаются от нашего случая. Если убийство или ранение совершено с применением оружия, мы вписываем орудие преступления. И дату. Вот и все. Потом мы сможем сопоставлять наши данные. Когда поступят новые сведения, мы сможем сравнить их с тем, что у нас уже имеется в базе.
- Звучит неплохо.
- Но поможет ли это?
- Никогда не знаешь, что поможет, а что нет. Но мы не можем себе позволить бездействовать.
Гриссел не знал, удалось ли ему убедить ее.
- Капитан, нам понадобится еще два раздела.
- Называйте меня Хеленой.
- Мне нужен еще один раздел в базе данных: средства передвижения. Мы нашли отпечаток протектора. Может, из него удастся что-то выжать.
- Хорошо.
- Не уверен, что средство передвижения нам чем-то поможет. Сейчас меня волнует другой вопрос. Интересно, как наш убийца выбирает жертв. Как он решает, кто станет следующей жертвой?
Хелена Лау кивнула:
- Версий две. Первая: он работает в системе юстиции или в правоохранительных органах - ну, скажем, он полицейский, секретарь суда, кто угодно. Но, раз вы говорите, что таких дел сто шестьдесят… и велик разброс в составе преступлений и местонахождении преступников. По-моему, он все-таки узнаёт о преступлениях из средств массовой информации. Слушает радио или читает газеты. Или смотрит телевизор. Со мной трудность в том, что я газет не читаю и почти не слушаю радио. Но я хочу знать, когда жертвы убийцы с ассегаем становились героями новостей. Выясните, когда появлялись репортажи о жертвах мстителя. Много ли времени проходит от появления, скажем, статьи в газете до убийства? Я ясно выражаюсь?
- Да. Ничего, если мы будем чертить схему на этой доске? - Она показала на противоположную стену старого лекционного зала.
- Да, - кивнул Гриссел. - Спасибо.
Он встал. Джейми Кейтер сидел в углу и, что называется, ел его глазами. Купидон и Безёйденхаут сидели друг за другом - каждый за своим столом. Он выдвинул стул и сел напротив них.
- С ассегаем все ясно, - начал Купидон. Перегнулся назад и извлек пакет - длинный и тонкий. Развернул коричневую бумагу, и на столешницу упал ассегай. Сверкающее лезвие тускло блеснуло при дневном освещении. - Валла! - заявил он.
- Вуаля, - поправил его Безёйденхаут. - Деревня, это же по-французски. Означает: "Вот, смотри!"
- С каких это пор ты у нас стал специалистом по иностранным языкам?
- Я просто помогаю тебе не свалять дурака.
Гриссел вздохнул:
- Так что там у нас с ассегаем?
- Я взял его взаймы в галерее африканского искусства Пирсона на Лонг-стрит. Шестьсот рандов с НДС. Его привезли из "Зулусского рассвета", магазина в Пайнтауне. Я беседовал с господином Виджаем Кумаром, заведующим отделом сбыта "Зулусского рассвета". Он говорит, у них есть агенты, которые ездят по всей стране и скупают ассегай. В провинции Квазулу-Натал есть мест тридцать, где их производят.
- Ассегай - не искусство, - заметил Безёйденхаут.
- Буши… - начал было Гриссел.
- Да я только так говорю. Сегодня все обзывают "искусством". Да я за такую штуковину и пятидесяти рандов не отдал бы.
- Но ты ведь не турист из Германии, у которого полно евро, - возразил Купидон. - Самое главное, наш подозреваемый мог купить свой ассегай на любом углу. В галерее Пирсона говорят, что только в Кейптауне ассегаями торгуют пятеро или шестеро парней. Да еще пара местечек есть в районе Ватерфронта, два в Стелленбоше и одно в южном пригороде. Белые из Европы просто обожают ассегаи и африканские маски. И еще страусиные яйца. Представляете, им толкают страусиные яйца по двести рандов за штуку! Причем пустые внутри…
- Вон, мне бы хотелось, чтобы на твой ассегай взглянули эксперты.
- Есть, шеф! Они уже изучают такой же. Я взял взаймы две штуки; просто хотел показать тебе один, Бенни, чтобы ты на него взглянул. Эксперты соскребут с него пепел и жир и сравнят с тем, что было обнаружено в ранах всех трех жертв.
- Спасибо, Вон. Молодец!
- Как скажешь. Только не смотри на меня так, будто мне еще предстоит смотаться в Дурбан.
- Будь на связи. Передай мне заключение экспертов, как только оно будет готово.
- Конечно. Завтра же. А сегодня я съезжу во все места, где продают ассегаи. Может, у них сохранились сведения о покупателях, и мы сможем вычислить его. Ну, слипы от кредиток, налоговые счета-фактуры - в общем, что угодно. Посмотрим, что мне удастся отыскать.
- Пожалуйста, включи имена покупателей в нашу базу данных. Пусть капитан Лау сравнит их со своим списком.
- Будет сделано, шеф!
Гриссел повернулся к Безёйденхауту:
- Что у тебя, Буши?
Безёйденхаут подтянул к себе груду папок с таким видом, словно они наконец-то приступили к чему-то важному.
- Еще не знаю. - Он по одной снимал папки сверху. - Дело Энвера Дэвидса, - начал он. - Пока это у нас самое серьезное дело. Родители ребенка живут в неофициальном поселении на углу Вангард и Риджвей. Тамошние жители называют свой поселок Байко-Сити, а местные власти никак не называют. Отец безработный; один из тех, кто стоит по утрам на Дурбан-роуд и тянет руки, когда строительные фирмы являются туда за дешевой рабсилой. Мать работает в Стикленде, на заводе по переработке бумаги. Туда свозят старые картонные коробки и делают из них туалетную бумагу. Мягкую, как пух. Понятия не имею, почему бумагу сравнивают с пухом, - он липнет. Ну ладно, я всего лишь полицейский. В общем, они уверяют: в ту ночь, когда убили Дэвидса, они вместе сидели в своей лачуге. Но отец сказал про смерть Дэвидса, цитирую: "Слава богу". Говорит, если бы он знал, где найти эту сволочь, он сам бы его прикончил. Но уверяет, что убил Дэвидса не он и ассегая у него нет. Соседи говорят, что про ту ночь они ничего не знают. Ничего не видели, ничего не слышали.
Гриссел хмыкнул.
Безёйденхаут вытащил из груды еще одну папку:
- Вот список всех детей, совращенных Преториусом. Их одиннадцать. Представляешь? Одиннадцать тех, о ком нам известно. Я начал обзванивать родителей. Почти все живут в Бельвиле. Поеду туда завтра. День будет долгий и трудный. Их имена я тоже включу в базу данных.
- Буши, возьми с собой парочку констеблей.
- Бенни, не хочу показаться смешным, но предпочитаю беседовать с родителями лично. Констебли еще зеленые.
- Пусть опросят соседей или что то в этом роде. Нам надо их как-то использовать.
- А как же Джейми?
- А что Джейми?
- Он ни хрена не делает.
- Хочешь взять его с собой?
- Мы с ним на пару опросили бы больше народу.
- Буши… - Неожиданно Гриссел передумал. Он повернулся в сторону Кейтера и позвал: - Джейми!
- Что, Бенни? - тут же отозвался Кейтер. Вскочил так резво, что едва не перевернул стул.
- Завтра поедешь с Буши.
Кейтер подошел к ним:
- О'кей.
- Проведи первые опросы вместе с ним. Это понятно?
- О'кей.
- Джейми, я хочу, чтобы ты учился. Потом Буши скажет тебе, когда ты сможешь проводить опросы самостоятельно.
- Дошло.
- И еще, Джейми…
- Да, Бенни?
- Не говори так.
- Как?
- "Дошло". Это словечко меня дико раздражает.
- О'кей, Бенни.
- Это америкаанс, - пояснил Безёйденхаут.
- Америкаанс? - удивился Купидон.
- Ну да. Знаешь, так в Америке говорят.
- Американизм, - устало поправил Гриссел.
- Я так и сказал.
Гриссел ничего не ответил.
- А ты, болван, сказал "америкаанс"! Никакой ты не спец по иностранным языкам, - заметил Вон Купидон, вставая.
Он хотел домой. Не в пустую квартиру, а к себе домой. К жене и детям. Голова раскалывалась; мышление притупилось, как будто из него выпустили топливо. Тем не менее он поехал в центр города. Интересно, что сейчас делают дети. И Анна.
Потом он вспомнил. Он хотел позвонить ей. Кое-что тревожит его со вчерашнего дня. Не останавливаясь он вынул из кармана мобильный телефон и нашел ее номер в списке контактов. Нажал кнопку и стал слушать гудки.
- Привет, Бенни.
- Привет, Анна.
- Дети говорят, ты еще держишься.
- Анна… я хочу знать. Наш уговор…
- Какой уговор?
- Ты сказала, если я полгода не буду пить…
- Ну да.
- Ты примешь меня назад?
Она промолчала.
- Анна…
- Бенни, прошла всего одна неделя.
- Нет, мать твою, уже девять дней!
- Ты знаешь, я не люблю, когда ты ругаешься.
- Меня просто интересует, серьезно ли ты настроена насчет уговора?
На другом конце линии было тихо. Он собирался что-то сказать, но тут она ответила:
- Продержись полгода, Бенни. Тогда поговорим.
- Анна…
Но она уже отключилась.
Ему не хватило сил для того, чтобы вспылить. Ну почему, почему он позволяет такс собой обращаться? Почему пытается бросить пить? Ради обещания, которое уже перестало быть обещанием?
У нее появился другой. Он знал это. Он ведь детектив, сыщик, черт побери; он умеет сопоставлять и сравнивать.
Таким способом она пытается от него избавиться. Нет, он не согласен мучиться, а потом узнать, что она его бросила. Он не будет проходить этот ад ради пшика. Нет, черт побери - особенно при том, как он сейчас себя чувствует. Один бокал, и головная боль пройдет. Всего один! Рот заполнился слюной; он уже чувствовал вкус спиртного. Два бокала для подъема настроения - залить топливо в бак, чтобы можно было успешно руководить следственной группой. Три - и она может заводить себе сколько угодно любовничков!
Гриссел знал, что выпивка ему поможет. После нее все станет лучше. И никому не надо ни о чем сообщать. Только он и эта вкуснятина в его квартире - а потом хорошенько выспаться. Чтобы справиться с тем, что он понял про Анну. И с делом. И с одиночеством. Он посмотрел на часы. Сейчас винные магазины еще наверняка открыты.
Когда он подошел к своей квартире, неся в целлофановом пакете бренди "Клипдрифт" и кока-колу, он увидел у порога пакет, обернутый в алюминиевую фольгу. Прежде чем поднять его, он отпер дверь и поставил бутылки на пол. К пакету была прилеплена записка. Он отлепил клейкую ленту.
"Для работящего полицейского. Приятного аппетита! От Чармейн - кв. 106".
Чармейн? Чего она от него хочет? Гриссел развернул фольгу. В ней оказалась кастрюлька из огнеупорного стекла с крышкой. Он снял крышку. В ноздри ударил пряный аромат карри. Господи, как вкусно пахнет! В животе заурчало от голода. Голова закружилась; он сел прямо на стойку. Сунул в рот полную ложку карри с ягненком! Мясо оказалось нежным - буквально таяло во рту; от удовольствия он зажмурился. Чармейн, Чармейн, кем бы ты ни была, готовить ты умеешь, это точно. Он зачерпнул еще одну ложку, вынул из риса лавровый листик, облизал и отложил в сторону. Снова набил рот едой. Потрясающе вкусно! Карри было горячим; на лбу у него выступили мелкие капельки пота. Он ритмично погружал ложку в еду и подносил ко рту. Черт, оказывается, он здорово проголодался! Надо бы как-то наладить питание. Может, брать с собой бутерброды на работу.
Он посмотрел на бутылку "Клипдрифта". Бренди стояло рядом на барной стойке. Уже скоро! Он расслабится в кресле, на полный желудок, и будет пить как положено: медленно, смакуя каждый глоток.
Он доел все до последней крошки - методично, как автомат, подобрал со дна волокна мяса, доел остатки соуса.
Черт! Вкуснотища. Он отставил кастрюльку в сторону.
Теперь надо вернуть ее Чармейн в квартиру 106. Перед его мысленным взором предстала молодая толстушка. Почему толстушка? Наверное, потому, что она вкусно готовит? Наверное, одинокая. Он встал, включил воду, вымыл кастрюльку, потом крышку и ложку. Вытер посуду полотенцем, нашел фольгу, аккуратно свернул и положил в кастрюльку. Взял ключи, запер квартиру и спустился на один пролет.
Она знает, что он полицейский. Наверное, консьерж насплетничал. Придется объяснить, что он женат. Но тогда придется объяснить и то, почему он живет здесь один… Гриссел остановился. Зачем ему лишние заморочки? Ведь можно просто поставить кастрюльку ей под дверь.
Нет. Надо ее поблагодарить.
Хорошо бы Чармейн не оказалось дома. А может, она спит или занята. Он постучался как можно тише; ему показалось, что за дверью работает телевизор. Потом дверь открылась.
Она была маленького роста, и она была старая. По его прикидкам, ей уже перевалило за семьдесят пять.
- Должно быть, вы - полицейский, - сказала она, улыбаясь и демонстрируя белоснежные вставные зубы. - Меня зовут Чармейн Уотсон-Смит. Входите, пожалуйста. - Она говорила с явственным английским акцентом; глаза за толстыми линзами казались огромными.
- Я Бенни Гриссел, - произнес он по-английски, и ему показалось, что у него ужасный акцент.
- Рада познакомиться, Бенни. - Старушка взяла у него кастрюльку. - Вам понравилось?
- Очень!
Внутри ее квартира была точно такой же, как у него, только она была не пустой. Вся заставлена мебелью; на стенах множество портретов, в шкафчиках, на книжных полках и кофейных столиках всякие безделушки: фарфоровые статуэтки, куклы, фотографии в рамках. Вышивки, книги. Огромный телевизор, по которому шел какой-то сериал.
- Пожалуйста, садитесь, Бенни, - пригласила хозяйка, выключая звук у телевизора.
- Не хочу вам мешать. Просто зашел поблагодарить вас. Очень мило с вашей стороны. - Он присел на краешек стула. Задерживаться ему не хотелось. Его ждала бутылка. - Карри просто изумительное.
- Что вы, что вы. У вас нет жены…
- Мм… вообще-то есть. Но мы с ней… - он старался подобрать нужное слово, - разъехались.
- Прискорбно слышать. Я и сама догадалась, ведь вчера я видела ваших детей…
Наблюдательная старушка!
- Да, - сказал он.
Чармейн села напротив. Казалось, она готовится к долгому разговору. Ему не хотелось…
- Скажите, а в каком отделе вы работаете?
- В отделе особо тяжких преступлений. Я инспектор уголовной полиции.
- Ах, как я рада! Вы - именно то, что мне нужно.
- Простите… Для чего я вам нужен?
Она подалась вперед и с заговорщическим видом прошептала театральным шепотом:
- В нашем доме есть вор!
- Правда?
- Видите ли, каждое утро я получаю "Кейп таймс", - продолжала старушка все тем же театральным шепотом.
- Да?
Все начало проясняться. Бесплатного карри не бывает!
- Почтальон кладет газету в мой почтовый ящик в холле, внизу. И кто-то ее крадет. Не каждое утро, заметьте! Но часто. Я перепробовала все. Даже наблюдала за входной дверью из садика. Кажется, вы, детективы, называете это наружным наблюдением?
- Совершенно верно.
- Но вор очень изворотлив. Мне так и не удалось ничего заметить.
- Боже мой! - воскликнул Гриссел. Он понятия не имел, что тут еще можно сказать.
- Но теперь у нас в доме есть собственный полицейский. - Старушка с видом глубокого удовлетворения откинулась на спинку стула.
В кармане рубашки у Гриссела зазвонил мобильник.
- Извините, - сказал он. - Мне нужно ответить.
- Конечно, конечно, дорогой мой!
Он вытащил телефон.
- Гриссел.
- Бенни, это Анвар, - раздался голос инспектора Анвара Мохаммеда. - Мы ее взяли.
- Кого?
- Твою женщину с ассегаем. Артемиду.
- Женщину с ассегаем?!
- Ну да. Она во всем призналась.
- Где вы находитесь?
- В Бишоп-Лэвис, на Петунья-стрит.
Он встал:
- Извините, пожалуйста. Я позвоню, когда буду дома.
- Ладно, Бенни.
Он отключился.
- Мне действительно очень жаль, но мне надо идти.
- Конечно. Кажется, служба прежде всего.
- Да, я как раз веду это дело.
- Что ж, Бенни, мне приятно было с вами познакомиться.
- Мне с вами тоже, - сказал он, полуобернувшись с порога.
- Вам понравилось мясо?
- О да, но вы не должны так утруждать себя.
- Мне совсем нетрудно. - Она снова широко улыбнулась. - Особенно теперь, когда вы взялись за расследование по моей просьбе.
На Петунья-стрит царило небывалое оживление. Под фонарями столпилось человек двести; Гриссел снизил скорость и нажал на клаксон, чтобы зеваки расступились и дали ему проехать. Перед домом номер 23 стояли три полицейских микроавтобуса и карета скорой помощи. Чуть дальше стояли машина судмедэкспертов и две "тойоты", принадлежащие двум различным печатным изданиям. Перед дверью соседнего дома припарковались два микроавтобуса с эмблемами каналов SABC и e.tv.