- Что в коробках? - спросил Гриссел.
- Смотри, - ответил Нгубане и сел на единственный стул, дорогой офисный стул с высокой спинкой из коричневой кожи.
Гриссел открыл коробку. В ней были книги. Он вытащил одну. На корешке золотыми буквами было напечатано: "Повесть о двух городах".
- А ты, Карлос, значит, не очень любишь читать? - спросил он.
- Пошел ты!
- Часов в восемь в участок на Каледон-сквер позвонила женщина, - продолжал Нгубане на африкаансе. - Она плакала. Сказала, что ее дочь похитили и она знает, кто это сделал. В ее квартиру на Бель-Омбр-стрит выслали бригаду. Хозяйка оказалась не в себе; на голове у нее была рана. Она сказала, что мужчина напал на нее и похитил дочь. Она тогда была…
Нгубане подыскивал нужное слово на африкаансе.
- Без сознания.
Нгубане кивнул.
- Потом она назвала имя похитителя и дала его адрес и еще добавила, что он и ее изнасиловал. Она сказала, что хорошо знакома с ними что он любит детей… понимаешь? А еще сообщила, что он наркобарон.
Гриссел кивнули, повернувшись к Сангренегре, принялся разглядывать его. Карие глаза колумбийца горели злостью. Сангренегра был худощавого телосложения; на предплечьях проступили синие прожилки. На нем были джинсы и кроссовки. Руки были скованы наручниками за спиной.
- Дежурный известил начальника участка, а тот позвонил нам. Я как раз дежурил, принял вызов, потолковал с Яубертом и попросил опергруппу. Потом мы все приехали сюда, а опергруппа прибыла на вертолете. Здесь мы нашли пятерых мужчин, Карлоса и тех четверых, что внизу. Обнаружили наркотики в подвале, а в одной из комнат - одежду девочки. Потом нашли кровь в салоне его БМВ и на игрушечной собаке - мягкой игрушке. Но ребенка нигде не оказалось, а этот говнюк не желает говорить. Уверяет, что ничего не знает.
- Ребенок… Девочка?
- Ей три года. Всего три года, представляешь?!
Гриссела замутило.
- Где она? - спросил он у Карлоса.
- Пошел ты!
Он подскочил к Сангренегре и схватил его за волосы, запрокинул голову назад и принялся выдирать черные пряди. Потом наклонился почти вплотную к Сангренегре:
- Где она, сволочь?
- Не знаю!
Гриссел снова дернул его за волосы. Сангренегра поморщился.
- Она врет. Та шлюха, она врет. Я ничего не знаю!
- Тогда как одежда девочки оказалась в твоей комнате, говнюк? - Гриссел снова изо всех сил дернул Карлоса за волосы.
- Она сама принесла. Она была моя шлюха!
- Господи. - Гриссела передернуло; он последний раз дернул Сангренегру за волосы и отпустил. Брезгливо осмотрел засаленную ладонь и вытер ее о рубашку Сангренегры.
- Ты врешь, подонок!
- Я уже это проходил, - раздался за его спиной спокойный голос Нгубане, как если бы ничего не случилось.
- Спросите моих людей, - сказал Сангренегра.
Гриссел невесело рассмеялся.
- Откуда у тебя это?
Он ткнул пальцем в царапину на щеке колумбийца.
Тот плюнул в него. Гриссел занес руку, собираясь влепить ему пощечину.
- Он сказал, что сегодня навещал истицу, - вмешался Нгубане. - Уверяет, что она проститутка. Она, мол, сама пригласила его к себе домой. Девочки там не было. Потом она вдруг, без всякого повода, ударила его. А он дал ей сдачи.
- Так он говорит?
- Так он говорит.
- А мать?
- С ней сейчас сотрудники социальной службы. Она… травмирована.
- Что думаешь, Тим?
Гриссел понял, что задыхается. Он присел на коробку.
- Бенни, девочка была в его машине. Там кровь. И собачка. Она была, была там! Он куда-то с ней уехал. С момента нападения на истицу прошло два часа. Прошло два часа, прежде чем мы сюда приехали! Он куда-то увез ребенка. Решил, раз ее мать девушка по вызову, он может делать что хочет. Но в машине что-то случилось. Может, девочка испугалась, может, еще что… И он ее порезал. Об этом свидетельствует характер кровотечения. Пятно на подлокотнике заднего сиденья. Похоже на… - он снова задумался, вспоминая правильное выражение на африкаансе, - артериальное кровотечение. Потом он понял, что вляпался. Должно быть, он каким-то образом избавился от ребенка.
- Господи!
- Да, - кивнул Нгубане.
Гриссел посмотрел на Сангренегру. Карлос в ответ смерил его презрительным взглядом.
- По-моему, не стоит обольщаться насчет девочки. Будь она жива, этот говнюк захотел бы поторговаться.
- Можно мне кое-что попробовать? - спросил Гриссел.
- Пожалуйста. - Нгубане пожал плечами.
- Карлос, - сказал Гриссел, - ты слыхал об Артемиде?
- Пошел ты!
- Сейчас, Карлос, я кое-что тебе расскажу. Представь себе, неподалеку рыщет один здоровенный тип. У него есть большой ассегай. Знаешь, что такое ассегай, Карлос? Это такое копье. Зулусское оружие. С длинным и очень острым лезвием. Ну так вот, парень с ассегаем доставляет нам массу неприятностей, потому что он убивает людей. А знаешь, кого он убивает, Карлос? Он убивает мерзавцев, которые мучают детей. Ты уверен, что не слыхал о нем?
- Пошел ты!
- Мы пытаемся поймать того типа. Потому что он нарушает закон. Но ради тебя мы сделаем исключение. Сейчас я расскажу тебе, как я поступлю. Я намерен рассказать газетчикам и телевизионщикам, что ты похитил хорошенькую маленькую девочку, Карлос. Я дам им твой адрес. А еще мы опубликуем твою фотографию. И уж я позабочусь о том, чтобы ты не сорвался с крючка. Твоих дружков я посажу за решетку, а тебя одного - понимаешь, совершенно одного! - оставлю дома. Мы будем караулить снаружи, чтобы ты не сбежал и не вернулся к себе в Колумбию. И подождем, пока тебя найдет парень с копьем.
- Пошел ты!
- Нет, Карлос. Это не я пошел, а ты уже пришел, причем именно туда, куда меня посылаешь. Подумай хорошенько. Может статься, когда явится мститель с ассегаем, мы, как на грех, будем смотреть в другую сторону.
Сангренегра молча смотрел на Гриссела.
- Тот парень с ассегаем уже убил троих. Один удар - прямо в сердце. Таким длинным лезвием…
Никакой реакции.
- Скажи, где девочка. И возможно, я передумаю.
Карлос молча смотрел на него.
- Ты хочешь умереть, Карлос? Скажи, где девочка!
Некоторое время Сангренегра колебался. Потом вдруг визгливо закричал:
- Карлос не знает! Карлос ничего не знает, мать вашу!
33
После того как Сангренегру затолкали в кузов полицейского фургона и захлопнули за ним дверцу, Нгубане сказал:
- Бенни, я должен извиниться перед тобой.
- За что?
- За сегодняшнее утро.
Гриссел вдруг понял, что уже забыл об утреннем происшествии; день выдался длинным.
- Наверное, - продолжал Нгубане, - мы все страдаем паранойей - в легкой форме. Ты ведь знаешь, многие белые полицейские… считают нас, чернокожих, дерьмом.
Гриссел предпочел промолчать.
- Я навещал в больнице Клиффи Мкетсу. Он сказал, что ты не такой.
Грисселу захотелось подтвердить: да, он не такой. Его проблема в другом: лично он считает дерьмом всех, а не только чернокожих.
- Как дела у Клиффи?
- Неплохо. Еще он сказал, что у тебя больше опыта, чем у всех нас, вместе взятых. Поэтому вот что я хочу у тебя спросить. Что еще мне можно здесь сделать? Как мне найти ребенка?
Гриссел оглядел Нгубане с ног до головы. Настоящий щеголь - аккуратный костюм, белая рубашка и красный галстук; в таком наряде он, видимо, чувствовал себя удобно. В голове у него забрезжил лучик света.
- Тим, у него есть другие дома или квартиры? У этих наркодельцов всегда имеются запасные аэродромы. Они предусматривают все возможные обстоятельства.
- Правильно.
- Потолкуй с Бёкесом. Им должно быть что-то известно о Сангренегре. Если у него имеется другая недвижимость, они в курсе.
- Верно.
- Эксперты осмотрели квартиру матери?
Нгубане кивнул:
- Там есть его отпечатки. И еще они взяли у матери анализ крови на ДНК, чтобы сравнить ее с кровью, обнаруженной в машине. Они говорят: так они смогут определить, принадлежит ли кровь из машины ее ребенку.
- Тим, по-моему, вряд ли девочка жива.
- Знаю.
Некоторое время оба помолчали.
- Можно мне повидать мать?
- Конечно. Так ты будешь использовать парня в качестве наживки?
- Он идеально подходит. Но мне нужно побеседовать с матерью. А потом, раз уж проводить операцию будет наш отдел, нам придется переговорить с руководством. Заранее могу сказать, начальству наш план не понравится.
- Да пошли они!
Гриссел усмехнулся:
- Я и сам так подумал.
Когда он ехал по городу, направляясь к Тамбурс-Клофу, мысли его разрывались между Быком Бёкесом, Тимоти Нгубане и детьми, которых он видел на Лонг-стрит. Несмотря на поздний вечер - было половина двенадцатого, - дети были всюду, куда ни посмотри. Завтра вторник, учебный день, но подростки толпятся у клубов, ресторанов и кафе. Они стояли на тротуарах с бокалами и сигаретами в руках, кучковались возле припаркованных машин. Интересно, подумал Гриссел, где их родители? Известно ли им, где сейчас их дети? Он понял, что сам не знает, где сейчас находятся его собственные дети. Но Анна-то, конечно, в курсе. Если только она дома.
Бёкес. Он работал вместе с ним в прежние времена. Был его собутыльником. Тогда его дети были маленькими, а сам он еще не распался на куски. Что же случилось, черт побери? Как он превратился из веселого, компанейского парня, который иногда выпивает с приятелями, в настоящего алкоголика?
Он начал пить еще в те дни, когда отдел убийств и ограблений располагался в Южном Бельвиле. Тогда их излюбленным местом водопоя был бар в Пэроу, который они прозвали "Командир" - не потому, что бар был местом встреч начальства, но потому, что в любое время дня и ночи, когда бы ты туда ни заглянул, там можно было найти полицейского, подпирающего длинную стойку красного дерева. А еще они ходили в другую забегаловку в Стикленде, где готовили замечательную пиццу. Как он назывался - "Глокенберг"? Господи, как давно это было! "Глокенбург"! Теперь в том доме семейный ресторан сети "Шпора", но прежде там был потрясающий кабак. Однажды ночью, когда он здорово напился, он влез на сцену и велел оркестру прекратить лабать всякую дрянь. Пусть сыграют настоящий рок-н-ролл и дадут ему бас-гитару. Вы знаете "Черные замшевые туфли"? Его сослуживцы, сидевшие за большим столом, вопили, топали ногами, хлопали. Оркестрик состоял из четырех человек - молодых африканеров с бородками и длинными волосами; обычно они исполняли репертуар группы "Смоуки". Музыканты боязливо сказали: да, они знают эту композицию. Гриссел повесил на шею бас-гитару, вышел к микрофону, спел первую строчку, и музыканты расслабились - поняли, что он не безнадежен. Публика была в восторге. Они наяривали вовсю; исполняли одну песню за другой. В зал выходили повара из кухни, набились люди с улицы. А Бенни Гриссел знай терзал бас-гитару; пальцы его без устали бегали по струнам. Когда они доиграли, все стали требовать: "Еще, еще, еще!" Ну он и оторвался! Пародировал Элвиса, прыгал, скакал, играл и пел, пел, пел. И Анна тогда пришла на него посмотреть. Он заметил ее у входа. Сначала она злилась; стояла скрестив руки на груди. Мол, где это мой муженек - в такой-то час! Но музыка смягчила и ее; она расслабилась, начала раскачиваться, хлопать и кричать вместе со всеми: "Давай, Бенни, давай!" - потому что на сцене стоял ее Бенни, ее муж.
Господи, как давно это было! Как будто в другой жизни. Тогда он еще не был алкашом, просто умеренно пьющим. Как и все остальные. Как Матт Яуберт и Бык Бёкес, как толстяк сержант Тони О'Трейди, как вся их компашка. Они пили крепко, потому что, черт побери, тогда, еще в восьмидесятых, они и работали день и ночь! Вкалывали, как рабы, а добропорядочные граждане относились к ним хуже, чем к собакам. Каждый день им приходилось расследовать убийства девушек, которых душили их собственными цепочками, убийства стариков, убийства среди гомосексуалистов. А еще иметь дело с бандитами, грабителями, хулиганами. Череда преступлений не прекращалась. Но, если в компании сказать, что ты полицейский, все тут же замолкали и пялились на тебя, как будто ты хуже дерьма собачьего, а уж хуже собачьего дерьма, как говорится, ничего и быть не может.
Тогда он был таким, какой сейчас Тим Нгубане. Ему было удобно с самим собой. Господи, а как он тогда мог работать! Да, усердно. Но он был умным. Ловил убийц, грабителей и похитителей. Он не знал жалости, был полон воодушевления. Он был легок на ногу. Вот в чем дело - он танцевал там, где другие неуклюже топали. Он отличался от остальных. И ему казалось, что так будет всегда. Но мерзости жизни имеют обыкновение завладевать тобой целиком.
Может быть, именно в том и проблема. Может быть, выпивка так действует только на танцоров; достаточно взглянуть на Бёкеса и Яуберта. Они звезд с неба не хватают - не танцуют, а топают, зато топают вперед. И не стали алкашами… А он? Все просрал, что только можно. И все равно подсознательно в нем шевелился червячок, говорящий ему, что он лучше их всех, что он самый лучший сыскарь в стране. Лучший, и точка!
Гриссел рассмеялся, проезжая мимо купален в конце Лонг-стрит. Он - урод, неисправимый пьяница, час назад он купил бутылку "Клипдрифта", продержавшись всего девять дней. А полчаса назад он не смог сдержаться, допрашивая колумбийца. Все потому же - в нем накопилось слишком много дерьма. И тем не менее он по-прежнему считает себя выше всех и лучше всех.
Так что же случилось? Между Быком Бёкесом, "Глокенбургом" и сегодняшним днем? Что случилось, черт возьми? Он доехал до Бель-Омбр-стрит, но там негде было яблоку упасть, поэтому пришлось поставить машину далеко от дома и возвращаться к нужному месту пешком.
Стоя на пороге, он вспомнил о сегодняшнем трупе в Бишоп-Лэвис. Странно, но при виде убитого у него в голове не зазвучали предсмертные крики. Никаких жутких голосов.
Почему? Куда делись голоса? Может, они возникали из-за пьянства?
Он потоптался на пороге и распахнул дверь, потому что на звонок никто не открыл. В доме было десять или двенадцать этажей; он поднялся на лифте. У двери в квартиру дежурили двое вооруженных чернокожих полицейских в штатском. Гриссел спросил, откуда они. Один сказал, что они из отдела по борьбе с организованной преступностью и их прислал Бык Бёкес, потому что дружки арестованного наркобарона могут охотиться за женщиной.
- Вы слышали о Сангренегре до того, как он похитил ребенка?
- Вам лучше поговорить с Бёкесом.
Он кивнул и открыл дверь. В гостиной навстречу ему с дивана вскочила молодая женщина.
- Вы нашли ее? - вскричала она, и он различил в ее голосе истерические нотки. Рядом с ней на диване сидели двое полицейских поделикатнее, более низкорослые и худощавые - мужчина и женщина; оба сидели, смирно сложив руки на коленях. Социальная служба. Они приезжают на место преступления после того, как уберут грязь и кровь.
- Еще нет, - ответил он.
Она глубоко вздохнула. Гриссел увидел, что лицо у нее распухло и на нем была ссадина, аккуратно заклеенная пластырем. Глаза у нее покраснели от слез. Она стиснула кулаки и ссутулилась. Цветная женщина, сотрудница социальной службы, встала, подошла к ней и похлопала ее по плечу:
- Садитесь, вам лучше присесть.
- Меня зовут Бенни Гриссел, - сказал он, протягивая руку.
Она пожала ее и представилась:
- Кристина ван Роин.
Сначала Гриссел подумал: она не похожа на обычную проститутку. Но потом он ощутил исходящий от нее запах - смесь духов и пота; от всех проституток пахнет именно так, сколько бы они ни мылись.
Но по внешнему виду она отличалась от всех, кого он знал. Интересно, почему? Высокая, почти одного роста с ним. Не тощая, крепкого сложения. Кожа гладкая. Но дело не в этом.
Он сказал, что работает вместе с Нгубане и знает, что сейчас она переживает трудное время. Но может быть, что-то из того, что ей известно, поможет им найти девочку. Она ответила: пожалуйста, спрашивайте о чем хотите. Потом она раздвинула двери, выходящие на балкон, вышла и села на один из стоящих там белых пластмассовых стульев. Гриссел понял: ей хочется отойти подальше от сотрудников социальной службы. Выйдя следом за хозяйкой на балкон, он сел на другой стул и спросил, насколько хорошо она знакома с Сангренегрой.
- Он был моим клиентом.
Он подметил необычную форму ее глаз. Глаза были большие, миндалевидные.
- Постоянным клиентом?
На балконе было темно; в луче света из гостиной была видна только ее правая рука. Она лежала на подлокотнике стула; пальцы вжаты в ладонь, ногти впились в кожу.
- Сначала он был таким же, как и все, - ответила она. - Ничего особенного. Потом он рассказал мне о наркотиках. А когда узнал, что у меня есть ребенок…
- Знаете, что мы нашли в его доме?
Она кивнула:
- Мне звонил тот чернокожий детектив.
- Карлос когда-нибудь возил вас в другие места? В другие дома?
- Нет.
- У вас есть предположения, куда он мог увезти… вашу дочь?
- Соню, - сказала она. - Мою дочку зовут Соня.
Пальцы сильнее впились в ладонь. Ему захотелось дотронуться до нее.
- Куда он мог увезти Соню?
Она покачала головой. Она не знала. Потом сказала:
- Я ее больше не увижу!
В ее голосе слышалось спокойствие, которое порождается лишь абсолютным отчаянием.
Рано утром от Бель-Омбр до его квартиры можно было доехать всего за несколько минут. Первым делом, включив свет, он увидел бутылку бренди. Она стояла на барной стойке, как часовой, охраняющий комнату.
Он запер за собой дверь, взял бутылку и повертел ее и руках. Осмотрел часы на этикетке, взболтал золотисто-коричневую жидкость. Представил, как спиртное потечет по горлу, как у него закружится голова, и ощутил приятное волнение.
Он осторожно поставил бутылку на место, как будто она была священной реликвией.
Надо отвинтить колпачок и вылить бренди в раковину.
Но тогда он учует запах и не сможет больше противиться.
Сначала взять себя в руки. Он положил руки на стойку и глубоко задышал.
Господи, как близко это было - ближе чем вечером!
Вчера вечером только голод помешал ему напиться.
Он сделал еще один глубокий вдох.
Фриц собирается позвонить ему и узнать, слушал ли он диск. Если он будет пьян, сын сразу догадается. Только этого не хватало! Грисселу показалось, что он слышит голос сына. Мальчиком двигало не только любопытство; его интересовало не только мнение отца о музыке. Там было и другое. Жажда общения. Тоска. Желание наладить отношения с отцом. Установить связь. "У нас никогда не было отца". Теперь его сын хочет отца. Очень страстно. А он… он едва не упустил и эту последнюю возможность. Едва не упустил!
Он сделал еще один глубокий вдох и открыл кухонный шкафчик. Внутри было пусто. Он торопливо взял бутылку, сунул ее на полку и захлопнул дверцу. Поднялся наверх. Больше он не чувствовал усталости. Пришло второе дыхание, когда мозг так напряженно работает, что заставляет тебя продолжать действовать, когда мысли постоянно перескакивают с одного предмета на другой.