Все имущество тут на даче и все, что совсем условно считалось мебелью, было сдвинуто вперед. Сюда, к двери. Большую часть вагончика занимали ящики с грибами. Стояли штабелем до потолка. Теперь нужно было втиснуть еще и новые. Те, что он привез сейчас. Под ногами ощущался пол, мягкий от грязи и растоптанной грибной трухи. В нижних углах дачи лежал лед, будто заменял здесь плинтуса.
Да, все начинало меняться. И тогда, не вспомнить уже, сколько лет назад, Артуру пришла в голову мысль, что можно попробовать грибы выращивать. Почти также безвестный собиратель-кроманьонец много-много веков назад догадался их собирать. С тех пор кроманьонцы, а потом их потомки научились выращивать многое, но грибы, вроде бы, нет. Возникла надежда, что вдруг они, Артур с окружением, окажутся умнее. Быстро выяснилось, что нет, он не совершил великого открытия. Оказалось, что существует, и давно, технология по выращиванию грибов. Грибного мицелия. Тогда Артур услышал это слово впервые. Дед, всегда твердивший о ничтожности их масштабов, взялся и быстро изучил теорию грибоводства. После этого решил провести эксперимент. Он так удачно, как потом оказалось, решил выращивать их грибы на маленьких бросовых островах. Знал, что таких много на Ладожском озере. Маленьких и совсем маленьких, крошечных, ничтожных. Некоторые длиной всего в несколько десятков метров. Где никто не бывает. Потому что там ничего нет и делать нечего. Сколько они потратили времени, объезжая эти мусорные островки! Тогда Артур назвал это открытием Грибного архипелага. - "Все сплошь надо засеять здесь какими-нибудь грибами", - делился тогда своими планами. - "Ни какими-нибудь, а самыми лучшими", - уточнял дед. - "Маслятами, рыжиками, - продолжал Артур. - Чтобы никаких ядовитых вокруг не было. И чтобы, не глядя, любой гриб можно было сразу в корзину. Как в раю".
Тогда они не знали, слабо верили в то, что из этого получится что-то. Все же открыли кооператив, переименованный потом в ООО "Кооператив "Мицелий", хотя в первые пару лет казалось, что затея не удалась. Грибов было мало, но на поддержание кооператива кое-как хватало. Тем более, и расходов почти не было. На некоторых островах грибы зачахли, но на остальных стали плодиться. И вдруг гриб попер, будто очнулся. И с каждым годом все заметнее и заметнее. - "Триумф моей мысли", - говорил дед. Видал бы он нынешнее изобилие.
Теперь здесь в вагончике-даче стало совсем тесно. Свободный от грибных ящиков пятачок пространства был окончательно заставлен скучившимся хламом. Дверь едва закрывалась, и проход к ней загородил большой, когда-то бильярдный стол на выпуклых резных ножках. В хорошие времена, в эпоху расцвета кооператива антикварный, а сейчас просто старый.
Под этим столом сейчас стояли канистры с "эмульсией" - водой, заряженной грибными спорами. Так она называлась в кооперативе. В "Мицелии" даже постепенно возникал свой особый сленг. Там же, рядом с канистрами - две старые ржавые мины для минометов, а точнее, конечно, пустые корпуса от мин, без зарядов и взрывателей. Когда-то считалось, что это гантели - некий их заменитель, паллиатив. Подарок черных копателей, в Петербурге, во дворе Артура и в окрестностях таких было много.
Артур снял резиновые сапоги и сейчас, сидя на древнем сундуке, растирал, жалел свои ноги.
Дед решил, что теперь им для развития нужна техническая база и разбирающийся в технике грамотный организатор. Человек-двигатель. Тогда и появился Илья. Когда-то он служил в дедовом отделе на заводе. Высоченный, под два метра мужик. Худой, но широкоплечий, мосластый, совсем неопределенного возраста. Артур удивился, когда узнал, что тот всего на десяток лет моложе деда. Илья сразу увлекся идеей выращивать грибы на островах. У них почему-то говорили "разводить", а острова уже окончательно прозвали Грибным архипелагом. Сразу заговорил о перспективах, которые перед ними открывались.
- Да тут настоящие большие деньги лежат под ногами, - твердил он. - Во всех смыслах. И я их уже вижу.
- Не только стихи, но и деньги растут из сора, - сказала тогда маман.
- Растут, - соглашался Илья, - но в них надо вкладывать.
- А что вкладывать? - вспомнил сейчас свои слова Артур.
- В деньги надо вкладывать деньги. А в грибы тоже грибы. Точнее, семена грибные. Вернее, споры.
- Период грибных корзинок заканчивается, - все повторял Илья. - С ним надо кончать. Насильственным путем.
Теперь они вдвоем с дедом говорили о масштабах. Масштаб всегда был для них мал.
"Видели бы они эти грибные поля сейчас. Поле деятельности", - опять вернулась прежняя мысль.
И дела пошли. Наладилась связь со скупщиками, пошел серьезный сбыт. В столовые, кафе, всякие пиццерии. А потом появился большой солидный скупщик, русский эмигрант, живущий в Германии. Оказалось, "дикие русские грибы" стоили в Европе великие деньги. Тот объезжал берега Ладожского и, кажется, еще Онежского озер, скупал грибы в деревнях. Там ему и дали кличку Грибоедов.
Дело у этого Грибоедова тоже расширялось.
В кооперативе пошли вращаться большущие деньги, непредставимые когда-то для них. В семье, в племени Башмачниковых кинулись тратить. Вошли во вкус, особенно маман и сестра, хотя дед лишние траты пресекал.
Только Илье денег казалось мало. Их он вкладывал и вкладывал. Купил катер, сначала старый, подержанный, а потом этот. "Поплавок". Самый новейший и самый дорогой. Со временем где-то в глубине бывшего дедова завода арендовали цех. Там собирались установить оборудование для сушки и упаковки грибов. Где - этого Артур не знал. Не знал даже, успели ли купить это оборудование. Хотя, какие-то деньги, вроде бы, за него перечислили. Артур не вникал, был далек от этих дел. Илья научился выращивать зерновой мицелий, его они рассылали по почте. Но больше всего обещало сотрудничество с Грибоедовым, сбыт грибного урожая за границу.
Здесь перспективы открывались неограниченные. Прожорливая Европа могла, не заметив, поглотить все, что они выращивали на своем архипелаге. А грибов на нем становилось все больше. Каждый раз с наступлением нового сезона количество грибов поражало, шокировало. Но на следующий год возникал новый, еще более мощный шок. Среди камней и мха грибные шляпки торчали все гуще, плотнее. Никакие расходы не могли обогнать этот рост.
"Увеличение поголовья. А то и вовсе народонаселения". - Иногда он представлял себя повелителем какой-то грибной империи, принцем народа грибов. Племен рыжиков, подосиновиков и лисичек.
Когда-то они рассчитывали засадить грибной архипелаг боровиками, но те не пожелали расти в здешних условиях.
Он продолжал неподвижно сидеть в этой полутемной бытовке. Слишком здесь на грибных островах все было по-настоящему. Грубо, холодно, сыро. Усталость, тяжести, неприятные запахи. Утешением была надежда на будущие деньги. Деньги были избавлением от множества накопившихся за зиму проблем.
Еще невыносимо хотелось есть.
"Хоть гриб вари, - Как-то странно было осознавать их не товаром, а пищей. - Может быть, у меня здесь орехи остались? Монастырская какая-то еда: грибы да орехи".
Какое счастье, нашлась завалявшаяся банка каких-то консервов. Ее Артур открыл, не посмотрев на то, что на ней написано. Банка грелась на стальной печке-буржуйке, сделанной из вентиляционного бронеколпака финского дота. Когда-то они с дедом, вдвоем, увидели такой на перешейке, тогда деду и захотелось сделать из него печку. Тяжело представить, как ему удалось это.
Резко запахло чесноком, в банке была вареная фасоль, лобио. В этом маленьком пространстве казалось, что за его спиной стоит и дышит какой-то ханыга. Под грибными ящиками зашуршала мышь.
- Не шебурши, тебе не оставлю, - пробормотал Артур.
Печку нужно было побыстрее погасить, чтобы не разморозить грибы. Они здесь были важнее его.
"Может быть, надуть матрац"? - Где-то здесь был такой, древний-древний, сохранившийся еще с детских времен. Сейчас ставший коротковатым, хотя Артур не сильно вырос.
Внутри, в холодном вагончике трудно было и представить, что здесь можно заснуть. Прибавив свет в керосиновой лампе и поднеся к ней поближе книгу, Артур пытался читать. "Театр" Моэма - снотворное средство в данном случае. Сидел, накинув ватник на голову. Голова тоже мерзла. Кажется, еще не было ни одного вечера, когда он что-нибудь не читал. С шести лет, когда этому научился.
Даже читать было холодно. Внезапно где-то тихо, но нудно зазвенело. Сначала он даже не понял, что может звенеть здесь, в глухой заброшенной бытовке. Конечно, мобильный. И кто это вспомнил о нем, одиноком грибнике?
Вспомнил, оказывается, Аркадий Натанович, завпроизводством кафе "Гранд Кокет". Такие названия появились в последнее время, возвратившийся модерн. Судя по телефону, Натаныч пытался дозвонится несколько раз, но Артур, наверное, не слышал сигнала из-за шума мотора. В телефоне осталось SMS-сообщение: "Гриба возьму. Но только в течение этих трех дней".
Артур нажал на нужную кнопку.
- Не поздно, Аркадий Натанович? - начал он.
- Какое поздно!.. У нас в ресторане рано. Тут банкет идет, все только разогреваются, - Свое кафе тот называл рестораном. Может, для солидности, может, оттого, что только там работал в советский период своей жизни. Было заметно, что Натаныч выпил, тоже разогрелся.
- …Я тебе говорил, - продолжался разговор. - Только белые, боровики. На крайний, рыжики…
- Так ведь весна еще, Аркадий Натанович. Месяц апрель. Рано, да и холодно.
- То поздно, то рано, - пытался перебить Артура дальний собеседник. - Ну, давай хоть сморчки свои. Шантажист! Узнает хозяин, что я, вместо шампиньонов, твои грязные грибы ("И дешевые", - подумал Артур.) в дело пускаю - убьет! И это не это, как его?..
- Метафора, - подсказал Артур. С трезвым Аркадием Натановичем он иронии не допускал. Завпроизводством "Гранд Кокета" относился к себе серьезно.
- Какая там метафора, - доносилось из мобильного. - Сейчас по-настоящему убить - это пара пустяков. Один пустяк даже. Хоть из-за гриба.
Он погасил лампу и, сидя в темноте, почувствовал, что здесь ему не уснуть. Понял, что хочется домой, к тому, что осталось от дома, в остатки своей квартиры. К цивилизации, в Петербург. В отличие от большинства петербуржцев он почему-то не любил слова Питер. Казалось, что оно похоже на кличку.
"Осталось там пожрать хоть что-нибудь?" - пытался вспомнить он.
Сейчас показалось, что это так далеко: его город, дом, такой недостижимой стала настоящая постель с настоящим одеялом. Настоящий сон.
Все! Он понял, что отправится домой прямо сейчас, ночью.
"Встаю и отхожу отсюда, - решил он. - Хватит жизни на природе. Не по силам больше такой здоровый образ жизни". - Представил, как он выходит, как отвязывает концы. Путь ночью, особо тяжелый и особенно длинный.
* * *
Где-то звонил колокол церкви. Он услышал этот звон и почувствовал, как сильно замерз. Не сразу понял, что все-таки уснул - сидя, не дочитав книжку. Та теперь лежала на грязном полу, страницами книзу. Обнаружил, что сидит, привалившись головой к грибному штабелю. Рядом с лицом пахли грибы, сыростью и как будто глубинами земли.
Показалось, что он задремал ненадолго, но потом заметил - маленькое окошко под потолком бытовки уже светится слабым утренним светом. Спать уже не мог - так было холодно. Ему ничего не снилось, оказывается, он думал во сне, продолжал думать.
Вышел из "дачи". Обычного мира не стало, его заменил туман. Густой, плотный. Колокол умолк, только в ушах еще звенело. Вокруг стояла абсолютная тишина, такую ему давно не приходилось слышать. И приходилось ли когда-нибудь?
Проступающее через белую мглу что-то темное сбоку постепенно разделилось на фрагменты и стало размытыми силуэтами сосен. Оставшиеся бесформенными куски темноты, как знал Артур, были домами в Осиновом. Самый черный кусок - дом Веньки. Когда-то он горел, но нового дома Венька строить не стал. Бревна отмыли от сажи, поставили новую крышу из рубероида. Там Венька и продолжал жить вместе с женой Домной.
Доски пирса шевелились под ногами. Артур присел и сейчас умывался, осторожно опуская кончики пальцев в ледяную воду. Туман. Значит, потеплеет. Это сильно не радовало. Было тревожно за собранный грибной урожай, за эту вот бытовку, полностью набитую грибами. Так много усилий в последние дни было потрачено, чтобы все это собрать, и так много надежд на это возлагалось.
Плевки зубной пасты расплывались в воде белыми облаками. Это было похоже на какой-то обряд осквернения Ладоги. Даже радовало, что его сейчас никто не видит.
Со стороны Осинового послышалось мычание коров. В тумане особо отчетливо были слышны возникающие звуки. Недовольный мат пастуха. Жестяное бряканье не то ведра, не то коровьего колокольчика - это почему-то громче всего остального.
Невдалеке, уже почти видимая, прошла отдельная корова и кто-то рядом с ней. Была различима даже собака, бегущая сзади.
- Артур. Эй, Грибник! Ты ли? - Он узнал голос. Домна, Венькина жена. Высокая крепкая старуха, фигурой похожая на колокол. - А я вчера слышу - твой мотор.
Родом Домна была с другого озера, с Онеги. Сейчас был особенно заметен ее тамошний окающий певучий говор. По деревенскому обычаю она взялась обстоятельно рассказывать о своей жизни:
- …Ничего, живем. Спасаемся рыбой вон, грибами, корова есть. Летом молока в пионерлагерь… А ты гриб везешь? К себе, в Питер?
- Ну да. В ресторане одном просили, - неохотно, с утренней апатией отвечал Артур.
- А что, клюкву в твой ресторан возьмут? Морошку хоть?
- Должны. Поговорю.
- Может, им и молока надо? А то отдай мои грибы тоже. Я их еще недели две назад насобирала, самые ранние. Но ты не бойся, они в холоде лежали, в сарае. Пока все время холодно было. Прямо сейчас и могу принести.
Артур легко согласился. Одолевал сон, и он готов был еще поспать. Прямо здесь, стоя, опираясь о бревенчатую сваю. Радовала и такая перспектива.
Показалось, что ждать пришлось недолго. Обнявший сваю Артур очнулся.
Сначала появилась собака Домны, забежавшая вперед. Маленькая, величиной с лисицу, лайка Нюрка. Остановилась возле Артура, виляя кривым хвостом. Потом стал слышен скрип. Показалась старуха, толкающая тележку на велосипедных колесах. На телеге как-то удерживалась большая овощная корзина с мелкими ранними сморчками. Там же Артур увидел свою канистру, только что стоявшую на пирсе рядом с катером. Сейчас в ней что-то ощутимо слышно бултыхалось.
- А это что?
- Рыбы тебе. Угря. Я еще пирога положила. В корзине в тряпке завернуто.
Течением катер уже относило от берега.
- Ладно, рассчитаемся, - как будто вместо прощания произнес Артур.
Мотор завелся, взревел, словно поставил точку после этих слов.
* * *
Еще не рассвело. В утренних сумерках был виден только белеющий в некоторых местах на берегу снег и черные кроны деревьев на фоне неба.
И вот внезапно появившееся солнце театрально осветило все вокруг. Ставший розовым туман почему-то наводил на бытовую мысль, что хорошо бы купить горячо любимый им зефир, когда появятся деньги.
Теперь солнце просвечивало воду насквозь, прозрачно-коричневую, как бутылочное стекло. Катер шел совсем низко над каменистой отмелью. Отчетливо были видны округлые булыжники на дне. Угадывался даже их темно-красный мясной цвет.
Казалось, что он, Артур, уже где-то видел этот камень, что-то архитектурное из него. Из всего этого вокруг был сложен его город.
На карте между отмеченными крестами подводными камнями была прочерчена линия и написано рукой Ильи: "Конкретный фарватер". Старая финская карта тридцать третьего года. Очень точная и подробная. Поперек нее было написано "Laatokka".
Глядя в бинокль, Артур нашел на берегу ориентир - белое пятно. Знал, что ближе пятно станет большими, бетонными, кажется, буквами, стоящими на берегу. "Welcome to Valaam".
Ближе стало появляться все больше катеров и лодок. В основном, бедных, простых. Простонародных.
- Нерест корюшки в двадцатых числах объявили. Народная рыбка. Готовится народ, предвкушает. - Артур, по своей привычке, разговаривал с дедом и Ильей, будто сидевшими сзади, за его спиной. Сейчас говорить можно было громко. Все равно заглушали шум двигателя и плеск воды. - Такой дорогой она стала. В прошлом году за четыреста пятьдесят ее видел на Невском рынке. И не та совсем теперь. Огурцом не пахнет, как положено.
Никто не думал, что деду уже много лет, и том, что он способен умереть. И сам он никогда об этом не задумывался, будто считал себя вечным. И вот дед умер. Умер, но кооператив стоял. Стоял и развивался. А Илья торопил это развитие, вкладывал все деньги. Те, что были, и сразу же - те, которые появлялись, даже стал брать кредиты. Консервный цех. Эти слова звучали все чаще. На консервный цех возлагались главные надежды. Он должен был стать новым этапом для "Микоризы". Вехой. И Илья ясно представлял, просто видел их будущее. Думали даже о том, чтобы купить большой прогулочный катер и организовать некие грибные экскурсии на острова. Эта идея особенно нравилась маман. Она даже предлагала разбить на нескольких островах своеобразные парки. Нечто вроде сада камней. Илья все пропадал то на заводе, где арендовал помещение под их консервный цех, то на Ладоге и даже отрастил себе шкиперскую бородку.
Но вот его неожиданно не стало. Он пропал, совсем. И через несколько дней все узнали, что Илью убили. Зарубили топором. Труп его нашли возле входа в какой-то подвал, на куче мусора. Убийцу поймали почти сразу же, вечером. Им оказался пятнадцатилетний подросток из того же дома. Оказывается, он еще украл "Мерседес" Ильи и катался весь этот день.
К моменту этой смерти все остальные в кооперативе постепенно отходили от дела. Брат Денис уже учился в Канаде, сестра закончила учиться в Бельгии и там вышла замуж. Грибными делами они занимались эпизодически, наездами. А теперь и маман вышла тоже. За своего толстого Пьера-Альфонса и уехала в Швейцарию. Ее теперь даже звали по-другому, Лилиан. Артур остался один, повелителем и охранителем грибной империи.
Туман окончательно исчез. Стало видно все вокруг. Торчащие из воды камни, похожие на голые каменные кости. Вдали скалистый берег, как будто грубо окрашенный. Артур знал, что это разноцветный мох. Белеющая там большая глыба мрамора. Дикие места. Умудрявшиеся оставаться дикими, несмотря на давнюю и такую активную деятельность людей вокруг. Каким-то непонятным образом заметно, что архитекторы, строившие Петербург, видели все это. Как-то это все отразилось в облике города.
Наконец, стал появляться Шлиссельбург. Постепенно. Сначала остроконечные красно-коричневые шпили крепости на острове. Потом сама крепость. Лес на берегу стал мусорным, городским. Уже Нева. На другой стороне стал виден город, пристань. Рядом пошли примелькавшиеся за много лет дачки, песчаный карьер. Скоро Киров, Павлово, деревни. Давно ненужные подробности.
Когда-то Илья мечтал о каком-то фантастическом грибном глиссере, чтобы почти сразу же добираться до цели. Наверное, неком подобии чайного клипера. В прежние времена те приносили хороший доход торговцам чаем из-за своей скорости.
Высокие и разноцветные промышленные дымы на горизонте, потом какие-то здания вдали, будто черные скалы. Но Нева уводила на юг, в сторону от Петербурга. Здания пропали, уцелел только дым, надолго.
"Когда же я до дому дойду!" Потом вспомнил, что дома, как такового, у него почти нет, не осталось.