Входная дверь вела прямо в большую, но тем не менее уютную гостиную с двумя окнами, выходящими на улицу. Под окнами стоял диван с мягкими подушками, перед ним низкий кофейный столик. Шейн включил верхний свет; они с Рурком молча стояли рядом, обшаривая глазами комнату в поисках каких-либо признаков беспорядка, следов борьбы или оставленного Люси намека на то, где она находится.
Ничего не было. Комната выглядела точно такой же, какой Шейн видел ее столько вечеров в прошлом, когда он оставался у Люси после совместного обеда или поздно вечером наслаждался стаканчиком спиртного перед тем, как идти на свою холостяцкую квартиру.
Совершенно спокойно и чересчур тихим голосом, обнаружившим, однако, всю силу чувств, которые он испытывал, Шейн сказал:
- Останься здесь, Тим. Я хочу обыскать квартиру один. Может быть, где-нибудь что-то есть. Что-нибудь я найду.
Тим ответил неловко:
- Конечно, Майкл. Все правильно.
Он прислонился к дверному косяку, отыскал сигарету и зажег ее, наблюдая, как Шейн не торопясь удаляется от него, высокий, с прямыми плечами и выдвинутым вперед подбородком.
Детектив заметил три окурка в хрустальной пепельнице на кофейном столике рядом с тем местом, где обыкновенно сидела Люси, когда они вместе проводили время в ее квартире. Чтобы столько выкурить, ей нужно часа два, подумал Шейн и решил, что она, вероятно, пришла после неспешного обеда и отдыхала в течение этого времени, прежде чем снова выйти из дома. На стеклянной поверхности стола рядом с пепельницей виднелся высохший круглый след. При своей закоренелой опрятности Люси никогда не оставила бы этот кружок неприкосновенным, если бы она закончила питье и без помех собралась в постель.
Он прошел в маленькую кухню, нашел все в обычном порядке, за исключением высокого бокала с остатками янтарной жидкости на дне, стоящего на сушилке над раковиной. Опять-таки Люси непременно сполоснула бы его и перевернула вверх дном, если бы уходила из дома без спешки. Шейн дотянулся длинной рукой до буфета напротив раковины, извлек бутылку коньяка, который Люси всегда держала для него, и рюмку. Вылив остатки нагревшейся жидкости из стакана в раковину, он достал два кубика льда из холодильника и опустил их в высокий стакан. Плеснул коньяку, добавил чуточку воды из-под крана и наполнил рюмку почти до краев.
Рурк все еще стоял у двери, когда Шейн снова вошел в гостиную. Держа бокал, Шейн сказал весело:
- Хочешь промочить горло, пока я осмотрю спальню?
- Конечно,- отозвался Рурк, подходя к нему.- Что-нибудь выяснилось?
- Очень мало. Люси была здесь… одна. Часа два после обеда. Она отдыхала и ушла из дома в большой спешке.
- Ее вынудили? - Рурк взял рюмку, испытующе глядя в лицо Шейна.
Тот пожал плечами:
- Думаю, нет. Там стоит стакан… он должен был стать условным знаком для меня. Люси знала, что я поблизости.
Он глотнул коньяку и подошел к телефону. Посмотрел на чистый белый блокнот рядом. Никаких записей, никаких номеров, даже машинальных росчерков. Впрочем, Люси и не имела привычки попусту марать бумагу, напомнил он себе.
Шейн вошел в чистенькую спальню, в которой единственным признаком смятения или спешки была пара меховых тапочек, лежавших на боку на расстоянии шага от кровати. Шейн помнил, что она надевает их сразу, как только входит в квартиру, и меняет на туфли перед тем, как выйти на улицу. Это второй признак того, что уход был поспешным, но не обязательно вынужденным.
Он подошел к стенному шкафу, открыл его и мрачно осмотрел содержимое. Боевой порядок платьев и верхних вещей на вешалках ничего ему не сказал, но он заметил на полке чехол для ночной сорочки и понял, что она долгое время просидела, не застегивая его.
Ванная была, как всегда, безукоризненно прибрана и ничего ему не сказала. Когда Шейн вышел оттуда, глубоко посаженные глаза Рурка, сидевшего в кресле, смотрели на него с лихорадочным блеском, как бы спрашивая: "Что ты об этом думаешь?"
Шейн вздохнул, сел на диван, глотнул коньяку.
- Она пришла одна и отдыхала час или около того, а потом очень поспешно выскочила из дома. Не думаю, что она хотела пойти куда-то в определенное место, Тим. И у нее было желание оставить мне некий знак.
Зазвонил телефон. Рука Шейна непроизвольно дернулась, и коньяк пролился на ковер. В два прыжка он пересек комнату и схватил телефонную трубку:
- Алло!
Женский голос, ответивший ему, был глубоким и низким.
- Это вы, мистер Шейн?
- Да.
- В вашем отеле мне дали этот номер. Генриетта Роджелл.
Шейн снова сказал:
- Да?
- Я немедленно должна вас видеть. В "Уолдорф Тауэрс". Это не телефонный разговор.
В ее голосе была непререкаемость, и Шейн не стал терять времени на бесполезные возражения. Он сказал:
- Через несколько минут буду, мисс Роджелл.
Рурк был уже на ногах и допивал свою рюмку.
По дороге к двери Шейн выпалил:
- "Уолдорф Тауэрс", Тим. Подбрось меня туда, а свою машину я заберу с пристани позже.
Глава IX
Генриетта встретила его в дверях своего номера, одетая в вылинявший серый купальный халат мужского покроя, туго подпоясанный вокруг худой талии, в удобных ковровых шлепанцах на босу ногу. Ее волосы с проседью не были заколоты в пучок, а собраны сзади и завязаны черной ленточкой в подобие конского хвоста. Выбившиеся пряди свободно висели по сторонам лица, смягчая суровость черт.
Шейн вошел в красиво отделанную и приятно обставленную гостиную. Генриетта закрыла за ним дверь и, широко шагая в своем халате, развевавшемся вокруг худых жилистых лодыжек, направилась к стеклянному кофейному столику перед диваном.
- Я пью водку,- объявила она.- И капельку воды, чтобы не так крепко. Если хотите смешать что-нибудь этакое, необыкновенное, думаю, можно позвать гостиничную прислугу.
На кофейном столике стояли бутылка водки, ведерко с колотым льдом, графин с водой и стакан виски с содовой и льдом. Шейн сказал:
- Водка с водой и льдом - это замечательно.
Генриетта пошла в дальний угол гостиной и вернулась с чистым стаканом, который вручила Шейну со словами:
- Наливайте себе. И я тоже.
В бутылке было примерно на четверть водки. Шейн плеснул на дюйм на дно своего стакана, пальцами подцепил два кубика льда из ведерка и бросил в стакан, долил воды до половины и с интересом наблюдал, как Генриетта налила вдвое большее количество виски в свой стакан, добавила кусочек льда и около столовой ложки воды.
Затем она достала сложенный кусок желтой бумаги из кармана халата и протянула ему:
- Это оставили на конторке полчаса назад. От "Вестерн Юнион", говорят.
Шейн прочел такие же карандашные строчки, как и в его записке:
"Собака уже мертвая, а Люси Гамильтон еще нет. Скажите Шейну: мы предупреждаем всерьез".
Генриетта села в угол дивана и наблюдала за выражением лица рыжеголового детектива, пока он читал записку.
- Что это значит? - спросила она.- Люси Гамильтон - это та симпатичная секретарша в вашем офисе?
Шейн кивнул. Он достал свою записку и протянул ей:
- Обе даны каким-то оборванцем бармену в деловой части города около часа назад для передачи нам.
Она прочла его записку:
- Значит, вы раздобыли собаку?
Глаза ее блеснули удовольствием.
- Как только вы обнаружите, что собака сдохла, поев моего отравленного цыпленка, вы можете получить ордер на задержку похорон, и они смогут сделать вскрытие тела Джона, ведь правда?
Шейн ответил:
- Если я продолжу расследование, получу анализ содержимого желудка собаки и выяснится, что она действительно была отравлена.
- Ах, вот как, "если",- подхватила она колко.- Разве я вас не для этого наняла?
Шейн сел в кресло перед ней и скрестил длинные ноги. Глотнув из стакана, он сказал:
- Вы прочли обе записки. Я был в квартире Люси Гамильтон, когда вы позвонили, и ее в квартире нет. Я думаю, что в данной ситуации я выйду из игры, мисс Роджелл.
- Вы не можете этого сделать. Я заплатила вам несуразную сумму за день работы, и все права на моей стороне. А тут какая-то глупая записка,- она презрительно отмахнулась.- Просто блеф, чтобы вас запугать. Не думала я, что вы такой.
- Пока они держат Люси, у меня связаны руки,- возразил Шейн.
- Ерунда! Слушать не хочу. Я требую, чтобы мне представили труп собаки. Я за него заплатила.
Шейн помотал головой:
- Завтра же верну вам чек.
- А я отказываюсь его принять. Я подам на вас в суд. Послушайте, молодой человек…
- Это вы меня послушайте,- он не повысил голоса, но в его тоне была такая непреклонность, что она не перебила его.- Ваш брат умер. Люси Гамильтон жива. Я хочу, чтобы она и дальше оставалась живой. Это же так просто.
- Значит, будете лебезить перед ними? Позволите им смыться безнаказанно только потому…
- Только потому, что я могу таким образом спасти мою секретаршу,- голос Шейна стал жестким.- Совершенно верно. А теперь, когда вы уяснили ситуацию, мы можем объединить усилия, если вы расскажете мне все, что будет способствовать ее освобождению. Как только она окажется в безопасности, я немедленно готов продолжать расследование. Но не раньше.
- Но похороны в полдень. Джона кремируют, и тогда будет поздно что-нибудь делать.
- Тем более надо пошевеливаться, чтобы найти Люси как можно быстрее,- настаивал Шейн.- Как вы думаете, кто это написал?
- Похоже на Чарльза.
- И я так думал. Но у меня есть основания считать, что Чарльз физически не мог похитить Люси. Кого еще из них вы подозреваете?
- Каждого. Или всех вместе. Если Чарльз не писал этой записки, то, видимо, кто-то другой старался подделаться под Чарльза.
- Вы имеете в виду Марвина, Аниту, миссис Блейр и доктора?
- И не забудьте Гарольда Пибоди. Мягко стелет, да жестко спать. В кончиках его пальцев больше мозгов, чем в головах у всех остальных, вместе взятых. Не удивлюсь, если это он все придумал, с самого начала.
- Что вы хотите сказать?
- То, что сказала. Что он пустил в ход Аниту именно ради этого. Устроил так, что Джон встретил ее в его конторе, надеясь, что Джон клюнет на нее,- так он и сделал. Вы же знаете, она работала в конторе Пибоди. Я не принимаю на веру и половины того, что болтает этот человек. И Джона сотни раз предупреждала, чтобы он ему не верил. Я думаю, Джон начал кое о чем догадываться, и Пибоди перепугался, что Джон откажется от его услуг, а это повлечет за собой полную ревизию бухгалтерских документов, и только Гарольду Пибоди известно, что эта ревизия могла бы обнаружить. Я все время твердила Джону, что глупо давать Пибоди свободу действий с капиталовложениями и я готова голову дать на отсечение, что Пибоди обводит его вокруг пальца, как младенца. Но Джон доверял ему. До недавнего времени. Думаю, постепенно у него все же стали зарождаться подозрения, и Пибоди это понял. Если Джон требовал независимой аудиторской проверки, то у Пибоди появился очень веский мотив желать смерти Джона.
- Такого мотива не могло быть,- возразил Шейн.- Со смертью вашего брата автоматически последовала бы аудиторская проверка баланса и оценка имущества, хотя бы для установления величины налога на наследство. Как раз этого Пибоди и не мог допустить, если ваши подозрения верны и за ним есть какие-либо нарушения.
- Ну уж нет. Отдайте ему должное. Он же душеприказчик и на этом основании примет участие в любой проверке и оценке, которые будут производиться. Вот так-то он и делает дела. Он держит все нити в руках, и не рассчитывайте, что он их выпустит.
- Каковы условия завещания?
- Те самые, которых можно было ожидать от старого дурака,- едко отозвалась она.- Пятьдесят тысяч миссис Блейр. Для меня - капитал, управляемый по доверенности, так что я могу тратить только проценты. Остальное - его "дорогой любимой жене Аните" без всяких ограничений и условий. И мой капитал тоже отойдет к ней, когда я умру.
- А какой доход вы будете с него получать?
- О, сорок или пятьдесят тысяч в год. Да, конечно,- продолжала она, заметив выражение его лица,- это большие деньги, больше, чем мне нужно и чем я могу потратить за год. Но не в этом дело. Дело в принципе. Половина денег по праву принадлежит мне. В молодости я вкалывала до седьмого пота бок о бок с братом на рудниках. По всем законам мне должна принадлежать половина, причем оформленная на мое собственное имя.
- Когда вы пытались отсудить половину денег, суд принял другое решение.
- Уж этот мне суд,- фыркнула она.- А чего можно ждать? Только не говорите мне, что в этой стране равное правосудие для женщин и мужчин. Они способны были увидеть только то, что Джон очень великодушно выдавал мне небольшие суммы, в которых я нуждалась.
- Когда вы предъявили иск, вы предвидели что-либо подобное?
- Джон был мужчина… а я знаю мужчин. Всегда является какая-нибудь шлюшка, задирает юбку, и мужчина бежит за ней. Именно это и случилось, когда Гарольд Пибоди устроил так, чтобы Анита задрала юбку перед моим братом.
- Вы действительно думаете, что человек с репутацией Гарольд Пибоди специально планировал познакомить Аниту с вашим братом, надеясь, что тот женится на ней и что она сможет убить его и прибрать к рукам его состояние?
- Насчет его репутации не знаю,- насмешливо заметила она.- А вы с ним знакомы?
- Нет.
- Вот то-то и оно. Я не говорю, что убийство планировалось с самого начала. Я только думаю, что он хотел иметь какую-нибудь бабенку вроде Аниты, чтобы женить на ней Джона и через нее защищать свои интересы. Если у Джона в такой ситуации зародились подозрения, как я и думаю… тогда, конечно, смерть Джона разрешала для Пибоди все проблемы.
- И вы думаете, что он такой человек, который способен устроить ловушку Люси?
- Я считаю, что он крайне неразборчив в средствах. Если он узнает, что вы выкопали собаку для анализа, то я уверена: он ни перед чем не остановится, чтобы обезвредить вас. Как вы раздобыли Дэффи?
- Профессиональная тайна,- ответил Шейн.
- Теперь, когда у вас есть ее труп, не собираетесь же вы посиживать сложа руки из-за этих угроз?
- Я не намерен приносить жизнь Люси в жертву даже для того, чтобы доказать факт убийства вашего брата,- Шейн твердо встретил ее настойчивый требовательный взгляд.
- У вас что, совсем нет характера? Или порядочности? А как насчет профессиональной этики? Разве у вас есть моральное право оставлять убийц на свободе?
- Во-первых, я еще не уверен, что было совершено убийство,- заметил Шейн.
- Разве этого доказательства недостаточно? - Генриетта помахала перед ним клочком желтой бумаги.- Они знают, что собака была отравлена, как я им всем и заявила, и отлично понимают, что вскрытие Джона покажет, что он был убит. Иначе для чего им прибегать к похищению, чтобы остановить вас?
- Довольно убедительно,- признал Шейн,- но… пока мы не удостоверимся, что собака отравлена, у меня нет моральных обязательств продолжать расследование и подвергать жизнь Люси опасности.
- Это все словеса,- фыркнула Генриетта.- Я о вас лучше думала, Майкл Шейн. Как же вы собираетесь жить, если вас всегда можно сломать подобным образом?
Шейн упорно стоял на своем:
- В тот момент, когда Люси будет в безопасности, я продолжу расследование.
- Сколько? - неожиданно спросила она.
- Что "сколько"?
- Сколько вы хотите с меня слупить за это? Я вас достаточно хорошо знаю, Майкл Шейн, и я ни одной секунды не поверю, что хоть какая-нибудь женщина значит для вас больше, чем деньги. Вы на этой девушке не женаты. Она всего лишь ваша секретарша. Секретарши приходят и уходят,- лицо старой девы было неумолимо, голос звучал жестко.- Так сколько, Майкл Шейн? Я не богатая женщина, но вас-то я могу купить. Сколько за то, чтобы немедленно доставить мне тело Дэффи? Тогда ваша совесть будет чиста. Можете умыть руки, забыть об этой истории и употребить все свое время на то, чтобы заполучить хнычущую секретаршу в целости и сохранности назад в ваши объятия и в вашу постель.
Шейн встал. Шагнул вперед и поставил полупустой стакан на кофейный столик перед Генриеттой Роджелл. Он вынул кусок желтой бумаги из ее пальцев, тщательно сложил его вместе с той запиской, которую она отдала ему, и тихим голосом произнес:
- Я буду держать у себя обе, а также и Дэффи. Спокойной ночи.
Он вышел из номера и плотно закрыл за собой дверь.
В вестибюле он нашел в телефонном справочнике адрес Гарольда Пибоди в северо-восточной части города. Записал, поймал такси на улице и велел шоферу отвезти себя к рыболовному причалу, где он оставил свою машину.
Глава X
Пибоди жил в шикарном современном шестиэтажном здании на Шестидесятой Северо-Восточной улице. Шейн припарковался прямо перед широкими стеклянными дверями в хромированных рамах, установленными на одном уровне с тротуаром, и вошел в просторный мягко освещенный вестибюль с мягким ковровым покрытием. Широко и уверенно он прошагал вперед к лифтеру в щеголеватой униформе, стоявшему наготове возле открытой кабины, тоже устланной ковром и с большим креслом в античном стиле.
- Мистер Пибоди,- сказал Шейн, войдя в кабину. Лифтер вежливо кивнул и закрыл дверь, словно визиты к Пибоди далеко за полночь были самой естественной вещью на свете. Лифт плавно скользил вверх, так что движения совсем не ощущалось, и остановился на четвертом этаже.
- Какая квартира? - спросил Шейн, когда дверь открылась. Лифтер кивнул через широкий холл на дверь прямо напротив и ответил:
- Четыре-"А", сэр.
Он держал дверь открытой и ждал, пока Шейн дойдет до квартиры 4А и нажмет кнопку звонка. Дверь квартиры распахнулась. Перед детективом стояла пухленькая блондиночка, одетая в сильно декольтированное вечернее платье. Нарушив тишину, царившую в вестибюле и коридорах дома, из квартиры вырвались голоса, смех и музыка. Прическа девушки растрепалась, губная помада размазалась. Она держала бокал с шампанским, голубые глаза ее слегка остекленели. Наклонив голову, она одобрительно разглядывала детектива.
- Здравствуй, складный, сильный, рыжий.
Язык у нее слегка заплетался, но не сбивался с веселенького ритма.
- Где ты прятался всю жизнь?
- Все искал тебя, милашка,- с широкой улыбкой подыграл ей Шейн и услышал, как за спиной закрылась дверь лифта.
Он двинулся вперед, но она преградила ему дорогу, слегка покачиваясь, запрокинув голову и закрыв глаза. Шейн обнял ее гибкую талию и слегка коснулся поцелуем сомкнутых губ.
Она сказала: "Душка", хихикнула, взяла его под руку и провела через маленькую переднюю с паркетным полом в арку, за которой располагалась большая гостиная, где вечеринка была в полном разгаре.
Рядом с камином в дальнем конце комнаты парочка, обнявшись, покачивалась под музыку, не переставая при этом целоваться. Другая парочка сплелась в любовных объятиях на софе. Группа из двух мужчин и женщины сидели за столом, на котором стояли две бутылки шампанского, ведерко со льдом и блюдо с маленькими сэндвичами. Двое мужчин были в белых вечерних пиджаках и галстуках бабочкой, третий одет в обычный смокинг; двое сидевших были наряжены в белые брюки и алые смокинги. Девушки щеголяли в вечерних платьях. Все гости были более или менее пьяны.