Снова засунув лезвие финки под манжет, рукоятью наружу, я опустил ноги в отверстие, ухватился обеими руками за уголок и соскользнул вниз. Погасив легкое раскачивание и разжав руки, я упал, как и метил, на барьер. Ноги бесшумно коснулись полированной поверхности, слегка при этом разъехавшись в стороны. Чуть пригнувшись, я замер, по-звериному прислушиваясь и озираясь по сторонам, торопливо выхватывая імакароваі из кобуры.
Мое появление осталось никем не замеченным. Четверо по-прежнему обреченно и молча стояли на подоконниках. Пятый, у двери, старательно пыхтел над своим занятием. Приглядевшись, я понял, что не ошибся в своем предположении. Он действительно чем-то ковырял замок наручников, пользуясь отсутствием Шарина. Мне подобное упорство понравилось. Правда, попытки эти бесполезны, и открыть замок ему не удастся, но такая жажда деятельности пришлась мне по вкусу. Не побоялся же мужик рисковать. Ведь в любую секунду может этот урка появиться, и тогда финал будет невеселым.
Поскольку мужик этот находился ко мне ближе всех, да и толку от него будет, пожалуй, поболее, чем от остальных, я решил воспользоваться его услугами, чтобы выяснить хотя бы приблизительно, нынешнее местонахождение Шарина. При этом я очень надеялся, что выдержка у этого мужика не меньшая, чем его оптимизм. Если вдруг он вскрикнет, заметив меня, то дело будет табак. Но приходилось снова рисковать, чтобы не подвергаться еще большему риску, действуя вслепую.
Перехватив пистолет в левую руку, я взял в правую финку, поскольку стреляю одинаково с обеих рук, а финкой уверенно владею только правой, и попытался привлечь внимание мужика у двери к себе. Изобразив губами что-то вроде негромкого іпс-сті, я сразу же приложил указательный палец правой руки к губам. Мужик резко обернулся на звук. Взгляд у него был изрядно перепуганным, но испуг сразу же сменился радостью, едва он обнаружил, что потревожил его не Шарин, а я. К счастью, я в этом мужике не ошибся, и ни мое внезапное появление, ни мой вид, а, по правде говоря, я смахивал в этом комбинезоне и маске на черта, особо не смутили его. Чтобы не вскрикнуть, он резко зажал себе рот ладонью, обронив при этом на пол булавку, которой пытался открыть замок на наручниках, и понимающе закивал головой. Нет, определенно, на смышленых людей мне чертовски везло. Сразу сообразив, что я появился здесь не для того, чтобы подбодрить его, мужик указал рукой на дверь, ведущую в подсобные помещения, и изобразил крадущегося человека. Я не понял, чего ради Шарину красться туда, но похоже, что так оно и было. В наблюдательности и самообладании этому строптивому кандальнику явно не откажешь.
Кивнув головой в знак того, что я понял его, я указал мужику рукой на пол, показывая, что надо опуститься на случай возможной перестрелки. Он понимающе закивал головой, торопливо опустился на корточки, насколько это позволяла прикованная к двери рука, и вытянул вперед свободную левую руку с поднятым большим пальцем, не переставая при этом широко улыбаться. Я тоже улыбнулся в ответ, кивнул подбадривающе головой и спрыгнул с барьера.
В тот же момент в глубине служебных помещений раздались яростные крики, густо пересыпанные матерщиной, шум падающего тела и вслед за этим - выстрел из пистолета.
Невероятным усилием воли подавив в себе желание дико закричать от охватившего меня отчаяния, я стремительно рванулся туда, на шум, моля Бога только об одном, чтобы Игорь был еще жив…
СТЕПАНОВ.
Продвигаясь по извилистому коридору в сопровождении Вовчика, я ломал себе голову над одной мыслью, занимающей меня сейчас более всего: как Валька собирается теперь нас освободить? Слов он на ветер не бросает, и если сказал, что сделает это, значит, непременно выполнит свое обещание. Вот только как? Задача эта, и без того непростая, теперь осложнялась тем, что Шарин с Вовчиком разделились. О чем, кстати, Вальке и его коллегам известно не было. Никакой вооруженный захват здесь не пройдет, это было бы равносильно смертному приговору всем заложникам, и мне в том числе. А поскольку это очевидно, то это понимают и Валька, и сотоварищи. Понимают и готовят какой-то сюрприз для Вовчика с его звероподобным компаньоном. Это было очевидно, исходя из того, как упорно они тянут время и стараются освободить как можно больше заложников, чтобы уменьшить риск и в случае каких-то накладок количество возможных жертв. Странно, что ни Шарин, ни Вовчик до сих пор этого не сообразили, иначе бы не были так самонадеянны и беспечны. Ну, да Бог с ними, это только к лучшему, что они не подозревают подвоха.
Шагая по коридору, я размышлял таким образом и в итоге пришел к выводу, что мне тоже не следует терять времени даром. Валька Валькой, но он тоже не всемогущ. У меня еще оставалась возможность попытаться воздействовать на Вовчика и перетянуть его на свою сторону. И то обстоятельство, что Шарина не будет теперь рядом, мне только на руку. Вовчик этот, кажется, не совсем конченный парень, и, возможно, мне удастся убедить его сдаться. В конце концов, спасение утопающих - дело рук самих утопающих. И если действия милиции от меня не зависели, то обработать Танаева я могу по крайней мере попытаться.
Перешагивая через лежащие в беспорядке на полу стулья, я подошел к письменному столу, стоящему поперек двери, и остановился, поскольку дальше идти было некуда. Заметив у дверного косяка висящие на крюке, вбитом в стену, гранаты, я усмехнулся. Знали бы Шарин с Вовчиком, насколько бесполезны эти болванки…
Из-за спины донесся голос Вовчика:
- Пристегни себя ібраслетомі к дверной ручке.
Ни слова не говоря, я сделал, что было велено, нарочито отчетливо защелкнув замок наручников, и, повернувшись к Вовчику лицом, забрался на стол. Привалившись спиной к косяку, я закрыл собой гранаты, чтобы Вовчик не заметил прежде времени своей оплошности, и теперь спокойно наблюдал за ним, думая, с чего начать. Начать надо было издалека, чтобы не спугнуть Вовчика чересчур стремительным натиском. В прошлый раз мне, кажется, удалось задеть в его дремучей душе что-то человеческое. Теперь надо развивать наступление в том же направлении.
Вовчик, между тем, поднял один из лежащих на полу стульев, поставил его метрах в трех от меня и, опустившись на него, закурил, повесив автомат на спинку стула.
Стараясь говорить помягче, я попросил:
- Послушай, парень… Володя, ты бы дал мне умыться, а то все лицо стягивает от крови.
При моих словах он вздрогнул и посмотрел на меня. В его взгляде можно было прочесть буквально все, о чем он думает. Бедняга из того типа людей, которые слишком легко попадают под чужое влияние. Неудивительно, что этот Шарин сумел его подбить пойти на ограбление. Ну, что же, его мягкость и для меня плюс…
На лице у Вовчика отразилась целая гамма самых противоречивых чувств. Сначала испуг, потом злоба и презрение и, наконец, откровенное изумление от моей наглости. Выдохнув густую струю дыма в мою сторону, он издевательски спросил:
- А чего еще хочешь?
Делая вид, что не замечаю его издевки, я с самым простодушным видом, на какой был способен сейчас, пожелал:
- Закурить бы неплохо…
От подобного нахальства он даже приподнялся на стуле и, приоткрыв рот, ошарашенно смотрел на меня, видимо, пытаясь сообразить: действительно ли я непосредственен, как ребенок, или же издеваюсь над ним? Похоже, он все же пришел к выводу, что я над ним издеваюсь. Захлопнув рот, он прищурился и, явно подыгрывая мне, поинтересовался:
- А может, тебе еще спеть? Ты говори, не стесняйся, я могу.
Хлопнув себя руками по коленям и груди, он выставил вперед правую ногу, раскинул руки в стороны и гнусаво, явно подражая зековской манере, провыл:
Жизнь моя блатная,
Злая жизнь моя,
Словно сто вторая
Мокрая статья.
А срок не споловинить
Ай, не скостить ни дня.
Черви, буби, вини,
А для меня кресты…
Выжидающе глядя на меня, он замолчал. Я тоже невозмутимо молчал, никак не реагируя на его скулеж. Похоже, он решил сразить меня наповал своими італантамиі и потому поинтересовался:
- Может, сплясать? Так я сбацаю…
Заломив руки за голову, он попытался изобразить нечто похожее на цыганочку, но я резко оборвал его:
- Перестань ерничать.
Сразу посерьезнев, Вовчик опустил руки и озлобленно спросил:
- Что, не нравится? А я привык людей потешать. Вовчик туда, Вовчик сюда. Вовчик дурачок, с Вовчиком все можно. Вовчику затрещину можно дать, Вовчика можно послать подальше. Вовчик все стерпит, дурак потому что. А теперь вы, суки, испугались, когда Вовчик сильным стал. Вот ты сейчас сидишь и дрожишь от страха, понимая, что я в любую минуту могу тебе лишнюю дырку в организме сделать. А помнишь, как ты лупил меня беззащитного? Помнишь? Ты, мать твою… Ненавижу вас всех…
Выдохшись, он устало опустился на стул и стал прикуривать дрожащими руками новую сигарету от прежней, почти истлевшей. Ото всей его бравады и ершистости не осталось и следа. Передо мной сидел затурканный, несчастный парень, совсем не похожий на жестокого убийцу. Мне стало по-настоящему жаль его. В его обреченной позе и устало прищуренных глазах было столько тоски и безнадеги, что я впервые серьезно задумался над его положением. Что теперь ждет его? В лучшем случае тюрьма, и надолго. А в том, что так все и будет, я не сомневался ни на минуту.
Вовчик вдруг поднялся, повернулся ко мне спиной и сделал шаг по направлению к залу. Я с удивлением посмотрел на него и спросил вдогонку:
- Ты куда? Что, меня одного оставишь?
Мой вопрос застал его у поворота коридора. Остановившись, Вовчик взялся рукой за угол, повернулся ко мне и насмешливо спросил:
- Что, уже не хочешь без надзирателя оставаться? Привык? Это верно, к этому быстро привыкаешь, по себе знаю. Не дрейфь, лось, не заскучаешь…
Он еще раз насмешливо сверкнул на меня глазами и скрылся за углом.
Решив использовать его отсутствие с пользой для себя, я повернулся вполоборота к двери и, наблюдая краем глаза за коридором, свободной левой рукой отогнул усики у обеих гранат. Рана не позволяла мне это сделать так быстро, как хотелось, и я изрядно помучился, прежде чем закончил.
За углом раздались звуки шагов. Стремительно повернувшись, я прикрыл спиной гранаты и выжидающе уставился на поворот коридора.
Пару секунд спустя из-за угла появился Вовчик с графином в руках. Ни слова не говоря, он подошел ко мне, на ходу передвинув пистолет, торчащий за поясным ремнем, назад, и чуть наклонил графин горлышком вниз. Я подставил ладонь левой руки. Вовчик, все так же молча, стал поливать мне на руку. Картина была идиллическая, и я невольно усмехнулся, оттирая засохшую кровь с разбитого лица.
Кое-как умывшись и отпив пару глотков, я кивнул, давая Вовчику понять, что этого достаточно, и полез в карман за носовым платком. Отеревшись, я отнял платок от лица и увидел перед собой руку Вовчика с прикуренной сигаретой. Подняв на него глаза, я взял сигарету, с наслаждением глубоко затянулся, чувствуя головокружение и совершенно искренне сказал:
- Спасибо.
Он хотел что-то ответить и уже открыл было рот, но передумал и только молча махнул рукой. Все так же молча он унес графин, вернулся и сел на прежнее место.
Несколько минут мы молча обменивались взглядами. Но это была уже не та настороженная тишина, полная напряжения и страха, а какая-то иная, приобретшая новое качество. Какое-то, пока крохотное, но взаимопонимание между нами все же установилось.
Решив не упускать инициативы, я сочувственно спросил:
- Послушай, Володя, как тебя угораздило в такое дерьмо вляпаться?
Он искоса посмотрел на меня и ответил не сразу, словно раздумывая, стоит ли со мной вообще поддерживать разговор.
- Угораздило… Жить захочешь, и не на такое пойдешь.
Затягиваясь сигаретой, я снова спросил:
- А ты что же, не жил, что ли?
Выпрямившись на стуле, он, снова озлобляясь, переспросил:
- Жил?! Это жизнь? Это у тебя была жизнь… Ты же чистенький. Ты счастливчик. От тебя за версту благополучием прет, а я… Мать - санитарка, сожитель ее - алкаш, и у меня… инвалидная пенсия в сорок іштукі и постоянные шепотки за спиной: іВон, Вовка-дурачок пошел…і. А еще раньше детство без отца, ПТУ после восьмилетки, три года в зоне и полтора в психушке. Нравится тебе? Могу и подробности рассказать.
Пожав плечами, я ответил:
- Не стоит. На меня это не произведет впечатления. И не думай, что тебе одному плохо, сейчас всем несладко приходится. Однако же не все кидаются людей стрелять ради денег.
- А мне на всех наплевать, я не все, я сам по себе. А тот, кто хочет жить, тот и сейчас живет. И бабки имеет, и тачки, и… дачки. И я хочу жить. Жить, а не прозябать, понял?
Я еще раз пожал плечами:
- Конечно понял, чего не понять. Только ведь и это не жизнь. У кого денег нет, тем плохо. У кого они есть, тем тоже не сладко приходится. Только и гляди, чтобы такие вот, как ты, жмурики, дележа не устроили.
Вовчик упрямо возразил:
- На таких жмуриков охрана существует.
- А ты думаешь, в охране не люди? И они тоже жить хотят. И где гарантия, что они первыми не пожелают твоих денег? Да и денег-то у тебя… И потом. Всю жизнь один куковать не станешь. Жить-то с людьми надо, а не с деньгами. А как же ты к людям потом? После всего, что натворил?
Вовчик с чувством собственного превосходства усмехнулся:
- Да ты, Степанов, бессребреник, как я погляжу.
Я снова возразил ему:
- Ничуть. Ничто человеческое и мне не чуждо. Но вот людей ради денег я бы не стал убивать. И вообще не стал бы, хоть ради чего.
Зло сплюнув, Вовчик снова закурил и ощетинился:
- Проповедник, мать твою за ногу. И что у тебя за страсть нотации читать?
Я невесело усмехнулся:
- Это у меня профессиональное. Я учитель.
Недоверчиво покосившись на меня, Вовчик с удивлением спросил:
- Ты?! Учитель? Да с твоей рожей вышибалой в ночном баре надо работать.
Я не удержался, чтобы не подколоть:
- Так ведь ты же в этом и виноват. Была рожа как рожа, вполне даже симпатичная…
- А ты бы поменьше возникал…
- А ты бы поменьше психовал…
Вовчик снова сплюнул, но уже без особой злости.
- Тьфу ты… Язва ты, Степанов. Тебе слово - ты десять…
Мы замолчали. Не знаю, о чем там размышлял Вовчик, а я обдумывал свой следующий шаг. Похоже, что у этого парня серьезные проблемы с комплексом неполноценности, и главная фигура во вселенной для него - он сам. Вот на этом я и попробую сыграть. Сейчас самое главное убедить его, что для него лучшим выходом будет сдаться, пока еще не поздно, а не продолжать эту лишенную смысла затею.
Стараясь привлечь к себе внимание и вызвать Вовчика на дальнейший разговор, я кашлянул, но он даже не посмотрел в мою сторону. Сидя на стуле и откинувшись на спинку, он вытянул ноги и сосредоточенно смотрел в какую-то точку на потолке. Я еще раз кашлянул, и снова с нулевым эффектом. Тогда, чтобы больше не тянуть время, я спросил:
- Послушай, а как тебя в зону угораздило?
Вовчик оторвал взгляд от потолка, покосился на меня, и я понял, что попал в самую точку, поскольку в глазах у него мелькнул явный интерес к вопросу.
Все же недоверчиво спросил для начала:
- Тебя что, в самом деле это интересует?
Пожав плечами, я невозмутимо ответил:
- Конечно, если спрашиваю.
Вовчик поудобнее устроился на стуле и, не скрывая насмешки, сказал:
- Это была душераздирающая история несчастной любви…
Немного помолчав, он вдруг нахмурился и уже серьезно переспросил:
- Как, спрашиваешь? А запросто. Подружка у меня была, Нинка. Я с ней в училище познакомился. Классная девочка была. И красивая, и фигуристая, зараза… Я той зимой ногу сломал, на іЯвеі по льду катались, и хромал с костылем. И вот гуляем мы как-то с кралей моей в ее районе, на окраине, и нарвались на кодлу пацанов. Они приставать к ней стали… Я, дурак, только потом узнал, что она со всеми парнями в округе трахалась. Не за деньги, а так, для удовольствия… Короче, я в драку полез, да куда там калеке. Наваляли мне парни и Нинку с собой утащили, в строящийся дом, аж на девятый этаж. Пока я туда со своей ходулей вскарабкался, они ее уже оттрахали всем кагалом. Да так, что идти едва могла. Я ее, идиот, домой тащил, мучался. А ее мамаша встретила меня на пороге и понесла в мать-перемать. И сучку эту заставила на меня заявление в суд накатать, будто бы это я ее изнасиловал. А та, б…, и рада стараться… Короче, наклепали они на меня, а те, козлы, что Нинку трахали, сидели в зале и гоготали внаглую, глядя, как я за них отдуваюсь…
Замолчав, он скрипнул зубами от злости и снова закурил. Выпустив струйку дыма через ноздри, покосился на меня:
- Ну как, нравится? А ты, наверное, твердо веришь, что у нас невиновных не сажают, да? А вот хрена лысого… Отбарабанил я на малолетке три года, а потом меня в зону перевели. Райское место. Особенно для меня, с моей-то статьей. Там меня опустить хотели… Знаешь, что это такое?.. Я - в драку, а мне по черепу арматурой. Очнулся в санчасти. Нашелся ідобрыйі человек, подсказал, что делать. Теперь должок отрабатываю.
- Это Ханыга твой, что ли, ідобрыйі человек?
- Ага, он самый.
Не сдержавшись, я резко сказал:
- Сволочь он, твой Ханыга. Сам сволочь и тебя сволочью хочет сделать.
На удивление, Вовчик не стал спорить:
- Я и без тебя знаю, что сволочь. Только эта сволочь помогла мне тогда, а хорошие от меня отвернулись. Вот закончится эта бодяга, умотаю от вас куда подальше, а вы тут как-нибудь сами разбирайтесь, без меня, кто плохой, а кто хороший.
Он вдруг застенчиво как-то улыбнулся и мечтательно произнес:
- С детства мечтаю на белом теплоходе по морю прокатиться. Чтобы чайки белые, пароход белый и море - синее-синее и на горизонте с синим небом сливалось… Эх, дурак Сашка, что сбежал, хватило бы и на его долю…
Непонимающе посмотрев на него, я удивленно спросил:
- Какой еще Сашка?
- А-а-а… Был тут с нами Сашка Ведерников, шестерка Ханыгина. Сбежал, сосунок.
Услышав фамилию ісосункаі, я вздрогнул и осторожно поинтересовался, боясь услышать подтверждение своей догадке:
- Ведерников… это рыжий такой, да? Лицо у него еще лошадиное?
Выпрямившись на стуле, Вовчик с удивлением посмотрел на меня:
- Точно. Ты что, знаешь его? Ха! Мир тесен.
Мне вспомнился дневной разговор с Вадиком, и я тоскливо вздохнул. Ах Вадик, Вадик… Вот тебе и іс Сашкой останемсяі… Подвел тебя Сашка, тоже свое получит.
Вовчик снова недоверчиво переспросил:
- Нет, ты и правда его знаешь?
Хмуро посмотрев на него, я нехотя ответил:
- Знаю. Я же тебе говорил, что в школе преподаю. У меня братишка его учится. Хороший парнишка, не чета братцу.
Неожиданно меня захлестнула такая волна злости к этим молодым идиотам, что я едва не выругался в полный голос. И что творят, сопляки? Свои жизни губят, чужие… Мне вдруг до смерти надоело это все. И день этот паскудный, и Вовчик с Шариным, и их поганая затея, и мирное сюсюканье с этим Вовчиком. Я решил идти напролом, а там будь что будет.
Сев на жестком столе поудобнее, насколько это было возможно, я повелительным тоном сказал:
- Дай-ка мне закурить, парень.