- Я думаю, что прежде всего тебе надо зайти в институт, где Лукач учился.
Принимаю эту идею к действию. Кстати, это наша обязанность - поставить руководство института в известность о случившемся с их студентом. Малоприятная обязанность, но ее не обойти. И все же я объясняю полковнику, почему я хотел сперва встретиться с Петронелой Ставру.
- Она студентка медицинского факультета. С ее помощью я мог бы лучше разобраться в особенностях психологии Кристиана Лужача. Она нам сможет сообщить, употреблял ли он наркотики. А также поможет установить, где он достал себе ампулу с морфием.
- Ты уж и ее начинаешь подозревать? - требует недвусмысленного ответа полковник.
Я не люблю играть словами, определениями. За немалый срок своей работы в угрозыске я накопил достаточный опыт, чтобы знать, что для того, чтобы настаивать на каких-либо предположениях, нужна не только твердость, но и осторожность. Впрочем, шеф еще не потребовал у меня конкретного плана действий, в котором я, естественно, должен изложить свои гипотезы и очертить круг лиц, подозреваемых в преступлении. Он лишь спросил меня как бы по ходу беседы: "Ты что, склонен подозревать Петронелу Ставру?"
Утвердительный ответ с моей стороны мог бы в этом случае обернуться бумерангом против меня же. Осторожность в действиях криминалиста вменяется ему в обязанность, прежде всего чтобы уберечь от подозрений невиновного. В противном случае дело было бы куда как просто! Вот, пожалуйста, пример: Петронела была в течение некоторого времени возлюбленной Кристиана Лукача. Она студентка-медичка. Кристиан Лукач умер вследствие сделанного ему укола… Тут вывод напрашивается сам собою!
Вот почему я и отвечаю:
- Нет, я ее не подозреваю, товарищ полковник. Я еще не подошел к определению круга подозреваемых лиц. Как я вам докладывал, судебно-медицинская экспертиза пришла к выводу, что это дело сложное. Несчастье? Самоубийство? Преступление?.. Очень может быть, что Петронела Ставру никакого отношения не имеет к драме, разыгравшейся на чердаке, но столь же возможно, что она замешана в ней.
Полковник с еще большим раздражением трет рукою подбородок. На мгновение мне показалось, что его раздражение вызвало именно высказанным мною предположением.
- Если я тебя верно понял, ты в соответствии с формулировкой экспертизы не подозреваешь никого и вместе с тем подозреваешь всех?
- На данном этапе, да.
- Двузначный случай?.. - бормочет шеф не без недоверия, которое, однако, адресовано отнюдь не мне. Он берет со стола бумагу и протягивает се мне, с тем чтобы я ее присовокупил к делу. - Вот что сообщили нам из Лугожа: Чичероне Лукач, отец Кристиана Лукача, скончался шестнадцатого мая сего года в возрасте семидесяти двух лет. Оставил после себя имущество, оцениваемое в семьсот пятьдесят тысяч лей.
Я не удерживаюсь, присвистываю от удивления.
- Старик Лукач был человеком состоятельным, коллекционировал живопись, старинную мебель… На его счету в сберегательной кассе числится триста пятьдесят тысяч лей. Кроме того, он оставил завещание, составленное с соблюдением всех формальностей и заверенное нотариальной конторой, в котором черным по белому сказано: "Я решил лишить моего сына, Кристиана Лукача, права на какую бы то ни было долю оставленного мною наследства".
Полковник поднимает на меня глаза, желая увидеть мою реакцию на эту новость. Да я и не скрываю, что поражен до глубины души. Мне только и остается, что спросить:
- И кто же все это унаследовал?!
- Очень странное завещание, если иметь в виду, что Кристиан - единственный сын старика. В завещании не названо имя никакого другого наследника. Оно преследовало лишь одну цель - лишить сына права на наследство.
- Был ли старик юридически дееспособен?
- Послушай-ка, что следует дальше, - советует мне шеф. - Жена старика, Валентина Лукач, шестидесяти семи лет, родная мать Кристиана, жива и является законной наследницей мужа, по она совершенно парализована, лишена речи, памяти и так далее, и врачи признали ее недееспособной. Стало быть, с правовой точки зрения она не может ни распоряжаться наследством, ни передать кому-либо свои права на него.
Эта история меня потрясла не только тем, что она наверняка не имеет прецедентов, но и своей неразрешимостью с юридической точки зрения.
- В таком случае Кристиан мог бы опротестовать завещание через суд?
Полковник неопределенно покачивает головой - "так, да не так".
- Что говорит по этому поводу закон? - спрашиваю я.
- Я наводил справки… - Шеф покосился на бумагу, на которой его рукой записаны данные, полученные из Лугожа. - И вот что мне сообщили: завещание и было опротестовано, но не Кристианом Лукачем, а его двоюродным братом, Тудорелом Паскару, проживающим в Бухаресте, племянником Чичероне Лукача.
- Одну минуту, извините… - прерываю я его. - Паскару… Вероятно, это сын Милуцэ Паскару, того самого, который уступил Кристиану мансарду на улице Икоаней!
- Проверь! - велит мне шеф и протягивает бумагу со своими заметками. - Как ты сам понимаешь, тут возникает вопрос, и, может быть, наиважнейший, и я прошу тебя им заняться: не собирался ли Кристиан Лукач тоже опротестовать завещание и не по этой ли причине и был кем-то устранен?
Я встречаюсь с ним взглядом и не отвожу глаз. Мой долг опровергнуть его, представить ему другую версию:
- Либо же его преследовало чувство вины по отношению к своему отцу?..
- И это возможно, - соглашается полковник. - Но разобраться во всем этом - твоя забота. Единственное, чего я от тебя требую, - это подробного плана действий. Ну и раскрытия преступления, само собой. - И, вставая: - В Лугоже во всем, что касается семьи Лукачей, связывайся с майором Митрой. Действуй!
Тут я вспоминаю о том, что мы совершенно упустили из виду:
- А похороны? Кто займется похоронами?
Полковник хмурится: он предпочел бы, чтобы я спросил его о чем-нибудь другом. Он человек, и ничто человеческое ему не чуждо, а ведь каждое дело из лежащих у него на столе - это именно человеческая драма. Он подходит снова к окну, долго глядит в него и советует мне через плечо:
- Сообщи обо всем случившемся этому, как ого… Милуцэ Паскару, дяде покойного… Посоветуйся с ним. Я полагаю, что он согласится взять на себя заботы о похоронах. Думаю, он это сделает даже с радостью. Заметь, капитан: ведь со смертью Кристиана Лукача сын Милуцэ Паскару остается единственным наследником всего богатства лугожского дяди!
Я привязан к своему начальнику. Мы работаем вместе вот уже семь лет. Я глубоко почитаю его. Но есть у него черта, которая мне не по нутру: частенько он слишком категоричен в своих предположениях. Вольно или невольно, но в таких случаях он внушает тебе или даже требует от тебя, чтобы ты принял его точку зрения. Вот и сейчас - почему он так уж уверен, что Паскару с готовностью возьмет на себя похороны своего племянника? Почему не предположить, что он никакого отношения к этому делу не имеет?
Я направляюсь к дверям. Шеф вновь наблюдает с интересом действо, бесконечно совершающееся па улице. Меня так и подмывает его спросить: "Товарищ полковник, когда вы в последний раз гуляли по городу?.."
Я уже было взялся за ручку двери, когда он сказал мне вдогонку, будто пожалев меня за то, что он же и взвалил на мои плечи:
- Если это необходимо, возьми себе в помощники Поварэ.
- Слушаюсь.
Я выхожу из кабинета. В коридоре бросаю на ходу взгляд на электрические часы - 11.10. Прекрасно! День только еще начинается.
В кабинете у нас - ни души. Куда подевался Поварэ? Впрочем, так даже лучше. Я сажусь за свой стол, достаю из ящика несколько листков бумаги и тщательно вывожу шариковой ручкой: "План необходимых мер". Честно говоря, ни о каком плане не может быть пока и речи: у меня нет достаточно данных, чтобы строить какие-нибудь гипотезы, а тем более составлять план действий. И все же я записываю по пунктам и перечитываю про себя:
1. Узнать адрес Милуцэ Паскару. Похороны.
2. Поговорить с руководителем курса, на котором учился К. Л.
3. Узнать, в каком общежитии живет Петроиела Ставру, девушка К. Л. Составить список друзей покойного.
4. Узнать все о Тудореле Паскару, наследнике Чичероне Лукача.
Небогато. А больше мне и придумывать ничего не хочется. Поднимаю трубку, чтобы вызвать по внутреннему телефону отдел картотеки нашего министерства, но тут же передумываю. Лучше я сам найду в телефонной книге номер Милуцэ Паскару, так будет быстрее. И тут же нахожу его. В справочнике значится один-единственный Паскару, Милуцэ. Судя по номеру телефона, он живет где-то поблизости от моей конторы. Переписываю номер и, не мудрствуя лукаво, тут же звоню ему. Жду ответа, поглядывая на далеко не свежую окраску противоположной стены кабинета. Мне отвечает женский голос.
- Мне нужен товарищ Паскару, - прошу я.
- Который из двух? - вежливо уточняет женщина.
Я почему-то не ожидал, что наследник всего имущества Чичероне Лукача живет под одной крышей с собственным отцом, но это обстоятельство только придает мне наступательности:
- Товарищ Милуцэ Паскару.
Столь же вежливо меня просят подождать. Через некоторое время в трубке раздается хриплый, резкий и словно заранее готовый к перебранке голос:
- Милуцэ Паскару слушает!
Я представляюсь, убежденный, что мой чин и место работы произведут должное впечатление:
- Капитан Ливну Роман из городского уголовного розыска.
Но на другом конце провода меня обрывают непочтительнейшим образом:
- Я вам повторяю, товарищ! Мне надоели ваши звонки. Я ничего не знаю по поводу дела Франчиска Мэгуряну. Ясно? Чего вам от меня надо? Если следствие докажет, что я дал ложные показания, - пожалуйста, я готов нести любую ответственность. Но я требую, чтобы вы оставили меня в покое!..
Голос человека не из робких, ничего не скажешь. Если я ему тут же не отвечу, он, глядишь, бросит трубку. Очень спокойно, тщательно выбирая слова, я объясняю, что потревожил его вовсе не в связи с делом Франчиска Мэгуряну, о котором и слыхом не слыхал, а по поводу его племянника, Кристиана Лукача. Он сразу же успокаивается и с любопытством спрашивает:
- Что с ним? Что-нибудь случилось?
- Я не хочу об этом говорить по телефону. Мне надо непременно с вами повидаться.
Снова обеспокоенный, он пытается выудить из меня:
- Несчастный случай?!
- Через десять-пятнадцать минут я буду у вас. Не уходите, - и, не дав ему опомниться, кладу трубку.
Прежде чем выйти из кабинета, я оставляю Повара записку:
Родненький! В связи с делом о самоубийстве Кристиана Лукача: узнай, в каком общежитии живет студентка медицинского факультета Петронела Ставру. Позвони также в Институт декоративного искусства, поинтересуйся, в чьем классе учился Кристиан Л., студ. IVкурса. Целую тебя в алые губки.
7
Я никогда не бросаю слов на ветер и ровно через четверть часа уже стою перед домом Милудэ Паскару на улице Антим. Я прошелся пешком - я вообще люблю ходить пешком, так мне и думается лучше. Не то чтобы я забывал обо всем на свете и размышлял исключительно о своих профессиональных делах. Ничего подобного, я замечаю все, что делается вокруг, запоминаю каждую мелочь - улицу, лица встречных, витрины - и в то же время сосредоточиваюсь на своих мыслях.
Никогда еще мне не доводилось выполнять более тягостной обязанности, чем эта. Прийти в незнакомый дом, к людям, которых никогда прежде и в лицо не видал, и сообщить им с порога: "Знаете ли, уважаемые, племянник-то ваш того…" А выдержит ли сердце у этого самого Паскару, у которого, судя по нашему телефонному разговору, и своих неприятностей хватает?.. Не говоря уж о его жене. Ее-то сердце не сдаст? Да еще свалятся на их голову и заботы о похоронах… А если они откажутся?.. Нет, лучше бы уж это дело осталось на совести прокурора Бериндея!
Именно об этом я размышлял, пересекая площадь Сената, проходя мимо гостиницы и ресторана "Букур", который я, кстати говоря, не посетил пи разу в жизни, и сворачивая на улицу Аитим. Не ошибся ли полковник Донеа в своей уверенности, что Паскару с радостью возьмет на себя похороны?..
Дай-то бог, только я вообще не думаю, чтобы на целом свете нашелся хоть кто-нибудь, кого могли радовать похоронные заботы. "Заметь, капитан, - вспомнил я слова полковника, - ведь со смертью Кристиана Лукача сын Милуцэ Паскару остается единственным наследником всего богатства лугожского дяди!"
Наследство! Богатство!.. Отчего старик Лукач так решительно лишил своего сына права на наследство? Единственного!.. И с другой стороны, можно ли себе представить, чтобы в наши дни человек, к тому же молодой, покончил с собой только потому, что родитель лишил его наследства?! В чем согрешил Кристиан Лукач перед своим отцом? Законный вопрос, но однобокий - разве не бывает, что и родители виноваты перед собственными детьми?..
И все эти мысли - на ходу, почти на бегу. Но вот и дом Милуцэ Паскару. А перед глазами у меня возникает чердак Кристиана Лукача, с такой любовью превращенный им в обитель уюта и искусства. Как тщательно он все там устроил. А какой порядок и чистоту навел! Все это, несомненно, доказывает, что хозяин чердака был человеком более чем уравновешенным… "А с чего ты взял, - опровергаю я самого себя, - что уравновешенные люди не способны на роковой поступок? Мало ли исключений из правил?.." И еще стоит у меня перед глазами эта ампула с морфием. Вот и деталь, которая одним махом сводит на нет кажущуюся уравновешенность образа жизни Кристиана Лукача. Не будь этой ампулы, черта с два это был бы случай двузначный, двусмысленный, а не будь он именно таковым, черта с два я бы торчал сейчас перед дверью Милуцэ Паскару с погребальной миссией.
Дом Паскару похож на крепость. По-видимому, когда-то эта цитадель была окружена ухоженным садом. Теперь же сад в полном запустении. Прежде чем войти в калитку, я замечаю на фронтоне здания вензель из переплетенных "М" и "П". Под инициалами - год окончания строительства: 1920. Покосившиеся чугунные воротца открыты настежь. Вхожу во двор и останавливаюсь перед дверью, ведущей в дом. Я не успеваю даже потянуться к звонку, как дверь мигом распахивается.
- Вы из милиции?
Этот вопрос мне задал невысокий, худощавый и лысый мужчина лет этак за шестьдесят. Бросаются в глаза его крючковатый нос, тонкие губы и запавшие щеки, покрытые синеватой болезненной бледностью.
Я протягиваю ему свое удостоверение - он разглядывает его внимательно, видать, ему уже доводилось держать в руках подобные служебные документы. Он приглашает меня в дом. Мы входим в гостиную, обставленную старой мебелью в стиле двадцатых годов. Нетрудно догадаться, что этот человек был некогда куда более упитанным, чтобы не сказать толстым, - старые брюки болтаются па нем, как на вешалке.
Он подает мне стул. Мы молча усаживаемся за овальный стол, покрытый вязаной скатертью, похожей на рыбачью сеть. Сидим друг против друга, как на дипломатических переговорах. Над буфетом висит старая семейная фотография: жених и невеста. Невеста - крупная, грудастая девица в фате. Жених - низкорослый, с энергичным лицом, в смокинге, смотрит с некой угрозой прямо в объектив фотоаппарата.
Хозяин беззастенчиво изучает меня. Он с трудом подавляет нервное возбуждение - я вижу, как судорожно ходит вверх и вниз его кадык, а на лысине выступили крупные бисеринки пота.
- Вы позволите закурить? - спрашиваю я разрешения.
Вместо ответа он подвигает ко мне хрустальную пепельницу. Я умышленно оттягиваю разговор, мне хочется, чтобы Паскару успокоился, расслабился. Весть, которую я ему принес, сама по себе достаточно тяжела. Как бы с ним чего-нибудь не стряслось! Я достаю из кармана сигареты, зажигалку, прикуриваю, а он в это время говорит мне своим низким, хрипловатым голосом:
- Вы сказали по телефону, что речь идет о моем племяннике…
- Да, о Кристиане Лукаче.
Мы не сводим друг с друга испытующих, внимательных глаз. В конце концов он не выдерживает молчания и спрашивает:
- Что-нибудь связанное с политикой?.. Такой поворот мне не приходил в голову!..
- Это на него похоже? - задаю я встречный вопрос. Он пожимает пренебрежительно плечами:
- От этих художников можно всего ожидать…
Хоть он уже и мало чем напоминает жениха с фотографии над буфетом, но глаза у него все те же - жесткие и таящие в глубине невысказанную угрозу.
- Товарищ Паскару… - приходится называть его товарищем, хотя мне за версту видно, что никакой он мне не товарищ, - я потревожил вас но другой причине… Я звонил в Лугож и узнал, что отец студента Кристиана Лукача скончался некоторое время назад. - Я начинаю издалека, чтобы подготовить его к печальной вести. Но, судя по тому, как все еще ходит вверх-вниз его кадык, едва ли мне это удастся. А отступать некуда. - Нам стало также известно, что его мать парализована и совершенно беспомощна.
Хозяин с трудом проглатывает слюну и бормочет: - Что поделаешь? Старость не радость…
- С вашим племянником стряслась беда… - Я и сам порядком волнуюсь и, чтобы скрыть это, затягиваюсь глубоко сигаретой. - Он умер.
- Умер?! - едва слышно восклицает Паскару, и лицо его искажается гримасой неподдельной боли.
- Покончил с собой.
Это известие приводит его в ужас. В его искренности нельзя усомниться: щеки и лысина налились кровью, губы мертвенно побледнели. Я с беспокойством молча наблюдаю за ним. Так проходит несколько минут. Но Милуцэ Паскару оказывается на поверку куда более сильным человеком, чем я предполагал. Он берет себя в руки и только повторяет сквозь стиснутые зубы:
- Кристинел умер… Кристинел умер… покончил с собой!.. Господи боже мой! Когда? Как? И отчего?!
Он вскакивает со стула, ему кажется, что так, стоя, ему будет легче выразить то, что мучает его сейчас. Но тут же падает без сил обратно па стул.
- Ужасно! Ужасно!.. Кристинел убил себя!..
Я не спускаю с него глаз. Постепенно он приходит в себя, и я облегченно вздыхаю. Самое страшное уже позади. Я коротко рассказываю ему, как был обнаружен труп его племянника. Паскару слушает меня, не сводя взгляда со своих маленьких, в синих набухших венах рук, которые он судорожно сжимает от волнения.
- В этой ситуации я счел своим долгом посоветоваться с вами, как лучше поступить: отослать ли нам тело в Лугож либо же оставить здесь, с тем чтобы вы…
- Почему он это сделал, господи, почему?! - прерывает он меня в отчаянии. - Такой добрый мальчик, такой способный. - Говоря, он все никак не может отвести глаз от своих дрожащих рук.
- Мы пока не знаем этого…
Мой ответ заставляет его вскинуть голову, и я вижу его блекло-голубые глаза все с той же скрытой на дне угрозой.
- Что вы этим хотите сказать?
- Он не оставил никакого письма, ничего не объяснил…
- Господи! - вскрикивает он и опять замолкает. Мне кажется, что он хочет сказать мне нечто очень важное, и мне надо как-то ободрить его, чтоб он нашел для этого силы.
- Я вас понимаю…
Голос его и вовсе едва слышен:
- Я не могу этому поверить! Вы хорошо искали? Как следует? Знаете, он был влюблен в девушку, которая бросила его…
Это ли он хотел мне сказать?.. Я заверяю его, что мы искали предсмертное письмо повсюду, но безуспешно.
- Вы знали эту девушку?