– По выходным я тут всё ходил на лыжах до насосной станции. С утра как-то тоже пробежался, переборщил малость, устал почему-то. Наверно, снег тогда был еще мокрый, не знаю…. Обычно-то ведь и внимания не обращал на это. Иду, ноги гудят, считаю про себя: "Осталось до поворота два километра… После кустов – километр. До развилки двести метров". Только и мыслей, чтобы добраться до дачи. Думаю, вот перейду дорогу, открою замок на двери – и в люлю! Доплёлся до места, поставил лыжи у дверей в сторонку, шнурки на ботинках даже до конца не стал развязывать, так стянул. Носки вот, шерстяные, тоже все мокрые были, только пар от них валил. Лениво так было чего-то тогда, наверно, от усталости. Дрова-то у меня в печке уже заранее были приготовлены, а в ведёрке уголька немного еще оставалось. Солярки плеснул на дрова-то, враз занялось… Ну, пока чай кипятился, я носки сухие надел. Хлебанул горяченького и, не раздеваясь особо-то, завалился на диван. Хорошо было! Только начал какой-то сон видеть, как кто-то в дверь заколотил. Вот, думаю, ёшкин кот, принесло ведь неприятеля!
Открываю – на крыльце Вадим с Жанной! Он руки трёт с холода, дует на них, улыбается. Говорит мне: "Понимаешь, мы тут проезжали мимо тебя…. Думаем, давай зайдем в гости". А Жанночка смеётся, снежки лепит перед крыльцом… Ну, пока я чухался, Назар втащил меня за дверь, припёр к стенке, стал уговаривать: "Серый, понимаешь, край как нужно! Шанс подвернулся! Давай, оставь нас тут, ага…".
Ну, я как дурак стою. Никуда не хочется идти, устал как собака, но ребята-то ведь хорошие, да и историю их знаю уже не первый год…. Я Назару кулак за спиной показал, а сам так, как швейцар в отеле каком заграничном, улыбаюсь: "Пра-а-ходите! А я как раз на лыжах собрался походить, всё уже приготовил, а вы в гости тут некстати!". Жанна тогда всё поняла, на Вадика рассердилась даже немного. Я быстренько лыжи напялил, говорю ей: "Нет, нет, что ты, Жанна! Я тут каждое воскресенье хожу на лыжах и сегодня мне по режиму надо. Вы тут пока без меня печку потопите, чайку попейте, а я пробегусь в удовольствие". Назар мне за дверью шепнул тогда ещё: "Полтора часа, понял?!". Я ему тоже: "Ага, мол, большущее спасибо!". Хорошо хоть, что часы с собой тогда успел захватить. Сначала плелся сорок пять минут прямиком в открытое поле. Голова тогда стонала, ужас просто! Ботинки мокрые с утра, тяжёлые, глаза слипаются. Холодно уже вроде как стало после обеда-то, знобило меня тогда, да и смеркаться уже начало. Я всё на часы смотрел. Потом быстренько повернул за досаафовским аэродромом. Как я ни старался тогда идти помедленней – всё никак не получалось. Удивлялся ещё, что шаг прибавляется сам по себе. Ну, я останавливался частенько, ждал три-пять минут, потом снова топал. Ну, короче, через час тридцать две минуты я вошёл в дом. Представляешь, а голуби как сидели на диванчике, так и сидят, за руки держатся, даже чаю не заварили.… Думаю, тьфу, чёрт возьми! И стоило мне так тогда страдать… Но всё равно, ребята-то душевные.
Робкая улыбка ещё раз разгладила лицо Сереги.
– Они ещё после встречались у меня тут иногда. Вадик приезжал заранее, предупреждал…. Он даже шмотки свои походные оставил у меня, когда зимой с женой погавкался. Летом-то он на своей яхте, если у них что в семье происходит, отсиживается.
А вчера вот Жанна ко мне приезжала, прилетела вся такая взъерошенная, спешила, видно, какую-то сумку схватила из кучи назаровских вещей. Ещё накричала на меня, говорила, чтоб я скорей ей открывал, что ей срочно надо, шарила потом ещё в его рюкзаке, ну, так, по мелочи…
– А что было из вещей-то? Чего Назар здесь у тебя оставлял?
– Рыбацкое всё его хранилось, это точно; одежда, ружьё охотничье, удочки всякие, патроны. Вроде всё…
– Патроны, говоришь? Слушай, погляди-ка, где они у него там, покопайся в вещах повнимательней.
Серов приподнялся со скрипучего дивана и прошаркал за дверь. Слышно было, как щёлкнул выключатель и затрещали половицы. Пока ещё прозрачная темнота за окошками заставила капитана Глеба посмотреть на свои часы.
В комнату вошел растерянный Серов.
– Нет…. Ни ружья, ни патронов. Ружьё-то всегда ведь в чехле было, и патронташ такой, кожаный… А сейчас там ничего. Жанна-то вчера ещё выпить у меня просила, вся тряслась так. Ну, я налил ей водки полстакана…. Она ведь злая такая была, взвинченная вся, может, на Вадика чего взъелась, может разбежаться надумали, мне она не говорила. Черт их знает! Я прикидывал ещё, что она вещи свои какие может, хотела забрать… Не знаю.
– Кто из наших мужиков у тебя был ещё недавно?
– Ну, Вадик…
– Знаю, знаю! Кроме него, кто?
Серов задумался, вцепился пальцами в волосы.
– Данилов как-то на той неделе заезжал. Ну, он же у нас барин, побрезговал тогда даже кофею выпить со мной. Спрашивал, как тут у меня с комнаткой свободной, поднялся наверх, светёлку посмотрел, в ту вон ещё комнату зашёл. Не знаю даже, для чего ему это и понадобилось. Марек тоже, обычно, как прилетит, быстренько накопает себе червей и сматывается.
А Вадим-то с Жанной, когда приезжали, так они и поговорят всегда со мной, и почаевничаем вместе. Она-то всегда на веранде, в той кухоньке, приготовит нам чего-нибудь перекусить, на стол всё всегда так красиво поставит…
Махнув рукой, капитан Глеб прервал Серегу. В его голосе появились неожиданные и поэтому неприятные для Серова жесткие, "допросные" интонации.
– И все-таки, когда Азбеляна-то ты в последний раз видел?
Серов разом притих и, смущенно подёргивая в руках какую-то подобранную с пола верёвочку, исподлобья посмотрел на Глеба. И не прежний он, Глеб, был сейчас, в гостях-то, и не школьный… Глубоко загорелое лицо, резкие скулы, пристальные, совсем не добрые глаза. "Строгий он сегодня какой-то… Неужели обо всём сможет правильно догадаться? Лучше бы коньяки в своей загранице пил, чем у нас тут копаться… Не может же он так вот, просто…".
– Ну… Сегодня он приезжал. Рано утром. Суетился тоже, улыбался весь… Поговорили немного. Ну, так, по нашей с ним теме. Всё. И он уехал.
– Поговорили, ладно, понятно. Что он у тебя ещё делал? В дальнюю комнату не заходил?
– Я ему червяков накопал, для какого-то знакомого ему срочно нужно было, на рыбалку, вроде тот приехал неожиданно, из Москвы. А у меня выползки-то всегда есть, даже по холодку, около навоза… Ну я и набрал ему банку. Марек-то сам в это время искал гвоздодёр в той комнате, попросил его у меня на время.
– Во сколько он здесь был? Долго?
– Рассвело уже, как он приехал, солнце было уже хорошее. Часов в восемь, девять, может пораньше. Банку-то я ему неполную выползков набрал, он всё торопил, не стал дожидаться, пока я ещё навозниками банку-то ему доберу. Ну, сразу же и уехал. Обнялись, попрощались, он и уехал. Смеялся ещё, что на лето ко мне переедет, витамины, говорит, килограммами теперь есть будет. Ну, вот так. Вроде всё.
– Ты почему тогда на шашлыках со всеми не был?
Глеб Никитин вовремя взял Серова за плечи. Тот внезапно обмяк и начал валиться мимо дивана.
– Воды дать? Серёга, воды, говорю, принести?
Серов помотал головой. Сам сделал неуверенный шаг до дивана и привычно опустился на него.
– Я…, меня…, они…
– Говори громче, внятно. Почему в тот раз не поехал со всеми?
– Я…, обиделся тогда, понимаешь. Гера говорил, что они планировали крупно поговорить там между собой, на шашлыках-то, а я им буду вроде как мешать. Ну, они ведь все деловые, а я кто сейчас для них…
Не входя в круг абажура, несмотря на то, что Серега с жалкой надеждой и тщательностью пытался рассматривать его лицо, Глеб продолжил.
– А почему ты считаешь, что у тебя спрашиваю именно про тот раз? Может, я о чём другом? А, дружок? О чём именно я у тебя интересуюсь?
Серый задыхался.
– Когда взрыв… Меня там не было, поверь! Я вечером, перед всей этой бедой, нажрался с мужиками в городе, мы праздник отмечали, я тогда ещё полтинник серебряный на обрыве нашел…. Дома я тогда был, дома, понимаешь! Бухой я был, не взяли они меня тогда с собой! Кому я такой там был нужен… У них ведь свои дела, у них всё по жизни получается!
Истерика, тщательно сдерживаемая Серовым с самого начала разговора, прорвалась в полумрак маленькой неухоженной комнаты. Он одновременно тёр глаза и сморкался, некрепко зажимая розовый мокрый нос грязноватыми пальцами.
– Ладно тебе. Хватит. – Глеб тронул Серова за плечо. – Рогатка-то тебе зачем?
– Чего?
Серый старался понять, о чём его спрашивает Глеб.
– Говорю, рогатка чья на стене висит? Ты что, с ней на местных помойных хищников охотишься?
Нестрашная, хоть и неуклюжая шутка заставила Серегу хлюпать носом пореже.
– Да это Женька мой, сын, прибегает иногда сюда, редиски в парнике выдернуть, морковки, ну, всё такое. Когда захочет, стреляет по яблокам, по воронам, дома-то ему рогатку не разрешают… Тогда, ну, когда это все было, ну, он мне и рассказал про девочку-то… Они же в одном классе учились.
– Перед тем случаем ты только с Даниловым разговаривал? Он тебя тогда отшил?
– Да. Кричал сильно, говорил про то, что я пьяный, чего-то ещё, не помню…
– Марек тогда тоже приезжал, за день до этого. Он тоже тогда червей копал, сам, выбирал, каких ему нужно было. У меня же и навоз есть, я всегда из коровников привожу, и компост, его-то мадам не позволяет ему навоз держать около особняка. Он-то хотел тогда первым поехать на место, часа за два-три. Ну, как всегда, говорил, что приготовит всё там для костра, а потом донки поставит, порыбачит немного, пока все не подъехали. Я с ним ещё поговорить тогда хотел, по личному вопросу…
– Что это за интим такой у вас с ним случился, объясни, пожалуйста?
Сглотнув и плотно утёршись рукавом телогрейки, Серов помедлил с ответом.
– Денег я у него попросил. Помнишь, я тебе давно говорил, что у моего Женьки вроде как малокровие? Ну вот, подтвердилось, серьёзно у него с кровью-то. Операция нужна срочно, ну, не резать ничего, нет, что ты, а типа переливания что-то. Можно и у нас в стационаре сделать, но, говорят, лучше в Москву его свозить.
Вот я набрался наглости, у Марека денег-то и попросил. Он тогда червяков копал, не особо отвлекался-то, по ходу мне объяснял, что деньги, вроде как ему самому на здоровье скоро понадобятся, что да, есть у него финансы, но на другие цели, на дела важные приготовлены и всё такое.
Марек тогда ещё деньги вытаскивал из кармана, показывал мне. Четыре пачки евро у него с собой были, десятками. В банковских упаковках, всё чин по чину, проверенные, с печатями. Смешные такие деньги… Пачки все такие толстенькие были, покороче, чем доллары, и бумажки не совсем новые, потёртые. Но не дал он мне в тот день ничего. А я, говорю же, пьяный был, разозлился на него тогда страшно.
– Понятно. А кто обычно с костром у вас на пикниках возился?
– Так ведь по-разному бывало, когда как. Кто раньше смог приехать, тот и разжигал, дрова готовил. Когда мы ещё вместе на шашлыки-то ходили, я всегда костер прибирал. Любил, чтобы все аккуратно было. За сезон раза три-четыре холодную золу выгребал, выбрасывал в сторону, в кусты. За зиму-то пепел обычно сам проседал, да и ветром его сдувало…
– Аккуратно, говоришь? Это хорошо. Теперь послушай меня.
Капитан Глеб переломил о колено несколько некрупных веток и засунул их в жерло печурки. Огонь ярко и четко осветил его решительное лицо.
– Кто-то этот взрыв устроил. Нарочно. Я в этом уверен. Человек вздумал попугать наших мужиков или кого-то искалечить, машины их попортить… Всякое может быть. Но дело не смешное, криминальное. Значит, результат этого фокуса кому-то был очень нужен. Повод должен быть достаточно серьёзным, чтобы на такое решиться. Это, во-вторых.
Бизнес, личная неприязнь, скорее ненависть. Обида. Месть. И этот "кто-то" знал про наше место, прекрасно был осведомлен о порядке действий, когда мы, скорее вы, приезжали в последние годы на пикники. Кто куда ходил, где ставили машины.… Значит, свой.
Не обращая внимания на протестующий жест Серова, Глеб Никитин уверенно и методично продолжал выкладывать свои резоны.
– Кто мог подложить в наш костер снаряд? Кто из наших общих знакомых имел в последнее время серьезные конфликты по бизнесу? Кого не было в момент взрыва у костра? Кто никак не пострадал при взрыве? Кто не остановился на этом и продолжает мстить? Кто сегодня утром имел возможность стрелять в Назара? Может, это всё наш любимый Марек Азбель, а?!
Серов раскачивался на диване, обхватив опущенную голову руками.
– А что? Банка из-под кофе в костре – его любимого сорта. Факт. С Назаром он без меня уже по этим злополучным рыболовным участкам сцепился. Тоже факт. Кстати, тебе лучше и не знать, сколько этот бизнес стоит. Приехал он тогда на место раньше всех. Костер разжёг и убежал рыбачить. А?
Глеб дошёл до окна, потом вернулся к столу.
– Марк во многих местах на реке бывает, мог где-нибудь на размыве мину выкопать. Допустим, он вечером приехал на наш берег, спрятал в кострище снаряд. Ладно. Утром дождался, когда приедет Назар, разжёг дрова и ушёл в затон, наказав тому поддерживать огонь…
– Вот только не пойму – откуда в том костре взялась мелочь?! Посмотри-ка на меня, Серёга! Да не так! В глаза смотри, внимательно, как тогда, в школе. Ты случайно не видел у Марека в магазине кофейную банку с мелочью…?
Слабо держа голову на уровне наклонённого к нему лица Глеба, Серов пробовал протестовать.
– Не мог так Марек поступить, не такой он… Марек хороший. Ты вот ведь не знаешь, а он мне денег обещал! На операцию Женьке! Как я у него и просил тогда.… Сегодня-то он как раз и приезжал ко мне насчёт этих денег. "Обещаю, говорит, дружбан, вместе вылечим твоего пацана.…". Про здоровье ещё говорил, что оно для всех важная штука, да. Ещё потом дать обещал. Вот, денежки-то, считай, у меня теперь есть! И своих немного…
Серега сполз с дивана на пол и, стоя на коленях, стал копаться под одеялом.
– Вот, смотри! А ты на Марека так…! Не надо так на него! Теперь я сыну деньги отвезу, теперь он живой и здоровый будет! Я снова работать пойду, тёщу упрошу снова на зверюшник меня взять, теперь-то я справлюсь, умею же, не хуже ведь.… А ты…! Я ведь тебя так ждал, Глеб…
– Лучше этому подонку признаться во всём самому. Если нагадил что по глупости – имей мужество сказать об этом вслух, объясниться перед всеми. Улик достаточно, чтобы ему не поздоровилось. Судить гада будут, с полицией приедут!
– А Марека-то тебе зачем касаться?
– Ты для начала успокойся. Умойся как следует. Посмотрись в зеркало. Ты часто подходишь к зеркалу, Серега? Может, стоит почаще, а? Никто твоего любимого Азбеля пока трогать не собирается. Над тем, что ты сейчас мне рассказал, я подумаю. Крепко подумаю. Обещаю.
Капитан Глеб сел напротив Серова и положил руки ему на колени.
– А теперь, огородный мой Робинзон, когда я сейчас тебя покину, приводи себя окончательно в порядок, будь на месте. Кстати, завтра вечерком у Виталика Панасенко мы все вместе посидеть собираемся. Я думаю, что стоит поговорить нам по-свойски, прояснить общий горизонт, а то непорядок какой-то получается. Приезжай и ты обязательно. Будем ждать. И чтобы больше никаких соплей, никаких комплексов! Никого не слушай – тебя приглашаю я. Лично. Понял?
Продолжая глядеть на Глеба блестящими от слёз глазами, Серов покорно кивнул.
– Лады. Тогда я потопал.
– Давай провожу тебя до ворот-то… У меня же керосинка здесь есть, посвечу под ноги, тёмно ведь уже.
– Не надо, обойдусь. Собак у вас тут на ночь в свободный поиск не выпускают?
– Да не, не выпускают.… У нас на дачах-то дежурит один омоновец, с доберманом, подрабатывает иногда, но он только во вторник будет. А сегодня нет, сегодня сторож без собак. Ну, прощай…
Безразлично и невнимательно перешагивая через блестевшие лужи, капитан Глеб Никитин зябко сжимал кулаки в карманах. Вспоминалась так и не выпитая водка на грязном столе.
"Так и есть! Ты промедлил, светло-серый…".
Звонок мобильника застал Глеба уже за воротами дачного общества, на остановке, где он минут пятнадцать с поднятой рукой жмурился на яркий свет фар и уворачивался от брызг пролетавших мимо него по окружной дороге грузовиков.
– Алло… Кто? Галина? А, ну да, узнал, конечно. Что? Какая машина? Сбила машина? Кого? Марека?! Где? Нет, где он сейчас? Дома? Хорошо. Нормально, говорю. Давайте завтра, в гостинице. Да, у меня в гостинице. Часов в одиннадцать вам удобно будет? До завтра. До свидания.
Капитан Глеб невольно отшатнулся, когда около него притормозила фиолетовая "девятка".
– Куда тебе, парень?
Ожидание
…Долгожданная громкая музыка, одновременно грохочут медные трубы и пищат маленькие скрипки…, много света вверху и вокруг, скрип паркета под шагами крупных мужчин, тонкий стук каблучков изящных женщин, разноцветные блики бриллиантовых украшений переливаются по близким блестящим колоннам… Странные почтительные слова, медленные поклоны и твёрдые руки.
Пробел. Промежуток без слов и событий. Мокрая улица, сильный дождь, глухие, чужие выстрелы. Кто-то пробежал рядом, визг машины на повороте… Всё это вдали, смутно и ненужно… Потом подробности – кожаная сумка в кустах – деньги, много денег, ровные пачки долларов. Сколько же в такой сумке может быть денег?! Миллион долларов? Нет, лучше два! Пусть будет ровно два миллиона четыреста тысяч… А сколько это всё весит? Килограммов двадцать, тридцать… Ничего, пусть так… Не очень тяжело… Как унести, где спрятать…? Лучше в лесу…, дома не надо. Хорошо, что под руками есть большой прочный пакет, – часть денег переложить в него, никто из прохожих не запомнит – без сумки ведь, вроде как с цветным пакетом, за продуктами…, за остальными деньгами нужно будет приехать потом… Нет, потом их брать опасно – могут выставить засаду. Унести сразу… Ничего, и не очень-то и тяжело, вроде бы и не тридцать, а всего двадцать, от силы двадцать два килограмма… Да и пакет должен выдержать, с ручками… Вы-ы-держит! Так, а сколько пачек-то всего?! Если конкретно пересчитывать…, нет, не здесь, здесь могут заметить, быстрее унести домой, никто не должен…, там пересчитать…, потом упаковать плотно – и в лес. Не всё, конечно, часть оставить, менять понемногу на рубли в мелких уличных конторках… Опасно – могут быть меченые или переписанные номера. Выследят… Изредка ездить в Москву, там обменивать… Какой размер пачек-то? Сантиметров двенадцать? За один раз можно будет безопасно взять…
И утром опять снились деньги. Если бы это всё получилось – можно было бы сделать такое…! Деньги, большие деньги, настоящие деньги, а не эти медяки…
Внизу, глубоко, блестит золото… Тяжело, много не поднять, не хватает воздуха, сзади, из-за плеча подплывает страшная черная рыба…
Суббота. Поздний вечер.
Улица Фурманова, дом 11а
– Борщ будешь? Я поставлю, подогреется быстро… Майонез-то, представляешь, как подорожал в последнее время, масло растительное тоже вон куда попёрло?!
Маленькая кудрявая старушка мягко и неслышно протопала мягкими вязаными тапочками по чистеньким половичкам в кухню, почти сразу же выглянула из-за неприкрытой двери весёлым личиком.
– Откуда ты, милый мой, такой изгвазданный-то появился?