На этот вопрос ответил маленький Жорж - подошел, ухватил его за руку и сказал:
- У нас куча неприятностей, дружок мой Жак. Мы уходим с завода…
Старший мастер вздрогнул.
- Уходите с завода! - воскликнул он, глядя на вытиравшую слезы женщину.
Жанна кивнула.
- Значит то, что я предвидел и чего боялся, случилось! Хозяин принялся вас ругать… вы не смолчали… он разгневался и…
- И выгнал меня! - закончила за него Жанна.
- Вы, конечно, его страшно разозлили.
- Он был слишком резок со мной. Меня возмутили его упреки; может, они и небезосновательны, но высказать их можно было несколько иначе. Короче говоря, через неделю я ухожу.
- И куда же вы направитесь через неделю? Что вы намерены делать?
- Куда? Сама не знаю… Что буду делать? Работать… Конечно, мне нужно будет работать, и страшно много, чтобы заработать на хлеб себе и детям.
- Опомнитесь, Жанна, не стоит усугублять и без того тяжелую ситуацию. Хозяин может пересмотреть свое решение: он ведь принял его, поддавшись минутному гневу.
- Я хочу уйти.
- Вы это серьезно?
- Серьезнее некуда! Повторяю: я хочу уйти.
- А как же я, Жанна, ведь я вас больше не увижу!
- Все к лучшему. Вспомните, что я вам не так давно говорила. Перестав видеться со мной, вы меня забудете.
- А вы вспомните о том, что я вам ответил: "Моя любовь - это моя жизнь"! Без любви к вам мне не жить, ведь это все равно, что перестать дышать. Послушайте, Жанна, очень вас прошу: не совершайте необдуманных поступков. Завтра я поговорю с хозяином и очень попрошу его не увольнять вас.
- Вы не сделаете этого, господин Гаро, я запрещаю вам!
- Но вас же ждет нищета! Жанна, вы знаете, какие чувства я к вам питаю. И повторяю сейчас то, что сказал вам утром! Я люблю вас… Полюбите и вы меня… Давайте жить вместе!…
Женщина возмущенно выпрямилась.
- Жить с вами! - воскликнула она. - Быть вашей любовницей!… Должно быть, вы меня сильно презираете, коль скоро делаете такое предложение!.
- Всем, что для меня свято в этом мире: честью своей, честью покойной моей матери клянусь, что, как только истекут десять месяцев вашего вдовства, сразу же, в тот же день вы станете моей женой.
- Мамочка, - сказал вдруг Жорж, - не огорчай моего дружка Жака. Он обещал стать богатым, а когда разбогатеет, подарит мне новую лошадку - большую деревянную лошадку, красивее, чем эта… Жак, дружок, ведь правда?
- Да, милый… да… все, что захочешь… - сказал старший мастер, обнимая Жоржа.
Затем горячо продолжил:
- Жанна… Жанна, дорогая… Подумайте хорошенько… Ведь я предлагаю вам настоящую жизнь, счастье ваших малышей, которых вы так любите; и я тоже буду любить их всеми силами души. Если вы отвергнете меня, их, как и вас, ждет нищета… Беспросветная нищета. Много ли женщина может заработать? Вы никогда не заработаете детям на приличную еду и одежду, а они в этом так нуждаются.
- О! Искуситель! - вскричала вдова, лихорадочно схватившись за голову; лицо ее было бледным. - Вы сгущаете краски, чтобы запугать меня… привести в отчаяние… сделать слабой…
- Я говорю правду такую, какая она есть. Но, хоть бы и вопреки вашей воле, я спасу вас! Не брошу ни в нужде, ни в отчаянии. Вы будете моей женой!…
- Боже мой… Боже… - в отчаянии, граничащем с безумием, произнесла Жанна, ломая руки. - И ведь не сжалится надо мной, не замолчит, не уйдет!
- Желая доказать свою нежность к вам, я повинуюсь. Ухожу. Но и уйдя, буду думать о вас… о том, что можно сделать… чтобы счастье ваше стало безусловной реальностью…
И Жак Гаро ушел, оставив женщину в ужасном смятении.
Она села - или скорее рухнула - на стул и сбивчиво заговорила сама с собой:
- Он прав… И даже очень… Этих несчастных малышей, да и меня саму, подстерегает нищета. Как смогу я одними этими вот руками заработать Люси на кормилицу? Как мне вырастить Жоржа? Ах! Положение мое ужасно. А Жак предлагает покой… безмятежность… обеспеченность… Но ради этого нужно изменить клятве, которую я дала Пьеру, когда он лежал на смертном одре. Отвратительно!… Да это будет просто подлость!… Нет… нет… что бы ни случилось, я выдержу.
И Жанна поднялась, вытерла слезы и вышла из привратницкой. Как полагалось, заперла дверь, ведущую во двор, затем обошла опустевшие мастерские, заглянула в конюшню, где кучер кормил лошадей, и вернулась к себе.
Появился господин Лабру, собравшийся куда-то. Она молча выпустила его и вернулась в привратницкую. Жорж, устроившись в уголке, играл со своей ненаглядной картонной лошадкой и горсткой оловянных солдатиков. Потом ушел и кучер. Жанна осталась на заводе одна.
Глава 4
После кончины жены инженер перестал заботиться о своем хозяйстве. Слуг у него не было. В спальне убирала Жанна. Рассыльный подметал пол в кабинете. Ел господин Лабру не дома, а в альфорвилльском ресторане. К одиннадцати вечера возвращался после ужина и нередко работал до двух-трех часов ночи. Утром вставал чуть ли не на рассвете, опять работал, и, когда появлялись рабочие, шел в мастерские.
Кучер, так же как кассир и старший мастер, жил не на заводе. Конюшня, в которой обитали три лошади, стояла в сторонке от других зданий. Ночью на заводе оставались только Жанна и инженер. Хозяин отлучался лишь изредка: либо проведать сына, либо по делам - когда ему приходилось выезжать, чтобы заключить какую-нибудь сделку или закупить материалы. Госпоже Фортье он наказал ни в коем случае не ждать его, когда по вечерам он отлучался с завода: у него всегда был с собой ключ от маленькой двери, и он мог возвращаться когда угодно, не поднимая с постели привратницу. Помимо ворот и двери, что выходили на большую дорогу, на завод можно было проникнуть через маленькую дверь - напротив флигеля, где жил господин Лабру; она выходила на проселочную дорогу, ведущую в Мэзон-Альфор. Инженер частенько ею пользовался.
Наутро на заводе вновь закипела жизнь. Жак Гаро по пути на работу лишь коротко поздоровался с Жанной. Выглядел старший мастер крайне озабоченным; он сразу прошел в мастерские, где каждому дал задание на день. Винсент со вчерашнего дня так и не появился. Жене его стало плохо так, что он и отойти от нее не мог; об этом старшему мастеру поведал один из рабочих.
Когда часы пробили девять, Жак отправился в кабинет господина Лабру и, как и было решено накануне, они принялись серьезнейшим образом изучать проект гильошировальной машины. День прошел без каких-либо особых событий.
Жанна, целиком уйдя в себя, молча занималась повседневной работой. Вечером, когда все направились по домам, некоторые из рабочих, зная о том, что произошло накануне, пытались утешить вдову погибшего товарища. Госпожа Фортье не дала им и слова сказать.
- Не стоит об этом! - с деланно безразличным видом говорила она. - Что сказано, то сказано; не помру; ступайте своей дорогой!…
И таким образом ей удалось избежать каких бы то ни было объяснений. Жак, уходя, молча сжал ее руку. Похоже, озабочен он был еще больше, чем утром. А Жанна эту озабоченность приняла за печаль.
Жак Гаро жил довольно далеко от завода. Он снимал комнатку в Альфорвилле, в доме возле дороги, ведущей в Кретей. Добираться туда было двадцать пять минут; ужинал он обычно в винной лавке, где по вечерам собиралось много рабочих. Но в тот день Жака в ресторане не было. Выйдя с завода, он какой-то неровной походкой двинулся на берег Марны, ища уединения.
Когда Жак вернулся к себе, часы как раз пробили полночь. Он даже не подумал о том, что надо перекусить. Лег, но глаз не сомкнул. На следующий день, когда он пришел на работу, у него словно кровь внутри горела в лихорадке. Лицо его было покрыто почти мертвенной бледностью, глаза светились мрачным огнем. Весь дрожа, он нерешительно замер на пороге привратницкой. Жанна подошла к нему.
- Что это с вами, господин Гаро? - спросила она, поразившись той перемене, что произошла в нем со вчерашнего дня.
- Ничего… ничего… госпожа Фортье, - каким-то странным голосом, запинаясь, проговорил он. - Я хотел вам сказать… Хотя нет… Лучше потом… Позднее… Я иду в цех.
И пошел дальше.
"Что за странный вид! - подумала вдова. - Что он хотел мне сказать?… Выглядит почти как сумасшедший…"
Жак Гаро выполнял привычную работу, из последних сил скрывая от посторонних глаз снедавшее его беспокойство. Ровно в девять, как и накануне, он отправился в кабинет господина Лабру, где они продолжили работу над изобретением. В одиннадцать старший мастер отправился на обед, но, дважды пройдя мимо привратницкой, слова Жанне не сказал. Так что госпожа Фортье могла лишь заметить, что выглядит он все мрачнее и мрачнее. После полудня он вернулся к инженеру. Тот что-то писал.
- Жак, - сказал он старшему мастеру, - можете начинать чертежи модели. Мне нужно закончить срочное письмо…
Гаро взялся за работу. Руки у него дрожали. В глазах все расплывалось. Ему пришлось подождать, пока руки и взгляд не обретут своей обычной твердости. В кабинет вошел кассир Рику.
- Из банка приехали, господин Лабру… - сказал он.
- Ну что, - поднимая голову, спросил инженер, - получили деньги?
- Да, сударь, я принес вам всю сумму…
- Прошу вас, зайдите попозже… Я бы не хотел сейчас отрываться.
Кассир вышел. Жак, присутствовавший при этом коротком разговоре, вздрогнул, услышав слова: "Я принес вам всю сумму". Затем вновь склонился над работой, но пальцы у него дрожали все сильнее, а веки нервно подергивались. Прошло четверть часа. В дверь постучали.
- Войдите! - с нетерпением крикнул инженер.
На пороге появилась Жанна.
- Телеграмму принесли, господин Лабру… - И протянула хозяину голубой конверт.
- Спасибо… - сказал инженер, взяв телеграмму.
Бросив взгляд на склонившегося над чертежной доской Жака, госпожа Фортье вышла. Инженер вскрыл конверт, достал оттуда полоску телеграммы, пробежал ее глазами, расстроено охнул и сильно побледнел.
- Люсьен болен! - вскричал он. - И может быть, опасно!… Ох! Господи!
И продолжил, обращаясь к старшему мастеру:
- Я получил телеграмму от сестры. Мой сын заболел. Я сейчас же выезжаю. Жак, соберите чертежи и прочее и давайте сюда. Я положу их в сейф.
- Да, господин Лабру, сию минуту, - отозвался старший мастер, напряженное лицо которого засветилось радостью.
Он принялся собирать бумаги. Господин Лабру потянул за шнурок - во дворе звякнул колокол. Затем он подошел к двери и позвал кассира - тот не заставил себя долго ждать.
- Дорогой мой Рику, сестра вызвала меня телеграммой к больному сыну; мне нужно ехать. Подсчитайте деньги. Оставьте себе сумму, которая может понадобиться, и несите сюда остальное.
- Я мигом, господин Лабру.
Рику вышел. Удар колокола вызывал Жанну Фортье. Она поспешила явиться.
- Прошу вас, прикажите кучеру заложить коляску, и поживее. А потом сразу же зайдите сюда, нужно поговорить.
Через несколько минут Жанна вернулась. Жак все еще был там - он медленно собирал бумаги. В кабинете стоял и кассир Рику - отчитывался перед хозяином.
- При себе я оставляю пять тысяч франков, господин Лабру, - вещал он, - и очень надеюсь, что до вашего возвращения мне не придется открывать кассу.
- Возможно… Не ждите меня раньше чем через пару дней… Сегодня у нас среда. Если допустить, что болезнь Люсьена не вынудит меня задержаться, я буду здесь в субботу утром. Сколько вы принесли?
- К ста двадцати семи тысячам франков, полученным по векселю в банке, я присовокупил дневные поступления: одиннадцать тысяч двадцать семь франков, из которых пять тысяч оставил у себя. Итого: сто тридцать три тысячи двадцать семь франков. Значит, вместе с тем, что уже лежит у вас в сейфе, получится сто девяносто тысяч двести пятьдесят три франка семьдесят сантимов… Проверьте, сударь.
- Нет у меня времени проверять.
И инженер запер в сейф деньги, принесенные кассиром. Жак с Жанной ждали. Жанна смотрела на старшего мастера - на лице у того запечатлелось странное выражение. Такого выражения она ни разу не наблюдала у него.
- Вот проект и чертежи, господин Лабру, - сказал он, протягивая собранные бумаги.
Инженер взял их, положил, как всегда, в шкатулку, а саму шкатулку спрятал в сейф.
- Как только я вернусь, мы продолжим работу.
- Хорошо, господин Лабру. У вас будут для меня какие-нибудь поручения, указания?
- Да, подождите минуточку…
Инженер повернулся к Жанне:
- Госпожа Фортье, я настоятельно прошу вас ни на минуту не забывать о порученной вам работе. По возвращении я вами займусь. Будьте уверены, что без работы вы у меня не останетесь. Забудьте о том, что между нами было, как забыл об этом я.
Жанна, удивленная столь неожиданной доброжелательностью, молча замерла. Кассир Рику наблюдал за нею…
- Определенно скверное существо! - пробурчал он себе под нос. - Эта женщина явно презирает хозяина… ей явно хотелось бы сделать ему какую-нибудь гадость, чтобы отомстить… Сразу видно!
Господин Лабру продолжал:
- Пожалуйста, соберите мне чемодан с бельем. И не забудьте пальто и дорожный плед.
Госпожа Фортье вышла. Видя, как хмуро и молча она скрылась за дверью, инженер сказал:
- Бедняга, она так сердита на меня… Не понимает, что здешняя работа - совсем не для нее… Прекрасно отдаю себе отчет, что был несколько резок с нею, даже, пожалуй, грубоват… Но что вы хотите? Она мне все нервы вымотала своей "правотой"!… А я сделаю так, что она все забудет… И намерен заняться ею всерьез…
Затем господин Лабру дал последние указания Рику и Жаку.
Пять минут спустя коляска уже быстро катилась по направлению к Орлеанской железной дороге, увозя инженера. Жанна, старший мастер и кассир проводили его.
- Советую вам получше запирать двери, госпожа Фортье, - сказал кассир. - По-моему, хозяин поступает несколько легкомысленно, возлагая на вас такую ответственность!
- Не беспокойтесь, сударь, я буду сторожить как положено.
После работы старший мастер, как обычно, ушел последним и заглянул в привратницкую - отдать списки рабочих на завтрашний день.
- Всего хорошего, Жанна! - сказал он, положив их на стол. - Доброй ночи!…
И собрался было уйти. На этот раз госпожа Фортье его остановила.
- Что же вы хотели сказать мне утром, господин Гаро?
Жак заметно вздрогнул, потом ответил:
- Я так много хотел вам сказать…
- Так говорите же…
- Нет… я много думал… не сейчас… я не смею…
- Вы не смеете? Вы?
- Да, я… Но раз уж я не могу сказать, то напишу, это легче.
Его слова показались Жанне еще более странными, чем его лицо.
- Вы меня почти пугаете! - прошептала она. - Почему вы так мрачны?…
- Не спрашивайте ни о чем… хотя бы сейчас… и ответьте на вопрос, который я должен вам задать…
- Какой?
Жак молчал.
- Вопрос? - допытывалась Жанна. - Что за вопрос?
- Вы подумали всерьез над тем, что я говорил вам вчера относительно вашего положения?
- Да, я думала об этом…
- И вы согласны на мое предложение?…
- Когда скажете мне то, что не хотите, не смеете сказать сегодня…
- Ну что ж, завтра наша судьба решится…
- Завтра? Почему завтра?
- Не спрашивайте ни о чем. Все равно не отвечу. Завтра наступит быстро, а иногда, между прочим, за каких-то несколько часов столько всего происходит!…
Затем, желая положить конец разговору, Жак Гаро быстро вышел; он отправился туда, где имел обыкновение ужинать, до десяти вечера просидел в винной лавке, с самым спокойным видом играя в карты с несколькими приятелями; потом пожелал им доброй ночи и ушел.
Как только он оказался на улице, его лицо, на протяжении всего вечера сохранявшее беззаботное, чуть ли не веселое выражение, изменилось: оно снова стало таким же мрачным, каким было последние два дня. Вместо того чтобы отправиться к себе, Жак двинулся вперед по дороге, ведущей в Кретей, потом свернул на тропинку, бегущую за Шарантонским фортом через долину, пролегающую между Альфорвиллем и Альфором. Вскоре он оказался в поле. Шел он быстро, время от времени замирая на миг и с тревогой вглядываясь во мрак ночи, прислушиваясь, дабы удостовериться, что ни впереди, ни сзади никого нет. Внезапно он остановился. Перед ним возвышалась стена, стена завода господина Лабру. Он пошел вдоль нее и достиг маленькой двери, что находилась рядом с хозяйским флигелем.
- Войти нужно будет здесь… - пробормотал он, наклоняясь к замочной скважине, внимательно ее осматривая и ощупывая пальцем отверстие для ключа.
Затем достал из кармана жестяную коробочку: там лежал кусок воска. С его помощью он снял слепок замочной скважины. После этого провел рукой по взмокшему от пота лбу и тем же путем, что пришел, двинулся в направлении Альфорвилля.
В это самое время господин Лабру выходил в Блуа из почтового поезда, на который сел в Париже. Его сестра, госпожа Бертэн, после смерти мужа поселилась в деревушке неподалеку от Блуа, где вела весьма скромный образ жизни. Деревушка эта, Сен-Жерве, стояла в трех километрах от Блуа по дороге в Грасье.
Не имея возможности в столь поздний час, не теряя времени, найти извозчика, господин Лабру перешел через мост и двинулся по дороге к Сен-Жерве. Он очень спешил. Он любил маленького Люсьена, и отправленная госпожой Бертэн телеграмма наполняла отцовское сердце болезненной тревогой.
Вскоре в темноте белым пятном показалась деревня Сен-Жерве, построенная на склоне холма. Был час ночи. Над уснувшей деревней висела абсолютная тишина; звон дверного колокольчика показался инженеру оглушительным. Он ждал.
Через несколько секунд распахнулось одно из окон, и женский голос спросил:
- Кто там? Кто звонит?
- Я, сестрица дорогая… - узнав голос, ответил господин Лабру. - Как Люсьен?
- Слава Богу. Уже вне опасности… Минутку! Сейчас я тебе открою.
Непомерный груз, давивший все это время на сердце инженера, мгновенно исчез. Две слезинки радости сбежали у него по щекам. Отворилась дверь. Брат с сестрой упали в объятия друг друга.
- Твоя телеграмма так напугала меня! - воскликнул господин Лабру, входя в дом.
- Э, дружище, сама-то я как испугалась! Врач заподозрил дифтерит…
Инженера даже передернуло.
- Бедный малыш!… Это же страшно опасно, чуть ли не все случаи со смертельным исходом.
- Поэтому-то я так и перепугалась, но повторяю: бояться больше нечего. Сегодня вечером врач сказал, что всякая опасность миновала. Температура у Люсьена еще держится, но ему уже гораздо лучше.
- Я хотел бы взглянуть на него.
- Идем… он в моей спальне… Но только на цыпочках… тихонько… я думаю, он спит…
Господин Лабру вслед за сестрой поднялся по лестнице, ведущей в спальню, где Люсьен спал в своей железной кроватке. Инженер подошел, вгляделся в свете ночника. Лицо ребенка было красным; светлые колечки волос прилипли к потным вискам. Несколько секунд господин Лабру неотрывно смотрел на сына.
- Бедный милый мой малыш!… - повторил он.
И, наклонившись, губами коснулся лба ребенка. Мальчик пошевелился во сне.
- Идем отсюда, прошу тебя, - сказала госпожа Бертэн. - Мы его разбудим, а как раз этого делать не следует.
Брат с сестрой вернулись на первый этаж.
- Принести тебе чего-нибудь?
- Ровным счетом ничего.