Когда подъезжал к клинике, был уже вечер. Метрах в трехстах от ворот свернул в проезд между домами. Выключив двигатель, задумался.
При всех мерах предосторожности была вероятность, что менты на Ольгу вышли. Кто-то из друзей мог проболтаться. Если с деньгами возьмут на пороге палаты, будет, мягко говоря, досадно.
Вышел из машины, оглядевшись, обнаружил настенный козырек телефона-автомата.
Трубку в отделении взяла сама Ольга. Я знал, что иногда она подменяла у телефона дежурную сестру, когда та хлопотала с тяжелыми больными.
- Привет, - сказал я.
- Приве-ет…
Я представил Ольгины губы, растянувшиеся в грустной улыбке. Как-то умудрялась она регулярно радоваться мне, даже пребывая в угнетенном состоянии. И при этом - не фальшивить.
- Как ты? - спросил я.
- Нормально. Сегодня в институт возили.
Я промолчал. Не стал развивать тему, которая могла быть ей неприятна.
- Тебя искали, - спохватилась Ольга.
Я криво усмехнулся. Про себя. Без интереса спросил:
- Кто?
- Из милиции. Спрашивали, когда ты придешь.
- Что ты сказала?
- Что сегодня уже был. И что тебя не будет несколько дней. Я правильно сделала?
- Конечно. Врать надо как можно меньше. Тогда, если придется, тебе поверят.
- Почему они тебя искали? - спросила она встревоженно.
- По работе. Ходят по пятам, выпрашивают материал.
- Я так и подумала.
Странно, что, зная о моем сомнительном прошлом, она не допускала мысли об аналогичном настоящем.
- Когда они приходили? - спросил я.
- Часа два назад. Я сразу же позвонила на студию. Чтобы предупредить. Твой шеф сказал, чтобы ты ему перезвонил, когда появишься.
- Отделение еще открыто? - спросил я.
- Пока да.
- Сейчас подойду.
- Правда?! - Я увидел ее озарившееся радостью лицо. Предупредил:
- Только на минутку. - И повесил трубку.
Был уверен, что засады по мою душу в клинике нет. И Ольга, и персонал сообщили ментам, что сегодня я уже навещал ее. И к тому же собирался уехать на несколько дней. Не те нынче времена, чтобы милиция могла позволить себе держать людей в сомнительных засадах. Да и нужен я скорее как свидетель. Вряд ли меня сразу заподозрили на полную катушку. Потому и ориентировку на номер моей машины в ГАИ не передали. Похоже, вдову Шрагину еще не допрашивали. Но как только она даст показания, за меня возьмутся как следует. И на засады, и на план "Перехват" людей сыщут.
Украдкой надеясь, что обольщаюсь на свой счет, я въехал в любезно открытые прикормленным вахтером ворота клиники.
Ольга ждала меня у входа в отделение. Сразу прильнула ко мне. Не заметно было, что поездка в "Медин" отвлекла ее от переживаний.
Но в том, что хоть на какое-то время от переживаний не останется и следа, я был уверен. Уверенно направился к Ольгиной палате. Моя женщина озадаченно следовала за мной.
Проходя мимо вернувшейся на пост дежурной сестрички, я кивнул ей. И успел заметить ответный растерянный взгляд.
У двери палаты пропустил Ольгу вперед, оглянулся на дежурную. Она все еще пялилась на меня.
…Все было не так, как я себе представлял. До обидного быстрее и суетливее.
Выложенные мной пачки загипнотизировали Ольгу. Она очень испугалась.
- Когда-нибудь спала на кровати стоимостью в пятьдесят тысяч долларов? - наскоро спросил я. Она серьезно качнула головой: нет.
- Можешь попробовать, - предложил я. - Но на день в матраце их лучше не оставлять.
Я поцеловал ее намного короче, чем обычно, и заспешил к двери.
Наслаждаться произведенным впечатлением не было времени. Я помнил последнее, замеченное мной, движение дежурной сестрички. Девчонка начала его до того. как я шагнул в палату. И всего лишь потянулась к телефону.
Может, я и ошибался, но, когда, возвращаясь, проходил мимо нее, только уверился в собственной правоте. Эта испортившая праздник души, исполнительная белоснежная дурочка провожала меня еще более растерянным взглядом.
Я быстро сбежал вниз, резво развернул машину. Мигнув фарами вахтеру, выехал за ворота. Начал набирать скорость, но вдруг спохватился. Притормозил, свернул в уже знакомый проезд между домами. Поставил машину так, что мог видеть проезжающий по дороге транспорт, и погасил фары.
Ждать пришлось недолго. Минуты через три напротив меня по дороге в сторону клиники промчался дежурный милицейский "бобик" с невключенной мигалкой.
Я спешно выбрался из машины, побежал к дороге, глянул вслед "бобику". Его уже не было видно. Свернуть за последние несколько секунд он мог только в ворота клиники.
Я понуро направился назад, к машине.
Можно было еще поуговаривать себя, поутешать надеждой на то, что милиция проследовала в онкоцентр в порядке рабочего объезда своего района. Отключенная мигалка оставляла право на утешение.
Но морочить себе голову не стал. Потому что не сомневался: вдова Шрагина дала показания.
ГЛАВА 19
Здесь же, между домами, обнаружил стоянку. Оставив машину, поехал к себе на такси. На конспиративную квартиру.
Скомканный момент передачи Ольге денег, милиция, разыскивающая меня, неопределенность положения только слегка подпортили впечатление от сегодняшнего дня. Я добыл деньги и передал их Ольге - это главное.
Если меня задержат, следствием нервы попортят. Но вряд ли будут руководствоваться эмоциями Шрагиной. Конечно, без подмоченной репутации не обойдется. С бандитами тоже, даст бог, управлюсь. В отличие от Людвига и Шрагина я знаю о них. И буду осторожен.
Пока что я на свободе и живу в надежном месте. Добраться до меня милиции и бандитам будет непросто.
Не сомневался, что все неприятности в конце концов разгребу И останусь с Ольгой. Как при такой уверенности не быть в приподнятом настроении?
В квартире первым делом перекусил купленными в ночном магазине продуктами. Решив, что сегодня заслужил приличный ужин, умял уйму деликатесной всячины: омаров, диковинных рыб, сыра, вызывавшего недоумение ценой и вкусом. От пробы консервированных лягушачьих лапок, пресытившись, воздержался.
Несмотря на то что прошлая ночь была бессонной, а ужин слишком плотным, в сон не тянуло. Адреналин, накопившийся в крови за день. давал себя знать. Впрочем, некоторую эйфорию от недосыпания все же ощущал. Но с ней даже приятней думалось. Полудумалось, полуощущалось.
Я развалился на диване, заложил руки за голову. В который раз вернулся мыслями к Шрагиной и ее сообщникам.
Почему убили Людвига и Шрагина? И так и эдак вертел информацию, которой располагал. Объяснения убийствам не находил. Или Котя соврал, или я в чем-то принципиально ошибаюсь. В чем?
Понятно, что актриса подцепила Людвига для того, чтобы раскрутить на пару с ним Шрагина. Это было очевидно. И то, что Людвиг повелся на нее, и то, что не отказался от прибыльной комбинации.
Можно было допустить, что сообщники злоумышленницы собирались убрать каталу после того, как он обыграет клиента. В этом была логика. Весь выигрыш доставался им. Но Людвига убили до того, как он выиграл… Неужели по ошибке? Котя сказал, что баба закатила мертвецу скандал. Может, и впрямь вышло недоразумение?
Для чего их корпорация вышла на меня, тоже было ясно. Подыскали замену Людвигу. Желали довести до конца начатое. Но зачем убрали Шрагина до того, как деньги перекочевали ко мне? Или он явился в гостиницу с суммой, достаточной для них, и они решили обойтись без меня. Просто, убрав его, завладели деньгами.
Все эти допущения выглядели слишком натянутыми. Многого не объясняли. Например, того, почему убийцы не добрались до Коти. Ведь артистка была в курсе, что первые шестьдесят тысяч увел у них он. Котя не соврал, когда рассказал о договоре с ней. И мне она сказала об этом.
Да и поведение самой аферистки, когда я сообщил ей. что Шрагин убит и мы остались ни с чем, было искренним. Искренне потрясло ее. Хотя в этом я уже уверен не был.
Как ни старался, додуматься до версии, сводящей концы с концами всех этих событий, не мог. Испытывая некоторое раздражение по этому поводу, я вдруг незаметно для себя вильнул размышлениями в сторону.
Стал вспоминать Людвига.
Я знал его давно, еще тогда, когда у него была кличка Гном. До карьеры картежника он тоже был спортсменом. Начинали мы примерно в одно время. Но ремесло каталы давалось ему медленнее. Мы не то чтобы дружили, были в приятельских отношениях. Не раз вместе приударяли за пляжными подружками. Но в глубине души я относился к ровеснику снисходительно. До тех пор, пока не узнал об одном из его любовных похождений. Узнал от самого Людвига-Гнома. Он рассказал мне эту историю, посмеиваясь, как курьез. Но я тогда представил ее до деталей. И вспомнил сейчас…
У Гнома тогда затянулась полоса неудач. И игровых и житейских. Все было ни к черту. Прибыльных встреч не случалось все лето. Приличных фраеров перехватывали другие, более опытные ловцы-коллеги, которые по причине неурожайного сезона не желали делиться с молодняком. Дважды, ввязавшись в крупную игру, Гном нарвался на гастролера-исполнителя. Особо не пострадал, но понервничал прилично.
В этот же период его отец, известный в Одессе аферист (протестующий против того, чтобы сын шел по его стопам), прокололся на комбинации. Терпилы, оказавшиеся московскими авторитетами-уголовниками, наехали на кинувшего их родителя Гнома. Чтобы остаться хотя бы при жизни, и своей и родных, глава семьи вынужден был продать все, включая квартиру.
Родители арендовали дом на Фонтане. Гном, отделившись от них, снял однокомнатную квартиру в городе.
За полгода до этого напарник Гнома, взяв у него деньги на раскрутку, подался в Якутию. Обещал выслать деньги с первых же заработков. Но за полгода даже ни разу не дал о себе знать. Кто-то из игроков, вернувшихся с отработок, привез новость: напарник спился.
Пометавшись, как зафлаженный, по черной полосе жизни, Гном избрал выход, достойный уважения и сочувствия. Решил завязать.
Вбил себе в голову, что для нормальной жизни в первую очередь нужна квартира, и поставил задачу: заработать на собственное жилье. Заработать без игры.
Миленькая задачка во времена, когда инженеры получали сто, а однокомнатные квартиры стоили восемь-десять тысяч. Непосильная задачка для молодого человека, относящегося к ста рублям, как к ставке при перетемнении в покере.
Гном подался в грузчики. Почему-то решил, что в Одессе это самое прибыльное времяпрепровождение. Поддался влиянию расхожих слухов. Впрочем, в то время, возможно, так оно и было.
Во всяком случае, один из сомнительных знакомых Гнома, специалист по различным житейским услугам, сумел устроить его в элитарную бригаду портовых грузчиков. И кроме этого, время от времени подбрасывал отщепенцу-катале внеурочные, в виде судна, пришедшего в Ильичевск.
Этот же специалист познакомил Гнома с женщиной, которая, по его уверению, никак не должна была сказаться на бюджете накопителя.
Для Гнома, привыкшего сорить деньгами, особенно в процессе обольщения, это было немаловажно.
Гном с женщиной сразу нашли хоть и циничный, но общий язык. Друг от друга им нужно было одно и то же: пару раз в неделю отводить душу и все остальное. Причем слово "душа" в последнем предложении можно было бы и выправить.
Они встречались дважды в неделю.
Гнома поначалу такая манера взаимоотношений сбивала с толку. До сих пор его любовные похождения не обходились без романтических выкрутасов. Но почти сразу же романтик-ловелас признал удобство и такой манеры.
Закончился этот его бездушный роман весьма огорчительно.
В одно из свиданий барышня проговорилась, что тоже копит деньги. Подрабатывая прачкой по частным заказам. Впрочем, проговорившись, спохватилась. Особо распространяться на эту тему не стала.
От приятеля-устроителя Гном узнал, что его зазноба одержима идеей выйти замуж за какого-то лоха-военного, ради которого готова уехать из Одессы. Уверяла, что любит того. Может, и не врала, но чувство ее к фраеру-милитаристу произросло явно от безысходности. Одесские женихи имеют обыкновение перебирать харчами. Присматривать себе суженых среди барышень с приличной репутацией.
Для переезда и замужества нареченной служивого требовались тысячи три приданого.
Делясь со мной подробностями этой досадной истории. Гном и сам не мог уразуметь, чего вдруг его понесло в непроходимые романтические дебри.
Он всучил все накопленные деньги этой сомнительной особе. И как всучил… Добыл через дружка адреса ее клиентов-грязнуль, и за две недели те порциями выплатили прачке, якобы от себя, переданные Гномом премиальные. Три тысячи рублей.
И все же одной из версий: зачем ему это было нужно, Гном со мной поделился. Оказалось, он вздумал проверить, так ли уж цинично относилась к нему эта искушенная штучка.
Должно быть, перечитавшись О. Генри, просчитывал невероятное продолжение: что она изыщет способ всучить деньги ему. Даже запоминал номера передаваемых ей купюр. Но память засорял зря.
Барышня оказалась вполне искренней. И именно такой, какой, не маскируясь, представила себя с самого начала. Циничной и не сентиментальной. Заполучив жертвоприношение Гнома, потерялась.
Позже Гном несколько раз встречал ее в городе, но только однажды в обществе военного. Американского моряка с пришедшего в порт корабля.
После того как еще не ставший Людвигом Гном, посмеиваясь, рассказал мне эту курьезную историю, я его не то чтобы зауважал… Игра в благородство - одна из самых популярных в среде катал. Конечно, без злоупотреблений ею. Но с тех пор, если случалось на пару обхаживать пляжниц, я невольно косился мыслями на Гнома. Опасался промельтешить в его глазах. Испортить о себе мнение. Мне оно стало важным. Мы с ним виделись все реже.
Они с вернувшимся из Якутии напарником не прижились на пляже. Не выдержали конкуренции. Специализировались на индивидуальной ловле. Присматривали лохов на вечеринках, выставках, презентациях.
Еще позже напарник эмигрировал, а Гнома переименовали в Людвига. К этому времени он уже стал крепким игроком. Лишний раз оправдал мудрую надежду бесталанных: вода камень точит.
Квартиру он тогда все же купил. Так и жил в однокомнатной. В ней и погиб.
ГЛАВА 20
Странно, что я сейчас вспомнил обо всем этом. Но было ощущение, что все случившееся с Гномом оказалось возможным именно потому, что он не изменился. Несмотря на приобретенную матерость, купился на гордо-несчастный образ мнимой жены Шрагина. И поплатился за это.
И еще почудилось… Лже-Шрагина не сомневалась, что Людвиг-Гном купится. Потому и избрала его.
Мысленно мрачно усмехнулся. Ведь и я купился. Брыкаясь, вредничая, но все же пошел на поводу у нее. И тоже влип. Как и все, кого хаю за то, что дают себя дурить ловкачкам-сердцеедкам.
С другой стороны, пошлость: "никому верить нельзя" - всегда вызывала снисходительное отвращение. Уж лучше потерять все, чем старательно следовать ей. Еще лучше - без крайностей. Выбирать, кому верить. Как я выбрал Ольгу.
Вспомнил ее сегодняшнюю, потрясенную пачками долларов. Жаль, не вкусил, как следует, от сладости момента. Он как ухаб американской горки в унылом жизненном измерении. Должно было перехватить дух. И у Ольги явно перехватило. У меня на это не было времени. Ничего, не это главное. Интересно, как она там? Пачки в матраце синяки не надавят?
Вдруг спохватился: шеф просил позвонить. Конечно, милиция его обеспокоила. Потребует разъяснений. Но, возможно, и я кое-что выясню.
Позвонил шефу домой.
- Опять вляпались? - как я и предполагал, хмуро спросил он.
- Вы в курсе? - спросил и я.
- "Криминалка" выезжала. Вы к этому убийству действительно имеете отношение?
- Нет, конечно. Что говорит милиция?
- Ищет вас. Надо объявиться.
- Ищет как свидетеля? - С шефом я мог не осторожничать с вопросами.
- Говорят, да. - Он не осторожничал с ответами.
- Подробности какие-то есть? Что наши привезли?
- Убит бизнесмен. Выстрелом с крыши соседнего дома.
- Деньги нашли?
Шеф помолчал. Ему не понравился вопрос. Потом все же ответил:
- Тридцать тысяч долларов.
Выходит. Котя не соврал. И значит, и это убийство выглядело бессмысленным.
- В ближайшее время появлюсь, - сказал я. - И не нервничайте: я - ни при чем.
- Знаю я вас, - двусмысленно заметил шеф.
Я уже хотел попрощаться, когда он вспомнил:
- Вам звонили.
Я притаился.
- Оставили телефон. Можете перезвонить, телефон записан с буквой "д".
- Кто звонил?
- Не знаю. Администратор записала только телефон.
Шеф продиктовал мне номер.
Набирая его, я чертыхался на администраторшу. Как теперь обращаться к тому, кто возьмет трубку?
- Добрый вечер, - начал я.
- Добрый. Хорошо, что позвонили.
Добродушный, но властный мужской голос я узнал не сразу. Понял только, что он мне знаком, но кому принадлежит, вспомнить не мог. Впрочем, вспомнил после следующей же фразы.
Собеседник без долгих церемоний сообщил:
- Могу вас обрадовать. Ваша жена здорова.
ГЛАВА 21
Что испытал, услышав это? Приступ слабоумия.
Вроде бы и сам когда-то допускал, что такое возможно. Потому и попросил профессора об услуге. Но сразу не понял, о чем речь. Вернее, понял, но не поверил. Еще вернее, и понял, и поверил, но полученная информация не смогла сразу проникнуть в мозг. Не было ей в нем места. Ни в мозгу, ни в душе.
- Удивительно, - продолжал собеседник-профессор, - но ваши подозрения оправдались.
Я молчал. Подыскивал информации место. Кое-как впихнул ее. Спросил:
- Это точно?
- Абсолютно.
- Но ведь ее только сегодня обследовали. И сразу - результаты?
- Врач, проводивший первое обследование, узнал пациентку. Запомнил по удивительно качественной крови. В наше время такая кровь - редкость.
- Он не мог ошибиться?
- Нет. Похоже, насчет Гоши вы правы. Возможно, конечно, что он напутал неумышленно. Я займусь этим вопросом.
Я промолчал. Новость быстро пускала корн и, закреплялась.
- Вы меня слышите? - спросил собеседник.
- Я вас прошу, пусть пока все остается, как есть, - сказал я.
- Но это слишком серьезно.
- Понимаю. Для меня это важно.
- И жене не говорить? - спросил он удивленно.
- И жене.
Меня покоробило слово "жена".
Профессор сделал паузу. Заметил деликатно:
- Вы учитываете ее состояние?
- Учитываю, - сказал я. И усмехнулся.
- Смотрите, - сказал он укоризненно. - Советую быть поосторожнее. В таком состоянии она может решиться на непредвиденный шаг.
- Спасибо, - отозвался я. - Но это действительно важно.
Положив трубку, засмеялся. Над своей самонадеянной тупостью. Потом затих. Сидел, глядя в никуда, и пытался почувствовать хоть что-то. В душе было пусто.
Не ощущалось ни ненависти к предавшей меня женщине, ни когда-то ожидаемого облегчения от известия, что она вне опасности. В таком опустошенном состоянии я пребывал бог знает сколько времени.