- Нет... Видно, действительно Арнольд унес - аппарат и на рынке можно спустить. Такие нынче не редкость, такие есть почти во всех научно-исследовательских институтах и напрокат можно взять...
Он нагнулся, чтобы навести порядок на полках, и неосторожным движением задел какую-то плоскую черную коробочку; она упала на пол.
- Ничего! - Фидлер поспешно поднял ее. - Это обычная старая камера девять на двенадцать. Раз в год я снимаю ею один и тот же предмет, всякий раз в совершенно одинаковых условиях. У меня уже девять таких снимков, если вы посмотрите, тоже увидите, как в некоторых местах размывается фокус, старое стекло буквально течет, да, течет, оптика слабеет, это можно измерить - такие опыты очень важны для производства и хранения аппаратов. Но для точности камера должна весь год находиться в одном и том же положении.
Нажав на кнопку, он открыл крышку, бегло осмотрел объектив и затвор, снова защелкнул крышку и положил камеру на место.
- Как-нибудь наведу тут порядок... - пробормотал он.
- Это будет нелишне, - отозвался на его слова Скала, - а сейчас давайте-ка вернемся к исчезновению проекционного аппарата.
Озабоченность разом вернулась к Фидлеру.
- Понять не могу, - промямлил он с несчастным видом. - Был здесь...
- Когда вы видели его в последний раз?
- В последний раз? Бог его знает... Не могу сказать. Сам-то я и не заметил бы пропажи, здесь редко что бывает нужно... а в игрушки играть мне недосуг.
Я попросил нашего эксперта осмотреть сокровища в шкафу. Чем далее, тем яснее становилось, что здесь и впрямь склад приборов, вышедших из употребления. Поэтому можно было заключить, что и аппарат, замеченный Карличеком, тоже был старой рухлядью. Да только установить это было невозможно, и Фидлер мог утверждать что угодно, хотя Карличек старался выказать как можно больше недоверия.
Все-таки, видимо, аппарат этот для чего-то понадобился Арнольду - или он просто решил убрать его как вещь подозрительную. Впрочем, у нас не было уверенности, что сделал это именно он. Возможно, изъятие аппарата было превентивной защитной мерой, но благодаря наблюдательности Карличека мера эта привела к обратному - возбудила серьезное подозрение. Что же касается приборов, хранившихся в этом шкафу, то они являли собой как бы картину развития фотографической техники. Из всего этого обилия нас заинтересовала только коробочка, похожая на табакерку, из каких наши предки предлагали друзьям понюшку табаку.
- Устарелая модель камеры для шпионажа, - определил наш эксперт.
- Совершенно верно, - подтвердил Фидлер; теперь он отвечал почему-то куда охотнее. - У меня была еще одна, японская, ее объектив монтировали в бутоньерке на лацкане, но, к сожалению, потерял. В свое время ее конфисковали в штате Вайоминг, когда после Пёрл-Харбора интернировали японцев. Нынче такие камеры монтируют в крошечные дамские сумочки, причем зеркальце - на самом деле видоискатель, и...
- Да, вы человек знающий, - похвалил я его. - Системы микроточек вы тоже знаете?
- Да, я слыхал о них. - Он беспомощно взглянул на меня.
Стоило ему отвлечься от своего "музея", как у него сразу снова становился такой вид, словно сын его не в трамвай прыгнул, а в бездонную пропасть.
- Можете закрыть шкаф, - сказал я.
Задерживаться здесь долее не имело смысла. Я дал команду уезжать. Бедржиха Фидлера поставили в известность, что сын его может явиться за мотоциклом к нам. Далее ему было сказано, что его заявление об исчезновении сына, естественно, теряет силу, но что мы все равно должны разыскать и допросить Арнольда, а посему Фидлер обязан немедленно сообщать нам все, что о нем узнает. Ключи, которые он нам доверил, он получит обратно, как только осмотрит квартиру и ателье и убедится, что мы оставили все в порядке.
Он ни слова не возразил.
Группа собралась в моем кабинете для краткого совещания. К мерам, уже принятым, но не давшим пока результата, следовало добавить еще и те, о которых мы договорились со Скалой в ателье. Мы предвидели несколько фантастических возможностей. При розыске Арнольда надо было особенно учитывать маршрут, вдоль которого он сегодня, так сказать, являлся. Это приблизительно очерчивало район, где могло находиться жилище его помощника или где он сам завел себе укрытие. Скала взял под наблюдение несколько закрытых лавчонок и складов, некогда принадлежавших частникам и поныне пустующих. Квартиры Гадрабы, Бочека и Мильнеровой находились вне этого района, однако нельзя было забывать и о них. В сущности, предстояло перебрать дом за домом, установить негласное наблюдение за ателье и за квартирой Фидлеров и вдобавок высматривать Арнольда по всем улицам. Надо было еще раз, как можно подробнее, допросить бывших приятелей Арнольда - может, они все же знают или предполагают, с кем контактирует Арнольд сейчас.
- Съезжу-ка на эту дачу, - решил я. - Остальное пусть идет своим чередом. К моему возвращению вдруг да набежит что-нибудь новенькое. Если позволите, я захвачу с собой Карличека.
- Ради бога, - согласился Скала. - Только вы опоздаете к ужину! До дачи километров тридцать. Что скажет бабушка, а, Карличек?
- Что-нибудь консервативное, - спокойно ответил тот.
За это время было получено одно только сообщение: на ключе зажигания действительно оказались следы крови, но такие давние, что для нас они не имели никакого значения.
- На даче мы захватим образцы почвы для сопоставления с теми, что найдены на мотоцикле, срочно раздобудьте какие-нибудь баночки для этого.
Я дал несколько заданий и Лоубалу с Трепинским.
- Прежде всего позаботиться о том, чтобы были опрошены обитатели домишек у девятнадцатого километра. Опрос проводить обычным способом, без всяких мер предосторожности или секретности. Вести себя так, словно мы и понятия не имеем о тайнике. - Таким путем можно будет добыть дополнительную информацию о мотоцикле и о том, кто на нем ехал; а главное - я имел в виду свой собственный план, еще, правда, не одобренный полковником. Для моей идеи столь откровенное обследование в окрестностях тайника было только полезно.
- Далее, необходимо быстро и тщательно изучить переписку Фидлера с его английскими друзьями. Созовите экспертов.
Работы было по горло.
- Третье: соберите как можно более полные данные о личности по фамилии Яндера. Просмотрите картотеку эмигрантов. И как можно скорее.
Я махнул Карличеку и пошел к машине.
Мы ехали, блаженно развалившись на заднем сиденье. Дорога была почти свободна: в такой поздний час никто не выезжал из города на субботнюю прогулку.
Карличек рассчитал, что доедем мы еще засветло, но после этого скоро стемнеет. Ничего. На даче есть две спиртовые лампы, по триста свечей каждая, так что свет их ярче дневного. Лампы не повреждены: в них ведь ничего не спрячешь. Были у нас, конечно, и свои мощные электрические фонарики.
- Как вы думаете, Карличек, что искал взломщик?
- Что-то небольшое и плоское. В протоколе есть предположение, что искали бумаги: ведь преступник сорвал даже картон на обороте картин. Но я бы под этим не подписался. Ограничился бы утверждением, что искали нечто плоское. Плоским же может быть и лоскут ткани или кусок фотопленки, лист жести, листок с дерева, а то, если хотите, и блин.
Путь за разговором прошел незаметно. Когда Карличек попросил снизить скорость - мы приближались к цели, - день уже заметно клонился к вечеру.
Мы свернули направо, на узкую, круто поднимавшуюся вверх дорогу. Она огибала лес, а затем шла почти параллельно шоссе, оставшемуся значительно ниже; сквозь густой лес его и видно не было. После плавного поворота дорога еще дальше отошла от шоссе. Довольно скоро мы очутились словно в затерянном краю. По одну сторону дороги с пологого спуска открывался красивый вид на зреющие хлеба. На горизонте тянулась серо-синяя полоса высокого леса, как бы отрезавшего от мира эту область предвечерней тишины.
Твердая и ровная дорога теперь сузилась, стала не шире кузова автомобиля. Слева распростерлось большое картофельное поле, потом оно круто отступило, его сменил почти квадратный луг размером с футбольное поле. А справа от дороги, посыпанной в этом месте прекрасным желтым песочком, тянулся уже участок Фидлеровой дачи. Гребень шиферной крыши выглядывал из-за высоких стройных елей.
Скажу сразу, что ухоженная, словно на модном курорте, дорога, миновав этот участок, превращалась в разбитый проселок, убегавший в лес, который окружил виллу широким, как бы вежливо отошедшим в сторонку полукругом. За лесом виднелось еще несколько дач, не таких роскошных. А участок Фидлера был действительно чудесный.
Мы еще не остановились, как Карличек заметил:
- Там кто-то есть!
Я и сам уже увидел какую-то фигуру, водитель тоже. Газон перед виллой отделялся от дороги живой изгородью, в одном месте она расступалась, образуя въезд. Через этот прогал мы заметили декоративную скамейку из белых березовых стволов. На этой скамейке, лицом к дому, сидел кто-то в белом. Белизна эта прямо-таки светилась на фоне предвечерних теней.
- Женщина, - проговорил Карличек, открывая дверцу машины.
Кто угодно мог присесть отдохнуть на этой скамейке - доступ к ней был свободен: кроме живой изгороди, участок ничем не был огорожен. Нам надо было проехать еще несколько метров, и на это время скамейку скрыли разросшиеся кусты; а когда мы снова ее увидели, там уже никого не было.
- Удрала! - воскликнул Карличек. - Надо ее поймать!
Мы выскочили из машины. Женщина в белом никуда не могла деться - только в дом или за дом; а в данных обстоятельствах было желательно осведомиться, как она сюда попала.
Входная дверь была опечатана, и мне хватило беглого взгляда, чтобы убедиться, что печати не тронуты. Я велел Карличеку обойти дом слева, а сам пустился направо, мимо елей. Водитель остался возле машины.
Сзади к дому примыкал сад, обнесенный солидной проволочной оградой. В саду были цветочные клумбы, кусты смородины и крыжовника, грядки клубники и несколько плодовых деревьев. Мы с Карличеком сошлись у калитки в этот сад, тянувшийся до леса, но никого не обнаружили. В самом саду тоже никого не было. Но вдали, на опушке леса, мелькала, словно мотылек, белая фигура. Мы не сомневались, что нам больше повезет, чем Бедржиху Фидлеру, пытавшемуся догнать сына, и что догоним мы женщину раньше, чем она проберется лесом к дороге, куда она, видимо, направлялась. Тем не менее Карличек громко ее окликнул:
- Стойте! Не бойтесь нас!.. Стой, стрелять буду!
Недопустимой угрозы открыть стрельбу испугался прежде всего я. Но беглянка остановилась, хотя я не мог понять, оттого ли, что испугалась, или, напротив, поверив Карличеку, что нас бояться не надо. Когда я подошел к ней ближе, выражение лица у нее было до того неопределенное, что я мог думать и так, и этак.
Я бы не дал ей больше шестнадцати лет. Девушка была в белом воздушном платье, под которое надевают бог весть сколько модных нижних юбок. Хорошенькая брюнетка с кокетливым носиком и прической, известной под названием "конский хвост". Загар абрикосового цвета, приобретенный, видимо, на городском пляже, а то и на балконе - если не здесь, на даче. Ее наряд и весь ее облик совершенно не вязались с ночной прогулкой в лесу. Нежная девушка, только взгляд отнюдь не девически-невинный.
Она смотрела на нас своими серыми глазами равнодушно, без вопросительности. Такая, убедившись в невозможности ускользнуть, способна смело встретить противника. Нас она решительно не боялась.
- Куда вы спешите? - строго спросил ее Карличек.
Вопросом своим он как бы разрезал красивое яблочко и обнаружил в нем червяка, который проел яблоко насквозь: девушка мотнула "конским хвостом" и ответила - не грубым голосом, зато грубым тоном:
- А вам какое дело!
Я не очень удивился.
- Пойдемте обратно, - предложил я.
- Зачем?
- Затем! - И Карличек сунул ей под нос свое удостоверение.
Она скорчила гримаску, но пошла. Поравнявшись со свалкой у опушки леса, она остановилась и строптиво заявила, что шла к автобусной остановке и никто не может ей этого запретить.
- Мы вам ничего не запрещаем, - мягко сказал я. - Но все-таки, не сердитесь, мы вас ненадолго задержим. Предъявите документы.
У нее была белая блестящая сумочка в форме трапеции. Девушка уперла ее в приподнятое колено и с большой неохотой стала в ней рыться. Наконец вытащила паспорт.
В лесу уже сгустились сумерки. Мы подошли к вилле. На березовую скамейку падало еще, правда, достаточно света, но мы тем не менее посветили на паспорт девушки фонариком.
Вера Климова, шестнадцать лет и три месяца, незамужняя, место жительства - Прага, улица Приходская, дом 1200, работает продавщицей в универмаге. Образование - восьмилетка и торговые курсы. Мать - Мария Климова, девичья фамилия Грозенова, сорок лет, проживает там же, заведует прачечной. Отец умер три года назад. Братьев и сестер нет.
Я передал паспорт Карличеку, чтобы он выписал данные, и обратился к девушке!
- Что же вы здесь делали?
Она, видимо, поняла, что упрямиться нет смысла, но все же ответила не сразу. Задумчиво чертила на земле носком белой туфельки, разглядывая, что получалось. Наконец подняла голову:
- Это вы залепили вход в хату?
- Мы, - терпеливо кивнул я.
- Зачем?
- А вы не знаете, что кто-то взломал дверь и проник внутрь?
- Правда?
- Вы знаете, чья это дача?
- Слава богу! - Она криво ухмыльнулась.
Я взял ее за локоть.
- Послушайте, а что вы продаете в вашем универмаге?
- Парфюмерию.
- И с клиентами вы тоже так неприветливы, как с нами?
- Вы не клиенты, - отрезала она.
- Клиенты. Мы хотим получить от вас вежливые и правдивые ответы.
Она молчала. Я подождал секунды три, затем спросил:
- С Арнольдом Фидлером вы знакомы?
- Знакома, - ответила она с деланным безразличием.
- И хорошо знакомы? - вмешался Карличек, описывая круги своим фонариком, так что свет то и дело падал на лицо Веры Климовой, на котором появились явные признаки смущения. - Близко знакомы? - налегал Карличек.
- Это мое личное дело, - нашлась наконец Вера, но это было все равно, как если бы она ответила: "Да, близко".
Я подвел ее к скамейке. Она села почти без сопротивления, Я расположился, рядом и вынул сигарету. Когда я закуривал, она заметила:
- Предложили бы и мне огня, коли уж вы такой джентльмен, что позволяете мне курить свои собственные.
Оказывается, она тоже вытащила сигарету из сумочки. Она защищалась дерзостью... Я молча чиркнул спичкой. Карличек встал позади скамейки, опершись локтями о спинку.
Скамейка была неудобная, жесткая, но я сидел спокойно. Неспокойно сидела Вера - все вертелась. Перед нами горделиво вздымала свой высокий щипец вилла, над крышей виднелись уже упомянутые ели. Стоял чудесный, тихий и теплый вечер.
Вера затягивалась жадно, нервно. Пепел на ее сигарете быстро нарастал, она то и дело стряхивала его.
- Когда вы в последний раз видели Арнольда Фидлера? - начал я, давая понять своим тоном, что в нами шутки плохи. И в самом деле, мой тон несколько умерил ее вызывающую дерзость. Ответила она уже более мирно:
- В прошлое воскресенье, вечером.
- Где?
- У нашего дома.
- При каких обстоятельствах?
- Что? - не сразу поняла она, - А, он привез меня домой на мотоцикле.
- Откуда?
- Отсюда.
- Вы провели здесь воскресенье?
Она кивнула.
- Когда вы сюда приехали?
- Вместе с Арнольдом.
- Я спрашиваю: когда? Пожалуйста, отвечайте точно. Вам, верно, и самой хочется узнать, в чем дело. Так?
- Я не знаю, в чем дело.
- Мы это выясним, если вы не станете выкручиваться. Ну?
Она поерзала.
- Мы пробыли здесь с субботы, - выговорила наконец. - Приехали на мотоцикле утром. А в десять вечера в воскресенье я уже была дома.
- Отвезя вас, Арнольд Фидлер уехал?
Она снова кивнула.
- Я еще дверь не успела отпереть, а его уже не было.
- Куда он поехал?
- Тоже домой, конечно!
- Это вы точно знаете?
- Господи, не знаю я, чего вы пристали! Я за ним не бегала. Может, зашел куда пива хлебнуть.
Ее показаний было достаточно, чтобы отказаться от мысли брать образцы почвы. Зря Карличек тащил сюда эти баночки. Теперь он спросил Веру, наклоняясь из-за ее спины:
- В субботу утром вы не работаете?
Она раздраженно бросила через плечо;
- Работаю, когда дождик. Я могу менять свои выходные. И вообще не ваша печаль.
Карличек невозмутимо продолжал:
- А вот у Арнольда условия на работе еще выгоднее. Он может устроить себе выходной в любой день - хотя бы для того, чтоб приспособиться к вам и съездить на дачу.
- Сказала ж я, это наше дело, - буркнула Вера.
Я счел уместным заговорить с ней чуть построже:
- Послушайте, девушка. Мы должны знать, какие у вас отношения с Арнольдом Фидлером. Сидите спокойно! И нечего ершиться. Чисто официальный вопрос. На этой неделе Арнольд Фидлер по каким-то причинам избегал встречаться с отцом, не ходил на работу и, как я вижу, не встречался с вами, одним словом, он скрылся так основательно, что никто о нем ничего не знает. Его отец серьезно встревожен. Вы знакомы с его отцом?
- Нет, - угрюмо ответила Вера. - Не интересуюсь.
- В течение этой недели не давал ли вам Арнольд Фидлер знать о себе? Письменно или по телефону? Ничего не передавал? Слыхали вы о нем что-нибудь?
- Ничего.
- Даже сегодня? Его видели два раза, но ему удалось скрыться. Нам необходимо поговорить с ним. Вы действительно не знаете, где его найти?
Она потушила окурок о край скамейки, что дало ей повод наклонить голову. Ответила не сразу:
- Тогда бы я не ждала его здесь.
- Давно вы с ним знакомы?
- С прошлого года. Познакомились на танцах.
- Ну, а теперь честно! Вы его любите?
- Ну, знаете! - вскипела она. - Что за вопросы! Тут хату ограбили, а я чтоб исповедалась, кого люблю! Оставьте меня в покое! Я тоже знаю, о чем имеют право спрашивать детективы, а о чем - нет!
Прямой ответ на мой вопрос был уже не нужен.
- Ладно, вернемся к вашему знакомству на танцах. На основании этого знакомства он и пригласил вас на дачу, так?
- Здорово догадались, - насмешливо бросила Вера.
- И как часто вы встречались? На это вы должны ответить!