- Вам не хочется говорить об этом?
- Нет, ну почему же…
- Простите, я не хотела вас смущать, - искренне сказала Лили.
- Да нет, что вы, ради Бога. Это как раз я не хотел вас смущать…
- А что - ваша профессия из разряда тех, что могут смутить?
- Точно! - вдохновенно соврал Джимми. - Дело в том, что я работаю парнем по вызову.
- Ох!
Лили даже покраснела.
- Ну вот видите, - вздохнул Джимми. - Простите, я не хотел вас шокировать.
- Нет-нет, что вы - все в порядке! - с энтузиазмом сказала Лили. - Наверное, это замечательная профессия, интересная работа…
И подлила Джимми еще виски.
- Да, работа, конечно, интересная, творческая, - подтвердил Джимми. - И потом - все время с людьми, знаете ли… Это как раз по мне.
Лили посмотрела на Джимми Дикса с нескрываемым интересом.
- Скажите, а вы работаете только с женщинами? - спросила она.
- А то как же! - даже оскорбился Джимми. - Я, знаете ли, человек традиционный.
- Ну, быть голубым - это, по-моему, совершенно нормально, тут нет ничего зазорного. Это все равно что цвет кожи: может быть такой, а может - иной, - рассудительно сказала Лили.
- В общем-то да, - согласился Джимми. - Но я ведь тоже имею право на свои принципы, разве нет?
- О, конечно, конечно! А я, знаете ли, так неразборчива, так неразборчива! Мне нравятся и белые, и желтые, и красные, и черные…
- А вы что - тоже по этой части работаете? - ляпнул Джимми.
- Ой, что вы! - зарделась Лили. - Нет-нет. Я работаю в компьютерной фирме.
- Ах вот как!
- Понимаете… Вы только не сердитесь, не подумайте, что я как-то на вас намекаю… Дело в том, что я просто не смогла бы брать за это деньги. Это ведь все равно, что те гадкие картинные галереи, которые взимают плату за знакомство с произведениями искусства. Это совершенно безнравственно!
- Еще бы! - поддакнул Джимми.
И подумал: "А когда я в последний раз был в галерее? И бывал ли вообще?.."
- Любовь, пусть даже только плотская любовь - это ведь как искусство, - вдохновенно развивала тему Лили. - Любви надо учиться всю жизнь - и пестовать душу посредством ее.
- Да-да, - сказал Джимми. - Я именно так и делаю, поверьте.
- Я вижу это по вашим глазам, - кивнула Лили. - Они у вас такие необычные… В них - мощь Геракла и нежность Адониса!
"А это еще кто такие? - подумал Джимми. - Актеры какие-то, что ли?" Но уточнять на всякий случай не стал - еще брякнешь чего-нибудь не то…
- Вообще-то, - сказал он, - это дело нехитрое. Берешь бабу - и трахаешь как следует.
Лили вновь слегка покраснела:
- О, я понимаю: это в вас говорит профессионал…
- Он самый, - согласился Джимми.
- И у вас есть какие-нибудь профессиональные секреты? - осведомилась Лили.
"Тут весь секрет, - засовывать поглубже и держаться подольше, дурочка" - подумал Джимми, но решил покуда не слишком откровенничать.
- Видишь ли, - доверительно сказал он, - очень помогает музыка.
- Какая же? - с интимным придыханием спросила Лили. - Какую музыку ты предпочитаешь?
- Мне по душе рэп. Это как раз то, что нужно в постели для хорошего фака. Ох, прости за такое словечко… Считай, что это - профессиональный термин.
- Ах, ну конечно… А ты пользуешься какими-нибудь приспособлениями - дильдо или вибраторами? Или, может быть, специальными мазями?
"Ага, кажется, я догадываюсь, из какого магазинчика эта пахучая свечечка", - сообразил Джимми.
- Нет, - гордо сказал он, - я полагаюсь только на собственное естество.
И, видит Бог, это было сущей правдой.
- У тебя такой широкий ассортимент, - продолжала расспросы Лили, - это, наверное, женщины самых разных возрастов?
- Представь себе - да. Попадаются даже старушки лет под восемьдесят.
Параллельно Джимми представил себе такую старушку в постели - и его чуть не стошнило на ковер. Он глотнул еще виски.
- Старушки? - изумилась Лили. - Неужели? Ну - и как они тебе?..
- Самый кайф, - храбро заявил Джимми. - Правда, с ними есть одна опасность…
- Какая же?
- Они могут подавиться вставными челюстями. Стесняются их вынимать - а потом в экстазе чуть не проглатывают. Такое вот неудобство.
- Бедняжка, ты, наверное, так устаешь, - сочувственно вздохнула Лили.
- Бывает, - согласился Джимми. - Но что поделаешь - работа есть работа.
Тут он приметил, что Лили уже успела расстегнуть пару пуговок на блузке.
- То, что ты делаешь, - это ведь настоящая секс-миссия, - с уважением сказала Лили. - Это проповедь любви - и ты ее апостол.
- Вроде того, - не стал спорить Джимми.
- Ты знаешь - если бы я была богата, я бы построила церковь. И назвала бы ее - храм святого Приапа. Женщины входили бы туда - а их ждали бы прекрасные молодые мужчины с горящими глазами и поднятыми пенисами. Совершенно обнаженные, представляешь? Они раздевали бы женщин и возлагали их на алтарь любви. Под сводами храма звучала бы музыка…
- Рэп, - уточнил Джимми.
- Да-да, то рэп, то томные блюзы, то тяжелый рок - и звуки музыки перемежались бы со стонами прихожанок, с их страстными вскриками…
"Публичный дом со специализацией на группен-сексе", - мысленно охарактеризовал Джимми идею храма, о котором грезила Лили. Между тем он почувствовал, что его боевой друг довольно ощутимо зашевелился в штанах.
Лили замолчала и думала о чем-то своем, мечтательно улыбаясь. Потом застенчиво взглянула на Джимми.
- Послушай… Если это твоя работа… Ты не мог бы оказать мне услугу? Какие у тебя расценки?
- Для тебя, - сказал Джимми, - я готов поработать безвозмездно. Ты мне нравишься.
Сказав так, он вовсе не кривил душой.
- Правда? - покраснела Лили.
- Ну конечно. Какие могут быть проблемы?
С минуту Лили пристально смотрела на Джимми, ее грудь учащенно вздымалась.
- Видишь ли… - с запинкой промолвила она. - Дело в том, что я никогда не видела этой штуки у…
Она замялась.
- У мужчин, что ли? - удивился Джимми.
- Нет-нет. Я не всех мужчин имею в виду… - продолжала осторожничать Лили.
- Ах, у негров!
Лили кивнула:
- Ну да…
- Господи, - рассмеялся Джимми, - да смотри на здоровье!
Он расстегнул молнию на джинсах - и взорам Лили предстало его великолепное орудие.
- Вот - полюбуйся. Нравится?
- Ох… - только и сказала Лили.
Она опустилась на ковер и на коленях подползла к Джимми. Умильно оглядев со всех сторон готовый к бою фаллос - так, бывает, девочки оглядывают пирожное прежде, чем от него откусить, - Лили осторожно лизнула крепкую головку. Потом еще и еще. И вот уже заглотила пенис в рот почти на треть. Джимми помогал ей, слегка подаваясь навстречу.
- Ну как? - поинтересовался он.
- М-м… - услышал он вместо ответа.
Движения головы Лили становились все более энергичными - и Джимми почувствовал, что в искусстве минета она совсем даже не дилетантка. Он хотел уже было похвалить Лили за это - но тут она вцепилась зубами в головку, и Джимми ощутил, что его семя бешено рванулось наружу. И тут Лили резко отстранилась, схватила со столика свой стакан - и направила в него пульсирующий пенис.
- Уф-ф… - только и выдавил из себя Джимми.
Лили торжественно подняла стакан, наполненный белесой густой жидкостью. Глаза ее шально блуждали.
- За тебя, мой милый…
- За Алекса-кинокритика, - буркнул себе под нос Джимми.
Он был недоволен: слишком быстро раскрутила его эта жадная самочка. Ладно, еще наверстаем… Лили медленно, со вкусом опорожнила свой стакан.
- Прелесть, до чего вкусно, - промолвила она, блаженно зажмурившись.
- Хочешь еще? - ухмыльнулся Джимми.
Лили удивленно подняла брови:
- А ты уже готов по новой?
Сорвать с нее одежду и бросить на ковер кверху задницей было делом нескольких секунд - а старый боевой товарищ, конечно же, не подвел. Яростно рыча, Джимми впендюрил своего дружка меж мягких ягодиц Лили.
- Я тебе сейчас тут такой алтарь устрою - ты у меня сдохнешь, сука!
- Да! Да! Да!
- На! Получай! На! На!..
Ему всегда нравилось брать женщин на полу - в такой позиции сокрушаемое тобою тело не сдвигается ни на дюйм, ты расплющиваешь его, словно мощный каток.
Джимми впился зубами в шею Лили - протяжный стон был ему ответом. При этом он все более оголтело таранил ее анус - и звонкие шлепки оглашали гостиную.
- Еще!.. Еще!.. Еще!.. - отрывисто вскрикивала Лили, поддавая ему задом.
- Получай! Получай! Получай! - хрипло твердил Джимми, распаляясь все более.
Он намотал ее каштановые с рыжиной волосы на кулак и развернул голову Лили к себе. Жадным горячим языком облизывал ее щеки, мочки ушей.
- Давай-давай, трахай меня, трахай, - со всхлипами шептала она.
Джимми казалось, что он сейчас размозжит ее круп. Удивительно все же устроены женщины - наверное, любой мужчина потерял бы сознание от таких ужасающих ударов, а им - только подавай побольше.
Он вышел из задницы Лили, перевернул ее на спину и теперь ворвался в трепещущую вульву. Лили широко раскинула ноги - и, казалось, всем существом стремилась навстречу Джимми.
- Трахай меня, трахай, мой святой апостол! - исступленно причитала она. - Обрати меня в свою веру, дай причаститься таинств твоих!
И Джимми дал. Его приап врывался в Лили, словно скоростной экспресс в темный тоннель. И ей казалось, будто у нее между бедер проносится сверкающий грохочущий поезд, мчащийся на всех парах…
…Когда Джимми открыл глаза, за окном уже сияло солнце. Зевнув, он огляделся. Рядом на полу валялась обнаженная Лили, крепко спящая. Ее грудь и плечи были в следах укусов, синяки проступали на бедрах и лодыжках, а лицо счастливо и как-то по-детски улыбалось.
- Что, киска, - хорошо? - усмехнулся Джимми.
Он слегка взъерошил ее волосы. Замечательно все-таки, что на свете есть бабы, - без них на этом свете было бы тоскливей.
Заказав по телефону такси, Джимми отправился в душ. Вволю поплескавшись, почувствовал себя свежим и бодрым.
Когда он вернулся в гостиную за одеждой, Лили по-прежнему спала. Джимми оглядел ее помятые телеса, измученные бурной ночью, и в нем опять пробудилось желание. И он уже хотел было приняться за дело - но тут на улице забибикало подъехавшее такси.
По дороге в центр Джимми лениво размышлял о том, что же теперь делать. Никаких путных мыслей в голову не приходило. Эх, жалко, что с Джо Ханбеком поссорились. Он мужик головастый, что-нибудь сейчас придумал бы. Может быть, обратиться в полицию?
Он вылез из такси в самом начале эстакады, проходившей напротив торгового центра "Кристалл". Город жил своей повседневной жизнью, люди были заняты будничными заботами - и, казалось, нет на свете ни зла, ни крови, а все случившееся - просто дурной сон…
- Доброе утро, Джимми, - раздался мужской голос.
Дикс оглянулся. Из подъехавших к кромке тротуара двух автомобилей вылезали четверо. Их лица были спокойны и даже равнодушны - и именно это очень не понравилось Джимми. Ему сразу вспомнились те двое, что прикололись к ним с Джо возле дома Кори. Такие же каменные рожи.
- Кто вы такие? - спросил Джимми. - Откуда вы знаете, как меня зовут?
Мужчины неторопливо шли к нему.
- Это он? Точно он? - спросил один из незнакомцев у другого.
- Да, он самый.
- Господи, какой игрок был. Ну, ладно…
Джимми слегка попятился и уперся в ограждение эстакады.
- Что вам надо-то? Вы, ребята, здорово смахиваете на пенисы в пиджаках… Говорите, что вам надо - либо проваливайте.
Но ответа он не дождался, потому что в следующее мгновение незнакомцы резко рванулись к нему, Джимми почувствовал, как вдруг его ноги потеряли опору, солнце в небе сделало причудливый кульбит…
Он падал с высоты в восемь ярдов - и только реакция хорошего спортсмена позволила Джимми быстро сгруппироваться в полете. Собравшийся в упругий комок, он обрушился на крышу стоящего под эстакадой "понтиака". От удара его отшвырнуло на мостовую, прямо под колеса проезжающего автомобиля. Дико завизжали тормоза, бампер больно ткнул его в плечо. Раздался истошный женский визг.
В шоке, словно после увесистого нокдауна, Джимми вскочил на ноги. Все перед глазами двоилось и троилось, какие-то черные мухи рябили в глазах. Сквозь розовый туман к нему бежали люди.
- Все в порядке, ребята, все в порядке, все в порядке, спасибо! Опасность - это мое второе имя. Все в порядке, ребята, я профессионал, не волнуйтесь! - так сказал Джимми, а может, и не сказал, а ему только почудилось, потому что в эту же секунду он рухнул на горячий асфальт без сознания.
18
Дерен была очень недовольна. Прежде всего тем, что она так и не попробовала шоколадного мороженого. Мороженого-то, конечно, везде завались, но отец знал какой-то такой магазинчик, где оно было особенно вкусное. И никогда ее туда не возил, только сам покупал все время и привозил домой. Когда чаще бывал дома. Мама тоже знает, где такое мороженое продается, да ее не допросишься, она такая странная в последнее время: то ничего, кроме: "Иди и учи уроки!" от нее за вечер не услышишь, то ходит сзади, как хвостик, и твердит: "Иди, дочка, погуляй, поиграй с друзьями", и все на часы посматривает. Один раз только обняла и говорит: "Давай поговорим серьезно. Расскажи мне о себе, а я тебе тоже что-нибудь расскажу". А Дерен как раз торопилась, поэтому ничего и не вышло. Да и о чем было говорить? Мама рассказывала как-то о своем очкастом поклоннике, который был у нее еще давно, очень давно, когда она была чуть-чуть старше, чем Дерен, это было смешно, но потом она спросила: "А твой Томми тоже пишет тебе письма?", и так противно спросила, и смотрела так, будто Дерен не тринадцать лет, а четыре. Что ей можно было после такого рассказывать? Ну даже если она не будет больше так смотреть, то все равно - слишком долго все рассказывать придется.
И папа тоже хорош: сам болтается, где ему хочется, а ей, значит, никуда нельзя. Заявился как-то вечером и сказал, что видел из машины их с Томми. Ну и что, что видел, они и не делали ничего такого, просто сидели на скамейке, и Томми положил ей руку на коленку. А папа сказал, что ей еще рано встречаться с мальчиками, и надо, видите ли, ждать, пока семнадцать не исполнится. А когда она спросила, почему именно семнадцать, пробурчал что-то непонятное и ушел в свой кабинет. Он всегда так делает, когда не может объяснить. Если он сам первый раз встретился с девочкой в семнадцать, то это не значит, что Дерен надо сидеть, как дуре, целых три года и смотреть, как все девчонки встречаются со своими парнями. Вот у Милли парню целых девятнадцать лет, и он приезжает за ней в школу на машине, а в машине такое иногда бывает, и то ее мама ничего ей не говорит. И папа тоже. У Милли, правда, папа и мама разведены, и он приезжает к ней раз в две недели, но Милли говорит, что это как раз хорошо, потому что папа возит ее по всяким кафе, покупает ей игрушки и вообще все, что она только ни попросит. И все равно Милли дура. Она сказала вчера, что папа Дерен приезжает еще реже, чем ее, а не покупает ничего. Дерен за это ее толкнула, и Милли свалилась прямо в лужу!
И неправда, что папа ничего не покупает; он купил ей мороженого. Она не стала его есть, и папа расстроился. А пусть знает, что ей не надо запрещать видеться с Томми! Мороженое, наверное, уже совсем растаяло, несколько мягких комочков лежат в коричневой лужице… Завтра мама спросит: "Это что, твое любимое было? А почему ты его не съела?" и выльет растаявшее мороженое в раковину. И папа это увидит.
Дерен, шмыгнув носом, отправилась на кухню и достала из холодильника большую пластмассовую коробку с мороженым. Нет, еще ничего, есть можно.
Дерен закрыла дверь своей комнаты на щеколду и забралась на кровать. Мама страшно ругалась, когда узнала, что Дерен сама вызвала слесаря, чтобы тот врезал в дверь эту щеколду, и заплатила ему из своих карманных денег. Так она и не поняла, что человеку может быть неприятно, когда к нему входят без стука и мешают ему заниматься тем, чем он хочет заниматься. Мама как-то вошла, а Дерен писала письмо Томми. И нет чтобы уйти, так ведь обязательно надо задать этот идиотский вопрос: "Ты уроки делаешь?" Как будто ничего, кроме уроков, на этом свете не существует! Дерен тогда быстро спрятала письмо в тетрадку, а то еще заглянет через плечо и прочтет.
Нет, мама вообще-то хорошая, ей иногда можно о чем-нибудь рассказать. У Томми мама постоянно роется в его вещах, и ему приходится прятать письма Дерен под рубашкой. Ходит дома и все время шуршит. А скоро и ходить не сможет, она уже столько писем ему написала, что ему станет тяжело их носить.
И почему папа никак не поймет, что Томми - хороший? Из всего класса "Сатану Клауса" понял только он, все остальные смеялись или говорили: "Вот учительница тебе задаст!" Ну и пускай задает, она уже задала, но эти сладенькие картинки - красный колпачок с кисточкой, набитый подарками мешочек - осточертели. Они с Томми придумали: раз им все осточертело - и школа, и родители - значит, они будут черти. Такие спрятанные черти, которых никто не узнает, а они делают мелкие пакости. Мелкие совсем, а ничего очень плохого они не делают, и поэтому тоже заслуживают подарков на Рождество. И раз Санта Клаус приходит только к добрым деткам, которые - тьфу! - весь год вели себя хорошо и всех слушались, то к чертикам должен прийти Сатана Клаус. Она учительнице так и сказала: "Он несет подарки для чертей". Эта грымза, конечно, ничегошеньки не поняла и начала вопить, что ругаться нельзя, особенно девочкам. Как будто мальчикам можно. А если мальчикам можно, то чем девочки хуже? Тогда грымза выгнала Дерен за дверь и велела стоять до конца урока. Долго стоять не пришлось, у них с Томми было условлено: как только кого-нибудь выгоняют за дверь, другой или "нарывается", чтобы его тоже выгнали, или просится в туалет, и потом они вместе убегают. И правильно они ушли: это только полная идиотка может придумать в мае рисовать Санта Клауса.
Дерен прикрепила на стенку свой рисунок. Для фотографии Джимми Дикса над столом места не хватило, и пришлось начинать захват новых территорий. Дикс был прикреплен над изголовьем кровати, рядом с фотографией Томми. Дерен, конечно, хотелось, чтобы Томми был там один, но Дикс - он хороший, и потом, что же делать, раз все стены заняты разными фотографиями.
"Твоя комната, Дерен, похожа на небольшую фотомастерскую", - шутил папа. Дерен улыбнулась - это действительно было так. Но если быть совсем точными, комната напоминала гибрид фотомастерской с художественным салоном и магазином игрушек.
Над письменным столом, который очень редко использовался по своему прямому назначению, - Дерен больше любила писать, лежа на кровати, - висели фотографии Принса, Майкла Джексона, Фила Донахью и Тома Круза. Том Круз был немного похож на Томми, но Томми был красивее. А еще там была большая фотография Фредди Меркьюри и плакат Джона Леннона. Дерен не очень любила "Битлз", но их любил Томми, и именно он подарил ей этот плакат на день рождения. Она поблагодарила его, а потом приколола к плакату шарж на "Битлз", который вырезала из какой-то юмористической газеты. Томми не знал об этом.