Лаура прижимается ко мне, и только тут я замечаю, до чего же она маленькая и хрупкая. Ее движение наталкивает меня на мысль: обнимаю ее за плечи - и вот мы уже влюбленная парочка.
Волнение в толпе докатывается до нашего манежа. Отовсюду слышно: "Папир! Папир!" . На платформу взбираются несколько солдат; быстро окинув взглядом машинки и, видимо, не найдя ничего подозрительного, они убираются восвояси.
Никогда больше не сяду в эти сволочные тачки на автодроме! Третий, четвертый, пятый круг… Пол начинает уходить из-под ног, а в голове звенит от передергивания затворов - удар Тьерри даром не прошел. Хорошо еще, у меня под боком Лаура и ее горячее плечо; она так дышит в ухо, что жутко хочется жить!
- Господи! - вдруг подает голос малышка. Мать моя, как она побледнела!
- Что такое?
- Вон там, у кассы…
Смотрю туда - Тьерри! С маленькой эстрады обводит толпу таким взором, словно стоит на караульной вышке. Слава Богу, он к нам спиной…
- Ну, спокойней!
Мы обнимаемся еще крепче, и я, обливаясь потом, пробую удержаться в самой гуще машинок.
Но что это? Пронзительный крик раздается над манежем, и я вижу, как какая-то девица тычет в меня пальцем, вопя, как попавшая в капкан лисица. Остальные, проследив, куда она показывает, тоже принимаются голосить во все горло.
Вот те на! Я что, уже стал кентавром, или, еще хуже, бородатой женщиной? Чего это они на меня вылупились?
- О нет! - простонала Лаура.
- Да в чем дело?
- У вас открылась рана, кровь просто хлещет!
Так вот почему по шее разливалось такое странное тепло! А я думал, пот…
До меня доносится свисток Тьерри. По нелепой случайности этому болвану удалось-таки нас засечь! По его знаку механик вырубает ток, музыка глохнет. Несмотря на всеобщий ажиотаж, воцаряется гнуснейшая тишина.
Ну, ребята, открывайте зонтики - сейчас польется свинцовый дождик!!!
ГЛАВА 13
Так и есть - первая пуля чиркает по рулю машинки. Что за черт, откуда? Бес его знает; скорее всего, у какого-то фрица нервы не выдержали, вот он и пустил калиброванную слюну - Тьерри со времени своего свистка не шевелился. Он смотрит на меня полными ненависти глазами, а рожа его просто сияет садистским восторгом. Попади мы сейчас к нему в руки, у нас тоже кое-что засияет…
- Все пропало, - не выдерживает Лаура.
Фантастика! В самый критический момент всегда находится такая цыпочка и брякает эдакое, что у вас аж кровь закипает.
"Пропало"! Мать вашу, да у нас не больше шансов улизнуть, чем у горящего в крематории доходяги - умереть от переохлаждения, и все равно надо попробовать! Надо, если тебя зовут Сан-Антонио, а в товарищах по несчастью - кошечка типа Лауры.
Срикошетившая пуля производит эффект если не разорвавшейся бомбы, то уж, по меньшей мере, лопнувшей лампочки - всех балбесов, что веселились вокруг, словно ветром сдувает, и мы остаемся одни в окружении сероштанников.
Ну, начали! Хватаю с коленок пушку и с ходу укладываю пару стоящих напротив солдат.
- Живо! - это уже Лауре.
Она выскакивает из машинки и бросается за мной, но дорогу ей преграждает толстенный фриц. Бац! Рукояткой по виску - нечего с ним церемониться! Этой самой рукояткой, надо сказать, черт знает что вытворяют последнее время…
Рванувшись к восьмерке американских горок и добежав до бортика манежа, не могу не чертыхнуться, да так, что в Марокко, наверное, слышно. Мы окружены! В лицо смотрит добрая дюжина автоматов, и остается только поднять клешни.
Вынырнувший из-за спин солдатни Тьерри цедит что-то по-немецки.
- Чего он там бормочет? - спрашиваю я Лауру, слегка секущую гансову болтовню.
- Говорит, чтобы брали живыми.
- Вон оно что! Будет на хлеб зарабатывать, возя нас по ярмаркам?
Снова беру ее за руку. Я с ней и часа не проторчал сегодня, а чувство такое, словно полжизни не расставался.
Резко дергаю ее к калитке в бортике, и мы влетаем внутрь аттракциона. Защита, правда, не Бог весть какая - от автоматчиков отделяет всего лишь тоненькая дощатая перегородка.
- Стоять! - завопил Тьерри.
- А иди ты!..
Мы понемногу отступаем, лицом к сероштанникам. На "горках" больше ни души, кабинки продолжают крутиться вхолостую. Как только одна из них приближается, мы резво в нее запрыгиваем - раздаются удивленные вопли немчуры, окружившей деревянные стояки.
Трюк этот, ясное дело, совершенно бесполезен - кабинка, сделав полный круг, вернется туда, откуда отъехала. Но все равно - хоть чуть-чуть оттянуть время.
Мы взлетаем над праздником; довольно забавно парить над бандой шпиков и солдатни, присланных сюда единственно затем, чтобы схватить нас. Но до этого еще далеко, так вот! Вдруг, когда до вершины остается всего метра два, наш маленький экипаж останавливается. Тьерри, видимо, приказал патрону вырубить ток, и мы повисаем над землей метрах эдак в двадцати пяти.
- Бросайте оружие! - орет снизу человечек в столь знакомом клетчатом пальто.
- А ты за ним сбегаешь, коли далеко улетит?
- Вы окружены, сдавайтесь!
- Да брось ты, забирайся сюда - воздухом подышим!
Не могу сказать, что реплики мои отличаются богатством содержания, но они изводят Тьерри, а это уже немало!
- Мужик, похоже, большая шишка у этих колорадских жуков! - бросаю я Лауре.
- Почему?
- Смотрите, как он лихо заправляет делами!
- Все равно мы погибли…
- Ну, добавляйте в таких случаях "наверное".
- Вы не окажете мне небольшую любезность?
- Хоть сотню, радость моя. Ради вас я готов на все, если это, разумеется, в моих силах.
- Пустите мне пулю в лоб!
- Не понял…
- Я прошу вас меня пристрелить. Я не должна попасть живой в руки гестапо, потому что слишком много знаю и… немножко боюсь пыток, - добавляет она, опустив голову.
- Только не говорите глупостей, Лаура. Такой симпомпончик, как вы - и предлагает мне такие вещи! Да я не раз бывал в переделках посерьезнее - и ничего, выбирался, прямо как в детективах…
Я, знаете ли, герой симпатичный, а в складно написанных книжонках симпатичные герои никогда не загибаются. Вам, должно быть, такой разговор на ярмарочном аттракционе, над головой у кучки стерегущих нас вооруженных солдат и сотни-другой зевак, покажется идиотским. Но, клянусь, это сущая правда: мы мирно болтаем, как на террасе какого-нибудь кафе.
- Вы чего там ждете? - ору между делом Тьерри. - Чтобы вам птичка на голову покакала?
- Бросьте револьвер, тогда мы включим ток и позволим вам спуститься.
Ясное дело, моих птенчиков бесит, что они выглядят перед брюссельцами круглыми дураками. Мы как аттракцион - занятнее не придумаешь!
Я глянул чуть выше. Вершину восьмерки "горок" венчает крохотная платформа, за которой следует головокружительный спуск.
И тут, поскольку мы, как я уже говорил, висим над всем праздником и видим его сверху, я вдруг замечаю, что жаждущие нашей крови немцы стоят внутри ограды. А, стало быть, если спуститься по одному из стояков, далеко выходящих за ее пределы, мы спасены - эти тупицы, давя и толкая друг друга, ринутся в узенькую калиточку, когда бросятся за нами в погоню.
- Сядьте спереди! - приказываю Лауре.
Снизу видны только наши головы, да и то, надо думать, - неважно - из-за темноты.
Стаскиваю с себя плащ и, свернув его, перетягиваю поясом - получается плотный сверток, который я держу за конец ремня. Если все пойдет, как нужно, скоро мы уже будем потешаться над этой историей. Фрицы по-прежнему лопочут где-то внизу.
- Последний раз предлагаю, бросайте револьвер! - слышится голос Тьерри. - В противном случае открываем огонь!
Просто офигеваю, чего это им так сдалась моя пушечка?! Видно, убедились, что пользоваться ею я обучен, и желанием вторично с ней познакомиться явно не горят.
- Ладно! - кричу. - Ловите!
Бросаю пистолет в толпу, надеясь, что кто-нибудь словит его крышей и приобретет славный синячище себе на котелок.
Быстро объясняю Лауре:
- Когда они врубят ток, тележка доедет вон до той маленькой площадки. Как только мы там окажемся, я попробую заклинить шестерню плащом. Снизу этого не будет видно - они подумают - поломка или еще что… Надеюсь, вы достаточно ловки и не боитесь головокружения: нужно будет шагнуть через перильца и скатиться вниз по стояку - никто этого не заметит, слишком сейчас темно. А основание стояка далеко за оградой, и не сойти мне с этого места, если кто-нибудь там есть!
Не успеваю даже закончить, как тележка трогается с места. Держу плащ наготове - если не удастся заклинить передачу, мы устремимся навстречу большим неприятностям, и это наверняка станет концом моей образцово прожитой жизни. Да что я говорю, двух жизней! На милосердие к Лауре особо рассчитывать не приходится, ей в жизни не простят, что она была со мной в этот незабываемый вечерок…
Подъезжаем к платформе. Оп! Точным движением засовываю сверток под колесо, и тут же обливаюсь холодным потом - кабинка продолжает двигаться! Правда, я слышу, как что-то хрустнуло… Ну и ну! Переедет колесо через плащ или нет?! Пропасть, и смертоносный спуск уже в каких-нибудь десяти сантиметрах, вот уже в двух, вот уже…
- Прыгайте!
Лаура проворно вылетает из тачки, и в этот момент наш главный экипаж останавливается - завис над бездной… Самое время!
Я тоже скоренько вылезаю и перепрыгиваю упор восьмерки. Обняв толстый стояк, как родного брата, скольжу вниз, аж ладони горят. Когда я прыгаю на землю, Лаура уже там. Обменявшись торжествующими взглядами, мы исчезаем в темноте.
ГЛАВА 14
Никогда еще ночной воздух не казался мне таким свежим и пьянящим. Выбирай из всех вин мира - забористей свободы не найти.
Не могу не позлословить по адресу фрицев; представляю себе, какую мину они состроили, обнаружив, что кабинка пуста… Вот радости-то было! Много бы я отдал, чтобы глянуть в этот момент на Тьерри - олуха царя небесного!
Мы идем по тихим улочкам, куда почти не достает свет фонарей. Но после всех этих выкрутасов под ярмарочными прожекторами я, наверное, еще долго не пресыщусь темнотой. Жизнь вновь обретает смысл; одно, правда, меня тревожит - нужно - кровь из носу! - где-нибудь спрятаться. Пора, по-моему, поговорить об этом с Лаурой:
- Ваша квартира теперь, наверное, безнадежно засвечена. У вас есть семья?
- Нет, я живу одна.
- Тем лучше… Так вот, вы знаете Брюссель, а я нет - не приходит вам в голову, где мы могли бы отсидеться некоторое время?
- Это надо у Буржуа спрашивать.
- Буржуа! Черт побери, его нужно срочно предупредить, с ним, ненароком, тоже может что-нибудь случиться!
- Не тревожьтесь, - успокаивает она меня, - его настоящая фамилия вовсе не Буржуа, и Тьерри о нем я ничего не говорила.
- Но за вами должны были следить! Вы давно его знаете, этого… Тьерри?
- Месяц, от силы.
- Ну ладно, чего теперь говорить… Надо все-таки звякнуть Буржуа.
Мы как раз проходим мимо маленького кабачка, куда и заворачиваем. Переступив высокий порог, попадаем в типично фламандский зальчик с низким потолком - деревянный паркет, немного керамики, медные финтифлюшки.
Хозяйка этого заведеньица, полная, опрятно одетая светловолосая женщина, посмотрела на нас с заговорщическим видом.
- У вас телефон есть?
- Вон в ту дверь…
Зайдя в указанную дверь - действительно, там есть телефон, - в двух словах обрисовываю Буржуа положение дел. Он не может скрыть изумления…
- Предупредите остальных! - трещу я скороговоркой. - Пусть будут поосторожнее, да и вы тоже. Лаура, конечно, мне сказала, что не болтала лишнего, и я ей верю, девчонка она - что надо, но кто знает… Этот подонок мог - да какое там! - должен был за ней следить. Смените адреса, коды, имена, пароли - словом, все.
- Понял вас.
- Да, кстати, где нам можно перекантоваться? Мы жутко подставились; Жанна д'Арк, наверное, была в большей безопасности…
Он дает мне адрес какой-то своей знакомой - у нее небольшое бистро, куда я всегда могу прийти от его имени, сказав пароль: "Крепкий ветер слабому дождю не помеха". Фраза эта напоминает заклинание, и, похоже, стоит мне ее произнести, как я получу все, чего ни пожелаю: от блинчиков с ликером до ласточкиных гнезд.
Запомнив адрес, благодарю Буржуа и вешаю трубку.
- Два джина! - громогласно объявляю я, возвращаясь в зал. Спиртное приятно бодрит. Повторив заказ, расплачиваюсь, и мы прощаемся с хозяйкой.
Только было собравшись поставить ногу на порог, вижу, как на улицу въезжает цепочка немецких мотоциклистов.
Похоже, не удастся нам сегодня половить ночных бабочек - а так хотелось! Опять нас выследили… Черт-те что, на этой Богом забытой планете всегда находятся пошляки, которым нечего делать, только за вами присматривать!
Тяну Лауру назад и живо захлопываю дверь.
- В чем там дело? - любопытствует хозяйка.
Вопрос, конечно, интересный, но лучше на него не отвечать. Тогда она сама подходит к двери и выглядывает на улицу.
- А, фрицы!
Ее тон гораздо красноречивее слов - сероштанников эта дама, похоже, недолюбливает.
- За вами?
Я по-прежнему молчу. Мотоциклисты останавливаются у ступенек бара.
- Точно! - восклицает толстуха.
Схватив наши стаканы, она сует их в цинковую раковину.
- Быстро - через заднюю дверь, увидите деревянную лестницу во дворе, она ведет на чердак. Там глухое окно, на самом деле - вход в тайник, прячьтесь!
Никогда не думал, что человек может говорить так быстро: на все про все ей хватило пяти секунд.
Я толкаю дверь в подсобку и слышу за спиной, как на крыльце грохочут сапоги. Так, захламленный какой-то рухлядью дворик - быстро вычисляю, где эта самая деревянная лестница. Четыре прыжка - и вот мы уже на чердаке, огромном, как и все чердаки мира; по сторонам - старые железные кровати, чемоданы, стенные часы, разбитые детские машины, ржавые трубы…
Через слуховое оконце пробивается свет - на улице, доставая прямо до крыши, торчит фонарь. Это кстати - чердак неплохо освещается и можно довольно сносно ориентироваться. Действительно, в глубине видно заколоченное окно, о котором говорила хозяйка. Вперед!
Осторожно нащупываю ручку, и мы попадаем в маленькую, чуть больше каюты на корабле, комнатку. Закрывая окно, обнаруживаю огромную перекладину - специально для того, чтобы наглухо задраивать вход. Ну, если уж и здесь нас гансы застукают!..
Не видно ни зги: я не решаюсь даже воспользоваться зажигалкой, чтобы нас не выдал свет. Лаура шепчет, что нашла кровать - усаживаемся рядышком и принимается ждать. Сердце стучит, как на краю пропасти; такое впечатление, что время остановилось…
Наконец послышались шаги - неторопливые, тяжелые и уверенные.
- Откройте, ребятки, это я! Отпираю.
- Что, сдрейфили? - на пороге стоит хозяйка с фонариком в руке, улыбается. - Ничего себе тревога была… Ребятишки на улице сказали им, что видели какую-то парочку, но, на ваше счастье, фрицы точно не знали, то ли вы, то ли нет… Они и меня расспросили - я, не будь дурой, сказала, что тоже видела подходящих по описанию людей, но они прошли мимо.
Энергично протягиваю ей руку:
- Вы самая шикарная женщина во всем Бельгийском королевстве, мадам…
- Брукер.
Я вздрагиваю:
- Как вы сказали?
- Брукер…
- Мать моя родная! А на какой мы сейчас улице?
- Шарлеруа.
Нет, случай, все-таки, самый хитрый парень из всех живущих на земле - этот самый адрес мне только что дал Буржуа!
- Невероятно!
- Что именно?
- Минут двадцать назад я позвонил одному приятелю и спросил, где можно спрятаться. И знаете, что он мне ответил? Посоветовал пойти к мадам Брукер на улицу Шарлеруа и сказать ей: "Крепкий ветер слабому дождю не помеха". Это я от вас, кстати, звонил!
Дамы принимаются охать и ахать, а я еще раз повторяю себе: случай, что ни говори, мастак на все руки!
- Оставайтесь, сколько понадобится! - радушно предлагает хозяйка. - Я пока пойду поищу чего-нибудь перекусить.
Ну и замечательная же она тетка - таких на дюжину тринадцать штук нужно, точно!
Когда мы, наконец, пожелали мамаше Брукер спокойной ночи, в комнате воцарилось неловкое молчание.
- Ну что ж, Лаура, - решился я, - ложитесь на кровати…
- А как же вы?
- Да я тут как-нибудь… на коврике.
ГЛАВА 15
Не знаю, случалось ли вам ночевать бок о бок с киской, которую вы знаете лишь несколько часов. Смею вас уверить, эффект прелюбопытнейший!
Успокоившись и почувствовав себя в безопасности, ловлю себя на том, что новое, сложное и противоречивое чувство не дает уснуть - сколько ни кутаюсь в свой коврик, никак не могу прогнать из своей коробчонки для мозгов образ крошки Лауры. Как она сложена!..
Мне уже видится ее прелестное тело, утомленное приключениями этого дня, ее вздымающаяся грудь… Клянусь, других таких грудок во всем Брюсселе не сыскать! Глубокое дыхание напоминает о ее губах… просто сногсшибательных губах! Да что там говорить - у нее все сногсшибательное!!!
Я кручусь на подстилке, как уж на сковородке.
- Вы не спите? - шепчет Лаура.
- Нет.
Вам, наверное, неудобно на полу?
- И не такое бывало…
И опять тишина. Тишина, скрипящая в ушах как несмазанное колесо.
Поднимаюсь и потихоньку двигаю на коленках к кровати, ориентируясь на тепло тела. Неуверенно протягиваю свои шаловливые руки…
- Что вы делаете?! - ее как подбросило.
Хотите - верьте, хотите - нет, но при этих суровых словах я, Сан-Антонио, бывалый мужик, делавший и не таких, первейший волокита - разнюниваюсь, как последний школьник, и принимаюсь блеять что-то типа:
- Лаура, подождите… я… Лаура, - да еще таким дрожащим голосом, что слова застревают в глотке.
Она же куда более решительна:
- Сан-Антонио! Прошу вас… - и твердо отталкивает меня. Что ж, наверное, я не в ее вкусе… А может, у бедняжки в сердце засел какой-нибудь хлыщ, и она поклялась ему в верности до гроба.
Как бы то ни было, мне остается лишь удрученно пролепетать:
- Извините меня, Лаура, - и поплестись как побитая собака, к себе на коврик. Свернувшись так, что пролез бы и в дуло револьвера, стараюсь поскорее заснуть, и, что любопытно, это мне легко удается.
Не знаю, сколько я продрых, но что-то вдруг вырывает меня из забытья, и этим "чем-то" была пара очаровательных губок.
"Оп-ля, да прелестная андалузка, никак, передумала", - говорю я себе. Не то чтобы это сильно меня удивляет - по опыту знаю, что дамы набрасываются, как сифилис на попов, именно на тех, кто не настаивает.
Дурачки, слушайте сюда: никогда не давите цыпочкам на психику! Вот я, например, - не допел Лауре свою серенаду, малышка не смогла заснуть, и вот уже она обвивается вокруг меня как плющ вокруг дерева.