Не знаю, если под нами - комната мамаши Брукер, толстуха точно решит: секреты у этих секретных агентов ничем от обычных людских не отличаются. Но какой пир духа, дети мои… не говоря уже о теле!
Далеко за полдень нас будит чей-то стук в дверь. Узнаю голос Буржуа:
- Открывайте, свои!
Прыгая на одной ноге, натягиваю штаны и, накинув простынку на прелести Лауры, иду к заколоченному окну, откидываю перекладину и впускаю Буржуа. Он оторопело таращится на разбросанные по полу шмотки; всеобщий беспорядок не оставляет никакого сомнения в том, какие тут творились дела.
- Я, собственно…
Лаура отворачивается, вся красная от смущения, а я веселюсь:
- Привет, Буржуа! Ну-ну, не делайте такие глаза, дружище, а то я ненароком подумаю, что, когда вы были ребенком, ваш папа вам ничего не рассказывал!
- Лаура, - бормочет он ошеломленно, - чистая, непорочная Лаура…
Похоже, парень действительно здорово озадачен. Эх, будь мы одни, я бы живо растолковал ему, что из себя представляет так называемая непорочность бабенок, но, боясь сойти за грубияна вхожу в роль:
- Что вы хотите - пережив мгновения, подобные вчерашним невольно чувствуешь определенное родство душ…
Буржуа, может быть, супермен Сопротивления, но в любовных делах он петрит, что твоя ватрушка с творогом, и моя невинная, отдающая нафталином, фраза чуть не вызывает у него слезы на глазах. Он порывисто жмет нам руки:
- Если бы вы знали… это превосходно! Весь город об этом только и говорит - отважная парочка кладет гестапо на обе лопатки! Это подвиг - да-да, подвиг, который будет вписан золотыми буквами в историю этой войны.
Если его не остановить, то минут через десять он запоет национальный гимн.
- Ну ладно, проехали, - вовремя вмешиваюсь я, - что новенького?
- Ах, да, - спохватывается он, - вчера я послал вашу фотографию в Лондон, самолетом, вот ответ: "Женщина на фото - австрийская шпионка Эльза Маурер, кодовый номер БХ–78".
Девушка с камерой - шпионка?! Вот так дела!
- Должен признаться, я что-то ни черта не понимаю… Почему тогда крошка так себя повела? Почему отдала мне аппарат? Почему, наконец, ее убрали, если она из немецких спецслужб?
Надо пошевелить шариками, иначе здесь не разобраться…
- Одно из двух, - продолжаю я, - либо англичане что-то напутали - но в это поверить сложно, их агенты никогда не передадут непроверенной информации, либо она решила сменить окраску… Будем надеяться, что будущее все прояснит.
Уже более детально рассказываю Буржуа о том, что же вчера случилось.
- Как видите, - подвожу итог, - времени даром я не терял и вычислил-таки парня, повинного в тех самых утечках…
- Но я ему ничего не говорила, клянусь, - не выдерживает Лаура. - Не может быть, ведь это он - слышите, он - должен был поставлять мне сведения!
- А идя от вас, следил за другими! Он чертовски ловок, этот Тьерри…
- Ну, нет, - миролюбиво замечает Буржуа, - если бы он, как вы говорите, "следил за другими", то мы все были бы уже давно за решеткой.
Не успевает он договорить, как влетает мамаша Брукер.
- Господи, какое несчастье! - рыдает она. - Немцы арестовали наших - все шестеро схвачены этой ночью!
Резко оборачиваюсь к Буржуа:
- Вы что, не предупредили своих, как я вам вчера сказал?
- Уже было поздно, они ушли на задание, а вернуться с него должны были прямо ко мне, не заходя домой.
- Что за задание?
- Засечь баржу с тяжелой водой из Норвегии.
- А где их застукали? - это я уже толстухе.
- В поезде между Брюгге и Брюсселем.
- Дьявол! У Тьерри, как я и думал, были их приметы. Упустив нас, он взялся за остальных, разослав повсюду их устные описания.
Лаура бросается ничком на кровать, голося:
- Это все из-за меня, - не может она успокоиться, - я познакомилась с этим кретином.
- Ну, тут вы неправы, - перебиваю ее, - это он с вами познакомился - типчик еще тот…
- Да и потом, - опечаленно бубнит Буржуа, - вы ведь держали меня в курсе дела; вы свободны от всякой ответственности…
Тут я взрываюсь:
- Что за черт?! Вы тут в Бельгии все такие, так вас растак. Самое время почесать языки про всякую там ответственность и прочую белиберду… Шестеро наших влипли, и надо подумать, удастся ли вытащить их из гестапо.
- Браво! - восклицает мамаша Брукер.
Похоже, она поэнергичнее остальных, несмотря на свои шесть пудов веса!
ГЛАВА 16
- Вы уверены, что вне подозрений? - спрашиваю я у Буржуа. - Тьерри, застукав остальных, должен был засечь и вас.
- Дело в том, что ребята никогда не приходили ко мне домой, я виделся с каждым по отдельности в одной местной церквушке.
- Значит, по отдельности их и выследили! С чего вы взяли, что сами не под колпаком?
Несмотря на всю серьезность момента, он широко улыбается:
- Просто мы встречались у исповедальни: я переодевался священником и беседовал со своими "прихожанами". Мой брат - кюре одного из приходов Брюсселя; вся эта система работала исключительно благодаря его помощи.
Я не могу скрыть своего восхищения:
- Да ну?! Ай да Буржуа! Тогда вас, до поры до времени, можно считать "чистым"; отлично! Возвращайтесь-ка поосторожней к себе и попробуйте выяснить, где держат ваших друзей. Когда что-нибудь узнаете, свистните мне и, пожалуйста, побыстрее - время дорого!
Он вылезает через окно, толстая кабатчица - за ним. Опускаю перекладину обратно, после чего и сам, под стать ей, принимаю горизонтальное положение - когда, кроме как ждать новостей, делать нечего, лучшего варианта не придумаешь.
Рядышком тихонько всхлипывает Лаура. Нежно обнимаю ее за плечи, прикосновение к ее горячей коже вызывает легкую дрожь… в общем, явных признаков волнения стараюсь не подавать.
- Да не убивайся ты так, солнышко, пустое это все.
- Легко сказать, - вздыхает она, - они были такими храбрыми!
- Да ладно тебе, вытащим мы их оттуда!
Заметьте, сказал я это без всякого значения, как щелчком отшвыриваешь назойливого муравьишку, карабкающегося по руке. Но Лаура, истолковав все слишком буквально, садится на кровати, не обращая внимания на то, что ее грудь агрессивно подпрыгивает перед моими уже готовыми лопнуть иллюминаторами:
- Ты сможешь им помочь?
В голосе ее слышится вызов. Ну конечно, все они одинаковые, эти телочки: ведут себя так, будто ты - прядка грязных волос, застрявших в старой гребенке.
- Что ты, где уж мне! - зло усмехаюсь я. - Ты ведь прекрасно знаешь, дорогая, перед тобой - ходячий кусок гусиного жира!
- Прости, милый, ты просто великолепен, прости!
В полдень мамаша Брукер, прикрыв свою пивную лавчонку, позвала нас обедать. Она сварганила весьма аппетитный харч, который мы все втроем поглощали на кухне, а бутылочка бургундского приятно скрасила нашу маленькую трапезу. Я бы с бо́льшим удовольствием скрывался не на чердаке у толстухи, а в погребке - боюсь только, тогда было бы не до Лауры…
Мы уже почти поели, когда прибежал запыхавшийся и сильно встревоженный Буржуа.
- Ну как, - спрашиваю, - все спокойно?
- Не совсем, - едва отдышавшись, выпаливает он. - Мне удалось кое-что разузнать. Наших действительно арестовали в брюссельском поезде и отвезли в заброшенную школу, теперь перешедшую в руки гестапо. Место это, к сожалению, охраняется так, что и пробовать нечего.
- Как это нечего?! Попробовать-то как раз всегда можно, и я это вчера доказал!
Энтузиазм мой, правда, никому не передается - новости не из тех, что вселяют надежду.
- Черт, вы меня тут за Тартарена, что ли, держите? Если я сказал, что рискну своей башкой и вытащу ваших парней, то это значит, что так и будет - причем немедленно! Буржуа, вы тут как-то обмолвились, что ваш брат - священник. Какой у него приход?
И услышав название:
- Где это?
- К северу от города.
- Прекрасно, будьте у него через час, там и встретимся.
На меня тут же посыпался целый град восклицаний:
- Эй!
- Вы что?!
- Никак, наружу собрались?
- А вы думали, я тут буду играть в старичка-лесовичка до конца войны? Есть у кого-нибудь оружие?
Мамаша Брукер лезет в радиоприемник и вытаскивает стандартную модель шестого калибра.
- Подойдет?
- Не хочу вас огорчать, мадам - эта штука не заменит и хорошего штопора, но я попробую ею удовольствоваться, - отвечаю, засовывая револьвер в карман брюк. - Да, и еще: у вас найдется мешок угля?
- Не поняла…
- Мешок угля. Вы не знаете, что это такое?
- Полный?
- Ну разумеется!
- В подвале есть…
Спустившись в это своего рода святилище, окидываю умиленным взором батареи бутылок.
- До скорого, лапочки мои, - нежно шепчу я им и устремляюсь к куче угля. Засовываю в нее по локоть руки и вымазываю себе все лицо, после чего набиваю искомый мешок.
Проходя мимо зеркала, не могу не улыбнуться: выгляжу я и впрямь, как заправский угольщик, и надо быть посмекалистей рядового фрица, чтобы распознать Сан-Антонио под таким слоем пыли.
- Открывайте дверь! Буржуа, через час в церкви - надеюсь, вы придете раньше меня. Предупредите брата, чтобы не очень удивлялся!
Я выхожу из дома.
Идея такого маскарада была неплоха - улицы просто кишмя кишат патрулями. Инструкции гансам выданы самые жесткие, это видно по тому, как они оглядывают прохожих: заори сейчас какой-нибудь лопух "Долой Адольфа!", его бы мигом превратили в дуршлаг. А я тащу уголек по городу, в душе проклиная себя, что столько его набил. Не знаю, как насчет пыли на лице, но уж мешок-то точно не липовый!
Через полчаса с небольшим я, как и было условлено, прихожу в церковь. Поискав глазами дверь, вижу стоящего перед ней Буржуа и с облегчением сваливаю на землю злополучный мешок. Уф! Правое плечо вообще ничего не чувствует.
Буржуа представляет меня, и я долго трясу кюре руку. Передо мной довольно симпатичный мужичонка, смахивающий на своего братана. Они, наверное, близнецы - похожи, как два голых негра в темной комнате!
- Господин аббат, вы бы не одолжили мне сутану? Такая просьба не особо его шокирует; не говоря ни слова, он направляется в соседнюю комнату, где, как я слышу, открывает гардероб, всеми своими петлями выпрашивающий хоть каплю масла.
- Возьмите вот эту, она принадлежит моему викарию, он приблизительно вашей комплекции.
Молоток, с ходу смекнул!
Первым делом - в ванную, слегка ополоснуть физиономию. Став сияющим, как… как настоящий кюре, с чистой совестью натягиваю сутану. Вообще-то впервые приходится переодеваться священником - обычно предпочитаю играть честно, я не склонен к подобным театральным штукам, но… Мы живем в такое время, что удары ниже пояса тоже идут в ход.
- Ну как, - спрашиваю, - смачно?
- Да, неуверенно блеет аббат, - но будет еще… с позволения сказать, смачнее, если вы на время оставите свою красочную манеру выражаться!
ГЛАВА 17
Должен вам заметить, ребятки, что я, как бумеранг, всегда возвращаюсь к исходной точке.
Майор Паркингс выпихнул меня из самолета с куском простыни за плечами - отыскать того типа, что мутит воду в хозяйстве у Буржуа, и уладить с ним дела. Найти-то я его нашел, а вот до второй части задания пока не добрался. Пора приступить к ней - рано или поздно Тьерри свое получит, если только кто-нибудь из его подручных не приляпает мне раньше свинцовыми заклепками на лоб мою метрику. Надо думать, раз товарищей Лауры закатали в эту школу-тюрягу, то не иначе, как там Тьерри и залег; это совершенно точно, ведь именно он до сих пор занимался этой брюссельской группой.
Добравшись до школы, первым делом изучаю площадку, на которой должен состояться решающий матч. Так, что мы имеем?.. Здание кирпичное, недавней постройки, вокруг торчат заграждения, на всех воротах - часовые, а на главном входе - целый контрольно-пропускной пункт.
Внутри весьма оживленно, туда-сюда снуют разные пикапы, тюремные фургоны, лимузины… Да, в такой толчее зацапать Тьерри будет непросто, остается надеяться только на везение и… и, конечно, на мой орлиный глаз!
Везение тут же приходит на помощь - напротив бывшей школы, за которой я наблюдаю, находится домина типа каталажки, на самом же деле - церковный интернат. Таким образом, присутствие священника около подобного рода заведения ничьего внимания не привлечет.
Аббат снабдил меня своим требником, который я, вышагивая взад-вперед перед интернатом, внимательно изучаю. В этой книженции целая куча разнообразных молитв, и я проглядываю их все до одной - может, это умаслит моего ангела-хранителя, и он освободит меня хоть от молитвы за упокой.
Проходят минуты, за ними - часы, ноги уже начинают неметь; еще немного, и они порастут мхом.
На город медленно опускается ночь, воздух свежеет, прохожие поднимают воротники пальто. Минуя тюрьму, они переходят на другую сторону улицы и стараются не смотреть на это огромное мрачное здание, от которого им явно не по себе.
Вот уже дважды сменился караул, и я начинаю опасаться, как бы один из часовых, посмышленее своих дружков, не заподозрил неладное в этих моих челночных передвижениях. Быть секретным агентом, знаете ли, не всегда такое приятное занятие, как кажется. Все уверены, что наша жизнь течет молоком и медом, красота, да и только: бах-бах, люстра вдребезги, красотку на колени - и карманы трещат от бабок… Как бы не так!
Наконец, совсем замаявшись, решаю досчитать до ста, а потом прекратить эту пытку. Вот будет сотня - и прямиком в стойло к мамаше Брукер!
Не успеваю дойти и до дюжины, как из ворот выползает машина, а за рулем - кто бы вы думали - Тьерри! Проводив ее глазами, вижу, как она останавливается метрах в ста от меня, у почтового отделения, куда и ныряет наш общий друг. Тут во мне происходит нечто необъяснимое - я рву к машине, на ходу бросив взгляд в сторону почты, резко открываю дверцу и запрыгиваю на заднее сиденье.
Да у парня просто мозги на холоде смерзлись, скажете вы. Может быть, но позволю себе заметить, что слабаки в войлочных тапочках никогда еще не приживались в спецслужбах!
По мне, лучше уж сразу прыгнуть через горящий обруч, чем ждать, пока пламя погаснет. Мне надо все поскорее, и теперь, ухватив, похоже, Тьерри за задницу, не отпущу его, пока не продырявлю как сито!
Жду я недолго: почти тут же увесистая туша плюхается на сиденье, и машина трогается с места. Порулив слегка по городу, Тьерри перестает щелкать скоростями - мы выехали на шоссе. Самое время раскрыть свои карты!
Незаметно поднявшись и сев, приставляю свои шесть миллиметров к затылку этого идиота и нежно мурлычу.
- Прекрасный осенний вечерок, не так ли?
Что тут началось!.. Машину резко дернуло вправо, затем в другую сторону, и лишь в последний момент мы избежали кювета.
- Стар стал папашка - глаза сдают и рука не та!
- А, это вы… - вздыхает он.
- Вот те на́, мы уже не на "ты"?
- Слишком много чести, мать… вашу!
Я усмехаюсь:
- Согласись, неплохо это было, с горками?
- Просто чудесно! Внучатам буду рассказывать.
- Э-э, боюсь не видать тебе своих внучат…
- Да ну? Что так?
- А так… Просто ты сейчас последний раз в жизни закат видел.
Он молчит. Не люблю я эти внезапные паузы… На то, похоже, есть все основания - с быстротой молнии Тьерри вытаскивает левой рукой из внутреннего кармана автоматический пистолет и, не оборачиваясь, стреляет в меня, ориентируясь по зеркальцу над головой.
Да, ловкости ему не занимать: все это быстрее, чем я успел сказать "ой!". Но если времени на это нехитрое междометие мне не хватило, то, чтобы резко хлопнуться на сиденье, его было явно в избытке - очередь прошла парой сантиметров выше. Услышав печальный щелчок магазина, возвестивший о том, что он пуст, принимаю исходное положение.
- И чему вас только учат в этих ваших разведшколах? Ты что, не знаешь, что из автоматического пистолета не стреляют очередями? Хорош же ты сейчас, со своей пукалкой, пустой, как детская соска!
Опять молчание.
- Ну ладно, дядя, давай разворачивайся…
Он по-прежнему едет прямо, не глядя по сторонам; на спидометре тем временем скакнуло за сто тридцать.
- Что теперь? - цедит он сквозь зубы. - Пристрелите меня? Так не терпится влететь в дерево?
- Ничего новее твои мозги в сметане выдумать, я гляжу, уже не могут…
- Новое - хорошо забытое старое!
Остервенело пихаю спинку переднего кресла:
- Тормози немедленно, сука, а то свинца нажрешься - я ждать не буду!
Вместо ответа он улыбается. Храбрый паренек, черт его дери… Пришил бы его с удовольствием, да уж больно хочется пообщаться с ним на предмет шестерых наших. Как бы его вырубить поспокойнее? Рукояткой не вмажешь - размаха нет…
И тут в моем активно кипящем от размышлений котелке всплывает совет одного старого знакомого, скромного убийцы по роду занятий. "Если тебе нужно отделать парнягу, - говаривал он, - не попортив ему внутренностей - пальни ему в затылок, только держи ствол наискосок, так, чтобы пуля лишь поцарапала его".
Эффект получился потрясающий.
Вздрогнув, Тьерри тюкается носом в приборную доску. Я спешу перехватить руль и нажать на педаль тормоза - машина останавливается как вкопанная. Осмотрев Тьерри, замечаю, что пуля не просто прошла впритык, но и задела кожу - причем весьма сильно. Кровь хлещет из него, как из забитой к празднику свиньи.
Сняв с сутаны пояс, связываю ноги, а при помощи его же собственного ремня разбираюсь и с руками. Ну теперь-то он точно никому не навредит! Перекинув клиента на заднее сиденье, занимаю место за рулем.
- Вот недоумок, - бормочу я, поглядывая в зеркальце, - думал, крутой, да?
И тут меня, такого довольного собой, осеняет весьма щекотливый вопрос: а куда бы мне оттаранить эту "передачу"?
Для подарочка мамаше Брукер крупновато, да и к Буржуа везти неосторожно, машина немецкая, ее быстро вычислят.
На обочине попадается небольшое кафе. Остановив тачку подальше, чтобы хозяева не разглядели номера, заваливаюсь в него.
- Что изволите, господин кюре?
Я уже почти обернулся, чтобы посмотреть, с каким это кюре болтает трактирщик, но, слава Богу, вовремя сообразил, что к чему:
- Пива, пожалуйста. Я могу от вас позвонить?
Аппарат привинчен к стене рядом со стойкой. Жалко, нет кабинки - приходится выкладывать все при бармене:
- Алло, Буржуа?
- Кто это?
- Аббат Антоний.
- А-а…
- Я хотел бы оставить вам на попечение одного моего прихожанина. Ему нужен отдых, этот бедняга перенес тяжелое потрясение… э-э-э… нервного характера. Куда я мог бы его доставить?
- Привозите его ко мне на склад, улица Слакен, 16.
- Отлично. Вы тоже туда выезжаете?
- Да, тотчас же.
Поворачиваюсь:
- Ну что, шеф, сколько я вам должен за всю эту римско-католическую оргию? - спрашивает аббат Сан-Антонио у ошеломленного бармена, ставя на стойку пустой бокал.