Глава 9
Встреча Трампа с Хилтоном
В начале марта 1984 года Бенджамин Ламберт, один из директоров Хилтона, с которым Дональд Трамп был в дружеских отношениях, предложил Трампу прийти на прием, который он давал у себя в новом нью-йоркском доме для директоров правления перед их ежегодным собранием в Манхэттене. Он сказал, что там Трамп сможет познакомиться с Барроном, и кто знает, какой результат может иметь такая встреча. "Вот так я и оказался на этом приеме, – вспоминал Трамп, – и наконец-то познакомился с Барроном Хилтоном. Я сразу нашел его очень достойным и приятным человеком, правда, крайне осторожным. Мы с ним вышли в патио поговорить".
Во время разговора Баррон признался Трампу, что до сих пор не может примириться с решением комиссии относительно казино. Он думал снова обратиться за лицензией, но не был уверен, как к этому приступить.
– Мне кажется, он рассуждал примерно так: "Ну и черт с ними, если я им не нужен", – вспоминал Дональд. – Все-таки он был Баррон Хилтон! Он говорил, а я прикидывал, как поступил бы Конрад, окажись он в такой ситуации. Про себя-то я точно знал, что я сделал бы на его месте – вступил бы в борьбу! В принципе Баррон тоже об этом думал, его боевой дух был ослаблен, так как в этот период ему приходилось вести войну сразу на нескольких фронтах.
– Я и раньше не раз попадал в тяжелые ситуации, – сказал ему Хилтон, – но ничего подобного этой. – Он пояснил, что, с одной стороны, с ним ожесточенно сражается фонд отца, а с другой – комиссия Нью-Джерси.
Дональд выразил Баррону сочувствие, а затем прямо спросил, сколько Баррон "вложил в эту затею в Атлантик-Сити". Помолчав, Баррон выпалил: "320 миллионов". Он ждал реакции, но Трамп сделал вид, что сумма его не потрясла. На самом деле, по тем временам это даже для Трампа были громадные деньги. Год назад строительство отеля "Боардуолк" стоило ему 220 миллионов, и это было его самым крупным вложением.
– Что ж, я сказал бы, что это целое состояние, – наконец заметил Трамп.
– Стоит ли говорить!
Они еще немного поговорили, прежде чем закончить эту импровизированную встречу.
Трамп сказал, что считает большой честью познакомиться с Барроном, что он очень уважает его и Конрада и ценит их достижения в гостиничном бизнесе. В ответ Баррон выразил уважение к работе Трампа. Обменявшись рукопожатиями, два знаменитых магната договорились поддерживать контакты.
Спустя много лет Дональд Трамп сказал:
– Мой опыт говорит, что в бизнесе порой полезно отойти в сторонку и посмотреть, куда ветер подует. Так я и поступил с Барроном. Потом мой друг Бен Ламберт сказал мне, что Баррон чувствовал себя со мной легко и просто.
Я понимал Баррона, – продолжал Трамп. – Я знаю таких людей, потому что я и сам той же породы. Для Баррона очень важна личность и характер человека. Важно не только само дело, а с кем ты его имеешь. Зачастую даже самые выгодные сделки могут сорваться из-за того, что ее участникам не хватает характера. Мы с Барроном были птицы одного полета, и, думаю, Конрад Хилтон тоже вот так вел дела.
Глава 10
Трамп приходит на помощь
Многие деловые обозреватели считали, что у Стива Уинна был тайный план, что на самом деле он хотел присвоить не всю империю Хилтона, а только отель Баррона в Атлантик-Сити. Предполагали, что, демонстрируя интерес к захвату всей компании, он лишь подготавливал сцену для того, чтобы потом заявить: "Я снимаю свое предложение войти в вашу компанию, если вы продадите мне этот важный отель в Атлантик-Сити". Вероятно, Баррон тоже это подозревал. Вскоре он решил как-то прояснить ситуацию. Дональд Трамп вспоминал: "Мне позвонил один из людей Баррона и сказал: "Догадайся, что я тебе скажу! Баррон хочет продать тебе отель в Атлантик-Сити!" Я страшно обрадовался".
Сначала Трамп назвал цену в 250 миллионов. Баррон уже сказал ему, что вложил в отель 320 миллионов, поэтому Трамп не рассчитывал, что он согласится на его цену, это был бы слишком большой убыток. И тогда Трамп совершил умный шаг – он поднял свое предложение до 320 миллионов. Наличными. Деньги ему одолжил бы Фонд производителей "Ганновер", он мог получить их уже через неделю.
Возможно, Стив Уинн действительно собирался завладеть этой недвижимостью, потому что, как только он услышал, что Хилтон собирается продать ее Трампу, он подал иск на Хилтона, обвинив его в нарушении коммерческой тайны. Тем временем один из директоров принадлежащей Уинну "Голден Наджет" заявил прессе, что "Хилтон трусливо поджал хвост и удирает из Нью-Джерси, даже не попытавшись защитить свою репутацию". Затем Уинн предложил за отель 344 миллиона долларов. Больше, чем Трамп! Вряд ли стоит удивляться, что Баррон отверг его предложение. Не говоря уже о личном отношении к нему Баррона, Трамп собирался заплатить наличными, тогда как Уинн предлагал векселя и неразработанный участок земли в Атлантик-Сити. Естественно, Баррона это не заинтересовало. Одно можно сказать уверенно – Баррон понимал, что без отеля в Атлантик-Сити, имеющего огромную стоимость, компания Хилтона потеряла для Уинна часть своей привлекательности. Адвокат Уинна Брюс Левин подтвердил, что покупка Трампа, если бы она произошла, наверняка заставила бы Стива Уинна переоценить свое предложение.
– Мне нравится этот парень Трамп, – сказал Баррон Майрону Харполу. – Он напоминает мне отца. Он такой же торговец, как и Конрад Хилтон, верно?
– Согласен, – отвечал Майрон. – Думаю, у него есть то, чего не хватает Уинну. Правда, не знаю, что именно…
Оба разделяли мнение Конрада, что человеческие отношения важны не меньше бизнеса. Многие люди из группы Хилтона считали, что Дональд Трамп придерживается таких же взглядов. При всем своем бахвальстве Трамп был человеком честным.
На следующий день Баррон Хилтон принял предложение Дональда Трампа. Затем Трамп без труда получил лицензию на свой новый отель с казино, который был назван "Дворец Трампа" и открылся 17 июня 1985 года.
– Я купил у Баррона Хилтона его отель в Атлантик-Сити не глядя, то есть без предварительного осмотра недвижимости, которую решил приобрести. В отношении качества работ я полагался на отличную репутацию Хилтона и не разочаровался.
Прекрасно помню, как я в первый раз приехал посмотреть на отель, когда он уже стал моим. Я был восхищен проделанной Барроном работой. Все было высшего качества и высшего класса, здесь деньги не считали. Он был очень красивым. Помню, я подумал: "Да, теперь это мое. Здесь повсюду видно влияние Конрада Хилтона, и это великолепно". Спустя столько лет вы еще чувствовали дух этого человека". (В марте 2006 года Дональд Трамп выразил свое огромное уважение своему другу Баррону, сыну Конрада, назвав в его честь своего третьего сына Баррон Трамп) .
25 апреля 1985 года опасение, что Стив Уинн завладеет компанией Хилтона, растаяло – Джеймс Бейтс и большинство других членов правления фонда отвергли его предложение как "неприемлемое". Однако для Уинна это не стало потрясением. У него никогда не было хороших отношений с прессой, кроме того случая, когда он подверг Баррона резкой критике. Поэтому другие директора компании "Хилтон" сомневались, что он сможет удачно рекламировать отели компании; кроме того, он так и не предложил им убедительную программу своих действий как потенциальный владелец корпорации. Несколько недель все бурно обсуждали его предложение, затем все как-то сразу успокоилось и затихло.
Баррону удалось избежать захвата компании человеком, который в то время не имел для этого ни достаточного капитала, ни серьезного влияния. Но кто знает, что произошло бы, если бы противник оказался более сильным и влиятельным? До тех пор пока велась внутренняя борьба за пакет акций Конрада Хилтона в фонде его имени, всегда существовала опасность, что на сцене появится чужак, попытается купить этот пакет, соблазнит большую часть акционеров более выгодным предложением и в результате завладеет всей компанией. Баррон считал, что для защиты своих интересов, а также чести своего отца ему необходимо как можно скорее закончить борьбу с фондом.
Глава 11
Окончательное решение
Только весной 1986 года после трехнедельного процесса под председательством судьи Роберта Уэйла в лос-анджелесском высшем суде было принято окончательное и поразившее всех решение в деле о завещании Конрада Хилтона. Судья Уэйл принял решение в пользу Фонда Конрада Хилтона. Его жесткий приговор гласил: "Все наследство, очищенное от долгов и завещательных отказов, передается фонду, и никакая часть этого наследства не является предметом опциона, указанного в параграфе 8 завещания покойного в пользу Уильяма Баррона Хилтона".
В своем решении судья Уэйл постановил, что, хотя в завещании Конрада Хилтона имеется пункт об опционе, позволяющем Баррону приобрести избыточные акции, никто, включая Джеймса Бейтса и Дональда Хаббса, "не придерживался мнения, что включением этого опциона предполагалось, что Баррон Хилтон сможет получить все 100 процентов акций корпорации". Судья отметил, что Конрад Хилтон был "очень мудрым человеком" и что "если бы он желал передать Баррону Хилтону все свои акции, он так и сделал бы".
Майрон Харпол вспоминал: "Мне полностью удалось защитить интересы Конрада Хилтона, как я их понимал, и фонда, носящего его имя, – во всяком случае, на тот момент".
Торжествующий победу фонд предпочитал работать дальше и забыть о прошлом. Однако Баррон был настроен иначе. Весной 1986 года он обратился со своим делом в Федеральный окружной суд, где ему наконец улыбнулась удача. "Председательствующий судья Томас Уэлан был полностью на стороне Баррона и его юристов, – вспоминал Майрон Харпол. – Он аннулировал решение высшего суда. В результате Баррону удалось добиться пересмотра всего дела, и его юристы блестяще выступили в его защиту".
Основанием для решения суда в пользу Баррона стала перерегистрация фонда в организацию социальной поддержки, что судья безоговорочно признал не имеющим законной силы. В его решении сказано, что после смерти Конрада фонд не имел права изменять свой статус, целью чего было сделать незаконным опцион Баррона.
– Мы считаем это возмутительным заключением, – заявил адвокат фонда Томас Брорби, – явно противоречащим завещанию Конрада Хилтона.
Баррон возразил:
– Я рассматриваю это как очень важную победу.
Получив это решение, Баррон официально подал апелляцию против первоначального решения суда. И в марте 1988 года он выиграл дело в апелляционном суде Калифорнии.
В ноябре 1988 года эта борьба – длившаяся почти десять лет – закончилась решением, согласно которому фонд передал Баррону Хилтону основное количество оспариваемых акций – две трети.
– К этому времени речь уже шла о сумме около 2 миллиардов, – рассказывал Майрон Харпол. – В конце концов у Баррона оказалось четыре миллиона акций, которые стоили примерно три четверти миллиарда долларов. Фонд получил 3,5 миллиона акций [размещенных в Фонде Конрада Хилтона], и оставшиеся акции [около 5 миллионов] были размещены в Объединенном благотворительном Фонде У. Баррона Хилтона. Согласно договоренности, Баррон получал 60 процентов дивидендов от акций этого фонда, а Фонд Конрада Хилтона – 40 процентов до 2009 года, после чего авуары Объединенного фонда возвращались Фонду Конрада Хилтона.
В результате Баррону не пришлось платить за вновь приобретенные акции стоимостью в три четверти миллиарда долларов – ни по цене, которая была на момент смерти Конрада Хилтона, ни по цене 1988 года. Ему уже не нужно было собирать большую группу инвесторов, которые имели бы право на две трети акций. "Ему пришлось бы потратить целое состояние, чтобы позволить себе такое количество акций, а затем его разорили бы налоги на приобретенные акции, – объяснял Майрон Харпол. – Поэтому они и основали Объединенный благотворительный фонд У. Баррона Хилтона, это законный прием, который позволил Баррону получить акции и не платить за них. Некоторые сочли это хитрым маневром, благодаря которому он переписал завещание Конрада Хилтона. Но Баррон, конечно, с этим не соглашался".
Даже спустя все эти годы Майрон Харпол по-прежнему считает, что, внося в завещание параграф об опционе, Конрад вовсе не хотел, чтобы Баррон сорвал столь огромный куш.
– Конрад покровительствовал сыну в других сделках, и на момент спора Баррон уже стоил около 26 миллионов, – рассказывает он. – Так что отец вовсе не оставил его нищим. Но в результате оспаривания завещания – а также из-за неких специфических факторов и повышения стоимости акций – Баррону досталось полмиллиарда долларов. Однако я понимаю причины, заставившие Баррона оспорить завещание. Речь шла о невероятно огромных деньгах. Он не мог просто так оставить такие деньги. Ведь он был Хилтон, сын Конрада. Самый лучший и яркий из всех его сыновей. Он и поступил как истинный Хилтон, вступил в борьбу и честно ее выиграл. Нужно отдать ему должное – потому что, когда он начинал эту борьбу, на кону стояли 26 миллионов, а когда он ее выиграл, они уже превратились в полмиллиарда, разница, мягко говоря, весьма ощутимая.
А Баррон все это время придерживался мнения, что он лишь выполнял желания отца, хотя некоторые из них неудачно сформулированы в его завещании.
– Теперь мы можем без проблем выполнить две задачи моего отца – держать контрольный пакет акций в руках семьи и оказывать благотворительную помощь через Фонд Конрада Хилтона, – сказал в момент урегулирования спора Баррон. – Я уверен, что отец был бы доволен этим решением.
Часть XV
Fini
Глава 1
Досадное недоразумение
После смерти Конрада Хилтона и неудачного оспаривания его завещания Франческой Жа-Жа продолжала свою яркую и непредсказуемую жизнь. В августе 1986 года, оформив развод с Фелипе де Альбой, она вышла замуж за Фредерика Принца фон Анхальта.
Фредерик Принц фон Анхальт – его настоящее имя Ганс Роберт Лихтенберг, и родился он в Вальхаузене, Германия, – утверждает, что в 1980 году, уже во взрослом состоянии, он был усыновлен принцессой Марией-Августой Анхальтской, невесткой кайзера Вильгельма II. Он на двадцать три года моложе Жа-Жа Габор. Если ему верить, он приехал в Америку с единственной целью – познакомиться с Жа-Жа, что он и сделал, уплатив фотографу 10 тысяч долларов за то, чтобы он представил его Жа-Жа и сфотографировал их вдвоем. Они стали встречаться, и, как это часто происходило в полной неожиданностей жизни Жа-Жа, вскоре стали супругами.
Хотя Жа-Жа всегда удавалось выдерживать на публике имидж уверенной в себе и невозмутимой светской львицы, к концу 1980-х этот образ начал разрушаться. Так, в 1989 году ее судили из-за пощечины, нанесенной полицейскому, и приговорили к штрафу в размере 13 тысяч долларов и 72 часам заключения. Видимо, роль светской львицы давалась Жа-Жа уже с трудом. Об этом можно судить по рекламной листовке крема для лица, который она в то время продвигала на рынок. В ней говорилось: "Волнение, толпы репортеров, постоянные звонки незнакомых людей – это ужасно! Тем не менее по моему лицу этого не скажешь. Я всегда выгляжу прекрасно. Но, дорогие, вы-то знаете, как страдает Жа-Жа!"
Возможно, отчасти ее нервные срывы объяснялись двойственными чувствами к Конраду Хилтону, которые не оставляли ее и в новом десятилетии. Как она позднее сказала, постепенно она примирилась с тем, что Конрад ничего ей не оставил, однако с участью Франчески ей было труднее смириться. Стоило Жа-Жа вспомнить о многолетнем сложном отношении Конрада к ней и Франческе, как в ней вспыхивала ярость. В самом деле, время шло, а ее злость не утихала.
В 1990 году Жа-Жа Габор было уже семьдесят три года, и она решила подвести итог своей жизни. Так появились ее воспоминания "Одной жизни мало", которые вышли в том же году.
Сравнивая их с ловко написанной автобиографией 1960 года "Жа-Жа Габор. Моя история", читатель невольно поражается обилию сплетен и противоречий в последней книге. Так, в автобиографии 1960 года она писала: "Однажды вечером я встретила Конрада, вернувшегося из офиса, нежным поцелуем. Ники с усмешкой сказал: "Пап, что нужно сделать, чтобы получить от Жа-Жа такой поцелуй?" В книге 1990 года написано: "Как-то раз Конрад подарил мне коробку шоколада, и я поцеловала его. И Ники, не в силах сдержать зависть, сказал: "Пап, что должен сделать человек, чтобы Жа-Жа так нежно поцеловала его?" Конрад закатил сыну такую пощечину, что я испугалась, не получил ли он сотрясение мозга!"
Одной из ее воображаемых побед, описанных в книге, был роман с Ники Хилтоном. Она утверждала, будто после развода с Конрадом у нее на протяжении трех лет были любовные отношения с Ники, которые продолжались и во время его брака с Элизабет Тейлор. "Ники Хилтон был первым из целого ряда мужчин, которые были моими любовниками и одновременно интимными приятелями Элизабет Тейлор".
Жена Ники Триш Хилтон не верила этому вздору. "Вы думаете, мой муж имел роман со своей бывшей мачехой и ничего мне не сказал? Конечно нет. Я любила Жа-Жа, мы с ней дружили. И я, и Ники часто встречались с ней. И если бы между ними была связь, он обязательно сказал бы мне. Впрочем, в лицо мне она никогда этого не говорила, зная, что я сразу разоблачу ее ложь".
Дело становится еще хуже, когда в своей новой книге Жа-Жа описывает человека, который досаждал ей на протяжении десятков лет, – Конрада Хилтона. Последнее слово он всегда оставлял за собой, возмущенно говорила она. Даже из могилы он ухитрился сказать последнее слово о Франческе. Но больше этому не бывать! Теперь Жа-Жа утверждала, что на самом деле Франческа была зачата не во время неожиданного свидания в Манхэттене в июле 1946 года, а во время ужасной сцены, когда Конрад изнасиловал ее.
"Однажды он прислал за мной лимузин с просьбой, чтобы я приехала к нему в "Плаза", – писала Жа-Жа. – Я повиновалась, потому что давно привыкла выполнять его прихоти. Войдя в номер, я обнаружила Конрада в постели с ногой в гипсе из-за полученной им травмы. Сначала мы выпили кофе. Затем (это может показаться невероятным, но надо знать Конрада, его напористый характер и энергию) он меня изнасиловал. И через девять месяцев родилась наша дочь Франческа".
Новая версия Жа-Жа о зачатии Франчески была мрачным перепевом старой истории. Три раза она под присягой давала показания о своих отношениях с Конрадом, но ни разу не упомянула об изнасиловании.
Лживая история Жа-Жа еще больше ухудшила и без того напряженные отношения Франчески с Хилтонами. Если Франческа желала добиться более благосклонного отношения со стороны своих родственников, вероятно, ей следовало бы сразу разоблачить ложь матери. Но как она могла это сделать? Ведь это утверждала ее мать. Несмотря на постоянные разногласия и даже ссоры, их связывала сильная взаимная любовь. Франческа опять оказалась втянутой в отвратительную борьбу своей взбешенной матери с холодным человеком, которого всегда называла своим папой. Поэтому, когда заходила речь об этом предположении, она отделывалась шуткой: "Меня не спрашивайте. Меня при этом не было!"