Кодекс смерти - Герт Нюгордсхауг 12 стр.


Фредрик продолжал читать про Эмпедокла. Sanguis - кровь играла важнейшую роль в его учении. Он развил теорию о четырех типах человеческого темперамента. Сангвиник Эмпедокл оставил глубокий след в истории, внес большой вклад в психологию.

Продолжая свои ночные изыскания, Фредрик выстроил ряд мыслителей и школ, подвергшихся влиянию Пифагора и Эмпедокла. Закончилось тем, что он вскочил с кровати, отодвинул от двери комод и принес из ванной целый кувшин воды. Выпил залпом два стакана. Вот как выглядел этот ряд.

Пифагор, Симмий, Кротон, Эмпедокл, Клеанф, Хрисипп, Хирон, Посидоний, Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий.

Хирон - наконец-то нашелся "Эрметика Хирон"! Загадочный Хирон, мифический персонаж, кентавр, основатель школы врачевания. Ну конечно же, это он. Фредрик снова перечитал отрывок из фрагмента № 233 XII; в более вразумительном лексическом облике он выглядел так:

"…Послание Святого, Святейшего Силотиана, как оно изложено в Ритуале Смерти, гласит… По словам Эрметика Хирона, таков Шепот Смерти…"

Для полного толкования текста Фредрику недоставало лишь двух вещей: дешифровки кода и распознания этого "Святейшего Силитиана". Он стоял на пороге разгадки. Два умерших мальчика что-то говорили про "силотиан".

Фредрик Дрюм собрал разбросанные записи и книги. Надо поспать. Завтра предстоит основательно потрудиться. Он задул лампу и лег.

Теперь Фредрик был один здесь в Офанесе, никаких обязательств перед кем-либо. Может идти куда захочет, когда захочет. Если умрет, вряд ли кто-нибудь станет горевать.

Мрачные мысли были нарушены неожиданным проблеском. Обитающий в недрах мозга неутомимый архивариус нашел наконец нужное слово:

Невмы.

Услышав и осмыслив это слово, Фредрик Дрюм уснул с улыбкой на губах.

8. Один органист бормочет латинские слова, Фредрик Дрюм пересчитывает мертвых животных, открывает банку сардин и встречает на дороге рубенсовского херувима

Фредрик Дрюм во многом был пустым местом. У него был поразительно скудный опыт общения с дамами, главным образом, из-за неискоренимой застенчивости вместе с почти сверхромантическим взглядом на противоположный пол. Но уж если чувство укоренялось, то прочнее прочного. Оно жило в нем, подобно внутреннему органу.

Принимая душ и приводя себя в порядок в ванной, он спрашивал себя, как долго будет в нем жить орган, называющий себя Женевьевой Бриссо. Должно быть, вечно, сказал он себе. Все, пропал… Теперь уже только под старость таинственный орган отомрет настолько, что он отважится вновь позволить себе любить.

- Ты пустое место, - сказал он зеркалу, и отражение кивнуло утвердительно.

Анахронизм. Он, сплошной живой анахронизм, наверное, чувствовал бы себя несравненно лучше как оккультист среди храмовников и нищих монахов Средневековья. Там он запросто мог бы изъясняться по-гречески и на латыни, оперировать каббалистическими словами и формулами так рьяно, что все планеты Солнечной системы сошли бы со своих орбит и его сожгли бы как еретика.

Много ли чести знать разницу между бургундским и бордо? Или различать "Шато Марго" и "Белую лошадь"? Много ли смысла в том, чтобы придумать потрясающий соус на основе особого старого сыра, пользующийся всеобщим признанием среди норвежских шеф-поваров? Пустое.

На часах было девять.

Он спал плохо. Проснулся до восхода солнца, после чего долго лежал в постели, созерцая тени в комнате. В монашеской келье. Его поселили в монашескую келью. Самое подходящее место для него.

Фредрик сел на кровать. На чьем-то дворе кукарекал заспанный петух. Фредрик посмотрел на свои записи. Вчера он далеко продвинулся. Вышел на след. След чего? По спине побежали мурашки. Среди каменных стен было сыро и холодно. На волю! Он больше суток не выходил из гостиницы.

Кто-то ждет его. Кто-то предпочел бы видеть, как его выносят из "Альберго Анциано Офани" в черном гробу. Не вышло, стало быть, он по-прежнему занимает верхнюю строчку в чьем-то перечне смертников.

Фредрик сознавал, что его жизнь в опасности. Он взял себя в руки, встал. Отныне, подумал он, ничто не должно случиться как следствие глупого любопытства и слепого безрассудства. Прежде он мог совещаться с переливами пятиконечного кристалла. Этот кристалл находится в лаборатории в Англии. Теперь оставались проблески в собственном мозгу. Тоже неплохо.

Синьор Гаррофоли сидел в вестибюле, жуя баранью колбасу. При виде Фредрика поднялся и вытер бороду.

- Тебе сегодня получше, синьор Дрюм? Я по-прежнему не понимаю, что произошло, но я исследовал "священника", прежде чем Андреа выбросила угли, и запах в самом деле был подозрительный. Но кто мог быть способен на такое злодейство? Если бы только Андреа вернула мне ключ… - Он поглядел отрешенно в пустоту. - Чем могу быть тебе полезен, господин?

Струящийся через открытую дверь солнечный свет заставил Фредрика протереть глаза. Его взгляд остановился на коричневом корешке книги на полке рядом со стойкой. "Spaccio della bestia trionfante" Джордано Бруно.

- Телефон, - сказал он. - Мне нужно сделать несколько важных звонков. Можно позвонить отсюда?

Он показал на черный аппарат на стойке.

- Naturalmente. Звони, сколько пожелаешь. Я не буду мешать. - Гаррофоли удалился в комнату за стойкой.

Фредрик подтащил тяжеленный стул. Достал из кармана несколько листков. На одном был номер телефона в Римском университете. Кабинет профессора д'Анджело. Он набрал номер и стал с нетерпением ждать. Ему ответил женский голос.

Фредрик говорил медленно, раздельно. Его переадресовали к одному, другому, третьему сотруднику. Наконец он вышел на ближайшего помощника профессора, аспиранта Антони Франкиакорта, который участвовал в раскопках в Офанесе.

Франкиакорта сообщил Фредрику следующее.

Та часть "Кодекса Офанес", копией которой располагал Фредрик, фрагмент № 233 XII, потребовала большого труда, чтобы не повредить ее, когда развертывали свиток. То, что предшествовало этому фрагменту, и то, что следовало за № 233 XII, не удалось сохранить, по словам синьора Лакедала. С уцелевшим фрагментом обращались чрезвычайно осторожно, оригинал хранится на кафедре в несгораемом шкафу. Других копий, кроме отправленной синьору Дрюму, не было, и только сам профессор д'Анджело работал с оригиналом. Аспирант Франкиакорта его не видел, оригинал следовало беречь от яркого света. Пока не будет назначен преемник профессора, документ никому не будет выдаваться.

Откуда такая уверенность, что нет других копий, допытывался Фредрик.

Франкиакорта лично не один раз обсуждал с профессором содержание "Кодекса Офанес", и они пришли к выводу, что часть свитка, а именно фрагмент, о котором идет речь и который не поддавался толкованию, видимо, содержит сведения о герметическом учении, сложившемся во времена поздней античности. Полагая, что ближайшее знакомство с этим учением позволит выявить неизвестные факты, посчитали желательным до поры до времени не предавать гласности суть текста. Так что на сегодняшний день с фрагментом знакомились только двое - Донато д'Анджело и Фредрик Дрюм. Однако профессор трагически погиб в результате покушения, организованного политическими экстремистами.

Фредрик поблагодарил и пообещал появиться в Римском университете, когда закончит свои исследования в Офанесе.

Положив трубку, он долго обдумывал услышанное. Потом снова обратился к телефону, заказал международный разговор. С Норвегией, с Бергенским университетом. Однако ни Лаксдала, ни Юханессена не было на месте. Ему дали номер домашнего телефона Юханессена.

Фредрик застал его дома. Юханессен вкратце сообщил, что на заключительной стадии обработкой свитка занимался Лаксдал, и пока они вместе занимались этим сложным делом в Риме, никто из посторонних не допускался к их занятиям. Кстати, сейчас Лаксдал должен находиться в Италии, участвовать в раскопках недалеко от Ливорно на западном побережье.

И наконец Фредрик позвонил органисту Дэвиду Пирсону, временно работающему в уезде Серфолд на севере Норвегии; разговор получился длинный и непростой.

Дэвид Пирсон был не единственным английским органистом, подписавшим контракт в Норвегии; отличало же его то, что он занимался историей античной музыки и мало кто мог с ним сравниться в этой области. Фредрик познакомился с Дэвидом Пирсоном в Осло зимой на одном мероприятии, связанном с дегустацией, где тот доказал, что недурно разбирается в старых бургундских винах.

Глядя на лежащие перед ним четыре загадочные строчки, которые никак не поддавались дешифровке, Фредрик пытался возможно точнее описать их по телефону. Пирсон записывал его рассказ, бормоча латинские слова - virga, punctum, podatus, clivis, scandicus, climacus, torculus porrectus. Иногда смолкал, заполняя промежутки между письменами разными знаками и точками. В конце концов, после неоднократного повторения Фредрик заключил, что Пирсон записал все совершенно точно.

Дня два, сказал под конец Пирсон, не меньше двух дней понадобится ему, чтобы установить, есть ли вообще в этих строках какой-то смысл. Твердо ничего не обещал, задача явно сложнейшая, но заверил, что постарается.

Фредрик вытер вспотевший лоб. Упарился… Вернул на место стул и постоял у выхода из гостиницы, чувствуя, как настроение заметно поднимается. Фредрик Дрюм перешел в наступление.

Завтрак может подождать, успеется…

Он обогнул бугор, где под оливами паслись козы. Сразу за бугром высилась заброшенная часть старого монастыря. Что происходит там по ночам? Люди со свечами, женщина, выходящая из руин после полуночи, подземные помещения… Стоит изучить поближе это место. Карманный фонарик, перочинный нож - что еще может ему понадобится?

Фредрик зашел с тыла. С этой стороны не было никакого входа. Протиснувшись сквозь заросли шиповника, он тщательно изучил каждый квадратный метр кладки, но не увидел ни одного отверстия. Не считая окон наверху - слишком высоко, чтобы можно было через них забраться внутрь. В боковых стенах тоже не было ничего, похожего на вход.

У одной из этих стен он вдруг остановился. На земле перед ним лежала мертвая собака.

Труп еще не начал разлагаться; над ним жужжали мухи. Рядом лежало еще одно мертвое животное. За ним - дохлая кошка. Две кошки. Он обнаружил, что со всех сторон его окружают трупы. Зажав нос, он быстро покинул зловещее место. Похоже было, что все трупы пролежали здесь примерно одинаковое время. И бросили их здесь не так давно.

Фредрик вышел к фасаду. Вот и дверь, подходы к которой отчасти перегорожены упавшими блоками. Когда он был здесь в прошлый раз, его окружал кромешный мрак. Сейчас, при дневном свете, ничто не вызывало каких-либо опасений.

Внезапно он услышал стук. Откуда-то изнутри здания. Тяжелые ритмичные удары, словно кто-то бил кувалдой по кладке. Быстро осмотрелся - никого, никто не следит за ним. Живо перелез через блоки и вошел в здание.

Стук прекратился, но и здесь никого не было видно.

Поскольку крыша не сохранилась, солнечный свет без помех проникал внутрь здания, освещая пол, поросший травой и засыпанный обломками, и частично разрушенные перегородки. Повсюду валялся мусор.

Вдруг снова послышался стук. Звук доносился из отверстия в углу, где был вход в подвал, куда он спустился в тот раз, когда последовал за горящей свечой. И очутился в помещении, где его заперли. Наверху сейчас ничто не привлекло внимание Фредрика, и он направился к темному отверстию. Чем ближе, тем громче звучал стук. Он еще раз осмотрелся кругом - ни души.

Включив фонарик, Фредрик начал тихо, осторожно спускаться по ступенькам. Очутился в коридоре под сводчатой кровлей, с которой тут и там капала вода. Здесь царил знакомый запах - моча и экскременты.

Стук опять прекратился. Фредрик увидел впереди колышущийся свет. И чей-то силуэт.

Он выключил фонарик и остановился.

Вдруг силуэт направился в его сторону. Фредрик развернулся, живо взбежал вверх по лестнице и присел, скрываясь за обломками.

Из подвала вышел, насвистывая, мужчина. Яркий солнечный свет заставил его протереть глаза; в руках он нес пилу и молоток, а также качающийся фонарь.

Это был синьор Пугги, с которым он разговаривал несколько дней назад, отец одного из погибших мальчиков.

Фредрик выпрямился. Синьор Пугги удивленно остановился.

- Святая Ревекка! - воскликнул он. - Ты напугал меня, синьор Дрюм. Что ты делаешь тут, среди этого мусора и обломков?

Фредрик улыбнулся.

- Любопытство одолело… Я услышал стук и подумал, уж не явились ли монахи, чтобы восстановить свой монастырь.

Он сел на большой камень. Синьор Пугги отложил инструмент, вытер пот и сел рядом.

- Пришлось-таки потрудиться, - сказал он. - Но теперь дело сделано. Представляешь, какой-то идиот поджег толстую деревянную дверь, ведущую в подземелье, открыл проход ребятишкам! Там ведь недолго и шею сломать, так что я ни минуты покоя не знал, пока не собрался отремонтировать эту дверь. От этих пострелов всего можно ожидать, хоть я и пугал их ведьмами и привидениями. Теперь как следует вход заколотил. Даже кошка не прошмыгнет.

- Там под землей много помещений? - спросил Фредрик.

- Люди говорят, там настоящие катакомбы. Сам-то я не проверял, большинство ходов замуровано. К счастью. Во время войны немцы хранили там боеприпасы, и я не удивлюсь, если там по сей день лежит динамит. Сам понимаешь, не только для детей опасно, но и для взрослых.

Пугги закурил маленькую сигару.

Фредрик ощутил легкую досаду. Синьор Пугги заколотил вход в помещение, которое ему так хотелось изучить поближе… Снова прокладывать себе путь в подземелье он не станет. Решение загадки следует искать где-то на поверхности земли.

- Синьор Пугги, помнишь, мы говорили о том, что нашли твой сын и его друг и чем они надеялись обрадовать профессора? Ты еще упомянул слово "силотиан". С того раза тебе больше ничего не вспомнилось?

Фредрик отмахнулся от роя мух.

- Нет, синьор. - Пугги покачал головой. - Бедняжка Альдо мало что успел рассказать. Помню только, что мальчики в связи со своей находкой говорили про одну кражу, которая произошла здесь полгода назад.

- Кража? - Фредрик выпрямился.

- Ну да, говорили про какую-то кражу, что именно было украдено, понятия не имею, но археологи страшно возмущались, и в этой связи почему-то называли имя доктора, Витолло Умбро.

- Думаешь, это было что-то важное? - Глупый вопрос, и Фредрик поспешил добавить: - Я хотел сказать - пропало что-то, найденное в раскопе?

Синьор Пугги опять покачал головой и встал.

- Ты уж извини, синьор Дрюм, но я просто не знаю. А сейчас мне надо идти, меня ждет работа на моем винограднике.

Он торопливо собрал свой инструмент, улыбнулся Фредрику и вышел через ворота.

Фредрик остался сидеть на камне.

Кража. Витолло Умбро. В распоряжении Фредрика находились куски мозаики, края которой начали просматриваться. Но самых важных кусков все еще недоставало.

Он покинул развалины. Осмотрелся. Никого - ни на дороге, ни по соседству с ней. Фредрик Дрюм предпочитал по возможности скрывать свои передвижения во избежание новых неприятных сюрпризов.

Мертвые животные…

Он пробрался через кусты обратно к боковой стене. Вот они. Он посчитал: три кошки, две козы, собака, две курицы, один ягненок. Почему они валяются здесь? На свалку это место не похоже, не видно ни одной консервной банки, только эти трупы. Участок закрыт со всех сторон. Непохоже, чтобы сюда заходили без особой нужды.

Он перевернул носком ботинка труп собаки. Никаких видимых повреждений.

Какая-нибудь зараза?

Фредрик быстро направился к дороге, спускающейся к площади. Одиннадцать часов, пора подкрепиться. Он прошел за церковью, минуя трактир, стараясь оставаться незамеченным.

Заглянул в продовольственную лавку. Здесь ему встретились только один старик и несколько женщин, пришедших за хлебом и капустой. Он купил свежий батон, банку сардин, фрукты, бутылку воды. Уложил покупки в полиэтиленовую сумку. И тем же путем проследовал обратно.

Возле раскопа помешкал, но тут же решительно зашагал дальше. Хотел проверить одну идею.

Проходя мимо клиники, старался не глядеть в ту сторону. Только не видеть портал, не видеть ступеньки, по которым шел, счастливый, вместе с Женевьевой, не видеть парк, цветы, деревья… В сердце словно вонзилась игла. Больно, ох как больно.

Дорога поднималась вверх к замку. Над сухой землей плыло жаркое марево, и он то и дело вытирал пот. Вскоре он увидел место для автостоянки, дальше машины не могли проехать. На стоянке было два легковых автомобиля - большой с ребристый "лэнсиа", последняя модель, и "форд эскорт". "Форд эскорт"? Фредрик постоял, рассматривая машины. На ветровом стекле "эскорта" прочел надпись "Авис". Обозначение прокатной фирмы. У владельца замка, сокола, синьора Ромео Умбро гости? На "эскорте" был римский номерной знак.

Продолжая подниматься по серпантину, он примерно на полпути к замку остановился, высматривая подходящую боковую тропинку. Козы натоптали немало троп, и он выбрал такую, которая перерезала склон как раз над раскопом и развалинами монастыря. Облюбовал удобный пятачок под оливковым деревом, сел там, достал из сумки припасы и приступил к завтраку.

Отсюда открывался превосходный вид. Он видел Офанес будто с птичьего полета, видел все, что там перемещалось, мог пересчитать все дома. Но внимание Фредрика Дрюма было сосредоточено на древней части селения, на раскопанных археологами руинах.

Раскоп был поделен на квадраты, получился красивый геометрический узор. Видно, где когда-то стояли колонны. Судя по всему, тут был великолепный храм. Сразу за рядом колонн, от которых остались только цоколи, простиралась широкая площадка. Бывшая площадь, сцена? Фредрик отметил - если мысленно провести прямую через место, где стоял храм, она приводит к развалинам монастыря в двухстах метрах выше на склоне. Он заметил также, что архитектура гостиницы с другой стороны бугра повторяет конструкцию разрушенного здания.

Сидя под оливковым деревом, Фредрик ел сардины и вытирал масло с подбородка.

Вывод напрашивался: весь комплекс, включающий гостиницу, разрушенный монастырь и остатки храма, некогда составляли единое целое. Сверху было видно, как прочно были связаны между собой античность и средневековье.

Эмпедокл - Эмпедесийские монахи. Вряд ли он ошибется, заключив, что таинственный целитель Хирон был основателем Офанеса, Umbilicus Telluris. Предание о Пресвятой Богородице с кровью Иисуса, о miraculi Virginae, несомненно, было сочинено ловкими проповедниками, сторонниками античной школы, чтобы оградить свою цитадель от христианского влияния. В учении Эмпедокла важнейшую роль играла кровь - sanguis. Никакой папа, никакая инквизиция не решились бы ополчиться против традиции, опирающейся на авторитет Девы Марии. Однако чтобы прикрыть языческий храм, пришлось построить монастырь, оставаясь верными в планировке и мыслях заветам Гекаты и Персефоны.

Назад Дальше