14
– Она пришла, потому что поссорилась с парнем, – сказала Леся.
– А ты? – мгновенно спросил Кравцов.
– Я – из любопытства. Меня туда знакомый привел. Сказал – там по-настоящему клево, люди интересные и без комплексов.
– Это был твой парень? – уточнила Юлия.
– Я тогда еще не знала… Так, время от времени вместе тусовались… Мне в этом плане как-то не везло… Видите, какая я…
– И вполне даже симпатичная! – успокоил Сахновский. – Вот ведь вобьют же себе в голову всякую чепуху… Горе, между прочим, вовсе не от ума, знаешь?
– Теперь – да… А тогда так прикольно все начиналось…
– Прикольно! – фыркнул Кравцов. – Это что, по-твоему, значит, Леся? Забавно, смешно, весело? Если то, что я знаю об этом хуторе, хотя бы наполовину правда, ничего смешного там не было. Там было страшно.
– Это потом… После посвящения… Когда обратной дороги уже не было, – девушка снова шмыгнула носом. – Но первые пару дней действительно как-то… ну, я не знаю…
– Показалось прикольно, – подсказал Сахновский.
– Не цепляйся, – одернула его Юлия. – Значит, первые пару дней тебя не трогали?
– Ну, – Леся кивнула. – А потом я въехала – это у них вроде обряда такого. Все новенькие через это проходили.
– Въехала? – опять вклинился Кравцов. – Это куда же?
– Не нуди, – отмахнулся Антон. – Ты же прекрасно понимаешь, о чем она. И вообще – ты ж не профессор словесности, а психиатр. Твое дело – мусор в мозгах.
Роман поднял руки вверх – мол, сдаюсь, не буду. Леся, с опаской покосившись на него, продолжала:
– В первые два дня я вообще ничего не делала. По утрам были "уроки свободы" – Учитель говорил без остановки около часа, но о чем шла речь, потом никто не мог вспомнить. Вроде бы о чем-то важном – и ни о чем. Но под конец каким-то хитрым образом все сводилось к тому, что мы – первое по-настоящему свободное человеческое сообщество и обязаны это ценить. Потом добровольцы отправлялись на работу, а те, кто был не при деле, расходились и слонялись где хотели, но в пределах ограды. Без необходимости и не поставив Учителя в известность за ворота выходить не разрешалось.
– И никто даже не пытался? – полюбопытствовал Кравцов.
– Никто. Это позже я поняла, почему большинство "братьев и сестер" готовы браться за любое дело, за любую, даже самую грязную работу, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями. На себе проверила: это намного хуже "очищения"…
– Не спеши, Леся, – Роман опустил ладонь на плечо девушки. – Ты мужественная и честная, но это не значит, что ты должна выкладывать нам то, что сама хотела бы забыть. Он ведь всех вас держал этой памятью на коротком поводке. Стоит тебе ослушаться – и весь мир узнает, как оно было, так? Слышала такие угрозы?
– Слышала, – кивнула Леся.
– И никто не рискнул проверить – реальны они или нет?
– Только Оксана… После целой недели "очищения"…
Юлия хотела что-то спросить, но Кравцов остановил ее жестом.
– Хорошо. Значит, два дня ты бездельничала, общалась с парнем, который тебя туда привел, и ни на что не обращала внимания. Это тебе нравилось. И ты не чувствовала ничего такого… необычного?
– Ничего. А потом я и сама такой стала. С новичками – приветливая и жизнерадостная, потому что до "посвящения" никто не должен был ничего заподозрить. А после человек уже и сам никому ничего не хочет рассказывать. Каждый понимал: со всеми, кто приходит, произойдет то же самое, но предупредить кого-то – значит признать: с тобой это уже случилось.
Кравцов вздохнул и покосился на женщину:
– Довольно примитивно. Общий страх, общий стыд, общая вина. На этом и держалась власть вашего брата, Юлия. А сам он таких чувств вообще не знал – они ему не были свойственны… Ну что ж, Леся, я думаю, вы уже готовы рассказать, как все это происходило. Можно без подробностей, в общих чертах.
Девушка все еще колебалась. Эти подробности… Люди из следственной группы, которым ей пришлось давать показания, на них настаивали. Ей даже стало казаться, что они смакуют каждую жуткую деталь, получая от этого удовольствие – недаром ее заставляли повторять свой рассказ снова и снова… Все занесено в протоколы, подшитые в папках уголовного дела, и, пока это дело не окончено, никому, кроме прокурора, следователей и оперов, доступа к ним нет. Тайна следствия…
Бывшие "братья и сестры" будут молчать, о Территории Свободы скоро забудут. Безымянный Учитель и его любовница, наводившая ужас на "младших братьев", сначала скрылись, а теперь оба мертвы.
Но ведь это значит, что дело будет закрыто, уйдет в архив, покроется пылью. А потом придет день, когда какой-нибудь досужий журналист, охотник за сенсациями, получит разрешение, и тома под шестизначными номерами лягут перед ним на казенный стол. Он перелистает сотню-другую пожелтевших страниц, наткнется на показания Леси Коваленко, потерпевшей, и…
15
Вечером на третий день ее пребывания на Территории Свободы все собрались в большой комнате их общего дома. Предстояло посвящение новой "младшей сестры".
Леся еще до того почувствовала, как вокруг нее сгущается странное напряжение, но решила, что все дело в торжественности момента. Она все еще продолжала считать, что все это – что-то вроде ролевой игры в коммуну свободных земледельцев, где все равны, все всем друзья и всем от этого хорошо. Дальнейшее произошло быстро, настолько быстро, что события этого вечера не успели улечься у нее в голове, а когда она позже пыталась их припомнить, все время ускользали.
Учитель Свободы сказал небольшую вступительную речь. Он вообще часто говорил, и его слова всегда казались необыкновенно мудрыми и значительными. Слушая его, Леся порой ловила себя на мысли: как же я сама до этого не додумалась? Выходит, надо было поссориться с родителями, чтобы познакомиться с таким интересным, хоть и странноватым человеком. Но это не важно – мудрецы и наставники, они всегда не от мира сего.
А потом из комнаты, где, как всем было известно, Учитель Свободы жил отдельно от остальных братьев и сестер, вышла молчаливая женщина. Вся в черном, с длинными распущенными волосами и злыми – такие вещи не скроешь! – глазами. Леся уже мельком видела ее, но женщина исчезала так же быстро, как и появлялась, порой даже казалось, что это не живой человек, а призрак, фантом, какая-то голограмма. Девушка спросила у своего приятеля, кто она, но тот отвел взгляд и уклонился от ответа, только неохотно пробормотал: "Учитель хочет, чтобы ее называли Черной".
Теперь эта Черная подошла к Лесе, взяла ее за подбородок и заглянула в глаза.
Девушка погрузилась в этот взгляд, даже не сопротивляясь его свирепой безудержной силе, – и отключилась.
А когда опомнилась – обнаружила себя голой рядом с Учителем, тоже раздетым. Вокруг толпились остальные "младшие братья". Заметив, что Леся открыла глаза, они нестройным хором начали просить у нее прощения. А у нее мучительно болело все тело.
Она сразу поняла, что с ней случилось, но по характеру боли поняла и другое – какие вещи проделывали с ней на виду у всех. Но об этом даже думать было страшно…
"Ты прощаешь нас?" – негромко спросил Учитель, который теперь стал так отвратителен ей, что она попыталась отползти подальше, лихорадочно озираясь в поисках хоть какого-нибудь лоскутка, которым можно прикрыть наготу. "Ты прощаешь нас"? – повторил он. "НЕТ!" – вырвалось у девушки, и тогда Учитель сделал какой-то жест, который был воспринят всеми как приказ. Несколько "братьев и сестер" – среди них был и ее приятель – подхватили ее, голую, под руки.
Еще мгновение – и она очутилась в холодном темном подвале, где невозможно было выпрямиться во весь рост. Позже она поняла: именно с этой целью с помощью кирпичной кладки был поднят пол – и теперь подвал походил на склеп.
Когда над ее головой захлопнулся люк, Леся закричала. Бесполезно – никто ее не услышал.
Позже, когда на ее глазах и с ее участием вновь и вновь совершался обряд "очищения от скверны несвободной жизни" – именно так называлось заточение в подвале, – она поняла: слышать "очищаемых" запрещено. Иначе сам окажешься на их месте, а этого не хотелось никому.
Сколько прошло времени, Леся не знала. Наконец крышка люка откинулась, и нестройный хор голосов, доносившихся сверху, снова попросил у нее прощения. Но она не могла понять, как можно простить такое, – и в результате люк снова захлопнулся. В этот раз его не открывали гораздо дольше. К тому же "очищаемых" не кормили, что считалось частью обряда.
Она слишком поздно поняла некоторые вещи. Нет, уж лучше простить всем и все, выбраться на волю и бежать, бежать отсюда! Спохватившись, она принялась колотить по крышке люка, разбила руки в кровь, но результата не было никакого. Только позже она догадалась: чем настойчивее ты просишь о пощаде, тем дольше просидишь в подвале. Быстрой готовности простить всех и за все недостаточно, чтобы освободиться от заблуждений и суеверий. Так говорил Учитель.
"Все просто: вы хотите вырваться оттуда, – наставлял он "младших", – и думаете, что ради это можно даже солгать. Скажем, признать: то, что с вами случилось, произошло по вашей собственной воле. Но ведь вы и в самом деле сами пришли сюда, на Территорию Свободы. Согласились принять ее законы. Значит, винить в том, что они вам не по душе, остается только себя. Если, конечно, надо кого-то винить".
"Учитель прав", – вскоре признала Леся. Прав во всем. Это страшная, извращенная, вывихнутая правда, но от этого она не перестает быть правдой.
Она, Леся, действительно пришла сюда по своей воле. Никто ее не принуждал. Те, кто играет в рулетку в надежде выиграть миллион, а вместо этого проигрывают все до нитки, тоже поступают так по своей воле. Кто виноват – тот, кто открыл казино? Тот, кто изобрел азартные игры? Тот, кто создал этот мир – мир неосуществленных мечтаний и несбыточных надежд?
Учитель повторял это ежедневно, буквально вбивал эти мысли в их головы.
При этом его тайно ненавидели, а Черную панически боялись. От одного ее вида у Леси мучительно сжималось и ныло сердце. Она уже поняла: эта женщина – глухонемая, возможно – психически ущербная, а Учитель Свободы – единственный, на кого она смотрит с безграничным обожанием и собачьей преданностью.
Они общались между собой на языке жестов, и только Учитель мог понять Черную. Каждый день она избирала одного или двух из числа "братьев и сестер", смотрела им в глаза, после чего они начинали по приказу Учителя творить такое, чего не выдумать даже человеку с больным воображением.
А затем – непременная процедура всеобщего прощения.
Всем обитателям Территории Свободы было хорошо известно, куда отправляются непокорные.
И нет ничего удивительного в том, что "младшие братья и сестры" не общались между собой. Им не о чем было говорить. Что касается мыслей о побеге… Учитель и здесь оказался прав: "Путь открыт. Вы свободны в своих поступках и намерениях. Но выйти отсюда – не значит выйти на свободу. Только здесь вы действительно свободны, потому что равны с остальными. А там, во внешнем мире, в вас будут плевать и тыкать пальцами. У меня ведь найдется, что порассказать вашим близким и друзьям!"
Тот, кто именовал себя Учителем Свободы, упивался своей властью.
Пока среди его "подданных" не появилась Оксана Приходько.
16
– Она пришла в июне, – продолжала Леся. – Я к этому времени уже полгода там жила. После нее приходили и другие, но уже не так много, как вначале. Всего двое или трое, точно не помню.
– И с ней, конечно, случилось то же, что и с остальными. – Роман Кравцов не спрашивал – просто констатировал.
– Да. Она прошла через все, – подтвердила девушка. – Но сразу уперлась, и ее не выпускали из подвала больше недели. Так долго еще никто не выдерживал.
– Не смогла простить?
– Не смогла. – Голос Леси дрогнул – вот-вот снова расплачется. – Мы с еще одной "младшей сестрой" тихонько поговорили об этом – позавидовали. Все это время Оксана голодала – только поэтому и сдалась. Не захотела умирать в подвале.
– Значит, и она согласилась стать такой, как все? – спросила Юлия.
– Мы тоже сначала так думали. Но все равно – она была сильнее других. Черная это почувствовала и несколько раз обрабатывала ее на этих… вечерних сборищах. И Оксана снова никого не прощала, поэтому и попадала в подвал. Так продолжалось больше месяца. А потом она сбежала. Утром проснулись – а Оксаны нет.
– Как к этому отнесся Руслан?
Юлия вздрогнула – Кравцов впервые назвал Учителя по имени.
До этого момента она не вполне сознавала, что жестокий извращенец и садист, искалечивший судьбы двух десятков людей, – ее брат. Любимец родителей, мальчик со сложным характером, не знавший ни в чем ограничений… и в конце концов превратившийся в чудовище. А она имела прямое отношение к этому человеку, снабжала его деньгами, пыталась поддержать, понятия не имея, какую жизнь он устроил себе и тем, кто оказался в его власти!
Ее реакция не осталась незамеченной. Женщина украдкой взглянула на Антона и отвела глаза.
Ее охватил жгучий стыд. Она виновата – виновата перед этой несчастной девочкой, которая смущается и нервно шмыгает носом. Перед Антоном, которого тоже коснулась вся эта история. Даже перед Романом Кравцовым, который сначала ей так не понравился, но оказался умным и толковым человеком.
– Кто? – удивилась Леся и тут же сообразила: – А, вы об Учителе… Ну, он держался спокойно, не паниковал. Сказал только: от себя не убежит. Но на следующее утро ни его, ни Черной на Территории Свободы уже не было.
– А остальные?
– Мы боялись уйти, – девушка горько улыбнулась. – Он оказался прав, хоть и не во всем. С этим идти никуда не хотелось. А после полудня приехала милиция…
– И все закончилось? – вырвалось у Юлии.
– Если бы! – хмыкнул Кравцов. – Всем этим людям нужна квалифицированная и всесторонняя психологическая и психиатрическая помощь. Им надо менять место жительства, кое-кому даже имена и фамилии. Самоубийств среди них, к счастью, не было, но отмечены две суицидальных попытки. Вот так действуют в подобных случаях в нормальном обществе…
– Вы сможете чем-то помочь, Роман?
– Теперь уже только время поможет, Юлия Васильевна. Вот Леся оказалась сильной. У нее хватило мужества позвонить вам и заговорить о случившемся. А те, кто замкнулся в себе, никогда не освободятся. Я прав, Антонио?
– Тебе виднее, – пожал плечами Сахновский.
– Мы можем поговорить с Оксаной? – поинтересовался Роман. – Она в Умани?
– Адрес я знаю, но это не так просто. Ее мама всех гонит, пускает к ней только Родю…
– Кого? – насторожился Антон.
– Родиона Шабанова. Это Оксанкин парень. Она же на хуторе оказалась из-за того, что опять с ним поссорилась. Они вообще часто ссорились, раз сто, наверно. Оксана даже из дому из-за этого сбегала…
Антон и Юлия, услышав это имя, переглянулись.
Вот он – квартирант, значившийся в списке Светланы Пимонович под шестнадцатым номером! Молодой человек без особых примет.
И уже сегодня они могут с ним увидеться.
17
К Оксане Приходько спешить не стали: надо было где-нибудь спокойно посидеть, расслабиться, обдумать все, что рассказала Леся. Может, даже выпить, чтобы снять напряжение.
Именно поэтому Юлия заявила: теперь за руль сядет Антон, а ей необходим глоток коньяку. Кравцов охотно согласился составить ей компанию.
Обнаружив поблизости бар с гордым названием "Корсар", они заняли столик в дальнем углу. А когда официантка принесла коньяк и кофе, Юлия одним глотком, по-мужски, опустошила свою рюмку.
– Значит, Родион… – немного помолчав, медленно проговорила она.
– Все сходится. – Антон накрыл ладонью ее руку и почувствовал, как подрагивают пальцы женщины. – Если б мы с самого начала знали условия задачи, все было бы…
– Как? – перебила Юлия. – Как, скажи? Что это могло бы изменить? Ох, Антон, недаром сказано – во многом знании много скорби. И то, что мы сегодня услышали, – лучшее тому подтверждение.
– А чего ты, собственно, кричишь? – удивился Сахновский. – Смотри – на нас уже оглядываются!
– И пусть! – огрызнулась Юлия, но все же понизила голос: – Допустим, случилось так, как случилось. Но я не могу, не могу понять: почему именно так – страшно, жестоко, безобразно, а не иначе!
– Попробую объяснить. – Кравцов сделал глоток и отставил рюмку. – Это, в общем-то, часть моих профессиональных обязанностей – искать объяснение чужим поступкам. Начнем с важной детали: для своих… э-э… подопечных Руслан был старшим братом. А как вы думаете, Юлия, почему именно старшим?
Женщина промолчала.
– Суть в том, как мне кажется, что Руслану не давал покоя его статус младшего брата успешной и уважаемой старшей сестры. Примерно такая конструкция.
– Так или иначе, но мы все равно уже не узнаем, какие у него были мотивы, – отмахнулась Юлия. – Ну хорошо, предположим. И что?
– Преуспевшая во всем, уважаемая и благополучная сестра – и опустившийся маргинал, неудачник с огромными амбициями. Такой расклад. В своих скитаниях Руслан встретил существо, еще более маргинальное, чем он сам. Глухонемую воровку, обладающую довольно мощными гипнотическими способностями. Ваш брат приручил ее, получив в одном лице молчаливую и покорную любовницу, преданного друга и необычное оружие. Он и сам, как вы говорили, умел влиять на людей в своих интересах, пользовался внушением, но теперь в его распоряжении оказалось новое и практически безотказное средство. Разумеется, он понимал: рано или поздно глубинные свойства его натуры снова проявятся, он наживет очередных врагов, но с помощью Черной сможет удержать в повиновении хотя бы небольшое количество себе подобных. Кто населял эту так называемую Территорию Свободы?
Кравцов потянулся за чашкой, попробовал кофе и брезгливо поморщился.
– Люди без определенных жизненных ориентиров, – продолжал он. – В большинстве – невротические личности, неприкаянные и неудачливые во всех отношениях. Преимущественно девушки и женщины. Были там и мужчины, поскольку для многих хозяйственных работ требуется немалая физическая сила. Есть и еще одно обстоятельство: мужчины – и тебе, Антонио, с эти придется смириться – более порочны по своей природе. Возможно, оргии, происходившие там по вечерам, им даже нравились, ведь за это никто не нес ответственности. Да и Черная обставляла это таким образом, что все происходило как бы добровольно, без грубого насилия. Вместе с тем, любой мужчина с нормальной психикой отлично осознает грань, за которой заканчиваются сексуальные игры и начинается преступление. Думаю, что от расправы над Русланом и освобождения от его власти мужскую часть коммуны удерживал факт соучастия в преступлении. Убив Учителя, они все равно не смогли бы освободиться. Ваш брат эксплуатировал эту ситуацию, причем по полной программе. Согласны?
Женщина пожала плечами.
– Деньги, которые он взял у тебя, пошли на покупку хутора, – добавил Антон. – Вот оно – то новое дело, о котором он тогда твердил.
– Пять тысяч долларов – крупная для него сумма, – согласилась Юлия. – Но вряд ли ее хватило на все…
– У него была Черная, не забывайте! – заметил Роман.
– А она тут при чем?