- Пока нет. Но найдем обязательно, - пообещал оперуполномоченный. - У меня к вам несколько вопросов.
- Спрашивай, мил человек, спрашивай, - закивала старушка.
- Вы давно работаете по хозяйству у профессора?
- Уж почти пять лет. Считайте, как он переехал в Березки… Жена его, Регина Эдуардовна, не хочет жить здесь. Я понимаю, в Москве лучше. Да и дочку учить надо… Но в доме ох как нужна женская рука…
- Кто у него бывал?
Савчук задумалась. Она была маленькая, чистенькая, с гладким небольшим личиком, на котором больше всего выделялись живые, еще совсем молодые глаза. И руки у Валентины Карповны были аккуратные, с тонкими пальцами.
- Разные люди захаживали, - промолвила она после некоторого молчания. - Вас кто из здешних интересует?
- И здешние и приезжие, - уточнил Ян Арнольдович.
- Тутошние заглядывали редко… Местный хозяин…
- Это кто? - не понял Латынис.
- Известно кто - Аркадий Павлович. Ну, Ростовцев. Иногда заходил Василий Васильевич, тоже важная шишка в "Интеграле". Но, правда, он пореже навещал… В последнее время, когда я еще на ногах была, пожалуй, чаще всего заходил Анатолий Петрович Голощапов, из клиники. Они с Евгением Тимуровичем могли часами говорить, иногда до полуночи засиживались…
Она замолчала.
- А из женщин? - осторожно поинтересовался Латынис.
Савчук подумала, вздохнула.
- Были у него гости женского пола, - сказала она негромко, глядя в стену. - Но я так думаю, что это по работе.
- А кто именно приходил к профессору?
- Разные бывали… Аза Орлова. Главная медсестра, - не очень охотно сообщила Савчук и добавила: - Бумаги ему приносила. Из клиники… Ну, еще заведующая отделением Людмила Иосифовна Соловейчик. Обсуждали дела… Больше никого не припомню.
"Негусто", - подумал Латынис и спросил:
- А нездешние?
- Этих много бывало. - Валентина Карповна нахмурилась. - Нахальный народ, скажу я вам. Прогонишь в дверь - в окно лезут… И все только одно: "Помогите положить в клинику". Или же "Баурос" просят. Никакого покою не было!
- Больные, - заметил Ян Арнольдович. - Человек ради своего здоровья на что только не пойдет.
- Но ведь и о других думать надо! - возразила старушка. - Евгений Тимурович себя не щадил. На работе намается, придет домой - и тут отдохнуть не дают. На машинах приезжали, автобусом, пешком… А сколько писем пишут! Почтальон сумками таскает… Лично я так считаю: нужно тебе лечиться - обращайся в клинику. Дома же доктора не тревожь… Вот англичане правильно говорят: мой дом - моя крепость. Верно?
Латынис с любопытством посмотрел на Валентину Карповну: ишь ты, даже про англичан знает…
- Значит, людей приходило много? - задумчиво произнес он.
- Я же говорю: отбоя не было… Евгений Тимурович добрый, всех принимал. Когда я дома находилась, то отшивала. Идите, говорю, в клинику, прием там. И точка.
"Ну и задачка, - невесело отметил про себя оперуполномоченный. - Это где же искать тех людей, которые побывали в доме Баулина?"
- А из близких знакомых или родственников кто к нему приезжал? - задал он вопрос.
- Так многие знакомыми назывались. А потом выяснялось, что он их впервые видит… Насчет же родных - только жена с дочкой приезжали. Последний раз в прошлом году на ноябрьские праздники. Регина Эдуардовна сама водит машину. "Жигули" у нее.
- А какого цвета? - машинально спросил Латынис.
- Красного.
"Интересно, - подумал Ян Арнольдович. - Опять "Жигули" и опять красного цвета… Впрочем, красный цвет - весьма распространенный".
Он заметил, что о жене Баулина старушка говорит не очень охотно. Наверное, в семейной жизни профессора имеются какие-то сложности. А вот в самом Евгении Тимуровиче Валентина Карповна явно не чаяла души.
- Вы живете в доме Баулина? - поинтересовался Латынис.
- Зачем же, - ответила с достоинством Савчук. - У меня комната есть. Сама получила. С соседями, правда, но все удобства - ванна, туалет, отопление…
- Сколько раз в неделю вы приходили к профессору?
- Считайте - каждый день. Я одинокая. И еще люблю за цветами ухаживать. - Она улыбнулась. - Живу на третьем этаже, даже балкончика нет, а покопаться в земле - одно удовольствие… Муж, покойник, тоже очень любил цветы… Ну, я и помогала Евгению Тимуровичу в саду. В самом доме особых дел не было. Он сам себя обслуживал. Готовил, убирал в своей комнате. Пригласил он меня скорее всего ради картин. За ними уход требуется. Да и не только в картинах дело. Евгений Тимурович красивые вещи любит - хрусталь, фарфор. Не такой, что в магазинах стоит, а особый, редкий… Еще любит всякие старинные штучки. Часы у него напольные восемнадцатого века. Показывают время года, восход и заход солнца, луны!
- И много у профессора такого добра? - спросил Латынис, которого заинтересовало это сообщение.
- Ой много! - ответила с гордостью Валентина Карповна. - Прямо музей можно открывать… А какие шкатулки! Палех, хохлома… Серебро, сандаловое дерево, карельская береза… И ведь руки нужны особые, чтобы ухаживать. - Она показала свои руки Латынису. - Почему он меня пригласил? Взять хотя бы картины. Другая бы шварк-шварк мокрой тряпкой - и что получится? Можно повредить… Я же аккуратненько, мягкой марлечкой или пуховичком…
- Откуда у Евгения Тимуровича такая коллекция? - как бы невзначай поинтересовался Латынис.
- Собирает. И сам рисует… Есть у него редкие картины. Подлинники. Левитан, Брюллов, Поленов, Добужинский, Серебрякова, Коровин… Раритеты.
Латынис не мог скрыть своего изумления: вот так старушка, откуда только такое слово знает - раритеты?
Валентина Карповна, заметив его удивление, весело улыбнулась.
- Думали, темная старуха. Ей что лебеди на клеенке, что Врубель… - Она лукаво сверкнула глазками. - Знаете, кем был мой муж? Художником-реставратором! Сам понимал толк в живописи и меня кое-чему научил. Помогала я ему… Так что можете мне поверить: в этом деле я разбираюсь.
- Очень приятно узнать, - смущенно буркнул Ян Арнольдович.
- А одна левитановская работа - просто чудо. Глаз нельзя оторвать. Ваза с букетом васильков… Евгений Тимурович говорил, что она якобы из коллекции знаменитой балерины Гельцер… Слыхали про такую картину?
- Нет, - честно признался Латынис.
- Эта картина висит на самом видном месте. Как войдешь в большую комнату, так над горкой с фарфором… Не простым фарфором, а Попова.
"Баулин, видимо, всю жизнь вкладывал деньги в коллекцию. Или получил в наследство", - подумал Ян Арнольдович, а вслух спросил:
- Выходит, у него в доме целое состояние?
Валентина Карповна поняла это по-своему.
- А что? Доход у Евгения Тимуровича очень приличный… Сколько книг выходит! Вот и тратит все на это… На себя он копейки расходует. Честное слово, не поверите! Знаете, что он ест?
- Нет, - улыбнулся Латынис.
- Мясо, рыбу, птицу - ни-ни! Овощи да фрукты. И соки. К примеру, утром гречневая каша на воде и стакан морковного сока, в обед капустки свежей порежет, добавит орехи, свеклу тертую, зелень, какая есть, и постного масла каплю. Вечером опять какой-нибудь сок - яблочный или сливовый… Сок выжимает сам… И обязательно несколько ложек меда каждый день.
- Вегетарианец, что ли?
- У него целая система. - Заметив недоверчивый взгляд Латыниса, Валентина Карповна сказала: - Все так, как я говорю… А раз в неделю он за целый день крошки в рот не положит, только пьет дистиллированную воду… Раз в три месяца он голодает по семь, а то и по десять дней подряд…
- Так ведь можно и на тот свет! - вырвалось у оперуполномоченного.
- Вовсе нет, - возразила старушка. - Здоровью Евгения Тимуровича позавидует любой молодой! Я у него уже сколько лет, а ни разу не слышала, чтобы он на что-нибудь жаловался. Ни разу даже не чихнул. Заметь, зимой в легком пальтишке ходит. Ни дубленки у него, ни меховой шапки. С непокрытой головой в любой мороз. Не говорю уже о том, что не курит и ни грамма спиртного не пьет. Даже на Новый год… Так что, мил человек, считай, все его доходы целыми остаются, - как бы подытожила Валентина Карповна.
Она еще некоторое время восхваляла добродетели и скромность профессора, сокрушаясь по поводу того, как на такого человека могла у кого-то подняться злодейская рука.
- Валентина Карповна, - спросил Латынис, когда старушка замолчала, - может, он делился с вами какими-нибудь опасениями? Никто не угрожал ему?
- Вроде нет. - Она подумала. - Не припомню такого.
- А настроение?
- Раньше был веселый такой, все с шуточками… В последнее время переживал очень. Видно, из-за меня. - Она показала на свою ногу. - Считал, что виноват он.
- В каком смысле? - не понял Латынис.
- Так ведь убиралась-то я в его доме. Его картины полезла вытирать, - объяснила Валентина Карповна. - Евгений Тимурович через день меня навещал. Грустный такой приходил. Руку целовал… А мне неудобно перед девчонками. - Она обвела рукой пустые койки. - Еще подумают чего… Последний раз был третьего дня. Цветы принес, вишни, абрикосы… Знаете, даже расплакался.
- Расплакался? - удивился Ян Арнольдович.
- Да, - печально кивнула Валентина Карповна. - Я сама вначале глазам своим не поверила… Стала утешать его. Мол, еще месячишко проваляюсь да и встану. И нечего себя терзать. Сама виновата… Спрашивала, кого он приглашает убираться вместо меня. Евгений Тимурович сказал, что никого. - Она махнула рукой и стала утирать навернувшиеся на глаза слезы. - Ничего не скажешь, очень душевный. Не всякий родной сын так станет переживать… И за что его? За что?!
Латынис, естественно, на этот вопрос ответить не мог.
Валентина Карповна немного успокоилась и вдруг прошептала:
- А может, его как раз из-за картин да хрусталя?.. - Видимо, эта догадка настолько увлекла ее, что старушка буквально затараторила: - Предупреждала я Евгения Тимуровича, что нечего пускать в дом посторонних! Сколько раз говорила! Может, кто только прикидывался больным, а сам высматривал, вынюхивал, как бы подобраться к добру профессора! А?
- Что, приходили подозрительные люди? - спросил оперуполномоченный, которого растревожила высказанная Валентиной Карповной мысль.
- Поди разберись теперь, кто порядочный, а кто нет… Вон по телевизору показывают, какие нынче грабители пошли. Культурные, в кожаных пиджаках, с "дипломатами", на автомобилях… Господи, попасть в Дом к Евгению Тимуровичу проще пареной репы. Ни решеток на окнах, ни запоров надежных. Замок хлипкий. Пальцем толкни в дверь, она и откроется…
В палату заглянула медсестра и сказала, что больной надо сделать укол.
Латынис пожелал Валентине Карповне скорейшего выздоровления и удалился. Напоследок он справился у Дежурного врача о состоянии Баулина.
Тот выразился предельно кратко:
- По-прежнему.
Как видно, ничего хорошего он сообщить не мог.
Когда Латынис подвез Дагурову к клинике - а она располагалась совсем рядом с участковой больницей, - Ольга Арчиловна невольно задержалась перед входом великолепного здания. Клиника была выстроена полукругом, отделана розовой и светло-коричневой плиткой. Пятиэтажное в центре, здание по бокам спускалось уступами, причем каждый уступ представлял собой солярий с декоративными растениями. Широкие окна, просторные балконы и легкий изящный навес над входом придавали клинике суперсовременный вид.
Ольга Арчиловна вошла в огромный вестибюль. Дорогие ковровые дорожки, полукресла, обитые зеленым кожзаменителем, мягкий свет, льющийся из красивых плафонов на потолке, негромкая приятная музыка создавали атмосферу уюта.
- Простите, вам кого? - поднялся с кресла у двери пожилой мужчина.
Он, вероятно, был вахтером. Но ни конторки, такой привычной в больницах, ни, на худой конец, казенного стола Дагурова не заметила. Она предъявила свое служебное удостоверение и спросила, кто в настоящее время находится в клинике из начальства.
- Начальства нет, - ответил вахтер. - Дежурный врач вас устроит?
- Вполне, - кивнула следователь.
- Поднимитесь на пятый этаж. Налево третья дверь. Людмила Иосифовна Соловейчик.
Вахтер проводил Дагурову до лифта. В нем она поднималась с тремя молодыми девушками. Из их разговора Дагурова поняла, что это практикантки из мединститута.
Соловейчик было лет сорок. Что удивило Ольгу Арчиловну - на ней не было белого халата. Довольно яркий брючный костюм, красиво уложенные волосы, немного косметики. Словно Людмила Иосифовна находилась не на дежурстве, а собралась в гости. Обстановка в кабинете совсем не соответствовала больничной. Подобранные со вкусом обои, журнальный столик с двумя креслами, столик чуть побольше, на котором стояли три телефона. В углу на тумбочке красовался большой цветной телевизор.
- Здравствуйте, - сказала Ольга Арчиловна. - Я следователь.
- Из Москвы? - протянула ей руку врач. - Людмила Иосифовна.
- Да, из Москвы, - кивнула Дагурова.
- Садитесь, пожалуйста, - показала врач на кресло.
Отсюда, сверху, была видна площадка, что-то вроде внутреннего дворика, размещенного между крыльями здания. Пестрели разноцветные скамейки, столы для игр, клумбы с цветами. Посередине упругими струями бил небольшой фонтан.
А дальше тянулся парк, заложенный, видимо, недавно, - небольшие фруктовые деревца, с высоты казавшиеся кустиками. Ольга Арчиловна разглядела в парке теннисный корт, волейбольную и городошную площадки. За парком синело озеро с островком посередине. На водной глади, словно перья гигантской птицы, колыхались белые лоскуты парусов. К озеру примыкал лес. Он простирался далеко, чуть ли не до самого горизонта. Гроза прошла, и все окрест выглядело чистым и свежим.
- Вы, наверное, по поводу этого страшного происшествия? - не сдержавшись, спросила врач.
- Да, мы ведем расследование покушения на профессора Баулина, - ответила Дагурова, отрываясь от окна.
- Какое несчастье! - вырвалось у Соловейчик. - Прямо не укладывается в голове! А мы не имеем права и вида подавать при больных. - Она вздохнула. - Конечно, они знают, но…
"А вырядилась как на праздник", - мелькнуло в голове у Ольги Арчиловны.
Людмила Иосифовна, перехватив взгляд следователя, видимо, поняла, о чем она думает.
- Профессор считал, что пациентов надо избавить от больничной обстановки. И медперсоналу советовал являться в клинику в красивой, модной одежде. Халаты мы надеваем только во время проведения процедур и когда принимаем пациентов в специализированных кабинетах… Я считаю, что это правильно, не так ли?
- Возможно, - пожала плечами Ольга Арчиловна, устыдившись своих первоначальных мыслей.
- Театр начинается с вешалки… Клиника - с внешнего вида врачей, медсестер, нянечек. Если хотите, это уже начало лечения, так сказать, психотерапия… Одним словом, и в этом направлении мы ищем, экспериментируем.
- Много у вас больных?
- Человек сто… Я могу уточнить, - поднялась было Соловейчик.
- Спасибо, не надо, - остановила ее следователь. - И откуда они?
- Из разных городов. К нам часто едут, когда обычные, общепринятые методы лечения не помогают. Для многих - это последняя надежда. Но местные жители, разумеется, пользуются правом преимущества… Условия в клинике прекрасные. В каждой палате телевизор. Больные по желанию выбирают сами где лежать, в одноместной, двух- или трех-… Есть комнаты отдыха, дискотека, - словно экскурсовод, объясняла врач. - Лодки, яхты, водные лыжи. Площадка для игр, своя конюшня…
- Конюшня? - не смогла удержать удивления Дагурова.
- Вы не ослышались, - подтвердила Соловейчик. - Евгений Тимурович сам большой любитель верховых прогулок. Он считает, что больным необходимо проводить в седле хоть несколько часов в неделю.
Ольга Арчиловна вспомнила, как однажды ей пришлось проделать километров тридцать на лошади по тайге, так как другого транспорта к месту, где произошло неосторожное убийство, не было. Честно говоря, особого удовольствия она не испытала. Более того, пару дней была совершенно разбита с непривычки от такого моциона.
Заметив недоверчивый взгляд Дагуровой, Соловейчик улыбнулась.
- Между прочим, замечено: жокеи живут, как правило, долго… А возьмите, к примеру, Льва Толстого, Черчилля. Оба была завзятыми лошадниками, и оба умерли в очень преклонном возрасте.
- А чем это объясняется? - полюбопытствовала Дагурова.
- В двух словах сказать трудно… Ну, во-первых, свежий воздух, общение с животным. Лошадь - удивительное существо, великолепно сочетающееся с человеком. Это рождает множество положительных эмоций… Во-вторых, седло помогает выправить осанку, что очень важно для правильного дыхания… А теперь появилась еще одна гипотеза. Насколько научная, не знаю. Якобы от лошади исходит энергия, которой она заряжает человеческий организм…
- Вроде биополя? - показала свою эрудицию Ольга Арчиловна.
- Что-то наподобие, - ответила Людмила Иосифовна. - Но это лишь гипотеза. Во всяком случае, верховая езда явно приносит пользу. - Она спохватилась: - Вас, наверное, интересует совершенно другое?
- Все, что вы рассказываете, очень любопытно, - призналась Ольга Арчиловна. - И я с удовольствием продолжила бы разговор. Но мне надо осмотреть кабинет Баулина…
- Пожалуйста. - Соловейчик сняла трубку одного из телефонов и попросила кого-то: - Принесите ключи от кабинета главврача. - Она положила трубку и сказала следователю: - Пойдемте.
Но не успели они дойти до дверей, раздался телефонный звонок.
- Извините. - Соловейчик вернулась к столу, безошибочно определила звонивший телефон. - Слушаю, - сказала она в трубку. - Да… Да… Коллапс?! Будем немедленно выводить из голодания! Иду! - Врач повернулась к Дагуровой. - Меня срочно требуют к больному.
- Понимаю…
- Я передам вас на попечение главной медсестры, Азы Даниловны Орловой. Когда освобожусь - к вашим услугам…
…Орловой было лет тридцать. Чуть выше среднего роста, с крутыми бедрами и высокой грудью, в брюках "банан", Орлова представляла собой тип женщин, которые сразу обращают на себя внимание мужчин. Черты лица крупные, но правильные: чувственный, красиво очерченный рот, чуть припухлые веки, удлиненный разрез светло-карих глаз. Хороши ли волосы, определить было трудно - их скрывала шелковая цветастая косынка.
"Броская, ничего не скажешь", - отметила про себя Дагурова.
Они шли по коридору первого этажа в самый дальний конец правого крыла - там помещался кабинет Баулина. Орлова шагала быстро, Ольга Арчиловна еле поспевала за ней.
- Никто в кабинет профессора не входил? - спросила Дагурова.
- Нет, - ответила главная медсестра. - Впрочем, не знаю. Ключи есть у секретарши и коменданта.
Комендант ждал их в приемной. Ольга Арчиловна задала ему тот же вопрос.
- Я думаю, к главврачу никто не входил, - рассудительно произнес комендант, вставляя ключ в замок двери профессорского кабинета. - Зайдем? - Он вздохнул. - Или понятых пригласить? Такой, кажется, порядок?
- Вы с Азой Даниловной и будете понятыми, - сказала Дагурова. - Если не возражаете.
- Пожалуйста! - охотно согласился комендант.
- И я не против, - кивнула Орлова.