- Когда вы говорили с ним?
- С сенатором? Никогда? Я просто веду на него досье.
- Для его жены?
Дэйн решил, что пора попробовать пиво. Сделал маленький глоток. Я придвинул к нему пачку "лаки страйк". Он покачал головой.
- Я не курю.
- И я не курил еще несколько минут тому назад.
Дэйн с интересом посмотрел на меня.
- Давно бросили?
- Два года.
- Долгий срок. Почему закурили?
- Очень уж муторно на душе. В таких случаях я должен сделать себе поблажку. Съесть коробку пирожных. Или крепко выпить. Я слаб.
- Ха, - вырвалось у Дэйна. Вероятно, он подумал, что я шучу. Впрочем, полной уверенности у меня не было. Он не походил на человека с тонким чувством юмора. Скорее, видел в жизни только ее серьезную сторону.
- Почему она разводится? - спросил я.
- Кто?
- Ваша клиентка. Миссис Эймс. Жена сенатора.
Дэйн вновь отпил пива. Второй глоток понравился ему больше первого.
- Она не разводится.
- Почему? Унижение доставляет ей удовольствие?
- Нет, ситуация, в которую она попала, ей не нравится. Она вне себя от ярости.
- Так почему не развестись с ним? В таком состоянии, как сейчас, он никому не нужен.
- У него, между прочим, пара миллионов долларов.
- Я говорю не об этом.
- Я знаю. И каким он вам показался?
- Вы уже спрашивали.
- Вы сказали, что он совсем плохой. Что он всплакнул. Что-нибудь еще?
Я задумался.
- Он выглядит, как человек, опустившийся на самое дно, и которому уже на все наплевать. Надеяться ему не на что и живет он только по привычке, потому что этот свет ему не мил.
- Настроен на самоубийство?
- Возможно, но ранее мне не приходилось иметь дело с самоубийцами. Я думаю, они должны быть в состоянии аффекта или в депрессии. У него ничего такого нет. Он пребывает в шоке, из которого иногда выходит лишь на несколько минут. Такое впечатление, что он полностью зависит от Конни Майзель. Должно быть, она даже говорит ему, когда идти в туалет.
- А что вы думаете о ней? - в голосе Дэйна слышалось ничем не прикрытое любопытство.
- От одного ее вида у меня все встало.
- Помимо этого.
- Жестокая, умная и опасная.
- Что значит, опасная?
- Она может заставить мужчину сделать все, что пожелает.
- Вы, похоже, ее боитесь.
- Есть немного. Вы когда-нибудь говорили с ней?
- Пару раз. Она не подпустила меня к сенатору.
- Как же вам удается собирать на него досье?
- Беседую с такими, как вы. С теми, кому удается с ним пообщаться. Этим утром я провел полчаса с его бывшим помощником. Его фамилия Камберс.
- И что он сказал?
- Что сенатор играет в бридж хуже, чем раньше. Как и вам, сенатор показался ему совсем плохим. Правда, выразил он это другими словами. Сказал, что сенатор утратил присущую ему способность принимать решения. Не может и шага ступить, не посоветовавшись с ней.
Я пожал плечами.
- Может, ему повезло, что она рядом.
- Его жена так не думает, - заметил Дэйн.
- А что она думает?
- Она считает, что его заколдовали.
Я воззрился на Дэйна, а тот разглядывал стакан с пивом.
- Заколдовали? И кто? Злобный чародей?
- Разумеется, нет. Она думает, что Конни Майзель буквально гипнотизирует его.
- А вы спросили у миссис Эймс, слышала ли она когда-нибудь о сексе?
- Вы думаете, дело только в этом?
- Не знаю. Мне не пятьдесят два года и на мою долю не выпало столько потрясений. Я не знаю, каково переживать такое, имея возможность опереться лишь на Конни Майзель. Может, я стал бы таким же, как он. В это легко поверить. Многие сдаются после куда меньших катаклизмов.
- Что вы о ней знаете? - спросил Дэйн.
- Как я понимаю, вы предлагаете сделку?
- Возможно.
- Я расскажу вам все, что мне известно, в обмен на встречу с вашей клиенткой.
Дэйн нахмурился.
- Откуда мне знать, есть ли у вас интересующие меня сведения?
- Вам придется рискнуть.
Раздумывал он долго, не меньше минуты.
- Когда вы хотите встретиться с миссис Эймс?
- Как насчет второй половины дня?
- Она не нуждается в рекламе.
- Рекламой я и не занимаюсь. Я пишу отчет о деятельности ее мужа. Если она хочет, чтобы я написал его объективно, она встретится со мной. Иначе мне придется добывать информацию окольными путями. Пользы от этого не будет. Во всяком случае, для нее.
Дэйн кивнул.
- Я сейчас приду, - он направился к телефонной будке.
Говорил не меньше пяти минут. И, похоже, нашел убедительные доводы.
- Она примет вас в половине четвертого, - сообщил он, вернувшись к столику. - Вы знаете, где она живет?
- Нет.
- Я нарисую вам карту. А вы тем временем расскажите все, что знаете о Конни Майзель.
И я рассказал все, что знал. Вернее, почти все. Пока я говорил, он рисовал на салфетке карту, время от времени вскидывая на меня холодные, умные, зеленые глаза, как бы спрашивая, а чего он, собственно, меня слушает. От этих взглядов мне хотелось говорить и говорить. И я подумал, что этому его научили в ФБР. Или в ЦРУ. Он по-прежнему выглядел, как банкир, осторожный и расчетливый, вызывая у меня ощущение того, что я обращаюсь к нему за ссудой, не имея на то никаких оснований. То есть слов у меня было много, а вот с залогом дело обстояло куда хуже.
Наконец, я замолчал. Он же продолжал рисовать. Не забыл даже стрелочку, острие которой указывало на север. Потом скривил губы, как банкир, решивший отказать ненадежному клиенту.
- Негусто, мистер Лукас.
- Во всяком случае, больше того, что у вас было.
- Вы в этом уверены? - у него приподнялась одна бровь. - Неужели вам известно то, чего не знаю я?
Он покачал головой.
- Мы уже уговорились, так что это неважно. Если вы узнаете что-нибудь интересное, приходите ко мне. Может, найдем, на что сменяться.
- У вас есть то, что интересует меня?
- Возможно, - ответил Дэйн. - Вполне возможно.
Я достал из бумажника пятерку, положил на стол.
- По крайней мере вы позволите мне заплатить за выпивку?
- Если вы настаиваете, - Дэйн протянул мне карту. Нарисовал он ее превосходно.
Стоило мне войти в дом, как Сара все поняла.
- О, да мы пили все утро, не так ли?
- И курили.
- Что случилось?
- Очень уж плохим выдалось утро.
- Что-нибудь еще?
- Мне пришлось услышать много лжи.
Она положила руку мне на плечо.
- Ребенок спит. Мы можем тихонько залезть в постель и ты мне все расскажешь.
- Ты думаешь, это лекарство излечивает все?
- А ты другого мнения?
- Пожалуй, что нет, - улыбнулся я.
И она ответила мне улыбкой.
- У нас есть время?
- Сейчас нет, но мы изыщем его ночью. А может, и вечером.
- Хорошо, раз с этим все ясно, как насчет ленча?
- Что ты предлагаешь?
- Что ты пил?
- "Мартини".
Сара кивнула.
- Сэндвичи с ореховым маслом и желе. Они всосут джин.
После сэндвичей, оказавшихся более чем кстати, я подошел к настенному телефону, снял трубку, посмотрел на часы. Двенадцать тридцать. В Лос-Анджелесе - половина десятого. Набрал код Лос-Анджелеса, 213, затем номер, названный мне утром Конни Майзель. Я повторил его про себе не один раз, так что ошибиться не мог: Крествью 4–8905. Тот самый номер, по которому она, по ее словам, звонила каждый день в три часа сорок пять минут, чтобы сказать матери, что она благополучно добралась до дому.
Раздалось привычное потрескивание, потом пошли звонки. На четвертом трубку взяли.
- У Стэйси, - мужской голос.
- Что у Стэйси? - переспросил я.
- Бар "У Стэйси", - ответили мне, - и, если тебя мучит жажда, приятель, мы открываемся в десять часов.
- Давно у вас этот номер?
- С тех пор, как я открыл это заведение двадцать лет тому назад. Тебе просто не с кем поговорить, приятель, или все-таки что-то нужно?
- Вы - Стэйси?
- Я Стэйси.
- Мне просто не с кем поговорить, - и я повесил трубку.
Глава 15
Карта, нарисованная Дэйном, вывела меня на автостраду 50. Я миновал Аннаполис, проехал по мосту Чезапик-Бэй и проследовал на юг к Иэстону. В Иэстоне я свернул на Шоссе 33, ведущее на запад и теперь ехал по узкой полоске земли, вдающейся в бухту. Я находился в округе Толбот, лидирующем в штате Мэриленд по числу миллионеров на тысячу проживающих в нем людей. И это в Мэриленде, который буквально кишит миллионерами.
Вновь поворот, теперь на извилистую дорогу, уходящую к воде. Поместья, расположенные вдоль дороги, сплошь имели названия, некоторые даже оригинальные, вроде "Причуда старушки" или "Почему нет"?
Миссис Эймс предпочла более консервативное "Французский ручей". Об этом свидетельствовала стальная табличка, вмурованная в одну из двух каменных колонн, на которых висели большие железные ворота. Как мне показалось, всегда открытые.
Теперь я ехал по усыпанной гравием дорожке меж двух рядов белоствольных английских вязов. Легкий подъем вывел меня к стоящему на вершине особняку. Мне он понравился. Пожалуй, он понравился бы практически всем. Сложенный из узких брусков серого камня. С крышей из коротких медных листов, от времени ставших темно-зелеными, которая не потечет и через тысячу лет. Большой, просторный, одноэтажный дом, с чуть изогнутым фасадом, дабы из каждого окна открывался прекрасный вид на бухту.
За домом нашлось место для гаража на четыре автомобиля и конюшни. А окружала дом ухоженная, площадью в пару акров, лужайка. Старые ели манили тенью, цветочные клумбы и декоративные кусты радовали глаз. Далее пологий склон уходил к бухте.
Я заглушил мотор "пинто", по пути к парадной двери пересек полоску красного бетона. То была старинная дверь, широкая и высокая, с резными панелями, изображающими какие-то сцены, как мне показалось, времен крестовых походов. Я позвонил. Долго ждать не пришлось. Дверь открыл молодой смуглолицый мужчина, который помогал миссис Эймс выйти из "кадиллака" на похоронах ее дочери. Он по-прежнему был в темно-сером костюме, который едва кто принял бы за униформу. Я не мог определить, тот ли это костюм. Скорее всего, их у него было не меньше семи. Я решил, что на него возложены функции дворецкого-шофера-камердинера, то есть его зовут, если надо куда-то поехать, оседлать лошадь, принести что-нибудь выпить или зарядить ружье. В Соединенных Штатах осталось не так уж много слуг-мужчин, и найти их можно разве что в богатых поместьях, усеявших берега Чезапикского залива в штате Мэриленд.
Его темные глаза оглядели меня с ног до головы. Похоже, я не произвел впечатления, так что упредил его вопрос, а что, собственно, я тут делаю, дежурной фразой:
- Миссис Эймс ждет меня.
- Мистер Лукас?
- Совершенно верно.
- Сюда, пожалуйста.
Я проследовал за ним в холл, отделанный панелями из орехового дерева, с толстым коричневым ковром на полу, массивной мебелью, старинными картинами. Я одобрительно кивнул. Именно так, по моему разумению, и следовало тратить деньги, если, конечно, их более чем много.
Мужчина в темно-сером костюме отворил дверь, отступил в сторону и объявил:
- Пришел мистер Лукас, миссис Эймс.
Я вошел в большую комнату. Одну стену занимало окно, от пола до потолка. Майская голубизна бухты, с белыми барашками на волнах от легкого ветерка притягивала взор. Впрочем, и обстановка комнаты могла поспорить красотой с бухтой. Но особо выделялся камин. Поднятый на фут над полом, высокий (рослый, под шесть футов, мужчина мог войти в него, не сгибаясь), широкий и глубокий (пони могла без труда развернуться в нем) и, несомненно, сработанный очень и очень давно. Я решил, что миссис Эймс приобрела камин в том же замке, где, купила парадную дверь. В камине даже пылал огонь. Три полена длиной в пять футов и толщиной с телеграфный столб весело потрескивали в язычках пламени, выгоняя из комнаты прохладу, что несли с собой голубые воды бухты даже в теплый майский день.
Низкие, удобные кресла и диваны, обитые тканью теплых, осенних тонов, так и манили сесть и, отвлекшись от мирских дел, любоваться бухтой или, переливающимся всеми оттенками красного, огнем в камине. В одном углу стоял большой рояль, около которого так и тянуло постоять с бокалом в руке, слушая тихую, спокойную музыку. А может, что-нибудь и спеть самому.
Миссис Эймс ждала меня у камина, наблюдая, как я пересекаю комнату.
- Добрый день, мистер Лукас, - поздоровалась она со мной, когда я миновал половину пути. - Я Луиза Эймс.
Я дал бы ей сорок пять, и лишь потому, что знал, сколько лет ее дочери. Выглядела она моложе. Достаточно молодо, чтобы носить светло-коричневые брючки, обтягивающие круглую попку и плоский живот. Компанию брючкам составлял желтый свитер, скорее всего, из кашемира. Цвета прекрасно гармонировали друг с другом.
Женщина она была интересная, даже красивая, с короткими, вьющимися темно-русыми волосами, только начавшими седеть. Лицо сердечком с аккуратненьким подбородком, темно-карие глаза, загорелая, мягкая кожа, прямой нос и рот, похоже, забывший, что такое улыбка.
- Позвольте поблагодарить вас за то, что вы согласились принять меня сегодня.
Она чуть склонила голову, разглядывая меня, как могла бы разглядывать плохую картину, нарисованную близкой подругой.
- Что ж, по крайней мере внешне вы не похожи на лжеца, - изрекла она после долгого молчания.
- Так я, по-вашему, лжец?
- Вы же работаете на Френка Сайза.
- Совершенно верно.
- Я полагаю, что он нанимает одних лжецов, разумеется, превосходных лжецов. По вас просто не видно, что вы лжец.
- Я только учусь.
Она вроде бы решила улыбнуться, но передумала.
- Присядьте, мистер Лукас. Это кресло вы найдете очень удобным.
Я опустился в указанное мне кресло. Она продолжала стоять у камина.
- Не хотите ли выпить? Составьте мне компанию.
- С удовольствием.
- Шотландское?
- Нет возражений.
Она сдвинулась влево, на шаг или два. Вероятно, наступила на кнопку, потому что мгновением позже смуглолицый мужчина внес серебряный поднос с графином, сифоном с содовой, серебряным кувшином с водой, серебряным ведерком со льдом и двумя высокими стаканами. Должно быть, они не раз репетировали эту сцену.
Меня он обслужил первым. После того, как я налил себе виски, добавил содовой и льда, а миссис Эймс наполнила свой стакан, молодой человек исчез. Занял свой пост в буфетной, предположил я. Жена сенатора подняла стакан.
- За счастливые семейные союзы, мистер Лукас. Вы женаты?
- Уже нет.
- Вы часто ссорились?
- Нет, не очень.
Она кивнула.
- Полагаю, это верный знак того, что семейная жизнь близка к краху. Не хочется даже ругаться.
- Наверное, - я подумал о Саре. Расписаны мы не были, но поводов для ссор хватало.
- Вы хотите поговорить со мной о моем муже, не так ли?
- О нем и других людях.
- О ком именно?
- К примеру, об Артуре Дэйне. Почему вы наняли его?
Она отпила виски.
- Чтобы приглядывать за моими инвестициями.
- Какими инвестициями?
- Вы знаете, чем занимался мой муж, когда я вышла за него?
- Преподавал.
- Он был ассистентом на кафедре государства в университете Индианы и при удаче к пятидесяти годам мог бы стать вторым профессором. Вместо этого в сорок шесть лет он стал американским сенатором, и я платила за каждую ступень, начиная от члена законодательного собрания штата, сенатора штата, заместителя губернатора штата, потому что он, по его словам, этого хотел. Я вложила в него много денег, мистер Лукас, а теперь все пошло прахом, и я наняла Артура Дэйна. Я хочу знать, в чем причина.
- Это все?
- Что, все?
- Это все, что вы хотите выяснить?
- Как я понимаю, вы говорили с ней.
- С кем?
- С этой Майзель.
Я кивнул.
- Да, говорил.
- Если бы не она, мой муж по-прежнему оставался бы сенатором США, а моя дочь была бы жива. А теперь она околдовала его, - она посмотрела на меня. - Да, да, мистер Лукас, я сказала околдовала. Другим словом это не назовешь.
- Я предложил Дэйну альтернативный вариант.
- Какой же?
- Секс.
Она рассмеялась. Без улыбки. Отбросила голову назад и позволила смеху сорваться с губ. Веселья в этом смехе, естественно, не было.
- Говорите, секс.
- Совершенно верно.
- Она буквально сочится сексом, не так ли?
- Некоторым женщинам это свойственно, но не в той мере, как ей.
Она долго смотрела на меня.
- Вы могли бы.
- Мог что?
- Могли бы бросить ради нее все, дом, жену, детей, карьеру, все, что у вас было. Послать бы все к черту, лишь бы прийти к ней. Это мог бы сделать любой нормальный мужчина. Но не Бобби.
- Сенатор?
- Именно. Сенатор Бобби.
- Почему?
- Знаете что?
- Что?
- Думаю, я скажу вам, почему.
- Хорошо.
- Вы этого не опубликуете. Даже Френк Сайз этого не опубликует.
- Почему?
- Потому что речь пойдет о сексуальной жизни сенатора Бобби. Вернее, об отсутствии этой жизни. Вам все еще интересно?
- Интересно.
Она вновь рассмеялась. Еще более мрачно.
- Держу пари, интересно. Вы не собираетесь что-нибудь записать?
- Я никогда ничего не записываю.
- И можете запомнить все, что вам говорят?
Я кивнул.
- Научиться этому не так уж и сложно.
- Так с чего же мне начать? Может, с начала?
- Дельная мысль.
- Что ж, сначала у нас была нормальная сексуальная жизнь. Очень нормальная. Возможно, слишком нормальная. Не думаю, чтобы он набрался опыта до свадьбы. Какие-то женщины у него были, но не много. После рождения Каролин все вернулось в привычное русло. Два или три раза в неделю, потом реже, реже, реже, а когда ему исполнилось сорок, а мне тридцать три, мы занимались любовью не чаще раза в месяц.
- И что произошло потом?
- Мы родились в один день. Тринадцатого октября. Вам известно, что я подарила ему на его сороковой день рождения?
- Миллион долларов.
- Совершенно верно. Миллион долларов. Он уже был сенатором штата. И решил делать карьеру в политике. Я с ним согласилась. Академические круги меня не впечатляли. Поначалу мы все планировали вместе. Каждый его шаг. Знаете, о чем думал этот глупец?
- О чем?
- Что наступит день, когда его выберут президентом. Но это не самое худшее.
- Не самое?
- Я ему верила. Мои деньги и его внешность. Выигрышная комбинация, не так ли? - одним глотком она выпила чуть ли не треть стакана.
Я решил, что она прикладывалась к виски и до моего приезда. Впрочем, я сам тоже начал день со спиртного. А где пить шотландское, как не в этой уютной гостиной.
- Так на чем мы остановились?
- На его сороковом дне рождения.
- Понятно. Я подарила ему миллион долларов. Знаете, что он подарил мне?
- Понятия не имею.