- Он может напечатать ее, а доказывать придется армии. По убийствам срока давности нет. Они смогут раскопать те самые рапорты, которые раскопал я. Они смогут задействовать армейский си-ай-ди в Германии. Делать-то им там особо нечего. Возможно, они даже найдут оставшихся в живых свидетелей. Я даже не пытался их искать. Материала у меня не много, но Сайзу хватит и этого. Факты его никогда не волновали. У вас, разумеется, останется право подать на него в суд. Но удастся ли вам отмазаться - большой вопрос.
- Что вам нужно, Лукас? - спросил Каттер.
- Я уже говорил. Хочу знать, чем вы прижали Эймса.
Каттер кивнул.
- И, если мы вам скажем, вы засунете это выдумку о Германии в долгий ящик?
- Возможно. Все будет зависеть от того, насколько правдивой покажется мне ваша информация.
- Скажи ему, - Каттер посмотрел на своего босса.
- Он блефует, Джонни, - возразил Баггер.
- Да, скорее всего, но я не хочу, чтобы мальчики из си-ай-ди проверяли, а чем я занимался во время и после войны. Меркерс - это ерунда, но кое на что они могут наткнуться, - он усмехнулся. Скорее зло, чем весело. - Ангелов среди нас нет.
- Не смею с вами спорить.
- Хорошо, мистер Лукас, - Баггер вновь уселся за стол. - Я расскажу вам о сенаторе Эймсе, но, боюсь, вас ждет разочарование.
- Это я переживу.
Баггер вновь откинулся на спинку, сложил руки на столе. Я подумал, что именно так и должен выглядеть ректор колледжа, в котором я намеревался преподавать.
- Взятки в пятьдесят тысяч долларов не было.
- Я же сказал, что хочу знать правду.
- Вы ее узнаете, если будете слушать, - укорил меня за нетерпение Каттер.
- Действительно, мы сняли с нашего банковского счета пятьдесят тысяч долларов, чтобы подкупить нашего ручного сенатора. Но мы не так наивны, чтобы передавать деньги из рук в руки. Если бы он настаивал на том, чтобы получить наличными, мы бы нашли способ заплатить ему купюрами, которые никто и никогда не связал бы с нами. Или устроили ему банковскую ссуду. Разумеется, незастрахованную, так что через пару лет, уплатив мизерные проценты, он мог бы забыть о том, что это ссуда. Или перевели бы пятьдесят тысяч в его любимую благотворительную организацию или в фонд его избирательной кампании. Короче, способов дать взятку масса, и только самые несмышленые могут совать деньги, только что снятые с банковского счета. Надеюсь, вы меня понимаете.
- Несомненно. Но вы так и не объяснили, каким образом две тысячи долларов с вашего счета попали на его счет. Когда Сайз написал об этом, вы заявили, что одолжили сенатору эти деньги. Естественно, вам никто не поверил. Все решили, что сенатор положил две тысячи в банк, а остальное растратил или спрятал под матрацем или в личном сейфе.
Баггер вздохнул.
- Мы одолжили ему эти деньги. В субботу утром мы встретились в его кабинете. Вечером он должен был выступать в Лос-Анджелесе. И вдруг выяснилось, что он забыл дома бумажник и билет на самолет. Во всяком случае, сказал, что забыл их. И спросил, можем ли мы одолжить ему наличные… на билет и карманные расходы. У меня были пятьдесят тысяч долларов, так что я одолжил ему две.
- Почему он не поехал домой за бумажником и билетом?
- Вы знаете, где он тогда жил?
- В Мэриленде, у Чезапикикского залива.
- Самолет вылетал из аэропорта Даллеса. Если бы он поехал в Мэрилевд, то опоздал бы на рейс.
- Он не произнес и речь в Калифорнии, - встрял Каттер. - В последний момент отменил поездку.
Я покачал головой.
- Он вел себя, как полный идиот.
- Или хотел, чтобы его схватили за руку, - предположил Баггер.
- Это исключить нельзя, но верится с трудом, - я посмотрел на Баггера. - В Соединенных Штатах сто сенаторов. Почему вы выбрали Эймса?
- Мы его не выбирали. Не называя имен, скажу вам, что есть по меньшей мере четыре сенатора, которые за пятьдесят тысяч долларов готовы на многое. Один, во всяком случае, избирался в Сенат именно для того, чтобы сколотить там приличное состояние, и очень в этом преуспел. Мы намеревались обратиться к одному из них, когда прослышали о сенаторе Эймсе.
- И что же вы прослышали?
- Нам сообщили, что он… как бы это выразиться… созрел.
- И кто же вам сообщил об этом?
- Одна из наших сотрудниц, которые напрямую связаны с Сенатом.
- Где же она узнала об этом?
Каттер глянул на Баггера. Оба заулыбались.
- Я не ошибусь, Джонни, если скажу, что она узнала об этом в постели?
- Лежа на спине, - добавил Каттер.
- Как ее зовут?
- Конни Майзель.
- Давно она у вас работает?
- Увы, ее уже нет в наших рядах, - ответил Баггер.
- Вы ее уволили?
Каттер хмыкнул.
- Она упредила нас заявлением об уходе.
- И долго она у вас проработала?
- Сколько, Джонни? - спросил Баггер. - Год?
- Примерно.
- Что вам о ней известно?
Полковник Баггер пожал плечами.
- Она из Калифорнии. Школу закончила в Лос-Анджелесе. Кажется, Голливуд Хай. Получила стипендию в колледже Миллз в Окленде. После его окончания вернулась в Лос-Анджелес. Работала в небольшом рекламном агентстве, на радио, у лоббиста в Сакраменто. Мы наняли ее из-за ее опыта общения с законодателями.
- Как она оказалась в Вашингтоне?
- Она вела рекламную кампанию продюссера, который продвигал одну рок-группу. Он слишком спешил, а привело это лишь к тому, что на концерте в одном из престижных залов столицы из пяти мест четыре оказались пустыми. Это был полный провал. Ее уволили. Она пришла к нам. Мы взяли ее на работу.
- Сколько ей лет?
- Сколько, Джонни, двадцать пять или двадцать шесть?
- Двадцать семь, - уточнил Каттер.
- И сейчас она живет с сенатором?
- Да, - кивнул Каттер. - Они свили себе уютное гнездышко в Уотергейте.
- Как она его заставила? - спросил я.
- Произнести речь? - откликнулся Баггер.
Я кивнул.
- Она сказала, что ей достаточно просто попросить его об этом. К тому времени они уже стали… близкими друзьями. Она-таки попросила, а он согласился. Она сказала, что он может получить за это пятьдесят тысяч долларов, но он ответил - не надо, они ему не нужны.
- И вы ей поверили?
- А вы бы нет… получив возможность сэкономить пятьдесят тысяч?
- Когда она сказала вам, что денег он не возьмет?
- По пути в его кабинет.
- То есть когда вы уже взяли деньги в банке?
- Деньги мы взяли в пятницу. Ту сумму, которую хотели использовать, а не конкретные купюры для передачи сенатору. Но иногда им нравится смотреть на деньги. Даже их пощупать. Мы предполагали, что и сенатор подвержен этой слабости.
- Вы ошиблись.
- Да, - признал Баггер. - Ошиблись.
- Давно Конни Майзель живет с сенатором?
Баггер посмотрел на Каттера.
- Давно, - ответил тот. - Пять или шесть месяцев. С тех пор, как он вышел в отставку.
- А как же его жена?
- А что жена? - усмехнулся Баггер. - Это не наша забота. Если вас интересует мнение жены Эймса, почему бы вам не задать ей пару-тройку вопросов? Возможно, вы захотите обождать, пока не пройдут похороны дочери. Но я в этом не уверен. Может, ждать вы не станете.
- Я специализируюсь по скорбящим родителям.
Полковник взглянул на часы.
- У вас есть еще вопросы? Если нет… - фразы он не закончил.
- Пока нет, - ответил я. - Но, возможно, еще появятся.
Каттер поднялся с кресла. Положил руку мне на левое плечо. Я посмотрел на него.
- Знаете, что я вам скажу?
- Что?
- Все эти выдумки о Меркерсе… Я бы поменьше распространялся о них, приятель, - его пальцы вонзились в мое плечо и я едва не вскрикнул от боли. - Вы понимаете, что я имею в виду, - вновь нажатие пальцев и та же острая боль.
- На вашем месте я бы больше этого не делал, - процедил я.
- Не делали?
- Нет. Иначе кому-то может не поздоровиться.
- Совершенно верно, - кивнул Каттер. - Кому-то и может.
Глава 8
На следующее утро, в четверть девятого, я стоял на ступеньках епископальной церкви святой Маргарет на Коннектикут-авеню и помогал лейтенанту Дэвиду Синкфилду считать пришедших на похороны дочери сенатора, Каролин Эймс.
Отпевали ее в восьми кварталах от того места, где она нашла свою смерть и попрощаться с ней пришло семьдесят два человека, не считая меня, лейтенанта, его напарника, Джека Проктера и мужчины, внешне напоминающего преуспевающего банкира, а на самом деле процветающего частного детектива Артура Дэйна.
Какое-то время я наблюдал, как Синкфилд мешает ему работать. Делал он это с удовольствием.
- Привет, мистер Дэйн, - и надвинулся на частного детектива так что тому пришлось отступить в сторону. - Помните меня? Дэйв Синкфилд.
- Да, конечно, как поживаете, лейтенант?
- Отлично. Просто отлично. Это мой напарник, Джек Проктер.
Дэйн кивнул Проктеру, тот что-то пробурчал, продолжая считать пришедших на похороны.
- У девушки было много друзей, не так ли? - заметил Синкфилд.
- Похоже, - согласился Дэйн.
- Вы тоже ее друг, мистер Дэйн?
- Не совсем.
- Тогда вы, должно быть, здесь по долгу службы.
- В определенном смысле.
- Наверное, только очень важный клиент может вытащить из кабинета такого занятого человека, как вы.
- Для меня важны все клиенты.
Синкфилд кивнул.
- Держу пари, это они в вас и ценят. Знаете ли, мы работаем по этому делу лишь пару дней и выяснили лишь одно: у Каролин Эймс была масса друзей.
- Масса?
- Вот-вот. Я удивился, что многие не пришли на пришли на похороны. Но, вот что я хочу вам сказать.
- Что?
- Я не думаю, что нынче людям нравится ходить на похороны. Раньше они проявляли к ним куда больший интерес.
- Пожалуй вы правы, - согласился Дэйн.
В сорок пять лет он уже начал полнеть. Подбородок старался держать высоко, тем самым скрывая второй. Из-за стекол очков смотрели умные, зеленые глаза. Тонкогубый рот свидетельствовал о нетерпеливости или злости. Волосы поредели. Одевался он консервативно: белая рубашка, строгий галстук, темно-синий костюм, черные туфли. А может, в этот наряд он облачался лишь по случаю похорон.
- Мы часто бываем на похоронах, Проктер и я, - соловьем заливался Синкфилд. - Вы понимаете, это часть нашей работы, учитывая, что служим мы в отделе убийств. Мы проверяем, кто из друзей усопшего приходит, а кто - нет. Но, черт побери, мне нет нужды рассказывать вам об этом. Вы же, некоторым образом, наш коллега.
- Да, - Дэйн еще чуть подвинулся.
Но Синкфилд вновь загородил ему обзор.
- К примеру, мы пришли на похороны дочери сенатора Эймса, и вы тут, как тут. Интересное совпадение. Вы тоже пришли с тем, чтобы посмотреть, кто из ее друзей объявится, а кто - нет?
- Я всего лишь представляю своего клиента, - ответил Дэйн.
- Полагаю, вы не собираетесь назвать мне его имя?
- Не думаю, что это необходимо.
- Не возражаете, если я попробую догадаться?
Дэйн вздохнул.
- Не возражаю.
- Так вот, ваше присутствие здесь указывает на то, что клиент очень важный, иначе вы прислали бы одного из своих мальчиков, которые одеваются, как близнецы, в одинаковые пиджаки и брюки. Но, раз мы удостоены чести лицезреть вас, значит у клиента есть деньги, много денег. Так что я, скорее всего, не ошибусь, сказав, что ваш клиент - жена сенатора, миссис Эймс, с ее несчитанными миллионами баксов.
- Вы беседовали с миссис Эймс, - ответствовал Дэйн.
- Она - ваш клиент?
- Да. Она мой клиент.
- Мы действительно говорили с ней, - признал Синкфилд. - Сразу после убийства ее дочери. О вас она не упоминала. Она наняла вас, чтобы вы выяснили, кто убил ее дочь?
- Вы же знаете, что это конфиденциальная информация, лейтенант.
- У меня на этот счет иное мнение. Она могла быть конфиденциальной, если бы вы готовили ее развод. Тогда да, никто бы с этим не спорил. Этим вы и занимаетесь, участвуете в подготовке бракоразводного процесса?
- Считайте, что да.
Синкфилд улыбнулся. Неприятной улыбкой.
- Хорошо, мистер Дэйн. Разговор с вами доставил мне истинное наслаждение.
- Да, конечно, - кивнул Дэйн и проследовал в церковь.
Синкфилд повернулся ко мне.
- Подслушивали, не так ли?
- В меру возможностей.
- Все слышали?
- Думаю, что да.
- Он много добился, этот бывший бухгалтер.
- Я думал, он работал в ЦРУ.
- Сначала в ФБР, потом перешел в ЦРУ. Вы знаете, кто он теперь?
- Глава "Службы безопасности Дэйна, инкорпорейшн".
- У него двести сотрудников и большинству из них не хватает денег на проезд в автобусе, направляющемся в Детройт из Южной Каролины. Он дает им униформу и платит двести двадцать долларов в час за то, что по ночам они ходят вдоль длинных стальных заборов с повязкой на рукаве, на которой написано "Служба Дэйна", и с заряженным револьвером тридцать восьмого калибра в кобуре. Клиенту их услуги обходятся в четыреста пятьдесят долларов за тот же час.
- Неплохо.
- Знаете, как он начинал?
- Нет.
- Пять лет тому назад ему стукнуло сорок. Он по-прежнему работал в ЦРУ, безо всяких перспектив на продвижение по службе. Двое его начальников затеяли какое-то общее дело с парой парней из ФБР, с которыми он работал раньше. Они взяли его на ленч. В "Хоккей-клаб". Точного дня указать не могу. Возможно, они встречались несколько раз.
- Это неважно, - отметил я.
- Да. Короче, они поведали ему, что есть на свете процветающие граждане, а также компании и прочие организации, которые, не по собственной вине, сталкиваются с проблемами, разрешить которые может опытный следователь, достаточно честный, не косноязычный и обладающий хорошими манерами.
Синкфилд помолчал, чтобы раскурить новую сигарету от крошечного бычка.
- Они сказали, что проблемы эти очень деликатные, поэтому требуют деликатного подхода. Подчеркнули, что они, эти проблемы, столь деликатны, что обычное правосудие не стало бы ими и заниматься. В дальнейшем выяснились, что эти люди и организации хотели бы немедленного разрешения этих проблем, да вот беда, они, сотрудники ЦРУ и ФБР, не знают, кого бы им порекомендовать. А вот если бы Дэйн организовал собственную фирму, они бы гарантировали ему постоянный поток клиентов, мучающихся деликатными проблемами. Если же у Дэйна нет стартового капитала, они полностью доверяют ему и готовы инвестировать по несколько тысяч долларов каждый, чтобы вдохнуть жизнь в новое дело.
- Я слышал, что дело у него спорится.
- Да. Управляется он неплохо и при этом богатеет. Его охранники, не колеблясь, стреляют во всякого, кто движется, особенно в чернокожих. Они доставляют нам массу хлопот.
Напарник Синкфилда, Джек Проктер, коснулся плеча лейтенанта.
- Прибывает миссис Эймс.
Мы повернулись и увидели длинный черный "кадиллак", подкативший к ступеням, ведущим в церковь. Молодой, стройный мужчина, смуглолицый, в темно-сером костюме, выскользнул из-за руля, обежал автомобиль, открыл заднюю дверцу.
Из салона появилась одетая в черное женщина. Когда молодой человек предложил ей руку, она отрицательно покачала головой. Лицо ее закрывала черная вуаль. Она поднялась по лестнице, глядя прямо перед собой. Несмотря на вуаль, я смог разглядеть ее лицо. Волевое, симпатичное, когда-то скорее всего, очень красивое. Я предположил, что ей сорок три или сорок четыре года, хотя выглядела она моложе.
- А где сенатор? - полюбопытствовал я.
- Возможно, в том автомобиле, - Синкфилд указал на второй "кадиллак", вставший в затылок в тому, что привез миссис Эймс. Сенатор вышел из него первым. Огляделся, словно не сразу понял, куда он попал и по какому поводу. У меня возникло ощущение, что выглядит он так, как и должны выглядеть сенаторы, даже берущие взятки. Высокий, подтянутый, с раздвоенным подбородком. Я не мог видеть его глаз, скрытых черными очками, но знал, что они карие. Одни говорили, что они всегда грустные, другие видели в них душевную теплоту. Его каштановые волосы вились по-прежнему (последний раз я видел сенатора по телевизору), но седины в них заметно прибавилось.
Он на мгновение застыл, потом опустил голову, словно пытался вспомнить, а что же ему надобно делать дальше. Повернулся к машине и протянул руку. Левую. Помог женщине выйти из салона, а я помнится, удивился, что за странный свист донесся до моих ушей. И лишь потом понял, что свист этот от моего резкого вдоха. Так я отреагировал на Конни Майзель.
Возможно, я мог бы описать ее тремя словами: светловолосая, красивая, кареглазая. В принципе этого достаточно, чтобы понять, как она выглядела. Впрочем, точно так же можно было сказать, что Тадж-Махал - красивый белый дом, а Мона Лиза - милая женщина с забавной улыбкой.
Дело в том, что у Конни Майзель не было недостатков. Ни единого. Если говорить о ее внешности. И дело не в абсолютно правильных чертах лица. Тогда она не была бы ослепительно прекрасной. Теперь-то я думаю, что лоб у нее был чуть высоковат, нос на йоту длинен, рот слишком широк. Глаза, горящие внутренним огнем, излишне велики. Некоторые могли бы сказать, что у нее чересчур длинные ноги, узкие бедра и высокая грудь. Но сложившись, все эти ошибки природы дали удивительный результат: оторвать взгляд от Конни Майзель не было сил. Ко всему прочему чувствовалось, что она умна. Может, слишком умна.
- Закройте рот, - раздался под ухом голос Синкфилда, - если вам не хочется жевать мух.
- Я не голоден. Я влюбился.
- Впервые увидели ее, так?
- Совершенно верно.
- Когда я впервые увидел ее, то отпросился с работы, поехал домой и оттрахал свою старуху. В разгаре дня, черт побери.
- Нормальная реакция.
- Ну-ну, - хмыкнул Синкфилд. - Видели бы вы мою жену.
Конни Майзель кивнула Синкфилду, когда она и сенатор проходили мимо нас. Сенатор смотрел прямо перед собой. То ли он крепко выпил, то ли пребывал в шоке. Шли они медленно, осторожно переставляя ноги по ступеням.
Синкфилд не кивнул в ответ. Вместо этого он пожирал глазами Конни Майзель и во взгляде его читалась откровенная похоть. Когда она скрылась в церкви, он покачал головой.
- Не следует думать о таком. Во всяком случае, на похоронах в церкви.
- Я же сказал, это реакция нормального человека.
- Наверное, у меня гиперсексуальность. Вы знаете, как выглядит моя жена?
- Нет.
- Она похожа на мальчика средних лет, - он вновь покачал головой. - Что это на меня нашло.
У церкви остановилось такси. Из кабины выскочил молодой человек в темном костюме, белой рубашке и черном галстуке с маленькими белыми точками. Его вьющиеся мелким бесом волосы отливали темной бронзой. Золотисто-коричневая кожа цветом напоминала кофе со сливками.
- Если б я отдавал предпочтение мальчикам, - пробормотал Синкфилд, - этот бы мне понравился. Симпатяга, не так ли?
- Кто он?
- Кавалер. Вождь Игнатий Олтигби.
- Вождь?
- Наследный правитель в Нигерии, а также американский гражданин, поскольку мать его американка. Отец нигериец. Вроде бы. Все так перепутано.