Выглядел Игнатий Олтигби лет на двадцать восемь - двадцать девять. Он легко взбежал по ступенькам и одарил Синкфилда белоснежной улыбкой.
- Привет, лейтенант. Я опоздал?
Синкфилд посмотрел на часы.
- У вас есть еще несколько минут.
- Тогда можно и покурить, - он достал серебряный портсигар, предложил его Синкфилду, но тот поднял правую руку с недокуренной сигаретой. Тогда он предложил портсигар мне. - Не желаете покурить, сэр? - говорил он с английским акцентом.
- Я не курю.
- И правильно.
Он продолжал смотреть на меня, а потому Синкфилд решил, что нас надо представить друг другу.
- Это Декатар Лукас. Игнатий Олтигби.
- Добрый день, - он не протянул руки. И правильно сделал. Я не люблю пожимать чьи-то руки. - Вы приятель Каролин?
- Нет.
- Он репортер, - пояснил Синкфилд.
- О, неужели, - он бросил только что закуренную сигарету на ступеньку и растер ее ногой. - Как это, должно быть, интересно.
- Захватывающе.
- Вот-вот, - он улыбнулся Синкфилду и прошествовал в церковь.
- Как я понимаю, вы с ним уже побеседовали.
- Да, - кивнул Синкфилд. - Он ничего не знает Или говорит, что ничего не знает. Но разве можно ждать чего-то иного от человека, который выдает себя за нигерийского вождя, родился в Лос-Анджелесе и разговаривает, как английский дворецкий? Готов спорить, баб у него больше, чем у петуха - кур.
Джек Проктер, напарник Синкфилда, подошел к нам. Высокий, широкоплечий мужчина с на удивление добрым лицом.
- Пожалуй, я пойду в церковь, Дэйв.
- Почему нет?
- Ты тоже придешь?
- Через минуту-другую.
Мы постояли на лестнице перед церковью, пока Синкфилд докуривал последнюю сигарету. И уже повернулись, чтобы войти в двери, когда по ступеням поднялась женщина в коричневом брючном костюме и остановилась рядом. На пиджаке было восемь больших пуговиц, но располагались они не симметрично, а под углом, потому что женщина неправильно застегнула пиджак. Ее длинные темно-каштановые волосы падали на плечи. Глаза скрывали большие темные очки. На губах алела помада. А жевательная резинка не могла устранить запаха виски. Дорогого виски.
- Здесь отпевают Каролин Эймс? - спросила женщина.
- Да, мадам, - ответил Синкфилд.
Женщина кивнула. Я подумал, что она моложе меня, года тридцать два и тридцать три, и она показалась мне очень уж домашней. Она совсем не напоминала любительниц набраться с самого утра. Наоборот, я легко мог представить ее у плиты, пекущую плюшки.
- Я опоздала? - слова она старалась произносить как можно четче.
- Вы успели вовремя, - ответил Синкфилд. - Вы - подруга мисс Эймс?
- Да нет, пожалуй подруга Каролин. Я давно ее знала. Может, и не очень давно. Шесть лет. Я была секретарем сенатора. Личным секретарем. Потому-то я и знала Каролин. Меня зовут Глория Пиплз. А вас?
Она, похоже, настроилась поболтать, но Синкфилд разом осек ее.
- Моя фамилия Синкфилд, мадам, но, может, вам лучше пройти в церковь и занять место. Служба вот-вот начнется.
- Он там? - спросила Глория Пиплз.
- Кто?
- Сенатор.
- Да, он там.
Женщина решительно кивнула.
- Хорошо.
Она проследовала дальше, практически не шатаясь.
Синкфилд вздохнул.
- Без таких не обходятся ни одни похороны.
- Без кого?
- Без алкоголиков.
В церкви мы уселись в последнем ряду, рядом с напарником Синкфилда, Джеком Проктером, и частным детективом Артуром Дэйном. Два передних ряда по обеим сторонам центрального прохода пустовали. Лишь слева сидели сенатор и Конни Майзель, а справа - мать покойной.
Служба обещала быть короткой, и уже катилась к концу, когда женщина в коричневом брючном костюме, представившаяся как бывшая секретарь сенатора, поднялась и двинулась к алтарю по центральному проходу.
- Бобби! - закричала она. - Черт бы тебя побрал, Бобби, посмотри на меня!
Не сразу до меня дошло, что под Бобби подразумевался экс-сенатор Роберт Эф. Эймс. Служба прервалась. Головы присутствующих повернулись к женщине. Все, за исключением головы Роберта Эф. Эймса. Или Бобби.
- Почему они не подпускают меня к тебе, Бобби? - кричала женщина, которую звали Глория Пиплз. - Я хочу хотя бы минуту поговорить с тобой. Одну чертову минуту!
Синкфилд уже встал и шел по проходу. Но Конни Майзель оказалась проворнее. Она взяла женщину за руку, а та продолжала вопить:
- Я только хочу поговорить с ним! Почему мне не дают поговорить с ним?
Конни Майзель наклонилась к правому уху Глории Пиплз и что-то прошептала. Со своего места я увидел, как побледнела Глория. Она буквально сжалась, затем испуганно огляделась. Потом посмотрела на переднюю скамью, где сидел сенатор. Но увидела лишь его затылок.
Конни Майзель сказала что-то еще, всего несколько слов. Глория Пиплз зло кивнула, повернулась, протиснулась мимо Синкфилда и побежала к дверям. Когда она поравнялась со мной, по ее щекам уже текли слезы. Конни Майзель вернулась на свое место рядом с сенатором. Синкфилд вновь составил мне компанию на заднем ряду. Служба возобновилась.
- Как по-вашему, что все это значит? - спросил Синкфилд.
- Откуда мне знать, - ответил я. - Почему бы вам не справиться у Бобби?
Глава 9
Большинство пришедших на панихиду уже покинули церковь, и я вновь стоял на ступенях, раздумывая о своем следующим шаге, когда рядом остановился Игнатий Олтигби, достал из портсигара сигарету, постучал ею по тыльной стороне левой руки.
Закурил, выпустил струю дыма.
- Вы работаете у Френка Сайза?
- Совершенно верно.
- Мне говорила Каролин.
- Неужели?
- Да, я был у нее, когда она звонила вам.
- Это любопытно.
Он улыбнулся.
- Я надеялся, что вас это заинтересует. Я даже надеялся на большее: что вы найдете мои слова весьма и весьма интересными.
Я пристально всмотрелся в него. Губы вроде бы улыбались, но до глаз улыбка так и не дошла. Вероятно, путь туда был чересчур длинным.
- Насколько я понимаю, мы говорим о деньгах.
- Да, конечно, раз уж вы упомянули о них.
- Сначала я должен проконсультироваться с Сайзом. О какой сумме идет речь?
- Э… скажем, о пяти тысячах долларов.
- Это большие деньги.
- Не очень. Товар стоит дороже.
- Какой товар?
- Все то, о чем говорила вам Каролин.
- Товар у вас?
- Во всяком случае, я знаю, где его взять.
Я кивнул.
- Ваша последняя цена?
Он отбросил сигарету.
- Я же сказал. Пять тысяч долларов.
- И я повторю, что должен проконсультироваться с Сайзом. Это его деньги.
Олтигби опять улыбнулся.
- Хорошо. Встретимся попозже, выпьем по рюмочке?
- Согласен. Где?
- В тихом и спокойном месте. К примеру, в баре отеля "Вашингтон". В пять?
- В пять, - кивнул я. - Но денег я не принесу.
- Вы хотите сказать, что Сайз сначала захочет проверить качество товара?
- Именно так.
Олтигби улыбнулся во все тридцать два белоснежных зуба.
- Я принесу образец, а если ваш интерес не угаснет, вечером мы сможем совершить обмен.
- Годится.
- Но приходите один, мистер Лукас. Без Френка Сайза и… э… копов.
- Это понятно. Они могут подумать, что вы нарушаете закон, скрываете необходимую следствию информацию.
- Но я ничего не скрываю, не так ли? Я предлагаю ее вам в уверенности, что мистер Сайз передаст ее в надлежащие руки.
- Естественно, передаст, но это обойдется им недешево.
- Правда? - у Олтигби загорелись глаза. Деньги, судя по всему, вызывали у него живейший интерес. - Вы хотите сказать, что он загонит эти материалы копам?
- Совершенно верно.
- И за сколько?
- За десять центов. Именно в такую сумму обойдется им газета с его колонкой.
Френк Сайз хмурился. Я говорил, что он должен заплатить за информацию, он же полагал, что ее можно просто украсть.
- В таком случае я ударю его по голове и отберу все, что будет при нем, - предложил я.
Сайз улыбнулся, затем вновь помрачнел.
- Нет. Вы не из таких.
- Вы правы. Это не мой стиль.
- Нельзя ли уговорить его сбросить цену?
- Я за это не берусь.
- А что вы знаете об этом типе?
- Немного. Он наполовину нигериец, но родился здесь, а потому является американским гражданином. Я думаю, что вырос он в Англии. Во всяком случае, выговор у него, как у англичанина. О, да, он наследный вождь.
- Это еще что такое?
- Титул, передаваемый по наследству, от отца сыну.
- И что он означает?
- Возможно, в социальной иерархии ставит его выше кентуккского полковника. Но только на чуть-чуть.
- И он спал с дочерью Эймса?
- Так мне сказали.
- Надеюсь, его информация стоит таких денег.
- Если не стоит, я ему не заплачу.
- Вы думаете, что сможете оценить его "товар".
- Полагаю, что да. За это вы мне и платите.
Френк Сайз пожевал нижнюю губу, тяжело вздохнул.
- Мэйбл! - крикнул он.
- Что? - донеслось в ответ.
- Зайди на минуту.
Мэйбл вошла в кабинет.
- Что теперь?
- Сходи в банк и возьми пять тысяч долларов.
- Из сейфа?
- Черт, да, из сейфа.
Она посмотрела на меня.
- Чего это он так кипятится?
- Ему приходится тратить деньги. Наверное, причина в этом.
Она кивнула.
- Да, в этом случае реакция у него всегда одинаковая.
- Какими купюрами желает Олтигби получить свои пять тысяч? - спросил меня Сайз.
- Он не сказал. Думаю, десятками и двадцатками. Старыми.
Сайз повернулся к Мэйбл.
- Хватит у нас десяток и двадцаток?
- Если нет, добавлю несколько купюр по пятьдесят долларов.
- Хорошо, - он посмотрел на меня. - Вы собираетесь встретиться с ним в пять?
Я кивнул.
- Чтобы получить образец.
- Хорошо. Если он вас устроит, приезжайте ко мне домой за деньгами.
Я встал.
- Так и сделаю.
- А куда вы сейчас?
- Хочу навестить экс-секретаря экс-сенатора.
- Вы говорите, она устроила скандал на похоронах?
- Пожалуй, что да.
- И чем она сможет вам помочь?
- Не знаю? Может, разживусь у нее пирожным и стаканом молока.
Покинув дом Френка Сайза, я нашел винный магазин и купил пинту шотландского "J&B". Мать с детства внушала мне, что в гости надо идти с подарком. Недорогим, говорила она, но полезным. Я подозревал, что на данный момент Глория Пиплз воспримет бутылку виски как наиполезнейший подарок.
По телефонному справочнику я определил, что живет она в Виргинии, а квартира ее находится в одном из новых жилых комплексов, что поднялись на Ширли-Хайвэй за "Армейским загородным клубом". Вестибюль охраняла женщина лет шестидесяти, которая даже не оторвалась от журнала, когда я прошествовал к лифту. Список жильцов подсказал мне, что Г. Пиплз занимает квартиру номер девятьсот четырнадцать.
Лифт поднял меня на девятый этаж, ублажая слух мелодией, как мне показалось, из мюзикла "Любовь и семья". По устланному ковром коридору я зашагал к нужной мне квартире. Нажал на пластмассовую, цвета слоновой кости, кнопку. За дверью звякнул звонок. Я подождал тридцать секунд, а поскольку ничего не изменилось, вновь нажал на кнопку. Еще через пятнадцать секунд из-за двери послышался голос Глории Пиплз: "Кто здесь?"
- Декатар Лукас.
- Я вас не знаю. Что вам нужно?
- Я бы хотел поговорить с вами, мисс Пиплз.
- Я - миссис Пиплз и ни с кем не хочу говорить. Уходите…
- Я хотел бы поговорить с вами о сенаторе Эймсе.
- Говорю вам, уходите. Я ни с кем не хочу говорить. Я больна.
Я вздохнул.
- Как вам будет угодно. Я лишь хотел дать вам знать, что ваш дом в огне.
Звякнула цепочка. Сдвинулся засов. Дверь открылась и Глория Пиплз высунулась наружу.
- Что значит, мой дом в огне?
Я раскрыл дверь пошире и протиснулся мимо женщины в ее квартиру.
- Позвольте поблагодарить вас за то, что пригласили меня к себе.
Глория с треском захлопнула дверь.
- Конечно, пригласила. Почему нет? Устраивайтесь, как дома. Можете выпить.
Я огляделся.
- А что вы пьете?
- Водку.
- А я люблю шотландское.
- Я тоже, но виски больше нет.
Я достал из кармана бутылку и протянул ей.
- Возьмите. Я купил вам подарок.
Она взяла бутылку, присмотрелась ко мне.
- Я вас видела. Этим утром. Вы были на похоронах.
- Совершенно верно.
- Как вас зовут?
- Декатар Лукас.
- О, да. Вы же мне говорили. Забавное имя. И чем вы занимаетесь?
- Я историк.
- Ерунда.
- Я работаю на Френка Сайза.
- А-а-а. На него. - Я заметил, что многие именно так и реагировали при упоминании имени и фамилии моего нового работодателя. Я, кстати, тоже.
- Вода сойдет?
- Да, конечно.
Она кивнула и прошествовала через гостиную на кухню.
Квартирка у нее была чистенькая. Но мебель, похоже, подбиралась для другой, больших размеров. Диван я счел слишком длинным, низкий, из черного стекла, круглый кофейный столик - чересчур широким. Стульев было на два больше, так что в гостиной едва хватило место для секретарского стола из вишневого дерева и полок с книгами. Я подошел, прочитал названия некоторых. "Психология и ты", "Что хотел сказать Фрейд", "Я в порядке - ты в порядке", "Анормальная психология", "Игры, в которые играют люди", "Радуйся, что ты невротик". В остальном это были романы, за исключением "Руководство личного секретаря" и нескольких антологий поэзии. Я решил, что такая библиотека может принадлежать женщине, которая много времени проводит в одиночестве, причем ей это совсем не нравится.
Стены украшали репродукции. Главным образом, виды Парижа и большая черно-белая копия картины Пикассо "Дон Кихот и Санчо Панса". Я подумал, что, избавься она от пары стульев, купи второй кофейный столик и переставь мебель, гостиная могла бы получиться очень уютной. Мне нравилось мысленно переставлять мебель. Это занятие позволяло скоротать время, проведенное в ожидание людей, которые не испытывали тяги к общению со мной. За последний десяток лет таких набралось много, так что я стал крупным специалистом по перестановке мебели. Разумеется, мысленной.
Глория Пиплз вернулась с двумя высокими стаканами. Один протянула мне.
- Присядьте, пожалуйста.
Я выбрал диван. Она - кресло, куда и плюхнулась, подложив под себя правую ногу. Многим женщинам нравится так сидеть, и я никак не могу взять в толк, почему. Коричневый костюм сменил зеленый домашний халат, застегнутый на все пуговицы. Она, должно быть, умылась, потому что с губ исчезла помада. Глаза, что скрывались за черными очками, оказались огромными, карими и грустными. Впрочем, в больших карих глазах всегда читается грусть. Белки глаз чуть покраснели, кончик носа блестел. Губы, без помады, стали по-детски пухлыми.
- Так о чем вы хотите поговорить?
- Как я и сказал, о сенаторе Эймсе.
- Я не хочу говорить о нем.
- Хорошо, давайте поговорим о чем-нибудь еще.
Ее это удивило.
- Я-то думала, что вы хотите говорить о нем.
- Но вы-то - нет. Давайте для разнообразия поговорим о вас.
Тут я попал в точку. Это была ее любимая тема. Впрочем, как и для большинства людей.
- Вы работали у него, не так ли? Были его личным секретарем?
- Да, была его личным секретарем.
- Сколь долго?
- Не знаю. Долго.
- Чуть больше пяти лет, не так ли?
- Да, полагаю, что да. Пять лет.
- Вы начали у него работать до того, как он переехал в Вашингтон?
- Совершенно верно. Он нанял меня в Индианаполисе. После того, как… - она запнулась. - После того, как умер мой муж.
- Вы оставили это место, когда он ушел в отставку?
- Раньше.
- Когда же?
Она чуть отвернула голову, потом улыбнулась. Мягкой улыбкой, заставившей меня вспомнить о молоке и домашних булочках.
- Вы еще не видели моего главного постояльца.
Я проследил за ее взглядом. Большой, темный, абиссинский кот появился на пороге, сел, облизнулся и оглядел комнату, дабы убедиться, а нет ли тут кого лишних.
- Догадайтесь, как я его назвала?
- Здоровый образ жизни.
- Перестаньте, с чего мне так его называть?
- Вы же предложили мне догадаться.
- Я назвала его Везунчик.
- Мне нравится.
- Но с везением у него туго. Я про Везунчика. Я его кастрировала.
- Может, для него так и лучше.
- И у него вырвали когти. На передних лапах. Чтобы он не царапал мебель.
- Во всяком случае, ему оставили глаза.
- По большому счету, когти ему и не нужны. Они понадобились бы ему, если б за ним гналась собака и он захотел забраться на дерево. Но я не выпускаю его из квартиры.
- Он, несомненно, вас понимает.
- Не знаю. Может, и не стоило удалять ему когти. Пусть бы лазил по мебели, как по деревьям. Но это мой первый кот. Его подарил мне он. Если я заведу второго, то оставлю его таким, как он есть.
- Так он подарил вам кота, когда вы были его личным секретарем?
- Да, тогда я была его секретарем.
- А почему перестали быть им?
- Наверное, я ему надоела. Кто будет держать в секретарях старую тридцатидвухлетнюю каргу? Как-то он вызвал меня и сказал, что переводит меня секретарем к Кьюку.
- К кому?
- Мистеру Камберсу. Биллу Камберсу. Его административному помощнику. Все звали его Кьюк. Понимаете, Кьюк Камберс. Ему это не понравилось.
- Сенатор объяснил вам, чем вызван ваш перевод на другое место работы?
- Он сказал, что Кьюку нужен секретарь. Девушка, что работала у него, вышла замуж и уволилась.
- Когда это произошло?
- Не помню. Месяцев шесть тому назад. Может, семь.
- То есть в то время, когда он начал трахать Конни Майзель, не так ли? - Что ж, дорогая, вот тебе и первый барьер, подумал я. Интересно, как ты его возьмешь?
Глория Пиплз опустила глаза.
- Я не знаю, о чем вы говорите. Мне не нравятся ваши намеки.
- Он бросил вас ради нее, так?
- Я не хочу об этом говорить.
- Почему вы устроили скандал на похоронах? Причина в том, что Конни Майзель не подпускает вас к нему?
Вот тут Везунчик подошел к своей хозяйке. Она наклонилась, подняла его. Посадила на колени. Он положил передние, лишенные когтей лапы ей на грудь. И довольно замурлыкал.