- Я делаю музыку. Как вы делаете еду. Вы насыщаете, я развлекаю. - Она улыбнулась собственной шутке. И лицо ее переменилось. Словно кто-то утром раздвинул шторы, открыв путь солнечному свету.
- Разве музыку не называют пищей души? - спросил я.
- На самом деле цитата о страсти. "Нет такой страсти в человеческой душе, которая не находит пищу в музыке". Не могу вспомнить, кто это сказал или что сие означает, но фразу эту вырезали на деревянной панели, которая висела в коридоре в моей музыкальной школе.
- Какой школе?
- РМК. Королевском музыкальном колледже.
- Ясно, - кивнул я. - Но почему альт?
- Ноги растут из начальной школы. Учительница музыки играла на альте, и я хотела во всем ей подражать. Классная была учительница. - Каролина улыбнулась. - Она научила меня наслаждаться выступлением. Я ей за это так признательна. Многие мои коллеги по оркестру любят музыку, но терпеть не могут выступать. Это ужасно. Для меня музыка и есть выступление. Вот почему я говорю, что делаю музыку, не просто играю ее.
Я сидел и смотрел на нее. Память меня не подвела. Высокая, элегантная, сегодня не в черном платье, а в кремовой юбке и серебристой блестящей блузе с таким декольте, что у меня начинало бухать сердце, когда Каролина наклонялась вперед. Волосы, рыжеватые, не светлые, она все так же собрала в конский хвост.
Подошел официант, спросил, что мы решили заказать. Мы уткнулись в меню.
- Что такое pied de cochon? - спросила Каролина.
- Если перевести, то копытце свиньи. Нижняя часть ноги. Очень вкусно.
Она дернула очаровательным носиком.
- Я буду равиоли с лобстером, а потом ягненка. Что такое сморчок?
- Сморчок - съедобный гриб, - ответил я. - Как и шампиньон.
- Отлично, я буду ягненка с соусом из сморчков. - Мне словно напоминали о другом грибном соусе, том самом, что стал причиной ее отравления. Я решил, что говорить об этом не стоит.
- А мне pied de cochon и морского окуня.
- Благодарю вас, сэр.
- Что будете пить? - спросил я.
- Я предпочитаю красное вино, но вы заказали рыбу.
- Красное меня устраивает. - И я заказал бутылку недорогого "Медок", недорогого по карте вин этого ресторана, потому что в "Торбе" бутылка самого дорогого вина стоила гораздо меньше. Мне еще предстояло привыкнуть к лондонским ценам.
- Так чем вы меня отравили? - Она резко вернулась к самым животрепещущим вопросам. - И как вы узнали номер моего домашнего телефона? И вообще, откуда вы так много обо мне знаете?
- Скажите мне, - я проигнорировал ее вопросы, - каким образом вы оказались в составе струнного квартета, играющего на ипподроме в Ньюмаркете, если обычно играете для КФО?
- Я играю в КФО, не для них, - поправила она. - Это очень важное различие.
Этим она напомнила мне отца, который ненавидел людей, говоривших, что он упал, тогда как он утверждал, что упала лошадь, а он просто свалился вместе с ней. Для него это различие тоже было очень важным.
- Так почему струнный квартет?
- Подруги по колледжу, - ответила она. - Мы оплачивали наше обучение, играя вместе по вечерам и уик-эндам. Где угодно, от свадеб до похорон. Это была отличная практика. Две из нас теперь профессионалы, третья - преподает музыку. Джейн, четвертая, - молодая мама, живет в Ньюмаркете. Она решила собрать нас на прошлой неделе. Мы до сих пор собираемся, когда можем, но случается это все реже и реже, потому что у каждой свои обязательства. Но в квартете играть так весело. Прошлая неделя не в счет. Веселья, особенно потом, никакого не было.
- Я очень сожалею, что все так вышло. Но если вам от этого станет хоть капельку легче, я тоже отравился.
- Хорошо. Послужит вам уроком.
- Не слышу сочувствия.
Каролина рассмеялась.
- Почему я должна сочувствовать знаменитому ньюмаркетскому отравителю?
- Но я никого не травил.
- Тогда кто?
- Вот это вопрос на миллион долларов.
Я уверен, Бернард Симс меня бы не одобрил, но я рассказал ей все об отравлении, пусть знал не так уж и много.
Наши закуски прибыли, когда я описывал воздействие фитогемагглутинина на пищеварительную систему человека, и я мог поклясться, что Каролина очень уж пристально разглядывала равиоли, дабы убедиться, что никакой фасоли на тарелке нет.
Слава богу, нижняя часть свиной ноги не выглядела так, будто готова убежать с моей тарелки, а на вкус была восхитительной. Я люблю поесть, но, поскольку готовка - мой бизнес, пристрастно отношусь к творениям коллег. Назовите это профессиональной самонадеянностью, но, наслаждаясь тем или иным блюдом, я обычно говорил себе, что смог бы приготовить его лучше. Случалось и другое: у меня возникало ощущение, что я ем нечто такое, что сам приготовить не сумею, и такое вот блюдо сейчас поставили передо мной. Эта pied de cochon (вареное перепелиное яйцо, свиная голяшка, голландский соус) могла отправить меня на кухню с твердым намерением совершенствовать свое мастерство.
- И кто, по-вашему, это сделал? - наконец спросила Каролина, отложив вилку.
- Я думаю, более важный вопрос: почему они это сделали?
- И?
- Не знаю. Всю прошлую неделю пытался это понять. Поначалу подумал, что кто-то пытается погубить меня и мой ресторан, но я представить себе не могу, кому это нужно. В Ньюмаркете и округе не так много ресторанов, но ни в одном из них посетителей сильно не прибавится, если перестанут ходить к нам.
- Как насчет ваших сотрудников?
- Я об этом думал. Но какая им в этом выгода?
- Может, кто-то хочет занять ваше место.
- Но я владелец ресторана. Если меня выпихнут из бизнеса, работу потеряю не только я, но и они.
- Может, кто-то завидует вашему успеху.
- Я и об этом подумал, но не могу представить себе кто. В этом просто нет никакого смысла. - Я отпил вина. - У меня есть другая версия, но она совсем уж безумная.
- Поделитесь со мной. - Она наклонилась вперед, отчего сердце у меня вновь бухнуло. "Не опускай глаз", - приказал я себе.
- Я начал думать, а не связано ли отравление на обеде со взрывом на трибуне. Понимаю, звучит глупо, но я просто ищу хоть какую-то зацепку, объясняющую, кому понадобилось отравить двести пятьдесят человек.
- Что значит - связаны?
- Пусть это и покажется бредом, но, возможно, на обеде всех отравили для того, чтобы кто-то из гостей не мог прийти в субботу на скачки и, таким образом, не погиб при взрыве бомбы.
- Почему вы называете это бредом? - удивилась она. - По мне, вполне логичное объяснение.
- В этом случае, вопреки общепринятой версии, бомба взорвала тех, кому и предназначалась. Это означает, что взорвать хотели не арабского принца, и все газеты ошибаются.
- Почему?
- Тот, кто решил отравить гостей на обеде накануне взрыва, наверняка знал, что арендаторы ложи, которую он хотел взорвать, сменились несколькими днями раньше. Опять же, я не думаю, что кто-то из обедавших на ипподроме в пятницу мог на следующий день оказаться в ложе принца. Газеты сообщили, что он и вся его свита прилетели только в субботу утром. Однако семь человек, которых ждали на ленч во взорванных ложах, не пришли, и я точно знаю, что трое остались дома исключительно по той причине, что отравились в пятницу вечером.
- Bay! - воскликнула Каролина. - И кому еще вы об этом рассказали?
- Никому. Я просто не знаю, кому рассказывать. И потом, я боюсь, что меня поднимут на смех.
- Но почему?
- Вы не читали газет? Всю неделю они пишут о связи взрыва с Ближним Востоком. И по телевизору твердят только о том, что бомба предназначалась принцу.
- Может, они располагают сведениями, которых нет у вас, - предположила Каролина. - Секретные службы, возможно, что-то знают.
- Возможно, - не стал спорить я. - Но, согласно "Санди таймс", ни одна экстремистская группа ответственности за взрыв на себя не взяла.
- А чего брать, если покушение провалилось?
- Не знаю, - ответил я.
Принесли главные блюда, и какое-то время мы говорили о более приземленном - наших семьях, школах, любимых фильмах и музыке. Даже не задавая прямого вопроса, я убедился, что в настоящий момент постоянного бойфренда у нее нет, не говоря уже о культуристе ростом в шесть футов и шесть дюймов, который мог бы съесть меня на завтрак. Судя по всему, она сталкивалась с той же проблемой, что и я: ежевечерняя игра на альте не способствовала романтическим увлечениям.
- Мне не хочется этого говорить, но большинство музыкантов оркестра редкостные зануды, совершенно не в моем вкусе.
- А какие мужчины вам по вкусу? - спросил я.
- Да, это хороший вопрос.
Ответа, однако, я от нее не дождался и опять сменил тему:
- Как ягненок?
- Восхитительный. Хотите попробовать?
В итоге я получил кусочек ягненка с ее вилки, а она - кусочек рыбы с моей. В процессе обмена я пристально смотрел на нее. Увидел ярко-синие глаза, высокие скулы, удлиненный тонкий нос над широким, чувственным ртом и волевым подбородком. Возможно, не классический идеал, но мне она казалась красавицей.
- Куда вы смотрите? У меня капелька соуса на подбородке? - Она вытерла подбородок салфеткой.
- Нет, - ответил я. - Просто хотел получше разглядеть человека, который подает на меня в суд, чтобы узнать его на процессе. - Я улыбнулся, она - нет.
- Да, теперь я понимаю, что погорячилась.
- Вы можете отказаться от иска, - предложил я.
- Мой агент настаивает. Не любит терять комиссионные.
- Он получает долю со всех ваших заработков?
- Абсолютно. Пятнадцать процентов всегда его.
- Это ж надо! Деньги ни за что.
- Нет-нет, он их отрабатывает, - вступилась за агента Каролина. - Он заключил для меня контракт с КФО, и на более выгодных условиях, чем удается другим агентам. Я также выступаю соло, когда не занята в оркестре, и вся подготовительная часть лежит на нем. Я только приезжаю и играю.
- То есть он старается, чтобы вы не простаивали.
- Безусловно. На этой неделе я свободна только потому, что должна была улететь в Нью-Йорк. Сказать по правде, это фантастические ощущения - проводить вечер дома, лежа на диване, перед телевизором.
- Сожалею, что сегодня лишил вас всего этого, пригласив в ресторан.
- Что вы такое говорите, я в восторге.
- Хорошо. Я тоже.
Какое-то время мы ели в удовлетворенном молчании. Я действительно наслаждался этим вечером. Красивая, умная, талантливая спутница, превосходный обед, приличное вино. Разве можно желать лучшего?
- И с кем ты намерен поделиться этой безумной версией? - спросила Каролина за кофе.
- Кого бы ты предложила?
- Разумеется, полицию, - ответила она. - Но сначала ты должен подготовить доказательства.
- В каком смысле?
- У тебя есть список гостей званого обеда?
- Да, но пользы от него немного, поскольку нет полного перечня фамилий. За несколькими столами сидели по десять человек, а назван только хозяин. Остальные числятся гостями такого-то. Я раздобыл и план павильона с расшифровкой, где кто сидел, но и там та же история. Так что у меня есть фамилии только примерно половины присутствовавших.
- А как насчет списка приглашенных на ленч?
- Его у меня пока нет. Думаю, полный список был только у одного человека - дамы из службы маркетинга компании-спонсора, но она погибла при взрыве. Выяснить, кто был на ленче, достаточно легко, потому что их фамилии или в списке погибших, или в списке раненых. Но меня больше интересуют те семеро, которые не пришли, хотя их там ждали.
- Но у кого-то должен быть список всех приглашенных, - упорствовала Каролина.
- Я пытался его добыть, но - увы. Большую часть понедельника потратил на это. Сюзанна Миллер, возглавляющая компанию, которая обслуживает зрителей ипподрома, сказала, что у нее в бумагах лишь гости "Делафилд индастрис", а Уильям Престон, управляющий ипподромом, не смог помочь даже этим. Нашел лишь фразу "спонсор и его гости".
- А как насчет компании-спонсора? С ними ты не связывался?
- Нет. Не думаю, что они знали, кто приглашен, помимо своих сотрудников, которые прилетели из Америки. Я уверен, что Мэри-Лy Фордэм, та самая женщина из маркетинга, которая погибла, добавила к списку американцев англичан после того, как покрутилась здесь и поняла, кто есть кто. Я помню, что до ленча она очень сердилась, потому что два тренера из города в последнюю минуту отказались прийти. И я, похоже, знаю, кто это.
- А их ты спросить не можешь?
- Вчера спросил одного из них. - Вчера я позвонил Джорджу Кейли. - Но он сказал, что это сложно - знать, кого пригласили на мероприятие, на котором ты сам не был.
- Наверное, это так, - кивнула Каролина. - А как насчет раненых сотрудников компании-спонсора? Кто-то из них может знать, кого приглашали.
- Я об этом тоже подумал. Согласно вчерашней местной газете, двое из них все еще в отделении интенсивной терапии, а остальных уже отправили в Америку.
Я попросил проходящего мимо официанта принести счет, и меня чуть передернуло, когда я увидел, в какую сумму обошелся обед. В "Торбе" на такую сумму до отвала наелась бы большая семья, а в недорогом баре напилась бы целая армия, но наслаждение, полученное от обеда с Каролиной, стоило любых денег.
Я предложил отвезти ее домой в Фулем, но она заявила, что прекрасно доберется сама, если я посажу ее в такси. И настояла на своем. С неохотой я остановил черное такси, и в салон она вошла одна.
- Я тебя еще увижу? - спросил я через открытую дверцу.
- Конечно. Мы увидимся в суде.
- Я не про это!
- А про что?
- Не знаю. Еще обед? День на скачках? - Мне-то больше всего хотелось пригласить ее в свою кровать.
- Что будешь делать через две недели в четверг? - спросила она.
- Ничего, - ответил я. Разве что готовить шестьдесят ленчей и сотню обедов в "Торбе".
- Я должна сыграть концерт для альта с оркестром в "Кадогэн-Холл". Приходи и послушай.
- С удовольствием. Потом пообедаем?
- Конечно. - Она улыбнулась мне во все тридцать два белоснежных зуба, дверца захлопнулась, и такси уехало. Я же остался на тротуаре, чувствуя себя покинутым и одиноким. Неужели я настолько отчаялся, спросил я себя, что готов наброситься на первую попавшуюся женщину? Каролина собиралась подать на меня в суд, потребовав выплаты десяти тысяч фунтов, и, наверное, мне следовало быть более осторожным, не рассказывать ей так много? Но между нами возникла определенная связь, я в этом не сомневался. Даже в пятницу вечером, по телефону, я почувствовал, что мы поладим, и был нрав. Никакого отчаяния нет, сказал я себе, я все сделал правильно. Но тогда почему у меня щемит сердце из-за того, что мы расстались?
Я остановил другое такси и с неохотой попросил водителя отвезти меня на вокзал Кингс-Кросс, а не на Тэмуорт-стрит в Фулеме.
* * *
Я вскочил в последний поезд на Кембридж за минуту до отхода. Сел и задумался о том, что обсуждал с Каролиной. Поезд тронулся, отправившись на северо-запад, чтобы через час десять доставить меня домой.
Почему-то, когда я облачал свои мысли в слова, они становились более убедительными. Однако я все еще чувствовал, что власти отметут мою версию, найдя ее слишком уж вычурной. Но, с другой стороны, не смотрелась она более вычурной, чем организация ближневосточной террористической группой взрыва бомбы на ипподроме Ньюмаркета с целью ликвидации арабского принца.
Полностью я, конечно, в это не верил, но, если мое предположение, что гостей на обеде отравили, чтобы кто-то не смог прийти на ленч, соответствовало действительности, тогда бомбой взорвали именно тех, кого и намечали. Но чем "Делафилд индастрис" не угодила кому-то, да еще до такой степени, что их десант в Англию решили взорвать в знаменательный для компании день? Кто хотел убить или покалечить Элизабет Дженнингс или Брайана и Джун Уолтерс и почему? А может, реальной целью были Ролф Шуман, Мэри-Лу Фордэм и остальные американцы?
Я знал, что "Делафилд индастрис" производит тракторы и комбайны, но чем еще они занимались? Я решил с утра поискать в Интернете информацию и о компании, и о Ролфе Шумане.
Привалившись к спинке, я переключился мыслями на более приятное, вроде концерта в "Кадогэн-Холл", назначенного на четверг, двумя неделями позже. По правде говоря, я не считал себя большим любителем классической музыки, но с огромным удовольствием выслушал бы всю программу, предвкушая последующий обед с Каролиной. От одной мысли об этом мои губы изогнулись в улыбке, хотя пятнадцать дней без Каролины казались мне очень уж долгим сроком. Я даже подумал, а не удастся ли мне выманить ее в Ньюмаркет раньше, скажем, завтра.
Поезд прибыл на станцию Кембридж в двадцать пять минут второго. Как и обычно в столь поздний час, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы не заснуть, иначе поезд увез бы меня в Кингс-Линн или куда-то еще.
Автомобиль я оставил на стоянке у станции, как делал всегда, уезжая в Лондон. В пять вечера мне с трудом удалось найти свободное место, но теперь мой старенький "Гольф" дожидался меня в дальнем конце стоянки в гордом одиночестве. За вечер я выпил лишь полбутылки вина, при этом съел плотный обед, завершив его чашкой кофе. Прошло чуть ли не три часа с того момента, как мы с Каролиной допили вино и расстались, вот я и полагал, что могу сесть за руль, не подвергая угрозе ни себя, ни окружающих.
Я несколько удивился, обнаружив, что автомобиль не заперт. Более того, водительскую дверцу даже не захлопнули. Я не помнил, чтобы оставил "Гольф", не заперев его, но, с другой стороны, такое в прошлом случалось. Да и дверной замок после стольких лет эксплуатации барахлил. И требовалось сильно хлопнуть дверцей, чтобы он закрылся. В мастерской мне не раз и не два предлагали поменять замок, но я всегда отказывайся, говоря, что новый замок будет стоить чуть меньше, чем дадут за весь автомобиль.
Я обошел "Гольф". Осмотрел колеса, убедился, что ни одно не спущено. Опустился на четвереньки и заглянул под днище. Ничего. Даже открыл капот и глянул на двигатель. Я, конечно, не знал, как выглядит бомба, и мои шансы что-то заметить не следовало оценивать высоко, но вроде бы никаких подозрительных предметов, подсоединенных к электрическим проводам автомобиля, я не увидел. Может, я становился параноиком? Причину, конечно же, следовало искать во всех этих версиях с отравлением и взрывом. Однако сердце в груди определенно билось сильнее, чем обычно, когда я повернул ключ зажигания.