Идя рядом со мной по мостику, Ханслет неожиданно спросил:
- А что вы думаете о Макдональде-младшем? Мне кажется…
- Что же вам кажется?
- Уж больно он был подавлен. Похоже, на его плечах лежит слишком тяжкий для его возраста груз.
- Может быть, он просто не любит, когда его вытаскивают из постели посреди ночи. А может, у него какие-нибудь сложности интимного свойства. И если это так, то должен вам признаться, что меня они совершенно не интересуют. Спокойной ночи.
Мне следовало обратить больше внимания на слова Ханслета. Ради него самого.
Вторник: от 10 ч. утра - до 10 ч. вечера
Я весьма нуждаюсь в покое и сне, как, впрочем, и все люди. Проспав часиков десять, даже, на крайний случай, восемь, я вошел бы в норму. Конечно, в таких обстоятельствах не следовало надеяться на возвращение оптимизма, но наверняка я был бы способен нормально двигаться, разумно мыслить, предвидеть результаты своих поступков и быть готовым их. совершать. Увы, мне не были даны эти десять часов. Я был разбужен ровно через три часа после того, как заснул. Возможно, разбужен не до конца, но надо было быть глухим как пень или находиться под воздействием наркотиков, чтобы спать при том шуме и грохоте, который раздавался едва ли в двадцати сантиметрах от моего уха.
- Эй, на "Файркрэсте"! Эй! - бил кто-то кулаком в борт. - Могу я подняться на палубу? Эй! Эй!
Я проклял этого пылкого идиота из глубины своего сна, спустил дрожащие ноги на пол и поднялся с койки, чуть не упав при этом. По моим ощущениям, у меня просто не было одной ноги. Шея болела чудовищно. Одного взгляда в зеркало хватило, чтобы убедиться, что мой внешний вид совершенно соответствует моему состоянию, - лицо неестественно бледное, изможденное и небритое, глаза красные, опухшие, с черными кругами под ними. Я быстро отвернулся от зеркала - терпеть не могу подобные зрелища.
Отворив дверь каюты Ханслета, я убедился, что тот спит, сладко похрапывая. Пришлось повторить операцию: халат китайского шелка, платочек на шее. Я тронул расческой волосы и наконец выбрался на палубу.
Было холодно, сыро и ветрено, мир вокруг меня был серым и паскудным. Почему мне не дают поспать? Дождь лил ручьями, и на палубе уже стала собираться вода. Ветер жалобно завывал на нижнем регистре в снастях и взбивал почти метровые волны. Странно, но опасность, которую они представляли для судов, не помешала яхте, которая подошла к нашему борту. Она была меньше "Файркрэста", но зато ее рулевая рубка была забита приборами, которых не постыдился бы и современный военный самолет. На корме была расположена открытая палуба такой величины, что на ней можно было разместить целую футбольную команду. На палубе стояли трое в черных штормовках и фуражках, какие носили когда-то французские матросы, - с черными ленточками, спадающими на спину. Двое из них держали крючья, которыми они зацепились за "Файркрэст", но добрых пол-дюжины резиновых баллонов оберегало безукоризненно чистый белый лак судна от соприкосновения с плебейской краской "Файркрэста". Не было необходимости читать название яхты ни на ее борту, ни на ленточках матросских шапочек, чтобы понять, что рядом с нами стоит моторка, которая обычно занимала большую часть кормовой палубы "Шангри-Ла".
Посреди палубы стоял крепкий мужик в белом мундире с золотыми пуговицами - типичный морской офицер. В руке он держал небольшой зонт, оберегая от дождя свой безукоризненный костюм.
- Ну наконец!
Никогда мне еще не приходилось слышать, чтобы кто-либо так великолепно говорил в нос.
- Вы не слишком спешили, а? Я уже промок до нитки. Понимаете, до нитки!
На белом, идеально отглаженном мундире действительно виднелось несколько капель дождя.
- Могу я подняться на борт?
Не ожидая моего ответа, он перепрыгнул на нашу палубу с ловкостью, какую трудно было ожидать от человека его возраста и веса, и направился впереди меня к каюте. Я последовал за ним и, когда мы оба оказались внутри, закрыл двери. Это был невысокий, коренастый, крепко сбитый человек лет пятидесяти с задубевшим от ветра лицом, квадратным подбородком и седеющими волосами. У него были густые брови, длинный нос и такие тонкие губы, что создавалось впечатление, что его рот закрыт на "молнию". Он окинул меня взглядом с головы до ног, и было похоже, что я произвел на него вполне благоприятное впечатление, хотя он никак этого не выказал.
- Очень сожалею, что заставил вас ждать, сэр. Но этой ночью я слишком мало спал. Посреди ночи явились таможенники, а потом я долго не мог заснуть.
Всегда следует говорить правду в тех случаях, когда есть вероятность, что она все равно выплывет на поверхность, как в этом случае. Только так можно заслужить репутацию совершенно правдивого человека.
- Таможенники!
Это звучало так, будто он собирался сказать "ерунда" или что-то в этом роде, но потом передумал и строго посмотрел на меня.
- Неслыханно! - сказал он. - Невозможные люди! В четыре утра? Вы не должны были пускать их на палубу, более того, вы должны были послать их ко всем чертям! И что они хотели?
У меня создавалось впечатление, что этот человек уже имел однажды дело с таможенниками.
- Искали какие-то химикалии, украденные с грузовика на шоссе неподалеку от Торбэя. Однако ошиблись адресом.
- Идиоты!
Он протянул мне руку, как бы давая понять, что тема таможни исчерпана.
- Скаурас! Сэр Энтони Скаурас.
- Петерсен, - ответил я, пожимая его руку.
Его пожатие заставило меня скривиться не столько из-за своей силы, сколько из-за того, что все пальцы грека были усеяны перстнями, которые впились в мою ладонь. Я бы не удивился, если бы он носил бриллианты на всех десяти пальцах, но оказалось, что на больших пальцах их нет.
- Сэр Энтони Скаурас, - повторил я. - Много о вас слышал.
- И наверняка ничего хорошего. Журналисты меня не любят, потому что знают, что я их терпеть не могу. Они утверждают, что я - богатейший кипрский судовладелец, заработавший свои миллионы. исключительно благодаря всякого рода махинациям. И это правда. Греческое правительство выставило меня из Афин. Тоже правда. Я натурализованный британский подданный, который за деньги купил себе титул. Абсолютно справедливо. Но с помощью чего я этого добился? С помощью благотворительной деятельности! В конце концов, все можно купить за деньги. Теперь я собираюсь приобрести себе титул барона, но подожду, пока упадут цены. Они неизбежно упадут. Я хотел бы воспользоваться вашим передатчиком, вижу, что он у вас есть.
- Что-что?
Внезапная смена темы застала меня врасплох. И трудно удивляться, если вспомнить, в каком я был состоянии.
- Ваш передатчик, мой дорогой! Вы что, не слушали последних известий? Пентагон отменил огромные военные заказы! Цены на сталь летят вниз! Я должен немедленно, вы слышите, немедленно, связаться с моим маклером в Нью-Йорке!
- О, сочувствую. Конечно, прошу вас. Но… у вас нет своего?
- Сломался, - его губы почти совсем исчезли, слившись в тоненькую полоску. - Это очень срочно, мистер Петерсен.
- Сделайте милость. Мой передатчик здесь. Вы сумеете им воспользоваться?
Он натянуто улыбнулся мне. Было похоже, что только так он и умеет улыбаться. Можно было вообразить, какой радиопередатчик был на "Шангри-Ла", так что мой вопрос звучал приблизительно так, как если бы я спросил пилота огромного реактивного самолета, может ли он сесть за штурвал "кукурузника".
- Надеюсь, что мне это удастся, мистер Петерсен…
- Позовите меня, когда кончите. Я буду в каюте рядом.
Я знал, что позовет он меня до окончания разговора, а вернее, до его начала. Но я никак не мог ему сообщить о поломке аппарата. Я было подумал сначала побриться, но решил этого не делать. Это продлится недолго. И действительно, долго не продлилось. Уже через пару минут в дверях появился Скаурас.
- Ваш аппарат сломан, мистер Петерсен.
- О! Эти старые передатчики… иногда с ними трудно справиться. Может, я…
- Если я говорю вам "сломан", это означает, что пользоваться им невозможно.
- Странно. Работал…
- Попробуйте сами.
Я попробовал. Я крутил все ручки, которые только мог. Без результата.
- Скорее всего, нарушен контакт и не поступает питание, - сказал я - наконец. - Разрешите, я проверю.
- Вы лучше снимите крышку.
Я изумленно посмотрел на него.
- Сэр Энтони, сдается, вы знаете больше, чем я.
- Сделайте это и увидите все собственными глазами.
Я снял верхнюю панель и увидел. После этого я разыграл великолепную комедию изумления и возмущения. Наконец я с достоинством произнес;
- Вы знали об этом. Откуда?
- Но это же ясно.
- Понимаю, - медленно произнес я, - ваш передатчик находится в таком же состоянии. Видимо, у вас, сэр, тоже были гости сегодня ночью.
- Да. И на "Орионе" тоже, - тубы моего собеседника исчезли совсем. - Это та большая голубая корзина, что стоит поближе к берегу. Больше ни у кого передатчиков тут нет. У них тоже разбит. Я как раз оттуда возвращаюсь.
- Разбит! У них тоже! Боже мой, кто же это делает? Это поступок маньяка!
- Вы думаете? О, нет. У меня есть свое мнение по этому поводу. Моя первая жена… - неожиданно он замолк, покачал головой и продолжил, цедя слова: - Сумасшедший действует иррационально, без цели, вслепую. В этом случае действия только на первый взгляд кажутся иррациональными, а на самом деле совершены методично, тщательно и явно преследуют какую-то цель. Тут не было никакой случайности. Террорист подготовился и прекрасно знал, что и зачем делает. Сначала я подумал, что меня хотят отрезать от суши. Но дело не в этом. Моя изоляция никому ничего не даст.
- Но вы, сэр, говорили о бирже в Нью-Йорке…
- Да самом деле это, приятель, ерунда. Конечно, никто не любит терять деньги…
"Конечно, - подумал я, - по крайней мере не больше, чем несколько миллионов фунтов за один раз".
- Нет, мистер Петерсен, не я тут цель. Во всем этом деле есть две личности, скажем, А и Б. А считает жизненно необходимым поддерживать с берегом постоянный контакт. Зато Б считает, что ему надо в этом помешать любой ценой. И применяет для этого все возможные способы. Удивительные вещи творятся в Торбэе. Мне кажется, здесь крупно играют. Можете мне верить, в этих делах у меня хороший нюх.
Его никак нельзя было назвать дураком. Но, правду говоря, дураки не становятся миллионерами.
- Вы сообщили в полицию?
- Как раз собираюсь это сделать. Но сначала мне надо позвонить, если, конечно, наш друг не разбил все автоматы в порту.
- Он сделал больше. Перерезал в проливе телефонный кабель, причем неизвестно, где именно.
Скаурас посмотрел на меня, направился к дверям, задержался и снова повернулся ко мне.
- Откуда вы знаете?
- Полиция сообщила. Двое сопровождали таможенников.
- Полиция? Чертовски странно! Что же нужно было здесь полиции? - он посмотрел мне прямо в глаза. - Разрешите ли вы мне, мистер Петерсен, задать вам чисто личный вопрос? Я не хочу быть бестактным, но что, собственно, вы здесь делаете? Прошу вас не обижаться на меня, это просто проблема отбора.
- На что же тут обижаться! Я и мой коллега - биологи. Этот катер - собственность Министерства сельского хозяйства и рыбоводства. У нас есть документы.
- Как я понимаю, морская биология. Представьте себе, это мой конек. Надо будет как-нибудь с вами об этом поговорить. Конечно, если у вас хватает терпения на любителей, - его тон свидетельствовал о том, что мысли его бродят совсем в другом месте. - А вы мне можете описать этого полицейского?
Я сделал это.
- Это действительно он, - подтвердил Скаурас. - Странно, очень странно. Я должен с ним об этом поговорить. Ох уж этот Арчи!
- Арчи?
- Сержант Макдональд. Я ведь провожу уже пятый сезон в Торбэе. Обожаю эти места. Французская Ривьера и Эгейское море - ерунда по сравнению с этим побережьем. Так что я знаю здесь многих чиновников. Он был один?
- Нет, с ним был полицейский помладше. Похоже, его сын. Такой мрачный молодой человек.
- Питер Макдональд. Вы бы поняли его мрачность, если бы знали, что несколько месяцев назад он потерял двух младших братьев, шестнадцатилетних двойняшек. Они учились в школе в Инвернесс и погибли в горах во время снежной бури. Можете вообразить их трагедию?
Отец старается держаться. Я хорошо знал этих ребят, очень были славные.
Я сделал соответствующее моменту замечание, но Скаурас меня уже не слышал.
- Бегу, мистер Петерсен. Отдам все это дело в руки Макдональда, хотя знаю, что бедняге многого не сделать. А потом мне предстоит короткий рейс.
Я глянул на темные тучи и неспокойное море.
- Нем погода хуже, тем для меня лучше. Обожаю спокойное море, как и все, но мне только что поставили на верфи в Клайде новые стабилизаторы, а я еще не имел возможности их испробовать. Мы прибыли сюда всего два дня назад. Так что сегодня самый удачный день для такого рода проверок. А вы как думаете? - улыбнулся он мне, протягивая руку. - Прошу извинить за беспокойство. Вы, наверное, решили, что я грубиян… Многие так считают. Вы не согласились бы вместе с коллегой нанести мне визит на "Шангри-Ла"? Выпьем по рюмочке. Ужинаем мы на судне довольно рано, так что жду часам к восьми. Я пришлю за вами моторку.
Чести быть приглашенными на обед мы не удостоились. А жаль, это внесло бы некоторое разнообразие в наше меню, которое Ханслет составлял исключительно из фасоли и бобов. Кроме того, такое приглашение возбудило бы зависть в наиболее известных людях страны. В Англии ни для кого не было секретом, что люди, принадлежащие к высшим слоям, включая аристократию по крови, считали приглашение на остров у албанских берегов, принадлежащий Скаурасу, наибольшим успехом года, а может, и жизни.
Судовладелец не ждал моего ответа. Скорее всего, он никогда не ждал ответов на свои приглашения, и был прав. Он давно знал, что человеческая натура такова, какова есть, и законы, которые ее формируют, не позволяют ему отказать.
- Видимо, вы пришли, чтобы сообщить мне, что ваш передатчик разбит, и вы желаете знать, что я - черт побери! - собираюсь предпринять в связи с этим, - устало сказал сержант Макдональд, увидев меня. - Так вот, мне все известно, мистер Петерсен. Сэр Энтони Скаурас все подробно мне рассказал полчаса назад. Был у меня недавно и мистер Кембелл, владелец "Ориона". Он мне тоже много чего наговорил по этому поводу.
- Я человек немногословный, если только полиция с таможней не вытаскивают меня посреди ночи из постели, - я надеялся, что моя улыбка откровенна и дружелюбна. - Как я понимаю, наши друзья таможенники уже уехали?
- Сразу после того, как высадили меня на сушу. Таможенная служба - это просто бич… Но если говорить обо всем этом деле с передатчиками, то, скажу честно, я просто не знаю, что и делать. Для чего, черт. побери, они это сделали? И кто, черт побери, мог нечто такое придумать?
- Именно об этом я и хотел вас спросить. Потому сюда и прибыл.
- Мистер Петерсен, - голос сержанта стал официальным, - я могу вернуться на "Файркрэст", могу достать блокнот, могу начать искать следы… Но я все равно не буду знать, в каком направлении вести поиск. Если бы я разбирался в дактилоскопии, анализах, микроскопах, может быть, мне и удалось бы что-нибудь отыскать. Но я всего-навсего сельский полицейский и не могу один выполнить работу целой специализированной бригады. Это работа скорее для криминальной службы. Я могу позвонить в Глазго, но сомневаюсь, что они захотят выслать детективов из-за нескольких разбитых ламп.
- У старины Скаураса длинные руки.
- Прошу прощения?
- У Скаураса большие связи. Если он желает, чтобы было проведено следствие, оно будет проведено. Имейте в виду, что при необходимости он умеет показать зубы и умеет ими пользоваться.
- О, прошу прощения! В Торбэе никогда не бросал якорь более милый и симпатичный человек, - этот честный сельский полицейский умел, когда надо, скрывать свои чувства, но в этот раз он был совершенно искренен. - Несомненно, у нас разные взгляды на некоторые вещи, и нет сомнений, что в делах он тверд, как скала. Возможно, в его личную жизнь действительно лучше не углубляться, как намекают газеты, но это все не мое дело. На острове Торбэй вы не найдете ни одного человека, который плохо бы к нему относился.
- Вы меня неправильно поняли, - мягко сказал я. - Я совершенно не знаю этого человека…
- Зато мы его знаем. Посмотрите сюда, - он показал в окно на большое строение в шведском стиле, расположенное за молом. - Эта новая мэрия - дар сэра Энтони. А вон те шесть небольших домиков, там на холме, предназначены для стариков. Это тоже подарок сэра Энтони. За все это он заплатил из собственного кармана. А кто возит молодежь развлекаться в Обэн? Сэр Энтони. На "Шангри-Ла". Кто заполняет кассы благотворительных фондов? Кто собирается соорудить тут верфь, чтобы у нашей молодежи была работа, поскольку прибрежный лов уменьшается все больше?
- Великолепно! - сказал я. - Старый добряк Скаурас, Если он усыновил Торбэй, тем лучше для вас. Я же пока был бы счастлив, если бы он купил мне всего одну вещь - новый передатчик.
- Мистер Петерсен, я буду очень внимательно наблюдать за всем, что происходит, но ничего больше обещать не могу. Если что-нибудь замечу, тут же сообщу вам.
Я поблагодарил его и ушел. Я не строил никаких иллюзий относительно своего визита к нему, но я должен был это сделать. Было бы весьма и весьма странно, если бы я не присоединил свой голос к хору жалобщиков. И" я был очень доволен, что сделал это.
В полдень я слышал Лондон очень скверно. И дело было даже не в том, что ночью слышимость вообще лучше, главное, что днем я не мог использовать свою телескопическую антенну. Голос дядюшки Артура звучал непривычно официально.
- Мы уже нашли наших друзей, Каролина, - сообщил он.
- Сколько? - осторожно спросил я, поскольку любовь шефа к шифрованию разговора частенько приводила к недоразумениям.
- Все двадцать пять, - ага, столько было в настоящей - команде "Нантсвилла". - Двое в тяжелом состоянии, но выкарабкаются.
Это объясняло следы крови в каютах капитана и механика.
- Где они были?
Он назвал координаты. Это было севернее Уэксфорда, неподалеку от Бристоля, откуда и вышел "Нантсвилл". Значит, их похитили, когда они находились в море всего несколько часов.
- История повторилась, - продолжал дядюшка Артур. - Два дня всех держали на заброшенной ферме - хорошее питание, теплые одеяла на ночь… На третий день их стражники исчезли.
- Но для того чтобы овладеть… - чуть не сказал. "Нашсвиллом", - судном, нашли новый способ.
- Это так, - подтвердил дядюшка. - Склоняю голову перед их фантазией. После эксперимента с нелегальными пассажирами, после истории с терпящим крушение рыболовным судном, после полицейского катера и острого аппендицита на палубе яхты я уже думал, что они начнут повторяться. Но они снова придумали нечто новенькое. Во-первых, впервые они напали ночью. Во-вторых, они приблизились к судну на спасательных плотах как потерпевшие кораблекрушение. Поверхность моря, покрытая маслом, и взывающий о спасении факел, видимый, на расстоянии не больше километра, - это наверняка убедительная картина. Остальное вы знаете?
- Да, Аннабелла.